Конюшенный мальчик Московского зоопарка

Володя Романов
 
      Я вхожу в напоенное светом зоопарковское зеленое утро, насыщенное криками горлиц, сидящих в вольере над головами фазанов с павлинами. С зацветшего пруда несется утренняя прохлада и болотный запах. Кличут лебеди и покрякивая утки деловито снуют по зеркальной глади пруда. Болотные черепахи вытянув свои шеи провожают меня любопытными взглядами со своих уютных мокро-черных коряг, живописно окружавших воду. Это пожалуй самое лучшее время - нет еще посетителей толпящихся у огороженных заборчиками вольер и отпускающих громкие возгласы, и тогда в это время место сие напоминает дикий полный живости рай.

                Августовский вечер


Августовский вечер 1978 года медленно спускался на город, и солнце яркими красными бликами заиграло в окнах той самой высотки, что виднелась и до сих пор видна на самом лобном месте у метро Баррикадная, рядом с американским посольством и отчетливо видневшаяся с самого большого пруда московского зоопарка. Лебеди грациозно проплывающие по водной глади, создавали, как Ван Гог импасто белых и черных пятен на фоне яркой зелени пруда. Зоопарк среди жаркого заасфальтированного каменного города казался прохладным раем, напоенным тенью и светом с возгласами горлиц, павлинов и криками обезьян.  Москва, гремя колесами и беспрерывно дудя, в мареве от угарного газа проплывала в ежегодной суете- маете  на своих автомобилях.

Вход в Московский зоопарк был снабжен изображениями каких-то импрессионистских животных, которых можно было лицезреть с фронтальной стороны в виде лося и каких-то бешенных белок. Мы стояли с тыла главного входа и вели деловые переговоры об устройстве меня на работу. Громким голосом высокий здоровенный с военной выправкой старик, директор лошадиной части в зоопарке, звучным голосом внезапно перекрыл гул столичного монстра своим вопросом:

- "А ты не удерешь?" - пожевав губами он продолжил - "Вот возьмешь такого на работу, а он запьет, упустит лошадь и поминай как звали!!!"

Удивленный столь нелестным прогнозом моего будущего и испугавшись, что мне так и не добиться долгожданного места работы, я с жаром принимался уверять несговорчивого старика о своей добросовестности и лояльности.

- "Да, вы что! Некурящий ведь я, и не пью к тому же, а животных я очень люблю, буду за ними ухаживать, убирать, кормить!" - неожиданно для себя я заныл. "Дяденька! Только возьмите пожалуйста - не пожалеете! А пить я и в дальнейшем не буду, я вообще против пьянства!"

Но тогда старик выдвинул следующую мысль, которая, естественно, возникла из его первоначальных опасений:

- "А как ты тогда выдержишь работу на конюшне с кучерами и конюхами, они ведь и курят и пьют и матом ругаются, и вообще мужской коллектив, можно и по морде схлопотать? Нет, ты верно убежишь!" - и он опять уставлялся на меня своими слегка выпученными глазами сквозь поблескивающие стекла очков.

- "В конце концов, вы ничего не потеряете, если у меня не получится и я уйду?" - не выдержал я. Такая мысль явно не приходила ему в голову, он призадумался.

– "Ладно, черт с тобой! Иди оформляйся! Только предварительно сгоняй на конюшню - может все-таки передумаешь!" - ответил старик.

Попал как кур во щи

В постсосновское время, так мы между собой назвали время царствования прежнего директора зоопарка Игоря Петровича Сосновского, Московский зоопарк, после его отставки, представлял из себя сборище самых различных сетчатых вольеров. Красотой экспозиций в это время Московский зоопарк совсем не блистал. Тем не менее, в зоопарке была огромная коллекция как отечественных, так и экзотических животных, расположившихся и в виде ряда воробьиных птиц в форме полукруга и замысловатого пеликанника, состоящего из бетонных ручейков со струящейся водой из-под крана и, поэтому, переливающейся водой из одной вольеры в другую. В вольерах пеликанника бродили многочисленные пластинчатоклювые птицы и кулики-чибисы. Экспозиции дополнялись внушительным обезьянником, рядом с хищными зверями и вольерами с копытными, фазанариями и попугайником. Количество видов животных было огромно. Уже тогда можно было заметить наметки будущей зоологической архитектурной мысли, проявлявшейся в очертаниях "Турьей горки", "Полярного мира" и "Мира хищных зверей", отгороженных от посетителей рвом, зданиями аквариума и террариума. Однако вокруг столпов прообразов зоопарковской архитектуры все еще продолжали стоять обычные и столь привычные народу звериные вольеры.
       Я долго искал среди лабиринта вольер и всяческих каменных горок с яками и турами конюшню. Наконец, я обнаружил запрятавшееся в глубине новой территории зоопарка низенькое салатовое строеньице, окруженное железным заборчиком. За сварной решеткой не спеша передвигались низкорослые разноцветные лошадки, выпрашивающие у посетителей что-нибудь пожрать. Когда находился какой-либо добросердечный гражданин с куском хлеба, то к нему устремлялись с разных концов вольеры миниатюрные лошадки, отгонявшие друг друга от вожделенного куска отнюдь не миниатюрными зубами и копытами. Вход в конюшню окружал бетонный забор, расписанный под зелено- коричневатый цвет детского поноса. Пройдя сквозь него, я обнаружил конюшенного голенастого парня с большущей копной сена. Увидав меня, он с раздражением бросил сено и размахивая руками, двинулся ко мне заорав:

