Рыбалкой я увлекаюсь с детства. Последнее время рыбачил на водохранилище с большим зеркалом. Там обустроена современная турбаза. Отличные домики, одноместные и многоместные, так что можно поселиться одному и с семьей. Условия прекрасные. На базе лодки моторные, кухня. Пойманную рыбу кухонные работники могут и почистить, и приготовить, и закоптить, и пожарить, и уху сварить. Также можешь и сам, в домике все условия, электроплита, газовая плита, чайники, туалетная комната, горячая, холодная вода. В общем, прекрасно.
Прошло то время, когда ездили на рыбалку с палаткой. Попадешь в непогоду, в дождь, холодно, грязно, сыро. А здесь приехал с реки, рыбу отдал кухонному работнику, сам пошел в теплый уютный домик, принял душ, в общем, отлично.
Обычно я бронирую турбазу в январе месяцена день снятия нерестного запрета и на День рыбака. Снятие нерестного запрета может прийтись на любой день недели, а День рыбака – это четко второе воскресенье июля месяца. Тогда я планирую рыбалку на четыре дня: пятница, суббота, воскресенье, понедельник.
Готовлюсь заранее, почти всю неделю. Подтачиваю крючочки на блеснах, на воблерах. Проверяю мормышки, поводочки. Все приготовлено с запасом, так что в случае обрыва чего-то можно было бы заменить, не теряя времени.
В День рыбака проводятся соревнования. Я участвовал в них. Там самая престижная номинация – хищная рыба. И есть не менеепрестижная номинация по нехищной рыбе. А также номинации по отдельным видам рыб. Я участвовал в двух номинациях и ниже пятого места не опускался.
Обычно ловил нехищную рыбу. И вот однажды я рыбачил, и подцепилась крупная плотва. Я подводил ее к лодке, чтобы взять подсаком, поскольку лесочка тоненькая была. Вдруг откуда-то вылетела щука, мне показалось, целый крокодил, громаднейшая. Схватила эту плотву вместе с моей мормышкой, и я охнуть не успел, как у меня леска оборвалась, и щука ушла.
И я подумал, что если я поучаствую в номинации хищников и в перерывах между ловлей нехищной рыбы побросаю спиннинг, чтобы поймать вот такую щуку, поскольку я же прикармливаю, приваживаю, и собирается нехищная рыба, которая, естественно, служит приманкой для хищника.
И вот в очередной раз я приготовил все снасти, прикормки, приманки. У меня был спасательный жилет собственной конструкции. На нем много карманчиков специальных и под поводочки, и под крючочки, и под карабинчики, и под грузики, поплавочки, а также два водонепроницаемых кармана для телефона и документов.
В четверг все погрузил в машину вместе с непортящимися продуктами. В пятницу еду на машине на работу и по окончании работы, не теряя ни минуты времени, чтобы не попасть в пробки, выезжаю на базу под названием «Клевое место». Где-то в конце города заезжаю в магазин, пополняю запасы скоропортящимися продуктами и следую на место.
Меня встретил управляющий, показал место парковки, дал ключи от входной двери домика, сказав:
– Ключ от номера там в двери. Ваш сосед – Валентин Егорович, вы его знаете.
Да, я несколько раз попадал с Валентином Егоровичем в один домик. Он ходил только на хищников. У него снасти, конечно, очень хорошие, дорогие. Все новинки можно найти у него. У меня снасти поскромнее, и спиннинги, и воблеры. Он неоднократный чемпион соревнований по ловле.
Я поставил машину, взял корзину с продуктами и сумку с вещами рыбацкими и домашними, зашел в домик, сложил продукты, одни в холодильник, другие в шкафчик. Переоделся в рыбацкое. Взял только удочки, спиннинг не брал, взял прикормки, приманки, наживки, подсак и садок. Пошел на пирс.
Управляющий показал лодку, дал расписаться в журналах за лодку, мотор и за якобы проведенный инструктаж о правилах поведения на воде. Я отчалил от пирса, завел мотор и пошел по ориентирам на те два места, где буду ловить в день соревнования.
Выехал на первое место, не якорясь, разбросал прикормку и пошел на второе место. На втором месте заякорился, разбросал прикормку и приманку, взял удочку, вымерял глубину, наживил червяка и забросил. По существовавшим правилам, ловить разрешалось не хищников на две удочки по одному крючку с мормышкой или без мормышки, а также на одну удочку с двумя крючками, один из которых может быть с мормышкой, а другой – без. Это на выбор самого рыбака.
Хищников разрешалось ловить, естественно, на спиннинг. Блесна, воблер, никаких отдельных крючков. За соблюдением правил следят контролеры.
Я забросил, поплавок установился и сразу же пошел в сторону. Я подсек. Попался карась, которого кто называет гибридным, кто японским карасем, а кто – буффало. Грамм примерно шестьсот. Я его положил в садок. Поправил червя и только забросил, опять поклевка. Подсек. Оказался на крючке полосатик, или матросик, как называют окуня. Хотя я не любитель хищников отпускать, но почему-то на сей раз отпустил.
Я взял вторую удочку, вымерял глубину. Насадил опарыша. На него в основном берет плотва. Я знал, что Егорыч хищников наловит на уху, а мне, значит, надо наловить рыбу для жарки. Я решил, что надо поймать два-три карасика, таких же, как уже поймал, и еще ельца и сырть. А плотву отпускал.
Порыбачил какое-то время на этом месте, подбросил прикормки и поехал на первое место, где была ранее разбросана прикормка. Встал на ориентиры, заякорился, добавил приманки и стал рыбачить.
Почему-то на этот раз мне не попадались ни карп, ни сазан, я даже удивился. И лещи не попадались. Подлещики клевали, но я их отпускал.Думаю, надо бы леща поймать или сазана. Я нанизал на одну удочку много червей пучком, забросил, но, к моему сожалению, попадались сазанчики небольшие, грамм по четыреста, полкилограмма. Я сазанчиков меньше килограмма на рыбалке не беру. Мне почему-то жалко маленького сазана брать. А попадались только маленькие сейчас. И леща тоже ни одного крупного не попалось, одни подлещики меньше килограмма.
В результате у меня было три почти одинаковых карася, четыре сырти и четыре ельца. Это больше чем достаточно. Я решил всех оставить. Еще раз подбросил прикормки и пошел к пирсу.
К пирсу мы с Валентином Егорычем подъехали почти одновременно. Я спросил, что он поймал.
– Да вот три окуня, – он показал, такие красавцы, горбыли грамм по семьсот, – и судак килограмма на полтора, а также щука килограмма на два.
Я говорю:
– Не много ли нам? Вон и у меня сколько.
– Ничего. Будем здесь, считай что, три дня.
Подошел кухонный работник, отдали ему рыбу. Егорыч сказал, что с окуней чешую снимать не надо.
Управляющий посоветовал нам взять с собой снасти и особенно прикормки, приманки, поскольку, говорит, повадились звери по лодкам шнырять, ондатры, даже выдру он видел, а также лисы.
– Приходит ночью лиса, проверяет, не оставил ли кто ей чего в лодках. Так что лучше заберите прикормки, наживки.
Так мы и сделали. Отнесли в машину. Пришли в домик. Егорыч сразу поставил кастрюлю с водой и сказал, что он займется рыбой, а мне предоставил заняться овощами. Пошел в душ.
Я достал овощи, помыл в дуршлаге, расстелил полотенце, разложил овощи. Думаю, то ли делать салат, то ли просто порезать. Решил подождать Егорыча. В это время кухонный работник принес почищенную рыбу, выгрузил ее в раковину. Очень много рыбы получилось. Пока Егорыч в душе был, я стал рыбу промывать, исправлять огрехи за кухонным работником, кое-где оставившим чешую. Отдельно окуней положил, отдельно судака на противень и отдельно рыбу для жарки.
Подошел Егорыч:
– Во, уже рыба на месте.
Заглянул в кастрюлю, вода уже практически закипала.
Я сказал:
– Пост сдан.
Пошел в ванную. А Егорыч приступил к готовке ужина.
Когда я вышел из душа, то уха была почти готова. При мне он добавил в уху где-то две трети стакана огуречного рассола. Сырть была уже обжарена с такой красивой золотистой корочкой. На сковородке дожаривались караси. Я спросил:
– Делать салат или просто порезать?
– Только порежь овощи.
