Глава 14
В один из воскресных дней Лиза и Майрам хлопотали по дому, Сероп возился в конюшне. Поначалу Сероп не обращал внимания на шум за воротами поместья, но, когда шум стал усиливаться, подумал: «Опять агитаторы новой власти будоражат народ своими разъяснениями законов». Продолжил заниматься своим делом. Но шум не стихал, а наоборот усиливался и в конце концов раздался громкий стук в калитку. Сероп не ждал гостей, да и кому было приходить? Родственников не было.
- Кто там?
- Заходите, - вытирая руки, крикнул Сероп и направился к калитке.
- Хозяин, отворяй ворота, мы пришли посмотреть твою дочь, и если она нам приглянется, то возьмём твое слово, - говорила по-армянски красиво одетая женщина. Она излучала позитив, ее веселое настроение передавалось окружающим. Под звуки музыки во двор заходила вереница красиво одетых людей. Первыми переступали порог взрослые, скорее даже старые представительницы рода, за ними шли молодые женщины, которые на поднятых над головой руках, держали серебряные подносы со сладостями, выпечкой и красиво разложенными фруктами.
Сероп отлично знал традиции и понимал, зачем эти люди пожаловали. От неожиданности у него перехватило горло. Но на всякий случай спросил:
- Какую дочь? – грешным делом подумал, что пришли сватать Майрам.
- Лиза, твоя дочка?
- Ну да, - жестом приглашая гостей в дом, ответил Сероп.
За женщинами с подносами во двор дружной толпой ввалились родственники сапожника Антона. Сам виновник визита скромно шел последним в этой пестрой веренице.
Шум голосов привлек внимание Натальи, Лизы и Майрам, которые справлялись по дому и так же, как Сероп, не ждали гостей. Майрам выбежала во двор, Сероп стоял с растерянным видом, а женщины, балагуря, говорили о красавице дочке, о том, что пора ее отдавать замуж.
Армяне стараются при любых ситуациях, независимо от их места проживания соблюдать традиции предков. Нужно отметить, что они чрезмерно гостеприимные люди, любят собирать воедино близких и дальних родственников по любому удобному случаю: будь то сватовство, свадьба, крестины, дни рождения …. Наверное, им хочется хорошенько запомнить каждое событие жизни семьи, поэтому всегда находят повод собраться за одним столом. Кроме того, на таких застольях, у молодых людей была возможность выбрать себе невесту или жениха, в результате образовывались новые пары. А у остальных была возможность посплетничать, обсудить разные ситуации, посудачить, мужчины забавлялись игрой в нарды, пили вино и слушали болтовню своих жен.
Особое внимание придается выбору второй половины. И если парню понравилась девушка, он сообщает об этом родителям. Те, в свою очередь, узнают о девушке и ее семье совершенно все. Нужно отметить, что старожилы рода заботятся о чистоте крови, предпочитают создавать семьи внутри своей нации. После того, как молодой человек получил одобрение родителей, он может оказывать знаки внимания избраннице, присмотреться и влюбиться. Прежде чем породниться и позволить влюбленным стать мужем и женой, их семьи собираются несколько раз, сначала берут слово – это означает, что девушка перестает принимать ухаживания других молодых людей и дает согласие связать свою жизнь с этой семьей. Будущая невестка принимает каждого члена семьи жениха. С этого момента она будет их искренне любить и заботиться, почитать родителей, братьев и сестер вместе с их семьями, детьми. И в конце концов, жена должна быть хорошей мамой, женой, хозяйкой, а муж должен обеспечить семью крышей над головой и всем необходимым для жизни. Мало кто пренебрегал мнением старших рода и шел наперекор. Старались породниться с семьей, в которой было много долгожителей с хорошей наследственностью, одним словом, в таком вопросе не существовало мелочей.
Стороны молодых хотят ближе познакомиться и присмотреться к родным другой стороны. Так как с этого дня они автоматически становятся ближайшей родней и пока есть время понять: если есть пьяницы, хамы или люди, которые по моральным принципам не могут быть их семьей. Кроме того, большое внимание обращали на то, есть ли в семье больные, убогие и как ведут себя дети, как относятся к старшим, как ухожены и образованы. Старшие рода заботились о потомстве, которое пойдет от вновь созданной семьи, может, они и не знали о генетике и наследственности, но старожилы безошибочно выносили свой вердикт.
После того как Антон сказал своей матери, что ему приглянулась Лиза, на следующий же день родственники Антона знали о семье Лизы: и откуда она, и что с ними было в Карсе и как они живут, чем занимаются. Знали, что Лиза хорошая портниха, может чинить и шить одежду, соседки частенько забегали к ней с просьбой зашить, заштопать и даже сшить. Несомненно, родственники Антона знали, что Майрам турчанка, но поразмыслив, решили, что мама Лизы армянка, а Майрам всего лишь выбор Серопа. Поэтому, противиться не стали и дали добро.
И теперь во двор Серопа заходят совершенно незнакомые ему люди. От возглавляющих шествие самых взрослых женщин рода невозможно было утаить ничего. Они улавливали малейший беспорядок или небрежность, словно тестировали, какой Лиза будет хозяйкой. Поэтому в дом входить пока никто не торопился.
- Антон! Антон! Где ты? – громко звала женщина.
- Это мой племянник – Сардарьянц Антон! – указывая рукой на подходящего к Серопу мужчину, задорно говорила женщина.
- Мы живем на соседней улице, хотим засватать вашу дочку Лизу, - энергично продолжала она.
- Антон, - сказал спокойно мужчина, протягивая руку Серопу.