-Э! А ну! Выйди вон! Здесь нельзя находиться!! Здесь нельзя посторонним! Эй! Пошел нафик! Пошел отсюда!-

Собрав все остатки своей вежливости и учтивости, я ответил:

-Можно мне к Виталию Ивановичу по поводу работы?-


Злой Карлсон без пропеллера

    Сашка, как он представился после мне, эта информация явно понравилась, и он заорал, обращаясь в темную пустоту ворот, окаймлявших проход конюшни.

"Виталий Иванович! Новенький пришел!" - его крик не остался без ответа, и ответом оказался выплывший толстенький, низенький с розовой мордашкой человечек.

"Сшнаю сшнаю ебя фас фась воплал?" - Сашка, уловив мой недоуменный взгляд, пояснил.

"Знакомься! Это твой начальник Виталий Иванович!" - увидев перед собой еще одного нежданного начальника, да говорящего так, что вообще ничего нельзя было понять, я констатировал факт, что пока сегодня мне начальников попадается значительно больше, нежели работников. Сашка, видимо, взяв на себя роль переводчика, стал пересказывать невнятное бормотание толстенького красненького человечка, на вид напоминавшего злого Карлсона без пропеллера. Очевидно, он потерял его и, с тех пор, обозлился - подумал внезапно я.

"Он тебя спрашивает, тебя Вася Вася послал?" - соединив образ мощного старика с именованием Вася Вася, я энергично закивал головой.

"Значит так, у нас в денниках находятся пони, за которыми надо следить. В отсутствие конюха - убирать навоз, покормить," - переводил Клюквин, в то время пока мы шли по длинному коридору между денниками, с трудом выдирая ноги из многочисленных навозных куч, попадавшихся то тут, то там. Виталий продолжал бормотать, а Сашка окончательно вошел в роль переводчика с "тарабарского" языка.

"Надо будет утром почистить лошадок, затем надеть ихнюю сбрую, запрячь в тележку, а затем к 10 утра быть на кругу, на старой территории." - Саша все время шел рядом, всячески корча рожи и подмигивая мне, когда оказывался за спиной Виталия. Он то надувал щеки с таким усердием, что чуть не лопался, то переваливался рядом по утиному, ставя ноги и становясь удивительно похожим на своего иностранного собеседника. Несмотря на жаркий вечер, в конюшне было на удивление прохладно, и из денников по домашнему фыркали лошади, хрустя морковкой и свеклой.
               

                Ноты из копыт

18 сентября 1978 года я стал полноправным сотрудником московского зоопарка. Я написал заявление, и меня приняли! Я чувствовал, как будто попал неожиданно в лошадиный рай. На следующий же день я пришел на работу, которая заключалась в том, что я сидел на козлах и делал важный вид, щелкая вожжами и кричал: "Ннно! Пошел!!!"

Одет в первый день я был неважно и, несмотря на свой отчаянный вид, все же продрог и в конце основательно замерз! В оглоблях бегали основные работники - миниатюрные пони с умными глазами и носящие завораживающие имена: Буян, Марта, Магда, Байкал... Все лошадки упрямо бегали по кругу, катая многочисленных ребятишек.

Через несколько дней я познакомился с будущим орнитологическим светилом - орнитологом Владимиром Мастеровым, который, как и я, был вынужден начать свою трудовую деятельность с работы в качестве кучера круга катания. Впрочем, он был старше меня на 2 года и уже закончил школу.