Я порезал овощи, и мы приступили к ужину. Ели молча. Егорыч достал из ухи два окуня и два куска судака. Налил в кружки бульона, и вот мы ели рыбу, запивали бульоном. Когда покушали, убрали посуду и разбрелись по своим комнатам. Утром решили так же выйти на реку.
Поднялись рано, попили кофе с бутербродами и отправились. В этот день мы решили рыбу не брать. У нас осталась приготовленная рыба в достаточном количестве на день. Я выехал опять на те же свои места, разбросал приманку, прикормку, что на одном, что на втором месте. Забросил удочку. Сразу же попалась крупная плотва. Я отпустил ее и решил, что не буду пугать, травмировать рыбу.
Поехал к камышам, разбросал под камыш немного приманки, взял удочку с тоненькой леской, с одним крючочком, нанизал всего одного опарыша. И когда уклейка собралась, я стал ловить ее и отпускать, наблюдая, как уклейка набрасывается на опарыша. Вода была чистая, все было хорошо видно. И тут неожиданно из кустов выскочила небольшая щучка, уклейки – в стороны, но через минуту они опять появились. Я поигрался и поехал к пирсу.
Управляющий сказал, что председатель общества охотников и рыболовов объявил, что сбор будет в час дня в столовой, а выезд на воду запрещается после обеда.
– Так что снасти из лодок заберите.
Мы отнесли снасти в машину, пошли в домик, а к часу явились в столовую, где председатель огласил условия соревнований. Хищники отдельно и не хищники. Все как обычно. Начало соревнований в пять часов по сигналу колокола, все выдвигаются на свое место и ловят до десяти часов. В десять часов раздается колокол, в это время все уже должны прекратить ловлю и направиться к пирсу. У пирса будут весы для взвешивания улова, все будет зафиксировано, и по результатам объявят победителей. Затем – награждение победителей дипломами и ценными подарками.
Главная номинация – самый большой хищник. Обычно самой большой бывает щука, а потом – судак, жерех и окунь. Соответственно, предусматривались еще три призовых места с награждением победителей дипломами и ценными подарками. Также будет награжден участник, наловивший больше всех хищников не по весу, а поштучно.
Что касается не хищников, то примерно то же самое: самый крупный не хищник и еще три призовых места по видам рыб: самый крупный лещ, или сазан, или карась. Кроме того – номинация по количеству, но тут не поштучно, а по весу. А еще будут награждены самый пожилой рыбак и самый молодой среди зарегистрированных.
Все участники соревнований должны зарегистрироваться и определиться с номинацией: хищник или не хищник. За регистрацию назначена небольшая плата. Можно одновременно записаться на номинации хищников и не хищников, что я и сделал.
Все разошлись. Дети игрались на площадках. Выезд на воду был запрещен.Мы прогулялись с Егорычем и пошли в свой домик. Разбрелись по комнатам на тихий час, после которого поужинали остатками вчерашней ухи и рыбы. На веранде попили чай и пошли спать, чтобы утром рано подняться.
Встали в четыре часа, выпили я кофе, Егорыч чай. Заправили по термосу чая с собой, захватили бутерброды. Народ уже собирался на пирсе у лодок. На лодках были номера, соответствующие номерам регистрации. Мы с Егорычем сели в свои лодки, уложили снасти и ждали сигнала к отплытию.
Ровно в пять часов раздался сигнал колокола, и все заспешили отчаливать. Егорыч не спешил, я тоже не спешил. Я подъехал к своему первому месту, разбросал прикормку и поехал на второе место. Там заякорился, бросил приманку, прикормку, настроил удочки, и началась рыбалка.
Сейчас я уже ничего не отпускал, все складывал в садок. Мне попадались и караси, и подлещики, и сырть, и даже ельцы, в основном – плотва. Я сначала ловил на две удочки, а потом на одну подвесил второй крючок, а другую смотал, сложил, соблюдая правила ловли. На одну удочку с двумя крючками у меня частенько по две рыбки ловились.
Вдруг в какой-то момент поплавок застыл и не двигался. Я предположил, что появился хищник. Взял спиннинг, забросил. Схватился небольшой окунь с полкилограмма, не больше. Он не представлял для меня никакой ценности, я его выпустил и продолжил ловить не хищников.
Через какое-то время решил переехать на другое место. Переехал, заякорился, подбросил еще приманки. И здесь та же самая картина. Тоже в какой-то момент прекратился клев, я опять взял спиннинг, забросил раз, второй. Когда на третий раз уже подводил почти к лодке, вдруг почувствовал удар, такой что от неожиданности чуть не выпустил из рук спиннинг.
Явно крупный хищник схватился. Началась с ним борьба. Я знал, что если сейчас его чуть подниму, он выскочит из воды и будет трясти мордой, чтобы отлетел воблер. Поэтому надо держать леску все время натянутой, что я и старался делать. Вдруг немножко леска ослабла, я понял, что он набирает скорость, я быстро намотал катушку, выбирая леску. Рыба выпрыгнула и стала трясти мордой, но не удалось ей высвободиться от воблера, поскольку я натянул леску, и не было шансов у нее отцепиться. Вот так у нас проходила борьба. Вскоре щука устала. Я взял подсак, и рыбина оказалась у меня в лодке. На вид, как я прикинул, не менее пяти килограмм. Я посадил щуку на кукан и опустил в воду.
Поскольку борьба с хищником распугала не хищную рыбу, я опять сменил место и продолжил ловить не хищников. В десять часов ударил колокол, ия двинулся к пирсу.
Когда подошла моя очередь, волонтеры стали взвешивать рыбу. Там стояла емкость с водой, в которую высыпалась из садка рыба, фиксировался вес, и рыба перегружалась в другую емкостью. Оттуда кухонные работники отбирали рыбу, нужную им для приготовления на праздничный стол. Потом не хищников выпускали по специальному трубопроводу в водоем вместе с водой, чтоб не травмировалась рыба.
Когда взвесили мойулов, оказалось, что щука весит 5 килограммов 575 граммов. Для хищников отдельный бокс стоял, наполненный водой. Перед соревнованиями председатель объявил о принятом правлением решении, что хищники не будут отпускаться обратно в водоем, потому что много хищников развелось. В результате уменьшилось количество карповых, а у стерляди почти никакого прироста нет.
Подъехал Егорыч, и каково было мое удивление: у него не было ни одной крупной рыбы. Было много хищников, не скажешь, что мелких, но и крупных не наблюдалось. Я спросил:
– Что, ни одной?
– Одна сошла.
Весь недовольный, но что ж, всякое бывает.
Председатель предупредил, что в час всем собраться опять в столовой. Будут объявлены результаты. Мы пришли с Егорычем вместе. Народ уже почти весь собрался. Председатель сообщил, что в этом году сменился лидер:
– У нас был неоднократный победитель, чемпион Валентин Егорович, а сегодня он даже не попал в призеры по основной номинации.
Я смотрю, Егорычу это было не очень приятно слышать. И оказалось, что я стал призером, причем самым почетным. Всего было поймано три крупные щуки, близкие по весу. 1-е место заняла моя – 5, 575. 2-е место – щука на 5 с половиной килограмм. И 3-е место – щука на 5 сто.
Я был награжден дипломом и спиннингом. К спиннингу прикладывалась катушка со шнуром и двумя запасными шпулями. Вот такой подарок за первое место.
А потом оказалось, что я занял первое место и по не хищникам: по весу у меня оказалось больше всех. Вот так нежданно-негаданно, до сего времени не входил в призеры, а тут сразу по двум номинациям взял главные призы.
Но Валентин Егорыч тоже взял один приз по количеству штучно пойманных хищников и получил в награду диплом, спиннинг с катушкой и набор воблеров, что он потом подарил самому молодому участнику соревнований.
А затем был праздничный обед. Кухонные работники турбазы и приглашенные повара отличились. Была уха на славу и разные виды жареных рыб, караси в сметане, пескари, зажаренные на палочках, сырть и много разных интересных блюд. Был и алкоголь, но мы с Егорычем алкоголь не употребляли.
Когда народ повеселел, было устроено что-то типа свободного микрофона, кто-то делился байками рыбацкими, кто-то читал свои стихи. Среди рыболовов-любителей были и профессиональные артисты. Они тоже выступали.
Вечером мы с Егорычем вернулись в свой номер. Он был грустный и предложил:
– Давай на веранде попьем чайку.
– Хорошо, – согласился я.