Сероп пожал руку. Он впервые находился в такой ситуации, не представлял, что ему нужно говорить и делать. Майрам стояла рядом с мужем, она поняла, что пришли смотреть Лизу.
- Проходите в дом, что стоять на пороге, - весело и дружелюбно сказала Майрам гостям. Сама пошла впереди всех, ей хотелось предупредить Лизу.
- Родственники Антона идут на смотрины, - шепнула Майрам Лизе.
Щеки Лизы предательски запылали, руки от волнения начали дрожать. Лиза не ожидала, что вот так без предупреждения придут знакомиться и брать слово. Да, они с Антоном симпатизировали друг другу, но толком даже и не разговаривали.
Бабушка Антона положила на стол хлеб. Музыканты перестали играть.
- Ну кто Лиза? – глядя на Майрам и Лизу спросила бабушка.
- А ну иди сюда, детка, нужно хлеб порезать, - обращаясь по-прежнему к ним двоим.
Лиза взяла нож и стала резать еще теплый хлеб. Хлеб не поддавался, но Лиза понимала, по тому, насколько красиво она порежет хлеб, Сардарьянцы будут судить, какая она хозяйка. Кусочки хлеба получились красивые, в меру тонкие. Бабушка взяла один кусок, внимательно посмотрела, потом взглянула на Лизу и откусила.
- Вкусный хлеб, вкусно нарезала, молодец, - бабушка жевала хлеб и пристально смотрела на Лизу. Для всех остальных это означало, что девушка бабушке понравилась и она благословляет внука.
Музыканты вновь начали играть веселую, энергичную мелодию. Молодые девушки подняли руки и как лебеди закружились в танце, дети присоединялись к танцующим. Гости стали брать хлеб и по примеру бабушки кушать, при этом смеясь, балагуря, рассказывая разные истории. Столовая наполнялась счастьем.
Мама Сардарьянц Антона достала кольцо из червонного золота с рубином, заключенным в золотые тиски переплетений орнамента. Будущая свекровь торжественно надела кольцо на палец Лизы, которое когда-то надела ей свекровь, бабушка Антона. Украшение обязательно должно было быть дорогой фамильной драгоценностью, которую передавали из поколения в поколение. Кольцо символизировало достаток, в котором после свадьбы будет жить Лиза. И когда кольцо было на пальце будущей невестки, это означало, что можно договариваться о сватовстве, за которым последует свадьба.
И когда согласие было получено с двух сторон, началось веселое застолье. Пока гости были заняты, Наталья спустилась в подвал, достала окорока, вино. Накрыли по тем временам богатый стол. Будущие родственники знакомились, пили вино, закусывали и договаривались о сватовстве. Антон был спокоен и доволен собой, что обряд проходит по старинке и его выбор одобрен старейшими рода.
Лиза смущалась, но сквозь смущение проступало счастье. У Серопа наворачивались слезы, он смотрел на свою взрослую красавицу дочь, понимая, что пришло время «вылететь ей из гнезда». В эту трогательную минуту думал: «Как жаль, что Аревик не видит этого торжества, хотя, может, она наблюдает с небес и радуется». От этих мыслей Серопу стало совсем грустно.
После того, как все обязательные ритуалы были проведены, Сероп проводил гостей и пошел в конюшню, ему хотелось побыть одному. Серопу в этот момент особенно не хватало родственников, старшего брата Асатура. Он сел на лавку, закрыл глаза и пытался вспомнить родные лица мамы, отца, братьев, но отчетливо смог представить лишь сына Левона. Опять в душе все перевернулось, навалилась прежняя тоска, и переложить ее было не на кого. В какой-то момент Сероп вспомнил Андрея, Тихона и Дуная. Сероп думал: «Ну хоть бы Дунай остался, может потрепав его за загривок, было бы не так тоскливо на душе. Знать бы, где Тихон, может еще вернется, а может и Андрюху не убили и придет, пусть даже и без ног, ну и что». И чем больше Сероп думал, тем сильнее ему становилось себя жаль: «Беды прям гоняются за мной, ну сколько можно? Карс, потом эта революция. Ну почему Асатур бросил меня? Теперь забота: Лизу замуж отдавать, где брать приданное. Ох не осилю я все эти хлопоты. Они вон какой толпой пришли, а моя Лиза как сирота».
Тем временем, после ухода гостей Лиза, Майрам и Наталья убирали, мыли посуду.
- Сестра, дай посмотреть кольцо, - попросила Майрам у Лизы.
Лиза протянула руку, на среднем пальце, которой красовался шикарный перстень с рубином в центре.
- Какое красивое, наверное, очень дорогое, смотри не потеряй, - говорила Майрам рассматривая драгоценность, словно была ювелиром.
- Накаркаешь еще, - ответила Лиза, вырывая руку.
- Да, немного большевато, но я же не буду его носить каждый день, только по праздникам, - продолжила Лиза, засматриваясь на кольцо.
Майрам искренне была рада за Лизу, она пританцовывая наводила порядок в столовой, и когда уровень радости зашкалил, Майрам подбежала к фортепьяно, села на стул, открыла крышку и как заправский пианист стала бить без разбора по клавишам. Наталья и Лиза хохотали, а Майрам под свою уникальную дребедень стала петь песню «Ов сирун, сирун…..». Лиза подхватила, а Наталья, не понимая слов песни, хлопала в ладоши и активно крутила головой.
- Майрам, где ты так хорошо научилась играть? – подмигивая Лизе спросила Наталья.
- Это я у учителя Рауля научилась, - озорно отвечала Майрам, стараясь и говорить, и петь одновременно.