Моя квартира поздней осенью оказалась пуста - мои родители разъехались. Мама уехала в командировку в Норвегию, ну а отец, как всегда, исследовал природную воду в Исландии при помощи своего любимого трития. Я остался один, впрочем нет, со своими животными дома и с лошадьми в зоопарке.

И вот так, каждый день, кроме понедельника, я стал вместе с кучерами на тачках с понями вылетать к 10 утра на старую территорию парка. Путь к ней пролегал через кривую улочку в городе, отдаленно напоминавшую мне мясоедовскую улочку из одесского фольклора.

Улочка плелась с черного входа новой территории московского зоопарка среди замысловатых домов, словно играющая в хитросплетенную дорожную игру с обгоняющими нас грузовиками. Жилые здания 60-го реализма задумчиво окружали наше ежедневное соревнование с автомобилями. Когда проходил дождь, то влага придавала особенную звучность цоканью подков по асфальтированной дороге от новой территории до старой территории зоопарка. Из асфальта копыта выбивали самые различные ноты. Сашка обычно бежал с красным флагом и отгоняя им, как мух, автомобили от наших детских экипажей.

Выезжали мы из конюшни в 9 часов 40 минут, а после четырнадцати часов мы уезжали обратно в конюшню. Все московские дети 70-х годов нас ждали с нетерпением! Еще бы - мы были одними из немногих развлечений на всем советском пространстве тех годов. Мы были хитом! Нас все знали! О нас снимали кино! Наши "герои" попадали в сериал "Человек и закон". Мы были самыми популярными кучерами Советского Союза! Каждый мечтал с нами познакомиться, чтобы потом покатать на лошадках своих детей. Первый за рулем управления нашей лошадиной колонны, на головной лошади, под грозной кличкой "Ку-ку" восседал сам Виталий Иванович, более похожий на перезрелый арбуз, нежели на лихого наездника.

   Несмотря на свой непрезентабельный вид, Бобков Виталий был бывшим первостатейным наездником с Московского ипподрома. Виталий важно раздувал толстые щеки и высоко держал вожжи, как на скачках наездники в своих качалках, чмокал и затем громко кричал неожиданно громким, лихим, визгливым голоском: "Феелл!!" И видимо этот возглас был настолько отработан, что всем был понятен, а особенно лошади. "Ку-ку" рвал после окрика тележку из-под ног. Мы же вереницей устремлялись за "Ку-ку", чмокая и размахивая вожжами и прутиками над спинами поняшек. Было непонятно, как такие маленькие и пузатенькие лошади ухитрялись тащить за собой довольно-таки солидные телеги и, заодно, здоровенных бугаев, восседавших на своих задницах на детских скамейках тележек. Иногда
  Виталий привставал на жирненьких маленьких ножках, захватывая в горсть левой пухленькой ручки вожжи, а свободный конец правой ручкой обрушивал на испуганную заупрямившуюся пони серию хлестких ударов. И мы с грохотом и гоготом вкатывались в ворота старой территории зоопарка, осаживаясь только на самом кругу огороженном низеньким зеленым металлическим заборчиком, по инерции несясь по кругу, постепенно сбавляя поступательный ход.

                Наука в людях

    Самым трудным в моей жизни в возрасте пятнадцати лет оказалась наука запрягания и распрягания лошадей как в повозки, так и для седлания. Этими манипуляциями мы занимались каждый день с 9 утра. Я все время путался в сторонах и положениях многочисленных дуг, хомутов, седелках, подпругах, чресседелниках и вожжах. Постоянно пытаясь соединить в все это невообразимой конструкции, вызывал справедливый гнев своего отнюдь совсем неадекватного начальника лошадиного цеха.

Учителем по лошадям Виталий оказался из рук вон плохой, он явно нервничал во время объяснений, краснел как помидор, а все потому, что я упорно отказывался понять хоть слово из его нечленораздельного словоизвержения. Даже мат из его уст был мною непонятен. Затем он просто срывался в лошадиный крик и тут его переставали понимать и остальные. Всем было ясно , что он весьма недоволен и очень сильно: "Покофшись деваду нашш шшесо уфф улев нашов. Пофял? Ять" - "Что понял?", интересуюсь я. Виталий же начинал раздуваться и принимал красно-вишневый вид, затем набирал воздух в грудь и более раздельно повторял: "Покормись деваду насш сшено увел нашов. Понял?Ять" - "Покормить леваду что ли?", спрашивал я в свою очередь. На это Виталий широко открывает рот и кричит: "Еб веся жшломьбувд ношов фофал!!!" По истечении такой обогащенной новыми словами речи Ку-ку –лошадь из понячьей элиты, в испуге берет с места карьер, Виталий скатывается под сиденья, и оттуда уже выглядывает только его задница, не больно впрочем отличающейся от его морды, разве что только одеждами. А вожжи начинают самостоятельно руководить ку-ку. Тот весело скакал по территории зоопарка, распугивая стайки ранних посетителей, прыскающих на изгороди загонов. А тележка с торчащей задницей Виталика с редкостной изворотливостью преследовала посетителей, пытаясь забраться за ними на деревья.