Поставил воду кипятиться, достал заварочный чайник. Егорыч поставил на стол чашки, блюдца, посмотрел, что у нас из выпечки, взял сушки, печенье. Я заварил чайник, вынес на веранду. Спросил:
– Егорыч, ты чего такой? Расстроился от неудачи, что ли?
– Да нет, просто, понимаешь, не понравилось мне, как председатель сказал, мог бы и промолчать, а то, мол, видите, сменился лидер, даже в призеры не попал по основным номинациям. Ничего вроде бы обидного нет, но как-то нехорошо, – помолчал, потом говорит: – Ты знаешь, у меня в жизни был такой случай:
Когда я учился в школе,со мной в одном классе был соседский мальчик Геннадий, мой ровесник, круглый отличник с первого класса, чистенький, ухоженный, хорошо постриженный, в форме всегда выглаженной, вычищенной. Никогда он не пропускал уроки, а я-то часто пропускал. Ну как можно сидеть за партой, когда идет плотва весной или осенью? Естественно, я убегал с уроков, два-три дня пропускал. Когда появлялся, естественно, получал двойки. Правда, потом, во второй и третьей четвертях, у меня были одни пятерки, но тем не менее, когда в первой четверти я из-за пропусков получал двойки, хотя к концу четверти мои знания были выше, чем у среднего ученика, но никакой учитель не осмелился бы поставить за четверть пятерку, если в дневнике две-три двойки стояло. Вызывали отца, отец не особо меня журил, поскольку он меня с детства приучил к рыбалке. Точно так же весной получалось: четвертая четверть у меня – с прогулами и двойками.
Но последний год в школе я уже не пропускал, и с 1-го сентября у меня были одни пятерки, и вообще мои знания были гораздо шире школьной программы. Однако в аттестат входили предметы, изучавшиеся ранее, и у меня по ним были тройки. Поэтому учителя и даже директор предлагали мне пересдать эти предметы, чтобы получить золотую медаль. Но я не стал этого делать, я был уверен, что моих знаний было достаточно, чтобы поступить в институт.
И вот мы поступили с Геннадием в один институт на один факультет по одной специальности: двигатели внутреннего сгорания. Все шло нормально. Я влюбился на первом курсе и даже еще абитуриентом. В нее невозможно было не влюбиться. Тогда еще песня была: «Целый курс с ума свела незабудка ясноглазая моя». Она и в самом деле была ясноглазая. Громадные голубые глаза. Чуть выше среднего роста. Правильные черты лица. Такое нежное личико. Копна пушистых волос. Фигурка идеальная, точеная. В общем, я влюбился. В школе я был прогульщиком, мог говорить одноклассницам комплименты и шутки отпускать, конечно, без обиды, а этой девочке язык не поворачивался что-то сказать. Смотрел на нее и любовался.
В абитуриентах я себя уверенно, свободно чувствовал, хотя я не круглый отличник, но был уверен, что поступлю, перед экзаменами не дрожал. Ребятам понравился, так что на первом комсомольском собрании меня избрали секретарем курса. Естественно, сразу же попал в комитет комсомола факультета.
И вот никак я не мог подойти к этой девочке. Вдруг вот, представляешь, на третьем курсе узнаю, что Генка женился на этой девочке, они сняли комнату, живут и у них скоро будет ребенок.
Я не мог понять, как он сумел завладеть вниманием такой красавицы. Я обзывал себя разными словами нехорошими. Я не мог себе простить, что за три года ни разу не поговорил с ней, как-то боялся, тушевался.
Не скажу, что я был стеснительным. На первом курса был такой случай. Меня избрали секретарем комсомола курса. Естественно, я автоматически входил и в комитет комсомола факультета. В сентябре надо было по плану провести комсомольское собрание курса, чтобы посмотреть, как подготовлены студенты к первому семестру. Некоторые студенты-производственники стали выступать, мол, преподаватель по физике совершенно непонятно читает лекции, ссылаясь на то, что вы, дескать, это уже знаете.
– А откуда нам знать то, о чем нам еще на лекциях не говорили.
В общем, они поставили вопрос о замене преподавателя, так как они не получают достаточных знаний, на которые рассчитывали, поступая в институт, а получают какие-то отрывочные сведения о чем-то со ссылками на какие-то непонятные источники, которых никто не знает.
Я, конечно, выступил против, сказал, что, во-первых, программа составляется не студентами и не студентам назначать преподавателя, на это есть научный совет и руководство института, поэтому как секретарь комсомола заявляю, что такого обращения в деканат от комсомольской организации не будет.
– А если кому-то не нравится, то вы можете сами в частном порядке обратиться в деканат и к руководству института. Я считаю, что лекции читаются вполне нормально, очень даже интересно, и все понятно. И так же практические проходят занятия.
Но меня не послушались. Была составлена петиция, то есть обращение к руководству института с ходатайством о замене лектора. Петиция была направлена декану и секретарю партбюро. Подписались 16 человек. Когда мне предложили подписать, я ответил, что такую бумагу не подпишу, имея противоположное мнение.
Я переписал фамилии этих 16-ти человек. Пошел в отдел кадров, попросил их личные дела. Как секретарю комсомола мне дали личные дела, я просмотрел их. Все подписанты были производственниками или отслужившими в армии. Я посмотрел, как они окончили школу. Из всех 16-ти только у троих были четверки по физике, у остальных тройки. Примерно такая же картина по математике. А вот по литературе у четверых были четверки, у остальных пятерки. А по иностранному языку у всех 16-ти были пятерки. Я посмотрел, как они сдали экзамены. А сдали они в основном на тройки математику и физику. Если по математике половина троек, половина четверок, то по физике из 16-ти человек только четверо получили четверки, а у 12-ти – тройки. И практически все эти 16 человек зачислены в институт с минимальным количеством баллов. Я посмотрел их оценки еще по другим предметам и пришел к выводу, что ребята перепутали институт.
Но бумага дошла до руководства. Собрался научный совет, куда я был приглашен как комсомольский секретарь курса. Члены совета сидели за столом. Председательствовал декан. Отдельно сидела Вера Андреевна, ставшая причиной этого совещания. Декан предоставил слово секретарю парткома. Он сказал:
– Поступило заявление от студентов. Это не школьники, это люди, которые отслужили армию или отработали на производстве не менее двух лет. Они требуют, чтобы им давали более полноценные знания, и просят заменить преподавателя по физике, поскольку он, по их мнению, читает непонятно лекции, отрывисто, ссылается на то, что студенты уже должны знать, тогда как им непонятно, откуда они могут это знать. Я беседовал практически со всеми из них. Хочу заметить, что среди подписавшихся два члена партии и три кандидата в члены партии, так что это вполне серьезные люди, и прошу отнестись к их обращению очень серьезно. Это первый случай в нашем институте, когда студенты требуют замены преподавателя. Да такие случаи вообще были только в дореволюционной России. В общем, нужно со всей строгостью разобраться в этом вопросе.
Я смотрел на Веру Андреевну, она вытирала платочком слезы и то краснела, то бледнела. Секретарь парткома закончил свое слово. Декан взглянул на Веру Андреевну и спросил всех, не хочет ли кто-то высказаться. Все промолчали. Я, как примерный ученик, поднял руку и спросил:
– Можно мне?
– Пожалуйста. Можно сидя.
Я предпочел говорить стоя и сказал:
– Я как слушатель этого курса и как секретарь комсомола курса придерживаюсь противоположного мнения о том, что написано в этом обращении. Считаю, что лекции проводятся на высоком уровне, преподаватель читает не только понятно и доходчиво, но еще и увлекательно, так что после лекции Веры Андреевны просто хочется идти в библиотеку и читать те первоисточники, на которые она ссылается, что я и делаю…
Тут меня перебил секретарь парткома:
– Вы давайте говорите по существу. У вас-то какие оценки?
– В аттестате у меня по физике и математике отлично. Вступительные экзамены сдал на отлично. Три контрольные работы по физике в этом семестре я защитил. Хочу продолжить. Я сделал анализ оценок тех, кто составил обращение. Из 16-ти человек у большинства тройки по математике и по физике. Зато по русскому языку у 12-ти человек пятерки, а у четырех – четверки. По иностранному языку все 16 человек имеют пятерки, некоторые по английскому, некоторые по немецкому. Все шестнадцать были зачислены в институт по минимальному проходному баллу. Эти товарищи студенты, очевидно, перепутали институт. Им лучше бы с такими оценками идти в гуманитарный, а не в технический вуз. Я считаю, что это люди, у которых нет фундамента из знаний школьной программы по физике, и поэтому им непонятно, о чем говорит вузовский преподаватель этого предмета. Чтобы понимать, этим товарищам надо заново пройти школьную программу, вместо того чтобы заниматься этой писаниной. Поэтому, я считаю, Вера Андреевна должна продолжить читать свои увлекательные лекции, после которых хочется идти в библиотеку расширять знания.