В свою очередь, Лиза и Майрам, глядя на повариху, думали: «Она знает эту песню?!». Конечно же Майрам не умела играть, а Наталья понятия не имела, о чем песня. Но у них было такое хорошее настроение, что ни слова, ни мелодия не имели значения. В столовой воцарился дух радости предстоящего грандиозного события. Еще долго девочки и повариха не могли успокоиться. Обсуждали, во что были одеты родственники Антона и какие на них были украшения. Событие этого дня было «разобрано на молекулы». Глубоко за полночь, когда в столовой был наведен привычный порядок, девочки и кухарка разошлись по своим комнатам.
Лиза, в очередной раз вешая ведро на ручку двери, подумала: «Скоро весь этот ужас с приведениями закончится, Антон сможет защитить и от живых, и от мертвых». Лиза, готовясь ко сну, стягивала с головы косынку, разделась до нательной рубашки, поправила волосы и рукой провела по шраму на затылке, где волосы так и не выросли. Лиза научилась скрывать его под густой копной длинных волос, иногда надевала платок. Поэтому о шраме знали только Сероп, Майрам, Наталья и Проша. Но со временем о нем стали забывать и они. Шрама словно и не существовало, да и сама Лиза смирилась с ним. Иногда при расчесывании расческа цеплялась за рубец, доставая из памяти тот отрезок жизни, о котором хотелось забыть навсегда: «Пусть это время исчезнет» - думала Лиза. «Но тогда исчезнут из памяти: и мама, и бабушка, и Левон. Их нет, они погибли, остались там, в Карсе», - такие мысли разрывали душу на части. Лиза не сможет пойти на могилу убиенных, но стереть их из памяти никогда не захочет. Она будет их часто вспоминать и даже тогда, когда время сотрет лица родных, она будет тихо произносить их имена, чтобы не потерять без следа.
Лиза еще раз провела по шраму, растерянно села на кровать: «А что, если Антону не понравится этот шрам, да и как я ему о нем скажу после свадьбы, вдруг он увидит шрам и не захочет на мне жениться. О, Боже, что же делать, я уже взяла кольцо. Как мне сказать этим людям о своем недостатке». Лиза закрыла лицо руками и заплакала. Потом сняла с пальца кольцо, поднесла его к губам, ощутила прохладу камня и холод золота. «Завтра отнесу это кольцо обратно Антону, расскажу ему о своем недостатке, пусть лучше сейчас узнает, чем после свадьбы». Бесповоротно решила для себя Лиза. Дождавшись утра, Лиза помчалась к Антону в мастерскую.
В период Революции, сразу после того, как хозяин покинул Ставрополь, многочисленная семья Сардарьянц, не раздумывая, заняли купеческий дом. Сардарьянцы собрались в одном месте, причем в очень комфортном и богатом. Они, не стесняясь, спали на помещичьих кроватях, пользовались утварью и носили одежду, которую оставили хозяева. Сообща защищали свои семьи от набегов красноармейцев и криминальных элементов, а женщинам проще было вести хозяйство и присматривать за детьми.
Еще при помещике одну из комнат поместья переделали под мастерскую - там Антон с отцом чинили обувь. Когда отец понял, что Антон овладел специальностью в совершенстве, то позволил ему работать самостоятельно. Нужно отметить, что Антон был мастером от Бога, мог не только отремонтировать, но и сшить новую обувку, самостоятельно выделывал кожу и мастерил подошву. Творческая натура Антона находила выход в изготовлении любых изделий из кожи: будь то ремень, кошелек, сумка, чемодан или саквояж. При этом проявлял аккуратность и усердие. Работы его ценились и пользовались спросом, некоторые зажиточные люди делали индивидуальный заказы.
Лиза подошла к поместью Сардарьянцев, стесняясь войти.
- Лиза я вижу тебя, что ты там стоишь?
- Входи! – весело сказал Антон.
Лиза в нерешительности зашла в мастерскую. По ее виду Антон понял, что девушка расстроена и обеспокоена.
- Ты принесла обувь? – спросил Антон. Пристально посмотрел в глаза Лизы. В этот момент он увидел слезы и совсем распереживался.
- Лиза, прости, что я тебя не предупредил, но ты же знаешь наши традиции, - говорил Антон, разводя руками.
Антон взял руку Лизы и поднес к губам.
- Ну, чем ты так расстроена?
- Не хочешь выходить за меня замуж? – грустно спросил Антон.
- Антон, я тебе должна сказать что-то очень важное, после этого ты не захочешь брать меня в жены, - слезы ручьем текли по щекам девушки.
- Антон, у меня есть большая тайна, даже не тайна, а скорее недостаток.
- Лиза, дорогая, чтобы ты мне сейчас ни сказала, это не повлияет на моё решение.
- Я хочу, чтобы ты стала моей женой, я хочу, чтобы мы поженились, я хочу, чтобы у нас были дети, чтобы у нас была большая, дружная, крепкая семья, - говорил Антон. Антон понимал, что его творческая натура, которой сопутствует доброта и расточительность, нуждается в Лизиной практичности и умении «делать деньги из воздуха». Такой жене можно доверить капитал семьи, который будет в полной безопасности. Он, в свою очередь, сможет мастерить изделия, вкладывать в них душу, не беспокоясь, что жена своими растратами пустит семью по миру.
- Антон, мы приехали из Карса, всех родственников убили: маму, моего брата, сестру, а меня бросили в колодец, я выжила, - говорила Лиза, глядя в пол, медленно стягивая с головы платок.