Оставаясь в конюшне вместо конюха, в мои функции входило кормление животных, уборка помещений и т.п. С большущим удовольствием чистя денники и разнося сено, я радовался тому, что не придется сегодня крутиться как заколдованный по одному и тому же кругу весь день вокруг статуи свободного леопарда.

Надо сказать, главное в чистке денников в присутствии лошади это не подходить к ним сзади. Некоторые экземпляры лошадиной породы буквально вколачивали вас в стенку денника, если вы чем-либо не понравились веселенькой коняшке и не успели вовремя слинять из ее каморки. Поэтому в приступе ее недовольства, вам надо было взлетать через стенку, оставляя за собой огромные копыта, предусмотрительно именно для вас одетые в железные подковы. При этом нападающая сторона издавала боевой клич и несколько раз ударяла задними ногами в место, где вы только-что были. Некоторые лошади любили укусить вас в задницу, когда вы погруженные в интеллектуальную работу по уборке поворачивались к ним вышеописанным предметом тела. Но в остальном это были прекрасные и очаровательные существа, которые работали с утра до вечера, тягающие пухлых наездников или перевозящие огромные телеги со съестными припасами по всему парку, выполняя поставленные задачи наравне с трактором.

                Ныряние со спины скакуна

Тридцатого декабря, во время сильных морозов, в конюшню начали завозить новых лошадей. Первой привезли лошадь, повыше, чем Ку-ку – Лидку. Лидок оказался своенравной, резвой и сильной лошадью по сравнению с Ку-ку. Наш Ку-ку был до этого для нас эталоном агрессивности и резвости. Однако Лидок недолго держал пальму первенства. За Лидком в короткие сроки появились и другие лошади с Московского ипподрома – "Гармоничная" и "Балка". Началась новая мания среди юных кучеров – учеба езды на верховых лошадях.

Мы упражнялись верхом по аллеям Московского зоопарка без всяких разрешений, пользуясь лошадьми исключительно без седла. Вася, однако, был решительным противником наших верховых упражнений, поэтому все проходило в режиме строжайшей тайны. К тому же нам не выделялось левад для упражнений верхом, и полей около городского зоопарка тоже не наблюдалось. Тем не менее, мы начинали ездить по некоторым безлюдным асфальтированным дорогам новой территории Московского зоопарка с Лидкой и Гармоничной.

Как и все, я все время падал с лошади, так как не мог удержаться на рыси. Ведь без седла нельзя облегчаться от колен – получишь травму позвоночника. А, наоборот, следует расслабляться и болтаться на спине лошади, как мешок с картофелем. При этом необходимо держать равновесие. Приятным исключением был галоп. На нем легко сидишь и ощущаешь себя качающимся на волнах в бурном море. Тем не менее, скорость передвижения и многочисленные препятствия не позволяли окончательно расслабиться. Можно было не рассчитав инерцию запросто нырнуть со спины несущегося скакуна. Лучшим вариантом было улететь в пролетающие вокруг кусты.

Я старался ездить верхом как можно больше, но на первом этапе часто сваливался с лошади и хотел бросить это занятие. Но чувство удовольствия от покачивания на лошади, сумасшедшей скорости и единения с мощным и сильным животным, а также приобретение его силы останавливали и заставляли меня снова и снова взбираться на гостеприимную спину скаковой лошади.