– А что это у вас за листок? – спросил декан.
– Здесь результаты анализа, сделанного мной.
– Дайте, пожалуйста, взглянуть.
Я передал. Декан стал вникать, взял ручку, делал какие-то пометки. Все внимательно следили. Декан обратился к Вере Андреевне:
– Вера Андреевна, вы можете быть свободны. Извините, что мы вас оторвали от дел.
– Я могу идти?
– Да-да, можете идти. У вас тут прекрасный адвокат.
Вера Андреевна вышла. Декан обратился к собравшимся:
– Из этого анализа следует, что в технический вуз пришли гуманитарии. Я считаю, что после этого собрания надо предложить приемной комиссии подумать над тем, как подчеркнуть приоритет точных предметов над гуманитарными. Я думаю, что зачисляться в институт должны абитуриенты, сдавшие вступительные экзамены по физике и математике с оценками не ниже четверки. А то, как видно из этого анализа, в технический вуз приходят люди с высокими оценками по иностранному языку, а не по физике и математике. Конечно, знание иностранного языка у нас приветствуется, а еще больше русского языка, но тем не менее, мы должны повысить знание нашими студентами основных предметов. Вношу предложение, чтобы приемная комиссия проработала вопрос об отборе абитуриентов с более высокими знаниями по физике и математике.
Этим совещание закончилось. Декан попросил меня оставить мою бумагу, против чего я, конечно, не возражал.
После совещания Вера Андреевна ждала меня у гардероба. Она стала благодарить меня, даже обняла меня:
– Спасибо, вы спасли меня! Я думала, я там умру. Я уже представила, что меня лишат звания, лишат диплома. Спасибо за все!
Я был студент-первокурсник, а передо мной стояла преподаватель, кандидат технических наук, доцент, но разница в возрасте у нас была не такая уж большая. Мне было девятнадцать, а ей, наверное, лет 25-26, не больше. Она перешла на ты:
– Ты куда сейчас?
– В общагу.
– Нам по пути. Пошли вместе.
По дороге она поинтересовалась, откуда я. А я спросил:
– Как вы так быстро защитились?
– Я закончила школу в шестнадцать лет с медалью, сразу поступила, закончила институт с красным дипломом, мне предложили в аспирантуру. До этого работала на кафедре. Очень удачно и быстро защитилась, и вот мне дали курс, который, как видно, неудачно я начала. Не знаю, какое завтра будет решение.
– Никакого решения не будет. Все останется, как есть.
– Да?
– Да.
– Пойдем ко мне, я тебя чаем угощу.
– А кофе будет?
– И кофе будет.
У нее была однокомнатная квартира, правда, служебная. Короче, я остался у нее.
Через неделю в пятницу после лекции она подошла ко мне:
– Приходи сегодня в семь часов ко мне. Адрес не забыл?
– Нет.
Я приходил к ней, когда она приглашала.
Однажды уже на втором курсе я пришел к ней в пятницу вечером, и мы провели с ней вместе и субботу, и воскресенье, никуда не выходя. В воскресенье вечером она сказала, что уезжает в Москву. Выходит замуж. Это была наша прощальная встреча. Мы больше не встречались. Случайно встретились еще раз через несколько лет на конференции. Такая была история.
А вот к той девочке, которая вышла за Геннадия, я не мог подойти и что-нибудь сказать. Если оказывался рядом с ней случайно, то молчал. Никуда не ходил, где мог встретить ее. Не знаю, почему я вел себя так. И в результате на ней женился Геннадий. Через какое-то время она пополнела. И еще через некоторое время девчонки в нашей группе собирали на подарок новорожденной дочери Геннадия.
Она не пошла в декрет. Курсовые за нее большей частью Геннадий выполнял, но диплом она защищала вместе с нами. Мы с Геннадием были краснодипломниками. При распределении мы были готовы поехать туда, где предоставят квартиры. Он попросил меня через комитет комсомола узнать, какие есть заявки на специалистов туда, где дают квартиры. Мне это тоже было интересно. Я узнал, что была одна заявка, где предоставлялись именно квартиры. По другим заявкам предоставлялась жилплощадь, как правило, комната в итээровском общежитии с постановкой в очередь на квартиру. И только в поселке Южном завод сельмаш предоставлял специалистам квартиры по нормам. Я спросил, что за нормы. Мне ответили, что обычно одиноким – однокомнатная квартира, а женатым – из расчета девять квадратных метров на человека, но не менее двухкомнатной квартиры.
И вот, отпраздновав защиту диплома, мы отправились с Геннадием в этот поселок Южный на поезде. Он оставил жену с ребенком у ее матери, сказал, что устроится и заберет семью к себе. На защиту я купил себе костюм и в этом костюме прибыл с Геннадием в поселок Южный. У него чемодан, у меня рюкзак. Решили оставить в камере хранения. У кладовщика спросили, как добраться до сельмаша. Он показал на остановку, где три автобуса идут до сельмаша.
Мы сели в первый автобус из трех, стоявших с открытыми дверями. В салоне было человек пять. Я спросил у водителя, когда тронемся. Он ответил, что как только электричка прибудет. Минут через семь подошла электричка, автобусы очень быстро заполнились, и мы без остановок поехали к заводу. Поездка заняла не более десяти минут. И мы с удивлением увидели новые многоэтажные корпуса сельмаша.
Народ двинулся на проходную. Там стрелка указывала путь к отделу кадров налево. Мы зашли в комнату, где стояли два стола, стулья и скамейки вдоль стены. Сидело два человека, но окошки были закрыты. На табличке было указано время работы: с 8.00 до 17.00, перерыв с 12.00 до 13.00. Ровно в восемь открылось одно окошко, эти два человека подошли, женщина приняла у них документы. Когда мы подали свои документы, она сказала:
– Извините, одну минутку.
Взяла документы и куда-то ушла. Через пару минут вернулась:
– Проходите к начальнику отдела кадров.
Мы прошли в приемную начальника. Секретарь взяла трубку:
– Иван Иванович, к вам пришли по направлению.
Послышался ответ:
– Впустите.
Мы вошли в кабинет. Нам навстречу поднялся и вышел из-за стола среднего роста мужчина с очень мощным и плотным торсом, как у штангиста. Он поздоровался с нами за руку, пригласил сесть за приставной столик. Мы оказались напротив окна, а он спиной к свету. Поинтересовался, какой институт мы закончили, посмотрел наши красные дипломы.
Геннадий первым начал разговор:
– Я согласился ехать сюда, потому что завод предоставляет жилплощадь в виде квартиры по нормам. Что это значит – по нормам?
– Наш завод еще строится, вводится в эксплуатацию. У нас еще не укомплектованы штаты ни на производстве, ни в конструкторско-технологических службах. Но ведем строительство жилья очень высокими темпами. Молодых специалистов сразу обеспечиваем нормальной жилплощадью. Одиноким предоставляем однокомнатную квартиру. А женатым – по нормам, существующим в Союзе, не менее девяти квадратных метров на человека, не менее двухкомнатной квартиры, а с детьми даем и трехкомнатную, и более. Так что насчет жилья не беспокойтесь, будете обеспечены. По вашей специальности заявка была подана от главного конструктора. Поэтому я сейчас отправлю вас к нему, а уже потом мы будем разговаривать с вами о бытовых условиях, если не возражаете.
Мы не возражали. Он на пульте у себя на столе нажал кнопку.
– Глеб Степанович, у меня два специалиста по вашей заявке.
– Да-да.
– Пришлите сопровождающего.
– Хорошо.
Минут через семь дверь открылась, вошел молодой человек примерно нашего возраста и отрапортовал:
– Иван Иванович, конвой прибыл сопроводить рабов в конструкторский отдел.
Иван Иванович улыбнулся:
– Вот два человека, отведи к Глебу Степановичу.
– Слушаюсь и повинуюсь. Прошу следовать за мной. Шаг вправо, шаг влево приравнивается к побегу из рабства конструкторских подразделений.
