Надя уже, наверное, в двадцатый раз за день рассказывала Александре о своей работе в Исполкоме, и каждый раз история обрастала новыми деталями, и уже было непонятно, какие из них были правдой, а какие выдумкой поврежденного болезнью мозга.
Маленькая должность, занимаемая Надеждой, в очередной версии трансформировалась в начальника отдела кадров, единственное публичное выступление, превратилось в членство в президиуме и в бесконечные доклады на публике. Надя вспоминала, как она постоянно притоптывала ногой во время выступления, а во рту всё пересыхало, и она периодически пыталась сглотнуть слюну, которой не было, и покусывала нижнюю губу.
В какой-то момент она резко замолкла, с удивлением посмотрела на дочь, как будто только что заметила её присутствие. Глубоко вздохнула, вскочила со стула и начала открывать дверцы шкафа и что-то в нём переставлять. Доставала из ящиков и клала на стол коробочки, баночки: пустые или заполненные какими-то мелкими предметами давно ненужными и утратившими своё функциональное назначение.
– Мам, что ты ищешь? – не выдержала Александра.
– Ищу? Сама не знаю. Вот смотри, какая лопаточка для торта красивая. Может, себе возьмёшь?
– Спасибо. Мне не надо, – Саша хотела что-то добавить, но передумала. Посмотрела на часы. Поезд через два часа, ещё полчаса и можно ехать на вокзал.
Надя присела на стул, оглянулась, взяла со стола одну из коробочек и протянула её дочери:
– Ты не знаешь, что это? И почему она тут стоит? Это ты принесла?
– Нет. Знаешь, мне на поезд пора. Ты звони мне почаще. По каждой мелочи, хорошо? – Саша смотрела на потолок, надеясь, что это поможет ей не заплакать.
– Уже уходишь? Пора, так пора. Чего мне тебе звонить-то. Сама видишь, всё у меня хорошо. Справляюсь понемногу, только вот иногда голова такая дурная бывает, но я таблетки пью, скоро лучше будет. А ведь когда-то я, знаешь, какая умная была, в Исполкоме такую должность важную занимала, меня уважали все…
– Ты рассказывала. Я помню, – Саша вышла в прихожую, начала одеваться. Надюша засеменила за ней. Обнялись на прощание. Давно Саше не было так грустно, и, одновременно, так стыдно.
*****
Александра ехала в поезде и пыталась читать книгу, не получалось сосредоточиться: в мыслях она постоянно возвращалась к вчерашнему разговору с мамой. Они сидели на кухне, Саша вполуха слушала Надю и делала заметки в телефоне, обычные, бытовые: что купить, что сделать дома, подсчитывала, сколько денег осталось до зарплаты, и хватит ли на подарок дочери. И вдруг она поняла, что не знает, сколько будет восемью семь. Пустота. По телу побежали мурашки. Стало жутко страшно. Она попыталась сконцентрироваться, начала повторять таблицу умножения на восемь, но дойдя до семёрки, снова застопорилась.
– Чёрт, – произнесла она вслух, – я схожу с ума!
– Ты что-то сказала? – спросила Надя. – Я вот подумала, что никогда не любила путешествовать. Вот ты мне фотографии свои показывала, рассказывала, что ездила куда-то…забыла куда. Тебе не страшно?
– Пятьдесят шесть.
– Я вообще всегда всего боялась: выступать на людях, путешествовать, людей боялась, подвоха ждала, – продолжала Надя, почти не обращая внимания на дочь. – Ты тоже трусиха. На меня в этом всегда похожа была.
Саша вдруг осознала, что она, действительно, похожа на маму, несколько секунд она сидела в задумчивости, вспоминала свои последние поездки с мужем и думала о том, что всё это так нервно, хлопотно. Самолёты, отели, общение с чужими людьми. Если хорошенько подумать, то ничего в этом нет интересного. Выступать перед людьми ей тоже никогда не нравилось. И подвоха она всегда ждала. От друзей, от жизни.
Александра всего лишь на минуту потеряла бдительность, и Надя внутри неё начала прорастать. Маленькая сухенькая старушка увеличивалась с огромной скоростью, заполняя собой всю Сашу. В голове снова стали появляться детские мысли о том, что она некрасивая, неумная, серая мышка, что не стоит даже пытаться чего-то добиться, достичь, самоё лучшее – это сидеть тихо, быть незаметной. Старушка была довольна. Улыбалась почти совсем беззубым ртом, потирала руки и иногда ехидно похихикивала. Саша подумала, что её нужно убить. Убить Надю. Маму убить. Задушить, потом схватить за шкирку и вырвать с корнем. Испугавшись своих мыслей, Александра встала и медленно подошла к большому зеркалу в коридоре. В отражении она увидела грустную, некрасивую, стареющую женщину: нависшее веко, мешки под глазами, ярко выраженная носогубная складка, поплывший овал лица. «Какое убожество. Как всё это можно любить?», – подумала она.
Надя почти бесшумно приблизилась к дочери и встала позади неё. Теперь Саша видела в отражении двух старых, похожих женщин. Они обе плакали. Без слёз.
– Мам, я чего-то устала. Завтра поезд. Пойду спать. Ты тоже долго не сиди, – медленно проговорила Саша, смотря в зеркало.
Надя погрустнела:
– Уже уезжаешь? Мало побыла. Как обычно. Иди. А то, может, посидели бы ещё немного? – с надеждой спросила Надя.
Саша не ответила.