- У меня, у меня, - растерянно говорила Лиза. В следующий момент она сняла косынку повернулась спиной. Уродливый шрам от затылка до самой шеи разделял голову на две половины.
От неожиданности Антон вздрогнул.
- Нужна тебе такая жена? – говорила Лиза, продолжая стоять спиной к Антону.
- Я уродина, посмотри, посмотри какой ужасный шрам у меня на голове, я не хочу от тебя это скрывать, - рыдая, говорила Лиза, закрыв руками лицо.
Антон провел рукой по шраму, потом повернул к себе лицом Лизу и крепко прижал.
- Если ты считаешь это недостатком, то можешь не переживать, я знаю о том откуда вы приехали, я знаю все, что с вами там было, - говорил Антон все крепче и крепче прижимая к себе Лизу.
- Не переживай, теперь это будет нашим общим секретом, мы будем так же скрывать, как ты его скрываешь сейчас.
- Лиза, никто о нём не узнает, слышишь, никто, я никому о нём не скажу, а меня твой шрам не пугает, - сказал Антон, заглядывая в мокрые от слез глаза девушки. В этот момент он безмерно любил Лизу и люто ненавидел людей, которые убили ее семью и оставили такой след о своей жестокости.
- Это твои детские переживания, этот шрам не может повлиять на наш с тобой выбор, а тем более разлучить, - сказал Антон и поцеловал Лизу в щеку.
- Я хочу сейчас узнать у тебя - ты хочешь стать моей женой, возьмешь мою фамилию? – нежно спросил Антон.
Лиза смущенной опустила глаза и сказала:
- Да.
Кольцо, которое она хотела вернуть, так и осталась в ее руке. Антон проводил Лизу до дома, они разговаривали и смеялись, втайне друг от друга пожалели, что их дома находятся слишком близко и дорога была невероятно короткой.
С этого момента время полетело очень быстро. Начались хлопоты по подготовке к сватовству и свадьбе. Майрам и Лиза готовили приданное, шили постельное белье и полотенца, покупали посуду. Золотая николаевская монета тратилась очень быстро. Наталья сделала перину и подушки из гусиного пуха.
В один из вечеров Лиза шила на машинке, а Майрам открыла сундук,
- Лиза, в каком ты будешь платье на сватовстве?
- Вот, посмотри, какое красивое, - говорила Майрам, рассматривая кремовое платье с рюшами.
- Смотри, сестра, очень красивое, тебе будет впору,
- Хочешь, я его аккуратно постираю, будет как новое, - продолжая рассматривать, говорила Майрам.
Лиза мельком посмотрела на платье, ничего не ответив, продолжила строчить простыни.
- Лиза, а в чём будет Сероп?
- А давай поднимемся на второй этаж и из вещей Василия Абрамовича подберем Серопу костюм, - говорила Майрам, указательным пальцем показывая в потолок.
Лиза оторвалась от работы, ей приглянулась эта идея. Впервые после того ужасного погрома, который устроили представители новой власти, девочки вошли в покои Василия Абрамовича. Следы осквернения были повсюду. Сразу после нашествия Сероп заколотил разбитые окна первым, что подвернулось под руку. Порядок наводить не стали, не было времени и желания. Все так и осталось, напоминая о недавних бесчинствах.
- Фу, какая здесь вонь, - сказала Лиза, закрывая ладошкой нос и рот.
Тем не менее они выбрали Серопу костюм и обувь.
- Знаешь, можно отсюда взять мебель и некоторые вещи для твоего приданного, - предложила Майрам.
Лиза задумалась, она понимала, что на мебель денег не хватит.
- Не переживай, я вычищу, помою, будет все как новое, - сказала Майрам, взглядом оценивая добротную мебель, - Сероп починит, вставит стекла в дверцы, где разбились.
Таким образом, Василий Абрамович, сам того не зная, сделал царский подарок в виде приданного для Лизы.
Сватовство прошло с широким размахом. Был накрыт шикарный стол. Во дворе поместья жарили мясо и овощи, играли музыканты. Подвыпившие гости беседовали, красиво и душевно пели песни. Родственники Антона преподнесли подарки Серопу, Майрам и Наталье, в знак того, что они теперь родные люди. Подвыпившая Наталья ворчала, вознеся руки к небу:
- Господи, сколько вы еще будете собираться?
- Еще свадьбу играть, мама дорогая, пока сыграете свадьбу, по миру пойдете!
Несмотря на недовольство, Наталья принимала активное участие во всех приготовлениях и застольях. Повариха сама того не подозревая, становилась членом семьи Серопа. Дата свадьбы назначена и впереди предстояло еще более грандиозное застолье: с подарками, пожеланиями, танцами, песнями.
Родители Антона выделили молодым две комнаты поместья, сделали отдельный вход, тем самым отделили молодую семью Лизы и Антона, позволив им самостоятельно вести хозяйство. Сероп, в свою очередь, обставил комнаты мебелью из покоев Жидкова. Когда со второго этажа поместья стали выносить добро Василия Абрамовича для оборудования комнат, Наталья ворчала, но потом вспомнила, что с ней делали красноармейцы и противиться не стала:
- Пусть лучше Лиза пользуется, чем опять придут эти изуверы и доломают все, что осталось.
Всю ночь перед свадьбой Лиза и Майрам не спали. Это была последняя ночь, которую они проведут вместе. С завтрашнего дня Лиза будет жить в другом месте, которое станет для нее домом.
- Майрам, только не надевай то красное платье завтра, хорошо? – спокойно попросила Лиза.