Мы пошли за ним и поинтересовались по пути:
– Ты сам-то кто?
– Я пару лет назад закончил институт. Сейчас в конструкторском отделе. Меня устраивает. Конечно, на производстве и рост быстрей, и в финансовом отношении получше, но с учетом командировочных и подработки у меня оклад получается больше, чем у главного конструктора. А вообще в конструкторском отделе оклад вначале 110 рублей. Через какое-то время сдаешь на 3-ю, 2-ю, 1-ю категорию и потихоньку движешься по ступенькам лестницы. В цехах гораздо быстрей. Вчера был мастером, а сегодня, глядишь, он уже начальник участка, а завтра замначальника цеха. Там быстрее карьерный рост. Но меня устраивает свое место. А вы сами смотрите. Имейте в виду преимущество конструкторского отдела – это командировки. Мы сейчас обрабатываем чертежи московского НИИ и ленинградского. Поэтому наши конструктора часто ездят в Москву и Ленинград. Командировочные – 2 рубля 60 копеек в день, плюс квартирные по квитанции. НИИ предоставляет общежитие. И если у вас оклад 120 рублей, прибавляйте командировочные 78 рублей и 20 рублей квартирные, и получится оклад главного конструктора. Но работа разная. Пока что нам приходится заниматься и снабженческими вопросами, и внешней кооперацией, поскольку завод только-только вступает в строй. Институтские конструктора закладывают материалы те, что необходимы, но наши снабженцы не могут их обеспечить, поскольку у нас хозяйство плановое, планировать, подавать заявки нужно, как минимум, за год. Часть вопросов со снабжением приходится решать нам в конструкторском отделе, согласовывать в других структурах. Работы хватает. Работа творческая, интересная. Поработаете, посмотрите. Это вот административно-инженерный корпус. На первом этаже располагается ИВЦ – инженерно-вычислительный центр с вычислительными машинами. Я разговаривал с коллегами в ИВЦ. Они говорят, что скоро ламповые ЭВМ уйдут в прошлое, будет миниатюрная техника. Вычислительная машина поместится в кармане. Но это в будущем. Сейчас они занимают целый этаж. На втором этаже – конференц-зал, столовая и помещения для творческой самодеятельности. Третий этаж – административный, там сидят директор и главный инженер со своими службами. На четвертом этаже располагаются технические службы. После ввода корпусов технологи будут заниматься в своих собственных отдельных корпусах, механики – в своем, металлурги – в своем, сварщики – в своем. А выше – конструкторский отдел.
Мы подошли к лифту. Один лифт вел к технологам, а другой – на административный этаж. Он проводил нас в кабинет главного конструктора, сообщил о нашем прибытии секретарше, она пригласила заходить.
– Глеб Степанович, – доложил сопровождающий, – рабы для отбытия конструкторской повинности доставлены.
– Свободен.
Нас встретил мужчина лет пятидесяти, высокий, стройный, спортивный, подтянутый. Поздоровался за руку. Предложил сесть за приставной столик. Мы подали ему наши дипломы.
– Хорошо, что у вас красные дипломы у обоих, – сказал он и стал расспрашивать нас о дипломных работах и курсовых. Затем стал рассказывать о перспективах на заводе: – У нас вы можете подняться от простого инженера до главного конструктора. Так что работайте, старайтесь. Работы много. Приходится сейчас выполнять и непрофильную работу, в том числе связанную с командировками. Пугать не буду. Скажу, что работа конструктора – творческая и интересная, хотя иногда связанная с не очень приятными командировками, испытаниями на полигонах. Сейчас формируем лабораторию, которая в дальнейшем будет заниматься как стендовыми испытаниями, так и полигонными. Конструктора будут получать в свое распоряжение результаты лабораторных испытаний и прочих. Сейчас не буду рассказывать все подробности, но скажу, что условия для работы создаются прекрасные, включая оборудование, помещения, освещение, отопление, культурные программы. Уже введен в строй спортивный комплекс, там же музыкальная школа и театральная студия. Вы не пожалеете, хотя приехали на периферию. Так что если вы согласны работать в конструкторском отделе, оформляйтесь, устраивайтесь с жильем сегодня и завтра, а послезавтра я вас жду, и тогда мы уже подробно поговорим о работе. Предложу то, что вам самим понравится. Я не буду против, если на каком-то этапе вам понравится работа в цехах или в службе директора. Так что до послезавтра!
Он попрощался за руку. Мы пошли в отдел кадров к Ивану Иванычу. Он, очевидно, был уже в курсе, что мы дали согласие. Он предложил нам заполнить необходимые бумаги для оформления. В это время зашел мужчина с папкой.
– Оформите их в отдел главного конструктора.
Мужчина предложил нам проследовать за ним. Мы прошли по коридору. Зашли в комнату, где стояли три стола, на столах стекло, под стеклом какие-то бумаги.
– Присаживайтесь.
Я сел за один стол, Генка за другой. Мужчина положил на моем столе папку, достал какие-то бланки, бумаги, подал мне и Генке.
– Это надо заполнить по образцам, что под стеклом.
Я взял бланк анкеты: фамилия, имя, отчество, дата рождения, национальность и прочее. Другой бланк – биография: тоже фамилия, имя, отчество, дата рождения, место рождения, ближайшие родственники: отец, мать, братья, сестры. В конце приписка: «Родственников за границей не имею, я и мои ближайшие родственники не судимы, под следствием не состоят». Подпись, дата.
Мы приступили к заполнению этих и других бумаг, необходимых, как нам было сказано, для оформления допуска к секретной документации.
Зашел человек с фотоаппаратом, сфотографировал нас, списал с наших паспортов данные и удалился.
Когда мы закончили, мужчина взял мои заполненные бумаги, сличил паспортные данные, задал несколько уточняющих вопросов. После меня занялся Генкой. Затем мы вернулись к Ивану Ивановичу. Он передал ему наши бумаги, предварительно их завизировав. Тот подписал и выдал нам пропуска уже с нашими фотографиями, с печатями, с какими-то знаками и красной полосой. Я спросил, что это означает.
– Полоса означает, что вы итээровские работники. Этот знак означает, что вам разрешается вход на территорию в любое время суток. А этот знак означает, у вас есть допуск во все цеха, кроме специальных, куда вы будете допущены после проверки ваших документов. Сейчас возьмите это, – он подал ордера на квартиры. – Придете в жилищный комплекс и предъявите ордера начальнику ЖКХ. Он вам предоставит квартиры, оборудованные всем необходимым, конечно, не по высшему классу, но по классу общежития. Там есть и кровати, и кухонная утварь, и все, что необходимо для жилья. А в кассе получите подъемные, предъявив пропуска.
Это нас обрадовало, потому что с деньгами у нас было не очень.
Иван Иванович поздравил нас с началом трудовой деятельности на заводе и дал нам два дня на обустройство.
– На работу вы выходите послезавтра, хотя трудовой стаж у вас на нашем заводе начинается с сегодняшнего числа.
Мы отправились первым делом в кассу и получили подъемные. Затем мы решили получить квартиры, а потом уже съездить за вещами и закупить продуктов. Пришли в жилищную контору, подали ордера начальнику, мужчине лет шестидесяти с орденскими планками на пиджаке. Он попросил предъявить пропуска и паспорта, сличил данные в ордерах сначала с пропусками, а потом с паспортами. Я понял, что здесь больше доверия к пропуску, чем к паспорту. Деньги выдали по пропуску и квартиру тоже.
Он нажал кнопку у себя на пульте. Вошла миловидная женщина. Он отдал ей наши паспорта со словами:
– Пропишите.
– У них тут стоит прописка, – сказала та.
– Она у них временная и скоро кончается.
Женщина ушла. Начальник объяснил:
– Квартиры в новом доме. Предоставляются с оборудованием, с кухонным инвентарем и спальными принадлежностями. Это переходит в вашу собственность. Когда будете покупать себе другую мебель, то не выбрасывайте эту на свалку, а сдайте завхозу в общежитие.
Вернулась женщина с паспортами, дала на подпись какие-то бумажки, мы расписались, после чего начальник ЖКХ повел нас в девятиэтажный дом, поднялись на третий этаж и зашли сначала в мою однокомнатную квартиру. В прихожей – зеркало, шкаф, подставка для обуви. В туалетной комнате – ванна, раковина, унитаз. На кухне – газовая плита, шкаф, чайник, сковородки, чашки, тарелки и прочее. В комнате – кровать с матрацем, подушки, одеяло, постельное белье, шкаф, стол, стул, настольная лампа.
