По холодку по этому потопали ухоженным артековским асфальтом сквозь можжевельники да кипарисы пышные лагерные, а потом за забор вышли и иная уже картинка: и дорога, и деревья для простых смертных. Всё скромное, но куда даже более пронзительное: прелости эти особые да враз с прохладцей приморских обещаний.
Топаем какими-то уже лесными просторными тропами - ну, все понимают, что такое лес, его этими ароматами сражающий чувства.
Солнце всходящее там Медведь-гора загораживает - вот нам и нетрудно в благоуханной тени.
Хоть всё и в горку. А потому и порадовался бы ситуации и окружающему благоуханию, да глаза всё больше вниз - на камушки-веточки-травинки под ногами.
И всё же запахи эти лесные, но субтропические - как их описать? Эти самые крымские запахи-то - музыкой в душу.
Я до того бывал в Крыму раз (большой пеший турпоход от Симферополя до Алушты) и раз в Сочи - такое было моё детство. И именно запахи эти стали моим мощным персонажем, моими детскими симфониями. Я не осознавал, что развивал в детстве сам для себя особый мир эдаких формо-образов от запахов всяких, меня лишь собой чрезвычайно увлекающих. Я не осознавал, как мощно умел наслаждаться, любоваться самим по себе моментом бытия.
Об этом как-нибудь отдельно прописать.
Давно уж так не умею ибо. Потерял напрочь эту способность замирать и просто через себе перепускать все оттенки мироздания.
Час идём, второй. И вот как окутало меня состояниям, помню, этим - будто пропала вся жизнь предыдущая, иная. Где я и что я? - как блаженное опьянение охватило, но, может, и наоборот - будто сейчас только и очнулся от предыдущего дурмана. Это, мол, раньше всё было в жизни моей детской каким-то сном, а пробуждение наступило вот сейчас. И будто именно вот так - в этих лесах - и жил я какую-то свою прошлую настоящую жизнь - вольную и переполненную приключенчески-романтическими событиями, волнениями и ощущениями, а ограничения детства, сплошь скучно-утомительные, они как про плен длительный, из которого наконец-то вырвался. И теперь, мол, всегда так и будет - вот эти глубины пространств лесных, тайна вечная неопределённого будущего, но обязательно насыщенного сказками.
Ни куда мы идём, ни как долго будем в походе - ничего этого я не знал.
Я хаживал всякими нашими российскими лесами и полями, а тут было, конечно, и так же, но и иначе. И, главное, вот это вот предчувствие Чего-то - оно и тогда, в каждом моём прошлом выходе в природу появлялось смутным призраком, меня будоража, но никогда раньше не вырастало такой уверенностью, что, мол, на этот раз оно уже сбудется.
Итак, топаю себе среди прочих топающих нас в забытье этом пьянящем. Тяжесть рюкзака, да всё в гору - сознание занято навязчивыми думами о привале да о глотке воды. Зато подсознание вырывается на свободу.
Блаженное, однако, чувство, когда не ты решаешь, куда и сколько идти - иди себе, подчиняясь, шевели ногами да слушай собственные фантазии.
Однако, я и волновался. Что они нам, наши вожатые, эти психологи с хитрецой, нам уготовили? Какие-то горно-речные переправы, скальные вершины, дикие звери - испытания нашим страхам - с них станется, с вожатых! И мерещилось будущее вроде как из "Детей капитана Гранта" - фильм детства, минимальными средствами сумевший обрисовать мне мои же собственные чувственно-заветные горизонты.
А подъём в гору нешуточный уже начался. Уже на выдыхание. В прошлом моём детском тоже бывали всякие гористости и это умирание на подъёмах было мне родное-известное. Камни в травинках прямо у глаз. И пот с меня каплями оставляет на камнях свои тёмненькие пятна.
Привал, эх - вот где рай. И тема воды. Фляжки в брезенте. Развалился себе на травке, блаженствуешь.
Я один был во всех этих моих чувствах, но вот ведь и группа моя - прочие люди. Это сейчас я умею как-то себя отделять. Впрочем, вру. Я и сейчас парюсь, когда я в группе. Всё на мне висит эта психическая забота о моей к нми принадлежности. Обязанность какая-то дурацкая соответствовать и быть среди них кем-то эдаким. Вон они-то передо мной все какие-то цельные завидно. А я какой? Я весь рассыпанный какой-то, ничему понятному не соответствующий.
Стычка двух моих реальностей. Конфликт миров. Я принадлежу и тому, и этому.
Вот они, иные люди, одного со мной возраста, на год младше, на два младше ли. Про что они? То, про что я сам для себя, разумеется, никак не про то, про что они. Про что они, всё на виду - так мне кажется. Кажется, что у них всех что внутри, то и снаружи.
Вот Саша, он из Винницы, он хочет быть мачо и почти уже научился. Вот друг его, наверное, тоже Саша (что-то много там было Саш) - я сейчас не помню имён, не помню их городов. Они образовывали группки - пары, тройки, я чувствовал лишь одно: я куда младше их по их интересам, сплошь взрослым каким-то. Интонации их уже эдакие мужские, типа бывалые. Мои подлинные интересы напрочь мимо них. Да я и сам свои подлинности не жаловал.
Быть с людьми - я уже знал это - означало не быть с собой. А моё всё, которое собственно я, оно и было у меня у самого не в почёте. Я его прятал от людей, стыдился. Знаю, что не дай бог было, чтоб кто-то узнал, что во мне на самом деле.