- Да, сестра, конечно, я уже придумала в чем пойду, - загадочно ответила Майрам. И Лизе в этот момент стало страшно, она знала непосредственность характера Майрам и побоялась, что наряд будет еще смешнее, чем-то красное платье.
- Я тебе сейчас его покажу, - весело сказала Майрам, по взгляду отлично понимая мысли Лизы.
Девочки рылись в сундуках, то в сундуке, который стоял в Лизиной комнате, то в сундуке, который стоял в комнате Майрам. Бегали по коридору из одной комнаты в другую.
-Ну, когда вы уже угомонитесь, завтра такой сложный день, - переворачиваясь в постели, ворчал Сероп.
Девочки по- детски хихикали, словно малышки.
Утром Майрам сделала прическу Лизе. Затем они поставили приборы на стол, готовили закуски. Майрам периодически выглядывала на улицу, боялась пропустить торжественную процессию. Когда Майрам в очередной раз выглянула из калитки, увидела, как по улице продвигается в их сторону множество людей. Музыканты, играли не жалея сил. Танцующие девушки на огромных подносах несли наряд невесты. Девушки, грациозно кружились как лебеди мелко перебирая ногами, на высоко поднятых руках держали подносы на них было все от платья и фаты, до нижнего белья невесты. По национальным традициям невеста должна ждать у себя дома, когда родственницы жениха принесут свадебный наряд и оденут ее самостоятельно. Поэтому, женщины продолжали кружить в танце с подносами, чтобы родственники невесты смогли хорошенько рассмотреть, что находится на подносах.
Пока молодые женщины со стороны жениха под непрерывное пение наряжали Лизу, мужчины, не теряя времени пили вино, закусывали, балагурили под громкую музыку музыкантов. Дети шалили, бегали, праздник начинался бурно и весело.
Первыми в гостевой зал вышли все те же танцующие девушки, за ними в сопровождении родственниц Антона вышла Лиза в свадебном наряде. Антон подошел к невесте, сердце колотилось, радость переполняла душу, он был счастлив и доволен своим выбором спутницы жизни. Повел избранницу под венец. Таинство венчания произвели в усадьбе, так как армянскую церковь к тому времени активно оскверняли, разрушали и грабили. Из усадьбы Антон и Лиза вышли мужем и женой. Женщины щедро, большими горстями подбрасывали в воздух над головами молодоженов хмель, конфеты и мелкого достоинства монеты. Дети особенно радуются и ждут этот момент, собирают все за исключением хмеля.
У ворот поместья стояла карета с запряженными лошадьми, устеленная коврами. Та же детвора уже облюбовали места в карете и с нетерпением ждали молодоженов. Сероп и Майрам, благословляя, провожали Лизу и Антона до кареты.
В свою очередь, родители Антона встречали молодых в своем доме с армянским хлебом – лавашем и медом: листы лаваша свекровь положила на плечи молодоженам и по традиции дала им проглотить ложечку меда – чтобы жизнь была сытой и сладкой. А потом прямо у порога мама Антона одарила невестку золотым украшением, поцеловала, а Лиза смиренно сказала:
- Спасибо мама и папа.
С этого самого момента она их будет называть именно так.
После того, как все обряды были соблюдены, началось застолье. Сероп, Майрам и Наталья занимали самые почетные места. Родственников Антона было видимо-невидимо, приехали даже из деревень. Сероп смотрел на щедро накрытые столы, на то, как одаривают его дочь драгоценными подарками, говорят в адрес молодых тосты с самыми лучшими пожеланиями, ему представлялось, что сейчас войдут дружной толпой его братья с семьями и сыновьями. Но чуда не произошло. Когда танцы стали вытеснять многочисленные тосты, в которых непременно упоминались и Майрам, и Сероп, а гости за столом начали разбиваться на группы, Сероп, Майрам и Наталья потихоньку ушли. Лиза видела грустные глаза отца, она понимала его грусть. Про себя подумала: «Слава Богу, есть Майрам, она присмотрит за отцом».
В этот день Лиза сменила фамилию Акопьянц на фамилию своего мужа и стала Сардарьянц Ехсаперт (Елизавета) Сероповна. Лиза вышла замуж, теперь она жила на соседней улице.
С уходом Лизы в поместье образовалась «звенящая» тишина, был слышен каждый шорох. Наталья часто жаловалась на головную боль, сказывались побои красноармейцев, она могла целыми днями не выходить из комнаты, Майрам приносила ей еду. Сероп пропадал на рынке, а два раза в неделю по ночам сторожил обувную фабрику. Домой приходил покушать и отдохнуть, использовал любую возможность заработать. Часть денег он по-прежнему отдавал Лизе. Так как работа была связана с тяжелыми физическими нагрузками, здоровье стало ухудшаться, к болям в сердце стали прибавляться боли в спине и ногах. Сероп понимал, что он уже не может поднимать тяжести и стал задумываться о смене деятельности.
Майрам скучала за Лизой. В душе Майрам не было ни злости, ни алчности, ни обиды по отношению к Лизе. Майрам любила Лизу и не поминала обидные слова, оправдывала каждое ее недовольство, «посыпая пеплом свою голову». Майрам часто оставалась в одиночестве, порой и поговорить было не с кем. Поэтому первое время она каждый день приходила к Лизе и Антону, чуть ли не с порога начинала помогать по хозяйству, чтобы доказать свою полезность. Лизе Майрам не мешала, а наоборот облегчала жизнь. Антон относился к малышке Майрам с теплом и пониманием, ему тоже нравилось, что Майрам помогает Лизе. А вот родственники Антона от таких визитов были не в восторге, они знали, что Майрам турчанка, старались вслух об этом не говорить, но всячески показывали недовольство и собственное превосходство. Если до свадьбы о национальности Майрам знали только Антон и его родители, то после свадьбы Лиза по секрету поделилась с одной из невесток о том, что Майрам турчанка, а как известно, секреты становятся достоянием всех гораздо быстрее обыкновенных вестей. Одним словом, Сардарьянцы Майрам не жаловали, она это чувствовала, понимала причину и чем больше хотела угодить, тем сильнее ее не любили. Лиза в свою очередь стеснялась Майрам. Однажды Майрам прибежала к Лизе, та ей прямо с порога сказала, глядя в глаза:
- Майрам, не приходи к нам, я сама буду забегать к вам в гости.