– Вот список инвентаря. Чего не хватает, потом мне скажете. Прошу расписаться.
Я расписался. Он один экземпляр документа оставил мне, другой забрал с собой. Мы проследовали в Генкину трехкомнатную квартиру. Все три комнаты были обставлены и оборудованы. В детской комнате даже были детские игрушки и коврик. Генка расписался. Начальник ЖКХ пожал нам руки и попрощался:
– Счастливо вам прожить здесь долгие года!
Мы с Генкой обрадованно пожали друг другу руки и пошли за вещами. Генка предложил сначала зайти в гастроном. Мы зашли в гастроном и загрузились продуктами. Купили овощи, картошку, макароны, каждый себе, крупы, колбасу, сыр, хлеб, а Генка еще взял бутылку вина. Отнесли покупки домой. Потом привезли вещи. Генка сказал:
– Заходи ко мне, обмоем наше новоселье.
Я захватил кильку в томате и сосиски, пришел к нему. Он уже нарезал колбасу. Вместо вина я взял себе бутылку кваса. Алкоголь я не пил.
Когда мне исполнилось шестнадцать лет, я и еще двое одноклассников получили паспорта, а тогда паспорта давали в шестнадцать лет, и решили это дело отметить, тем более что у Витьки родители уехали в санаторий. Мы купили бутылку водки, две бутылки вина, три бутылки пива, закуски. Начали с водки по рюмке. Водка не очень понравилась. Запили рюмку водки двумя рюмками вина. Потом опять по рюмке водки, потом пиво. Первому плохо стало Петьке. Он убежал в туалетную комнату. Потом и Витьке стало плохо.
Я держался более-менее. Мы с Витькой жили в одном подъезде. Я спустился домой. Родители были дома. Отец, естественно, сразу заметил, что я пьян. Он пригласил меня в кабинет и стал задавать вопросы. Я отвечал, что, мол, мы теперь взрослые, самостоятельные, полноценные граждане Советского Союза, мы, как говорил Владимир Владимирович Маяковский, имеем в кармане серпастый-молоткастый советский паспорт. В общем, я нес какую-то чушь, дескать, мне теперь никто не указ, и я могу сам решать, что мне делать. Потом мне стало плохо, я побежал в туалет, а дальше началось что-то ужасное, меня мутило, выворачивало. Из туалета я пошел к себе в комнату, потом опять в туалет и обратно. Мама принесла мне в комнату тазик, чтоб я не бегал. Мне было ужасно плохо. Это продолжалось долго. Папа спрашивал:
– Ну, что, приятно? Вот хорошо запомни это.
Он говорил еще что-то издевательское, мол, надо помучить вот так свой организм, чтобы стать достойным гражданином.
– А чего ты лежишь? Ты встань, походи. Ты же теперь самостоятельный гражданин, можешь решать, что тебе делать. Что ты пил там? Водочку, вино, пиво? Теперь ты все можешь пить.
Он издевался надо мной, а мне было так плохо. Хорошо хоть, мама то молочка даст, то водички с лимоном. Мне казалось, вот-вот желудок у меня вывернется наружу. Голова раскалывалась. Это длилось почти всю ночь. Только к утру я заснул. А до этого – выпью стакан водички, а он у меня назад. Это был ужас какой-то.
На следующий день, естественно, ни в какую школу, никуда я не пошел. Я лежал, мне было плохо. Родители ушли на работу, а я не мог подняться. Вечером пришли. Отец зашел, спросил:
– Ну как, полноценный гражданин, полностью уже теперь все можешь?
Мне было стыдно, обидно и ужасно неприятно слышать от отца напоминания о моей гражданской полноценности.
Я еще и второй день не ходил в школу. На третий день, наконец, пришел в норму.
Отец пригласил меня в кабинет и включил магнитофон, где было записано, какую чушь я нес о гражданине. Оказывается, он тогда записывал мою болтовню и теперь сказал:
– Вот смотри, что с человеком делает алкоголь. Тело твое это сразу почувствовало и страдало два дня. А сейчас послушай, что стало с твоими мозгами от алкоголя.
Конечно, мне было ужасно стыдно и неприятно слушать это.
– Вот и делай выводы. Теперь ты, как сам говорил, самостоятельный, полноценный гражданин. Решай, кем быть тебе. Или в канаве валяться, или нормальным человеком быть. Ты убедился, что может с нормальным человеком сделать алкоголь.
После этого я сказал себе и исполняю: никакой алкоголь, ни водку, ни вино, ни пиво в рот не беру.
И вот сейчас Генка пил вино, а я квас. И закусывали килькой в томате, сосисками, колбасой, сыром. Потом поставил Генка чайник. Попили чайку. Решили завтра погулять по городку. Так началась наша жизнь в поселке Южном.
Еще через день мы вышли на работу. Главный конструктор вначале побеседовал с нами вместе, рассказывал о перспективах, подразделениях. Распределил нас по разным секторам.
Так началась моя трудовая деятельность на заводе тяжмаш. Мы с Геннадием были направлены в разные подразделения. Мой непосредственный начальник был еще молодой, но, чувствовалось, с опытом. Я, очевидно, ему надоел со своими вопросами, и как только в моем пропуске появились отметки о допуске к документам для служебного пользования, он меня отправил в командировку в Ленинград. Командировка не по особо творческой работе, которой меня загрузили. Это деталировка. Непосредственный руководитель, к которому я попал, отправил меня к гипу. Я ему сказал, что технический проект изделия, которое мы проектируем, уступает зарубежным по всем параметрам. Он мне просто ответил:
– ТЗ читал?
– Читал.
– Знаешь пословицу: кто музыку заказывает, тот и… Вот мы и выполняем просьбу заказчика.
Такой ответ меня не очень удовлетворил. Всем известна эта пословица.
На защите проекта я выступил. Гип меня дважды прерывал, но зам генерального директора по науке сделал замечание гипу, и я высказал до конца свои мысли, которые были у меня изложены на бумаге. Зам гендиректора попросил у меня мои бумаги, полистал, объявил перерыв, оставил меня и еще двух человек, еще раз прочитал мои записи и в результате вызвал меня на следующий день к себе и сказал:
– Ты зачислен в аспирантуру. Свой предмет я принял у тебя, а остальные предметы ты должен сдать в течение месяца.
Я ответил, что я не сотрудник института.
– А кто же ты?
– Я прикомандирован с тяжмаша.
– А, ну, это мы сейчас быстро решим.
Он позвонил по прямому телефону Глебу Степановичу и сказал:
– У тебя работает такой-то, ты ему сделай командировку на полгода. Я его забираю в аспирантуру.
Вот так я через два года стал кандидатом технических наук. Мне предложили работу в НИИ, ленинградскую прописку и комнату, как выразился зам гендиректора по хозчасти, в густо населенной ленинградской коммуналке, где было семь комнат. Две комнаты занимала семья с двумя детьми и собакой. Еще одну комнату занимала семья с одним ребенком. Еще в одной комнате жила старушка с кошкой, а еще в одной – алкоголик. Одна комната была отведена под общественные нужды. Ее называли умывалкой. Там были установлены несколько раковин и стиральные машины, от каждой комнаты своя. И была в коммуналке большая кухня с двумя газовыми плитами, с двумя раковинами и столиками на каждую комнату.
Седьмая пустовавшая комната предлагалась мне. Я после общежития жил в отдельной квартире и не представлял, как я буду жить в коммуналке. Поэтому я отказался и вернулся на завод, где мне была предложена почетная должность завлаба. Я включился в эту работу. Мне много помогли главный конструктор, главный технолог и, естественно, главный инженер. Все лаборатории подчинялись службе, которую мне пришлось возглавлять. Времени на личную жизнь у меня практически не было.
Когда был в командировке в Питере, по выходным я ходил по городу, по магазинам. Однажды шел по второму этажу Гостиного двора. Сплошная толпа. Дефицит. Вдруг народ заволновался, затолкался. Меня подхватило потоком, и я оказался в очереди в кассу. Я спросил:
– Что дают?
– Барби.
Я не знал, что такое Барби. Подошла кассирша. Из очереди начали кричать:
– Больше двух не выбивайте!