Уснуть не получалось. Такая тоска внутри. Правда, старушка постепенно стала уменьшаться и уже не улыбалась. Смотрела зло, настороженно. Видимо, обиделась.
Александра встала с кровати и пошла на кухню покурить, Надя сидела в полной темноте и смотрела в окно. Саша подошла и дотронулась до её плеча, стараясь не испугать:
– Мам, ты чего тут? Почему спать не идёшь?
– Не знаю. Надо, да? Ты у меня умная, ты всё знаешь, это хорошо. И волосы у тебя красивые, даже не верится. В детстве такие жиденькие были.
– Пойдём, я тебя в комнату отведу.
– Посижу ещё немного. Ты же курить пришла? Так кури. Я люблю, когда табаком пахнет.
Удивительно, какую власть имеют матери над своими детьми. Единственное, чего Саша по-настоящему всю жизнь боялась – это не угодить маме. И даже сейчас она тоже её боялась и очень ждала маминой похвалы, одобрения и любви.
Александра оторвалась от своих мыслей и увидела, что все пассажиры уже встали со своих мест, одеваются, достают с полок багаж: поезд прибыл на станцию.
На перроне Сашу ждал муж с большим букетом алых роз.
*****
Юля позвонила маме и сказала, что выходит замуж. Это было даже забавно, Александра вспомнила, как дочь её часто пугала переездом, беременностью и любовью на всю жизнь. Всё было не тем, чем казалось, и Саша уже давно привыкла выдерживать паузу и не переживать. Переезд отменялся, беременность была просто задержкой, а любовь не справлялась с первыми сложностями и рассыпалась на маленькие искорки влюбленности, которые, конечно, сопровождались слезами, иногда истериками, но, в принципе, были не опасны. Но замуж… Замуж Юля ещё никогда не собиралась.
– Мам, ты же рада? Он хороший. Тебе понравится, правда! – Юля спрашивала и не спрашивала, заполняя паузу, и при этом, надеясь, что мама её перебьёт.
– Замуж… Юль, это серьёзно.
– Ага.
И тут перед Сашей пронеслась большая часть её жизни. Кадры мелькали, постепенно перенося её в прошлое. Год за годом. Развод и жизнь, в которой она могла положиться только на себя. Юля идёт в первый класс. Холодно. Внутри холодно, недавно умер отец Саши. Ещё тяжело дышать. Вот дочь идёт в детский сад. Смешная. Два хвостика, беззубая улыбка. Юля впервые улыбается. Совсем кроха, ещё помещается поперёк кровати. Саша беременная защищает диплом. Ещё немного и вот она – последняя картинка:
– Мам, Влад сделал мне предложение. Он скоро приедет. Можно?
– Конечно. Наконец-то. Я уже не верила, что это когда-нибудь произойдёт. Пойду, скажу отцу.
Никаких поздравлений, вопросов, мама тогда даже не улыбнулась, не обняла Сашу. Ничего. Неужели, мы не умеем радоваться за дочерей, мы не верим в них? Что с нами не так? Мы переносим свой опыт на них и при этом мы хотим их защитить от ошибок. Мы честно желаем им лучшей жизни. Мы так долго старались. Не досыпали, уставали, жертвовали последним куском торта, держали за руку всю ночь, когда температура не хотела спадать и даже кому-то молились, не умело, но искренне. И теперь эта маленькая девочка собралась замуж за кого-то чужого человека. Они знакомы три месяца. Им чуть больше двадцати. Дети. Кому потом разгребать их грехи молодости? Кому потом их успокаивать, жалеть?
Александра поняла, что именно сейчас, в этот конкретный момент, ей необходимо Юлю отпустить, увидеть в ней женщину, а не ребёнка, посмотреть на неё другим взглядом, не материнским, и дистанцироваться от неё на расстояние вытянутой руки, чтобы только кончики пальцев касались. На всякий случай.
Юлю насторожило затянувшееся молчание, и она решила спросить маму о том, о чём Саша так и не решилась тогда, много лет назад, поинтересоваться у своей матери:
– Ты не рада за меня? Что-то не так?
Александра посмотрела на дочь и увидела влюбленную молодую женщину, красивую женщину, умную, которая делиться с ней своим счастьем, доверяет ей, любит её. Саша села на диван и жестом пригласила Юлю присесть рядом.
– Мам, что с тобой? Ты странная. Я замуж выхожу, хочешь ты того или нет! – Юля хотела уйти, но мама успела схватить её за руку и, сделав глубокий вдох, Саша сказала:
– Прости, это я от неожиданности. Реально замуж позвал? И как это было? Где? С ума сойти, я в шоке!
– Мам, он стеснялся, я тоже. Знаешь, я так счастлива! – Юля наконец то расслабилась и успокоилась.
– Люблю тебя. У вас обязательно всё будет хорошо. Может, суши закажем? Хотя, нет, пойдём в ресторан. Втроём. Звони своему жениху.
Возможно, что Саша была не совсем искренна в этот момент, но она сделала практически невозможное, она не пыталась контролировать, анализировать, она, как будто, стояла на перроне и прощалась со своим ребёнком, который уезжал куда-то очень далеко от неё. Так далеко, что придётся принять то, что она теперь часть жизни другого человека, и между дочерью и матерью появился мужчина, который забрал у Саши её девочку, но при этом подарил ей возможность близости с ней иного уровня, другой любви. Не необходимой, но честной, настоящей, цельной. Свободной любви.