Свекровь слышала эти слова и явно была довольна невесткой. Майрам всю дорогу до дома шла и плакала. «Неужели я виновата во всем этом кошмаре, который был там, в Карсе?» - вытирая слезы, думала Майрам. «Ну, пусть меня убьют, если так ненавидят» - продолжала мысленно себя накручивать Майрам. У Майрам появился комплекс, она стеснялась своего происхождения, стеснялась своей национальности, стеснялась своей внешности, которая выдавала в ней турчанку.
Армяне не могли простить туркам их зверства, а Майрам была невольным напоминанием о злодеяниях. Как найти в этом вопросе истину и настоящих виновников? Кого оправдать и как понять? Может ли одна маленькая женщина нести ответственность за действия целой нации? Но убитые в Карсе женщины, старики, дети в чем были виноваты? Поэтому армяне имели полное право ненавидеть Майрам, вот только как ей жить с этой ненавистью? Видимо, Всевышний слишком любил малышку Майрам, что уготовил ей усыпанную испытаниями жизнь, он заключил стальной стержень в характер этой женщины, который не сломить и не согнуть. Этот стержень она передала по наследству своим потомкам, а вместе с этим и шлейф своей судьбы тоже отдала детям, внукам, правнукам…...
Лиза была в постоянных хлопотах: приготовить покушать, подать, потом убрать со стола, помыть, почистить…. Работы в новой семье у Лизы было настолько много, что не хватало времени на походы в гости, даже шитьем и ремонтом одежды приходилось заниматься по ночам. Дни для Лизы бежали один за другим, складываясь в недели, месяцы, не оставляя времени грустным мыслям.
В отличие от Лизы, для малышки Майрам время тянулось долго, особенно вечера, когда Сероп сторожил обувную фабрику. Майрам всегда была находчивой оптимисткой: находила положительные моменты даже в самых трагических ситуациях, могла успокоить, развеселить. Но сейчас ее оптимизм таял на глазах. Она потеряла смысл жизни, не видела будущего. Майрам овладело одиночество и неимоверная тоска, ее жизнь снова разделилась на «до» и «после». Если раньше у них с Лизой был прекрасный тандем, одна цель: совместно искали способы заработать деньги. Вся работа была поделена и спорилась быстрее. Они совместно планировали покупки, могли разговаривать на одном, только им понятном языке, все это придавало обоим уверенности. Теперь же Майрам в одиночестве ремонтировала форму военных, швейную машинку Лиза забрала, да и Майрам не могла на ней так виртуозно работать как Лиза. Поэтому дела не всегда ладились, приходилось часто распарывать и возвращаться в начало. Кропотливое мастерство швеи давалась Майрам сложнее, чем Лизе. Наталья продолжала печь пирожки и лепешки. Майрам возила все это на тачке, продавала и уставшая возвращалась домой. Иногда Сероп помогал ей дотащить все это добро до железнодорожного вокзала. Пока жена продавала, он, не теряя времени даром, подрабатывал грузчиком. Сероп мечтал купить повозку с лошадьми, а Майрам мечтала о ребенке, но время шло, а мечты так и оставались мечтами.
Однажды вечером, когда Сероп в очередной раз сторожил обувную фабрику, Майрам лежала в постели и никак не могла заснуть. Грусть- тоска одолевала. Она думала о маме и братьях, ей хотелось хоть одним глазком посмотреть на родной дом, на братьев. «Братья, наверное, уже обзавелись семьями. Интересно, какие имена дали они своим детям. Они, скорее всего думают, что меня уже нет в живых», - думала Майрам. Она пыталась угадать имена своих племянников, потом подумала о младшем брате, которого потеряли на рынке, душа сжалась, потекли слезы. Майрам закрыла глаза легла в положение, при котором раньше получалось летать. Но как она ни старалась: и затаивала дыхание, и представляла себя песчинкой, и старалась ощутить на себе столб атмосферного давления, ничего не выходило, словно она никогда и не летала. «Если у меня получится, то я не вернусь в свое тело, полечу в Турцию и останусь там», - думала Майрам. В итоге сон окончательно прошел, Майрам встала с постели, подошла к окошку. «Какие длинные ночи, скорее бы утро», - подумала Майрам, глядя на звездное небо. Потом перевела взгляд, он уперся в икону Пресвятой Богородицы. Конечно же Майрам знала, что эту икону им отдал Отец Давид, Сероп любил и хранил ее как зеницу ока, молился перед иконой, закрыв глаза, часто крестился. Майрам не имела представления, кто именно изображен на этой деревянной доске. Впервые за долгие годы Майрам безотрывно смотрела, как Богородица бережно держит своего ребеночка Иисуса на руках, с лучезарной любовью смотрит на него. Майрам понятия не имела, что на всех иконах, которые она видела в церкви изображены, Матерь Божья и Иисус, она думала, что на каждой иконе разные женщины со своими детьми. Там же в церкви, Майрам видела, как женщины молились иконам, складывая руки, крестясь и кланяясь, кто в пояс, кто в земном поклоне. Сейчас Майрам смотрела на образ Марии и ей казалось, что эта икона самая красивая, среди тех, которые она когда-то видела.