Я тоже выбил. Думаю: что ж это такое? Когда очередь перешла к прилавку, оказалось, это куклы. Дистрофического вида куклы. Раз я выбил чек, то взял этих кукол. И когда вернулся на тяжмаш в поселок Южный, они так у меня и лежали.
Генкина жена, когда приехала с дочерью, устроилась в отдел главного технолога, и у нее пошла карьера довольно быстро. Она доросла до ведущего технолога. А вот Генка застрял в должности инженер-конструктор 1-й категории. Я спросил его начальника:
– Почему не продвигаешь?
– А ему нельзя руководителем, у него не получается. Я ему каких хороших ребят давал, чтоб назначить его руководителем группы, так никто с ним не мог сработаться. Он очень хороший конструктор, замечательный инженер, но совершенно не может с людьми работать. С подчиненных требует, как с самого себя. Если те недопонимают или не могут выполнить порученное, он им грубит и хамит. Конечно, я ему доплачиваю, выбил персоналки, какие возможно, у главного конструктора, премиями не обхожу, но руководитель из него не получился.
А жена Людмила очень быстро стала ведущим технологом.
И вот однажды я был дома, раздался звонок, я открываю, стоит Людмила в домашнем халате и говорит, что у них льется из душа вода, вентель не работает, а Геннадий в командировке.
– Не сможешь ли ты помочь?
Это было летом, дочь их была у тещи. Я, как был в футболке, в спортивках, в тапках на босу ногу, пошел, взяв бокс с инструментами. Перекрыл воду. Раскрутил вентиль, оказалось, что там просто не было прокладки. У меня в боксе нашлась прокладка, я поставил ее. Открыл воду. Людмила говорит:
– Давай проверим.
И включила душ так, что облила и меня, и себя. И рассмеялась.
– Давай снимай футболку, я феном высушу.
Раньше я всегда стопорился в ее присутствии. Только когда приходилось общаться на работе, я стопора не чувствовал. Я застеснялся, а она стала помогать снимать футболку:
– Давай-давай, снимай.
Я поднял руки, стал снимать, а когда снял футболку, гляжу, она стоит передо мной во всей своей нагой красе, сбросив халат, под которым ничего не было. Я, конечно, обалдел и не мог ничего сказать. Она улыбается:
– Ты что, не видел женщин?
Обняла меня за шею, ее груди коснулись моей груди, у меня перехватило дыхание, обнял ее за талию, прижал к себе. Но тут у меня в голове сработало: она чужая жена, причем жена моего одноклассника и однокурсника, коллеги, соседа.
Когда мне было семнадцать лет, мой двоюродный брат уходил в армию, родители устроили проводы, мы с отцом поехали туда. За столом рядом со мной сидела молодая пара, он год назад пришел из армии, а она только закончила школу, и они поженились. Мне выпало место рядом с этой молодой женщиной. Муж ее был изрядно поддатый еще до застолья и спорил о чем-то с соседом, не обращая внимания на свою жену. Она стала прижиматься бедром к моему бедру. Я стал ухаживать, подкладывать ей. Она шепнула мне:
– Выйдем в коридор.
Я вышел в коридор, через какое-то время подошла она и сразу на мне повисла, стала целоваться. Я вдруг увидел, что вышел дядька. Я оторвал ее от себя, она убежала. Дядька меня спросил:
– Ты знаешь, что это замужняя девушка?
Я ответил:
– Знаю.
– А ты знаешь, что такое рога? Я хочу тебе дать совет: если не хочешь быть в жизни рогоносцем, не вешай рога другим. Ты что, не видишь, сколько здесь девушек незамужних? Зачем ты выбираешь замужнюю? Помни, что я тебе сказал: не хочешь быть рогоносцем – другим рога не вешай.
И вот сейчас у меня пронеслось в голове, что я могу сделать Генку рогоносцем. Я отстранил ее от себя. Она удивленно на меня смотрит:
– Я тебе не нравлюсь?
– Нет, ты мне очень нравишься, даже слова такого не подобрать, как нравишься, но ты чужая жена, а Генка – мой одноклассник, однокурсник, коллега, и я не хочу, чтобы он был рогоносцем. Извини.
Я взял свою мокрую футболку.
– Ты что, так уходишь?
– Да, ухожу, потому что ты чужая жена.
Я ушел к себе и встал под холодный душ.
На следующий день опять звонок, открываю, опять Людмила. Прекрасная прическа, платье вечернее и какой-то пакет в руках.
– Можно пройти? Надеюсь, кофе у тебя будет?
Я поставил чайник, поставил на стол все, что у меня было к чаю, выпечку, сладости, шоколад. Спросил, кофе заварить или растворимый.
– Устроит растворимый.
Она поставила на стол бутылку вина.
– Я знаю, что ты не пьешь, а я хочу выпить. Ты не откроешь вино?
Я открыл вино, поставил бокал, себе достал из холодильника воды. Она выпила. Вначале один маленький глоточек сделала, маленькими глоточками выпила половину бокала и сказала:
– Я пришла тебя поблагодарить за вчерашнее.
– Не стоит.
– Я видела, что ты догадался, что я прокладку убрала. Конечно, стыдно было бы ведущему технологу завода не отремонтировать вентиль. Я сама убрала прокладку. Я хотела тебя соблазнить. Но ты не поддался. Спасибо тебе. Спасибо.
Она сама налила себе еще бокал. Выпила кофе. Помолчали. Она встала.
– Как ты сказал? Не хочешь быть рогатым – не вешай рога другим.
Я тоже встал. Она подошла и, как вчера, обняла мою шею руками, поцеловала, сказала:
– Останемся друзьями. Не провожай.
Она ушла.
МНе знаю, сказала она тогда Генке или нет. Естественно, я ничего не сказал. Прошло какое-то время. Генка приглашает меня на день рождения дочери. Я вспомнил про этих дистрофических кукол. Купил бутылку коньяка, коробку конфет и цветы.
В субботу в четыре часа, как назначено, я позвонил в дверь. Мне открыл Генка. Все трое были в прихожей. Я вручил цветы Людмиле, Генке коньяк, а их дочери коробку конфет и эту дистрофическую куклу. Она бросила конфеты на пол, схватила эту куклу и весь вечер сидела с этой куклой.
В гости пришли со стороны Людмилы семья с девочкой и еще женщина, а также со стороны Генки семья с девочкой. Эти девочки ходили с именинницей в один садик и дружили. Но она не дала никому эту куклу подержать, так и сидела с ней.
Я потом частенько покупал подарки для дочери Генки, но никогда сам не вручал, передавал через Генку. А когда у меня начались поездки за границу по работе и с делегациями за оборудованием, я каждый раз что-нибудь привозил девочке. Иногда Генка просил что-нибудь из одежды и обуви. При встрече Людмила и дочь ее меня благодарили за подарки.
Так шла жизнь. И вдруг однажды я приезжаю из командировки и узнаю, что Людмила умерла. Я зашел к Генке. Он в трауре. И пьяный. Я спросил:
– Как это было?
– Просто не проснулась. Я думал, она спит, приготовил завтрак, позвал, не откликается, зашел в спальню, а ее уже нет. После вскрытия сказали, что тромб.
После этого Генка посвятил всю свою жизнь дочери. Девочка выросла. Естественно, она была очень красивая, как и мать. У нас при заводе был институт, она поступила в этот институт и на третьем курсе объявила отцу, что влюблена и выходит замуж. Он студент, из станицы, живет в общежитии. Сыграли свадьбу. Он стал жить у них.
Я заметил, что Генка переменился и, похоже, стал выпивать. Однажды вечером, где-то полдевятого, звонок, он заходит ко мне и говорит:
– Хотел еще выпить, дома ничего не оказалось. Надеюсь, у тебя что-то есть. Я знаю, что ты не пьешь, но алкоголь-то у тебя должен быть. Угостить-то можешь?
– Ну да, конечно, проходи. Выбирай в баре.
Я стал делать бутерброды, поставил чайник, кофе достал. Он перебирал бутылки, у меня их оказалось много. Мне дарили спиртное, хотя я не пью, дав обещание в шестнадцать лет не пить. Я держал обещание, хотя надо мной подшучивали еще сокурсники, мол, непьющий мужчина так же подозрителен, как пьющая женщина.