                Реинкарнация тигра

Во время моей более чем знаменательной работы на кругу катания я был удостоен чести познакомиться с тигром.  Тигр меня выделял из толпы посетителей и увидев дальше не отрывал пристального взгляда. Он буквально преображался! Он то мурлыкал , то  терся полосатой шерсткой о решетку. Звал меня.  Потом провожал мою уходящую спину тоскливым взглядом. 
По первой моей научной гипотезе -это необыкновенная любовь была  обусловлена гастрономическим вожделением конины.  Я пропах лошадиным запахом, который не отставал от меня ни на минуту. Еще бы! Мы переодевались в рабочую одежду  в каморке на конюшне, а в ней стоял стойкий запах лошадиного навоза. К тому же я иногда ездил под верхом , без седла в выходной одежде. Поэтому, когда я передвигался по вагону метро, то изумление некоторых окружающих пассажиров часто выливалось в соответствующих репликах. Например, мне говорил какой нибудь благообразный взрослый стоявший рядом со мной :
-Тебе на конюшню надо, а не в метро ездить!
 На что я обыкновенно отвечал   - А я там и работаю!
 Впрочем, я гордился своим положением - ведь я рабочий человек! Не какой -то там тунеядец- школьник!

  Для проверки теории о лошадином запахе я приволок к тигру работавшего со мной на конюшне  Володю Мастерова. Он, по моему предположению обладал такими же запаховыми особенностями, что и я. Тем более, что я заставил его прийти в рабочей одежде.  Поставив Володю прямо напротив вольеры с тигром стал наблюдать.  Но мой тигр так и не обратил на Мастерова никакого внимания! Я был его идеалом!  Я был его фетишем!

 В конце концов я пришел к мысли что тигр был реинкарнацией моего дедушки , только я долго никак не мог понять какого. Первый мой дед умер когда меня еще не было, а второй со мной возился все детство. Наверняка второй дед –  в конце концов пришел я к выводу, ведь первый то меня совсем не видел!

 Мастеров в своем всегдашнем амплуа предложил мне –
Вов! Ты залезь  через отбойник к сетке , и погладь его. Видишь, как он тебя любит!
  Я долго стоял и колебался. Теория реинкарнации  была единственным объяснением, но проверять ее правильность на своей шкуре  как то не хотелось.  Наконец-то мое благоразумие взяло у меня верх, в конце концов эту теорию можно проверить на своем друге- ведь не будет же мой реинкарнированный дедушка убивать друга своего внука?
-А ты покажи пример! Может потом и залезу!
- Но он же тебя любит, а не меня!!!- с этими словами Мастеров направился к выходу из зоопарка.


                Черная касса круга катания на пони

Огромная толпа по выходным дням бурлила около круга катания, выстраиваясь в большие очереди, сравнимые лишь с очередями за выброшенными дефицитными джинсами или импортными ботинками. Люди волновались и бдительно следили, как бы кто-нибудь не пролез без очереди. Но некоторые сообразительные папаши бросали своих чад через заборчик, которые бежали к нам с билетиками в руках и брали на абордаж тележки. Остальные же смирно ждали своей очереди, стоя чуть ли не по часу-два. Мы, выстраиваясь в ряд, неслись с детьми по заколдованному кругу, в центре которого стояла сначала статуя золотой рыбки, а потом на смену ей статуя леопарда перед прыжком. Во всех деталях я заучил все линии этих статуй. Думаю, что если понадобится восстановить их облик при безвозвратной утрате этих произведений искусства, то я смело смогу взять на себя эту обязанность.

Мы весело перебрасывались шуточками с коляски на коляску, запрягали и распрягали поней к концу рабочего дня. Пони же, к концу лошадиного рабочего дня, равного 4-м часам, уставали, покрывались потом и раздвигали бока в учащенном тяжелом дыхании.

Изредка нас посещали проживавшие неподалеку публичные личности - знаменитые столичные артисты Андрей Миронов и комик Геннадий Хазанов со своими малолетними отпрысками, и тогда очередь почтительно раздвигалась, пропуская детей знаменитостей вне очереди к коняшкам, и все присутствующие начинали лихорадочно совать артистам клочки бумаг, книжки различного содержания на предмет получения их автографов. Во время катания своих детей им дозволялось стоять в ожидании на рабочей зоне кучеров, а не в толпе за забором вместе с посетителями.