«Почему я раньше не замечала лучезарность образа, такое красивое лицо и такой милый малыш. Интересно, где отец Давид взял эту икону», - думала Майрам не в силах отвести взгляд от святого образа. Совершенно неожиданно Майрам ощутила непреодолимое желание помолиться, но молитв она не знала, да и крестилась как-то неуверенно. И вот теперь душа горела, словно она проглотила шаровую молнию. В следующий момент она встала на колени, сложила руки и стала разговаривать с Богородицей.
- Мама Бога, прошу тебя, пошли мне ребеночка, мне так одиноко, я хочу, чтобы мой ребенок был со мной, напоминал мне моих родителей, - проникновенно, со слезами на глазах говорила Майрам.
Нужно сказать, что после этой ночи Майрам словно обрела живую душу, живущую на окошке их с Серопом комнате. Она бежала домой, знала, что на окне ее ждет Богородица. Майрам громко, иногда задорно рассказывала ей как прошел день, что интересного с ней случилось. Одним словом, образу Девы Марии Майрам рассказывала о своем одиночестве, она стала для нее подружкой. Майрам говорила, а Богородица терпеливо слушала, блаженно глядя на своего сына.
Наталья стала замечать, что в последнее время Майрам с кем-то любезно разговаривает в отсутствии Серопа. Когда в очередной раз за дверью комнаты Наталья услышала голос Майрам, то решила посмотреть, с кем так весело беседует Майрам. Кухаркой овладело любопытство, она подкралась к двери, естественно, понять разговор она не могла все по той же причине – незнания армянского языка, но Наталье не терпелось увидеть человека, с которым так мило разговаривает малышка Майрам. Наталья тихонько приоткрыла дверь в щелочку, увидела счастливую и очень веселую Майрам, она щебетала, жестикулируя руками.
- С кем ты тут? - входя в комнату, строго спросила кухарка.
Майрам встрепенулась от неожиданности, она не знала, что ответить Наталье. А Наталья вошла в комнату словно сыщик, который застал на месте преступления. Наталья одержимо стала заглядывать под кровать, во все места, где мог поместиться человек. Но найти никого не удавалось. В свою очередь, Майрам было стыдно признаться, что она разговаривает с иконой, она стояла, потупив голову. Повариха не унималась и вдруг подойдя к окну увидела образ Богородицы.
- Ты что, с иконой так разговариваешь? – недоуменно спросила Наталья. Майрам закрыла лицо руками и кивнула головой.
- Что она тебе, подружка что ли, да еще на своем языке с ней кудахчешь!
- Прихожане в церкви на коленях стоят перед образами, бьются головой о пол, а ты резвишься перед Богородицей, как тебе такое пришло в голову? – почти кричала Наталья на Майрам.
Майрам стояла словно провинившаяся девочка. Слезы катились по щекам. Она не могла рассказать кухарке о своем одиночестве и неимоверной тоске. А Наталья не успокаивалась и продолжала свою лекцию об уважении, почитании…. И вдруг, совершенно неожиданно для обеих, в окне сверкнула молния, а через секунду грянул оглушающий гром, следом начался проливной дождь, да такой, словно разверзлись небеса. Это событие прервало монолог поварихи.
- Ой, кажется, дверь в столовую не заперта, - спохватилась кухарка, побежала закрывать. И действительно, дверь то открывалась, то с грохотом закрывалась. Наталья удивилась такой резкой смене погоды. В следующий момент, разрезая тьму неба, весь двор осветила громадина- молния, следом за молнией грянул гром, да такой, что стекла задрожали.
- Бесовщина какая-то, как так быстро могли налететь такие грозовые тучи? – спрашивала сама себя повариха. И вдруг, в следующий момент на нее сошло прозрение - четкое убеждение, что небеса сердятся на нее за то, что она ругала Майрам. Наталья быстро закрыла дверь и поспешила обратно к расстроенной Майрам, та сидела на кровати и смотрела на Богородицу, боясь заговорить.
Наталья вбежала в комнату, крепко обняла Майрам и заплакала.
- Прости меня, старую дуру, прости, доченька, я сама не знаю, что на меня нашло.
- После того, как меня избили эти, - захлебываясь слезами, разводя руками, говорила Наталья.
- Ты же молитв не знаешь, как тебе еще обратиться к Богу, - говорила Наталья, словно оправдывала Майрам.
Майрам тоже расплакалась, они обнялись.
Через несколько дней Сероп не сразу заметил сидящую за столом Наталью, когда поспешно шел через столовую, торопясь на рынок.
- Сероп, подожди две минуты, мне нужно тебе кое-что сказать, - немного вызывающе, говорила кухарка.
- Да, конечно, только побыстрей, сейчас на рынок торговцы мясо привезут, мне нужно успеть первым, чтобы разгрузить.
- Сероп, это конечно не мое дело, но вы с Лизой совсем бросили Майрам, она живет в полном одиночестве, знаешь так нельзя, ведь она спасала Лизу, когда были приступы. Лиза живет в новой семье, как у Христа за пазухой, тебя сутками нет, а ей даже поговорить не с кем. Вчера захожу, а она с иконой разговаривает, как с живым человеком, так радостно смеется. Ты бы находил для нее время. Ладно Лиза, что с нее взять, она то ее никогда не любила, ну а ты, ты же муж?! – говорила Наталья, сбавляя тон.