Генка взял коньяк. Я порезал лимон, поставил на стол закуску. Он налил стопку, выпил, налил вторую, отпил половину, другую вылил в кофе, взял ложечку, попробовал, долил в чашку коньяк прямо из бутылки, налил еще и в стопку. Эту стопку выпил за три раза. Я молчал, наблюдая, как он поглощает коньяк и кофе с коньяком. Я сделал себе кофе с молоком. Он тоже молчал и вдруг заговорил:
– Я давно хотел к тебе зайти сказать: ты настоящий друг. Мне Людмила рассказала, как она пыталась тебя соблазнить, а ты не поддался на ее уловки. Ты настоящий друг. Спасибо тебе. Я тебе не говорил, как мы поженились. Дело в том, что ты дурак. Самый настоящий. Пень ты дубовый.
Я, слыша такое, говорю:
– Ты не забывай, что ты в моем доме.
– А я не забываю. Я знаю, что ты самый настоящий пень. Ты почему от нее бегал? Она была в тебя влюблена. А ты, активный комсомольский вожак, не обращал на нее внимания. В нее все были влюблены, кроме тебя. Она была всегда самой красивой и недоступной. 23 года назад в этот день я зашел в библиотеку, она сидела в уголке и плакала. Я подошел к ней, спросил, что с ней. Она вначале сказала: ничего. Я говорю, если тебе плохо, давай я тебе помогу. Она ответила: ничем ты не можешь помочь. Библиотекарь сделал нам замечание, предложив выйти на улицу, если мы хотим поговорить, а библиотека предназначена не для свиданий. Мы вышли. Я опять спросил, что случилось. Она ответила, что не хочет идти в общежитие, не хочет видеть своих подруг из комнаты. Я предложил погулять и как-то неумышленно повел ее в сторону снимаемой мной квартиры.
Когда подошли, предложил зайти выпить чаю. Она спросила, а есть ли кофе. Я говорю, и кофе есть, и даже вино. Я снимал комнату у одной старушки в двухкомнатной квартире. Старушка там практически не жила, она проживала у дочери, так что я жил, считай, в отдельной квартире. Мы зашли, я поставил чайник, достал, что у меня было к чаю, и бутылку хорошего вина. Как сейчас помню – мускат. Открыл бутылку, она с удовольствием выпила бокал, при этом сказав, что она первый раз такое вино пьет. Выпила еще бокал, выпила кофе. Я не ограничивал. Она стала рассказывать и призналась, что она в тебя, оболтуса, влюблена. Она призналась и девчонкам в своей комнате, что она в тебя влюблена, а ты не обращаешь на нее никакого внимания, избегаешь ее, как прокаженную. В самом деле, я это тоже заметил, что в любой компании такой интересный, а там, где Людмила, молчишь и избегаешь ее. А вокруг нее не только однокурсники, но и старшекурсники крутились и даже преподаватели уделяли ей внимание.
А девчонки из ее комнаты завидовали ее красоте и стали ее травить. Вечером перед сном они ее расспрашивали, как будто она живет с тобой как женщина, и ты ее приглашаешь на съемную квартиру, и как она тебя ласкает, и как ты ее ласкаешь. Она стала меня расспрашивать, как ей снять квартиру, хотя, кроме стипендии, у нее никаких доходов нет, родители не могут ей помогать, она пытается где-то подработать, но в общежитии ей уже жить невозможно, с ума можно сойти. Я предложил ей: оставайся. Она согласилась. Я ей уступил кровать, а сам перебрался на диван. Она сходила в ванну, я дал ей полотенце. Она легла спать, я услышал ее ровное дыхание. Тоже стал засыпать.
Вдруг она стала меня звать, называя твоим именем. Я подошел, она обняла меня и стала говорить, называя твоим именем, что она тебя давно любит. В общем, я ею овладел. А когда утром проснулся, она смотрит на меня, спрашивает, как ты тут очутился. Я сказал, что она позвала меня и называла меня твоим именем. «И ты мной овладел?» – «Нет, ты мной овладела». Она влепила мне пощечину, убежала в ванну, оделась и ушла. Через три недели она подошла ко мне на лекции и сказала, что она беременна. Я предложил ей выйти замуж за меня. Вот так мы поженились.
Мужем и женой мы не были. Не были до того дня, как она попыталась тебя соблазнить. Когда я приехал из командировки, она рассказала мне, что разобрала вентиль, вытащила оттуда прокладку и решила тебя соблазнить, но ты не поддался на соблазн. Спасибо тебе. Она передала твои слова: если не хочешь быть рогатым, не вешай рога другим. Вот с этого дня мы стали мужем и женой, а до этого мы просто жили под одной крышей. Спасибо тебе. Ты настоящий друг. Я возьму эту бутылку с собой?
Я не знал, что ему ответить. Я спросил его, что с ним происходит. Он ответил:
– Ты не можешь себе представить, что у меня дома творится. Этот примак завладел целиком моей дочерью. Ты знаешь, после смерти Людмилы для меня дочь стала всем. А сейчас все портит этот примак. Когда он пришел в наш дом, дочь всю хозяйственную часть по дому взяла на себя, и завтраки готовит, в воскресные дни и обеды готовит, и ужины. Приглашает к столу: «Коленька, иди кушать». А меня спрашивает: «А ты, папа, будешь кушать?» Этот вопрос звучит в моих ушах не как приглашение к столу, а наоборот: а ты, мол, лучше не приходи, нам без тебя лучше. Меня такое приглашение бесит. Мне хочется в этот момент взять этого примака и мордой его об стол треснуть. Он отобрал у меня мою дочь и сидит и жрет мои продукты. Я ухожу раньше на работу, чтобы не попасть к ним на завтрак. Дочь спрашивает: «Папа, а ты будешь кушать?» А как же, ведь каждый живой человек кушает.
Вечером я стараюсь прийти позже, а если они еще не ужинали, то ухожу на прогулку. Я грублю этому примаку, сам не сознавая это со злости. На работе набрасываюсь на коллег по пустякам. Не знаю, я так с ума сойду. Я сейчас думаю уйти на съемную квартиру. Не могу я это слышать: «Пап, ты будешь?» А ведь я ей всю жизнь посвятил после смерти Людмилы. А теперь примак отобрал у меня все. Ну ладно, разболтался я тут, пьяные слезы лью, расквасился перед тобой. Спасибо тебе, ты настоящий друг. Я возьму эту бутылку с собой?
– Да бери.
Правда, там осталась треть бутылки.
Он ушел. Я задумался и решил поговорить с Надеждой, дочерью Генки. На следующий день я позвонил по телефону, зная, что Генка на работе. Она взяла трубку. Я попросил ее зайти ко мне вечером где-нибудь часиков в семь. Ровно в семь часов она позвонила, зашла. Я спросил:
– Надежда, что с отцом творится?
– Да я не знаю, все было хорошо, а вот как только Коля переехал к нам жить, отца как подменили. Он его по имени не называет. Только примак, примак. Обрывает его все время. Я уже думаю, не уйти ли нам на съемную квартиру. Не знаю, что с ним творится. Грубый стал. Никогда не садится с нами кушать. В воскресенье приготовим воскресный обед, а он нагрубит и уходит. Я не знаю, что происходит с ним.
– А как ты приглашаешь отца к обеду?
– Как обычно… – и тут она остановилась, открыла рот и смотрит на меня. – Я его спрашиваю: пап, ты будешь кушать?
– А как он тебя приглашал к столу, когда вы жили вдвоем?
– Он говорил: кушать подано. Не соизволите ли откушать? Не желаете ли отпробовать новое блюдо? Будьте любезны к столу, – она стала перечислять выражения, с какими отец ее приглашал кушать, и вдруг у нее из глаз закапали слезы. – Вы что, думаете его обижает та форма обращения?
– Не думаю, а знаю. Пап, ты будешь кушать? – он это рассматривает как: ты лучше не подходи к нашему столу.
– Вы думаете?
– Я в этом уверен.
– Спасибо.
На следующий день я уехал в командировку, вернулся через две недели. Ко мне зашел Генка. Выбритый, трезвый.
– Спасибо тебе. Я догадался, что это ты подсказал дочери. Понимаешь, вроде бы ничего не было обидного, а вот не мог я себя перебороть. Сейчас она приглашает к столу, как и я когда-то ее. Ты знаешь, у меня даже с примаком восстановились отношения нормальные. Он толковый парень. Так что все хорошо. Спасибо тебе. Спасибо, что ты помог мне опять быть вместе с моей дочерью и с ее семьей. Скоро будет внук.
Вот так вроде бы и не обидное слово превращается в очень даже обидное.