В конце рабочего дня закрывалась касса круга катания и кассирша Надежда, посчитав дивиденды, уходила, унося с собой в дамской сумочке всю выручку. Однако пони с кучерами продолжали катать детей. Мне было непонятно, откуда вдруг у пассажиров находились все новые и новые билеты. Однако природная наблюдательность сделала свое дело, и я заметил, как Виталик и наши старейшие кучера отходили в сторону и продавали повторно билеты, которые они не надрывали при получении их от прошлых посетителей. Хватало 15 минут, чтобы всем сделать себе вторую, а то и третью зарплату. Смекнув, я стал проделывать точно такую же штуку, справедливо рассудив, что если нашим кучерам и самому начальнику это позволено, то и мне, следовательно тем более. Прособирав таким же образом себе деньги на протяжении недели, я навлек на себя подозрение Сережки Пронина – шестнадцатилетнего парня, постоянно участвующего в пьяных дебошах и курящего как паровоз, и несмотря на юный возраст уже имеющего вид пропитого и бывалого. Пронин не замедлил поделиться своими наблюдениями по поводу меня с Виталием Ивановичем. Ну а тот, в свою очередь, появился  у моей тележки во время сбора наличных денег с посетителей и заявил: "Шы почему дрешь билеты?" Я не понял, Виталик, – ответил я, собираясь с мыслями. – "Ты берешь деньги?" – раздельно и медленно тщательно выговаривая слова сказал Виталик. – Ну да! Вы же тоже берете! У вас тут все берут, – ответил я. – "Шы должен отдавать деньги в общий пользование. Мы собираем на выпивку, на водку и пьем. Шы тоже должен быть", – побагровел Виталик. – Я непьющий, я вообще не пью, – заявил я. Действительно, в юном возрасте я был активным борцом против пьянства. – "Не еб**т! Раши шобираешь, знашит, должен пить", – побагровел Виталик. – Я не буду пить, а деньги буду продолжать собирать, – ответил я. – "Я тебе не дам!", – заорал Виталик. Я пожал плечами, но, действительно, Виталик встал около моего экипажа с поней, а всех посетителей отправлял на соседние пьющие экипажи. Однако через некоторое время он сдался, так как я стал отходить в сторону и продавать свои билеты на стороне. Ничего он не смог со мной сделать, и в итоге от меня отстали и вечно пьющие кучера, и сам Виталик.
   А мои финансовые дела резко пошли в гору – проработав около 3-х месяцев, благодаря второй внеплановой зарплате, я обзавелся всевозможной фотоаппаратурой и атрибутами в виде брезентовых палаток, болотных сапог, широких лыж для лесных походов по Шатурским болотам и речке "Цне". Купил новую фотоаппаратуру взамен старенького "Зоркого". Действительно, длиннофокусные отечественные объективы и навороченный фотоаппарат "Зенит" стоили не одну мою месячную зарплату. Виват кругу катания!
        Наши же по прибытии на конюшню ввергались в общий запой. Виталий, собрав деньги с кучеров, посылал гонца за пузырями водки, бомбами, бормотой, распиваемые затем в комнатах отдыха и прилегающих наружных пространствах, где стояли какие-либо внятные скамейки. В сбруйной можно было всегда обнаружить остатки загулов в виде пустых пузырей. Если бормоты не хватало, то тогда Виталик доставал заветную бутыль с зеленой жидкостью – денатуратом, и все жадно его выпивали. Во время ежедневного загула все мешалось в одну кучу: кучеров, конюхов, мастеров с прилегающего к нам хоздвора и их начальников. Гонцы, не прекращая бегали за бомбами, так метко называли они бутылки с дешевым портвейном, пока все не напивались в сисю. Некоторые падали там где их заставала роковая доза спиртного. Что, впрочем, было более редким событием, принимая во внимание редкостную спортивно алкогольную подготовку кучеров. А редкостная доходность круга катания не давала иссякнуть источнику алкогольной продукции.
      Напившись, Виталя все позабывал, садился на стул и, раскачиваясь, раздвигал и сдвигал свои жирные короткие колени, начинал вопить: "Клавочка! Вам водочки? А может помидорчиков? С слюной процеживались слова через губы, а запах бормоты отдавался изо рта, как легкий дух пьянства. И стучали кровью наши головы, и стены гудели, и все-все, что срыгивалось наружу, окрашивалось этим смешанным запахом алкоголя и лошадиного помета , который никогда не исчезал из наших одежд, даже во время следований нас на работу и с работы в Московском метрополитене.

- Клавочка, позвольте вас на разговорчик? - закричал Виталя.

А конюшня с фыркающими лошадьми покачивалась в такт его голосу, как волны на морском побережье. Конюшенные юнцы с воодушевлением смотрели на этот концерт своего начальника, чьи жирненкие глаза, прикрывались и жили своей внутренней жизнью. А стены денников гудели, что то звенело и побрякивало, и он не хотел покидать эту громкую и пьяную сказку, которая рождалась по мановению его песнопений в недрах конюшни Московского зоопарка.