- Ну что я могу сделать, работать бросить, сидеть рядом с ней, вытирать слезы? – недовольно отвечал Сероп Наталье.
Наталья впервые видела Серопа в таком плохом расположении духа.
- Прости, это ваша семья, прости, что залезла со своими советами, - смиренно ответила кухарка и пошла в свою комнату.
В 1921 году в семье Сардаьянцев произошло грандиозное событие: Лиза стала мамой, у них с Антоном родился сын, назвали его Вараздатом . Сероп стал дедушкой, но в душе еще надеялся стать отцом.
Майрам с первого взгляда привязалась к Вараздату, полюбила его всей своей душей. Лиза очень уставала, бессонные ночи давали о себе знать, возобновились головные боли. Дома она не решалась ложиться спать, а вот когда приходила к Майрам, могла пару часов вздремнуть в своей кровати. Тем временем Наталья и Майрам присматривали за бутузиком Вараздатом. Мальчик был светловолосым, голубоглазым, белокожим, спокойным и лучезарным малышом. Майрам прижимала к себе младенца, хотела хоть немного ощутить себя мамой, она игралась с Вараздатом, щекотала и дурачилась, мальчик с пеленок привязывался к малышке Майрам. Любовь, вспыхнувшая у Майрам к сыну Лизы – Вараздату, была взаимной. Стоило ребенку услышать голос Майрам, как он начинал хохотать, энергично работать ножками, словно хотел побежать навстречу своей радости. Лиза сначала ревновала сына к Майрам, но потом поняла, что малышка Майрам здорово ей помогает, присматривая за Вараздатом. А Майрам, не жалея себя, не спускала с рук малыша, целовала, обнимала и нюхала ладошки мальчика, ей так нравился запах детских ладошек. «Ну и пусть у меня никогда не будет детей! Теперь есть мой Вараздат», - тайком думала Майрам. Тем временем, Вараздат рос не по дням, а по часам, становился тяжеленьким.
- Майрам, не таскай его на руках, он же не плачет, балуешь только, да и тебе нельзя поднимать тяжести, - говорила Лиза, глядя на округлившийся живот Майрам.
- А, все равно не родится ребенок, я уже потеряла надежду, - спокойно, словно не о себе, махнув рукой, ответила Майрам.
- Буду любить твоих детей, смотри какие они у тебя хорошенькие получаются, - весело строя рожицы Вараздату говорила Майрам. А ребенок хохотал, словно проглотил смешинку. Лиза смотрела на эту картину, с одной стороны, она ревновала Вараздата, с другой стороны, ей было очень жаль Майрам. В этот момент Лиза искренне желала появления ребенка у Серопа и Майрам.
Антону нравилось, как Майрам играется и присматривает за его сыном, он понимал, что она идеальная нянька. Также Антон видел, что Лиза несправедливо строга с Майрам, знал о причине такого отношения. Разбираться во всех этих переплетениях Антон не хотел, а просто иногда приносил Майрам яблоко или булочку, отдавал ей в руки, малышка Майрам была безмерно счастлива такому проявлению заботы.
Майрам с точностью уже и не могла сказать, сколько выкидышей у нее было. Она так привыкла к тому, что беременность наступала и через пять – шесть месяцев, бывало и раньше того, прерывалась. Если прежде она старалась предпринимать хоть какие-то меры, то теперь, окончательно потеряв надежду, не обращала внимания на происходящее с ее телом. Тем не менее, каждый вечер и утро тихонько разговаривала с Богородицей и ненавязчиво говорила о своем единственном желании – стать мамой.
В один из дней, Сероп пришел домой в приподнятом настроении, посмотрел на округлившийся живот Майрам, потерев бороду сказал:
- Майрам, собирайся, я договорился с врачом, он посмотрит тебя и скажет почему ты не можешь выносить ребенка.
- Я еще не справилась по дому, работы много, может в следующий раз, - ответила жена, словно искала повод не идти.
- Говорю, пошли, не будем заставлять себя ждать уважаемого человека.
Майрам стала поспешно собираться, до этого времени она ни разу не посещала врачей, понятия не имела, в чем заключается осмотр.
Сероп и Майрам зашли в больницу, возле кабинета на лавке сидели люди. По внешнему виду непонятно было, что именно у них болит, но когда подходила очередь того или иного больного, то они, как правило, держались за место, которое болело, кто-то за бок, кто-то за руку или за зуб. Майрам и Сероп расположились в хвосте вереницы пациентов. Сидящие в очереди на мгновенье оживились, оценили вновь прибывших и тут же забыли про них. За время долгого ожидания люди успели перезнакомиться. Наперебой рассказывали о своих болезнях, слушали про чужие. Некоторые «всезнайки» давали советы всем без исключения как победить недуг. Историям не было конца, остановить рассказ мог только вызов доктора. Оказывается, что болезнь соседа по очереди лечится очень просто, чуть ли не ослиной мочой, а вот своя никак не проходит.
Лечебные заведения, как тогда, так и сейчас - это монстр, который поглощает людей, несмотря на диагнозы. Какая бы ни была причина твоего прихода сюда, результат у всех один: километры очередей. Самые коварные люди в очереди это – «Мне только спросить», и после того, как такой пациент «спрашивает» у врача целый час, дальше ему главное выйти из кабинета и не быть избитым озверевшими больными, которые проклинают его всеми словами и обвиняют конкретно его в своих недугах. Потому что разъяренные люди: больные и не очень, поверили ему и позволили войти вне очереди, «спросить». А он, «редиска нехороший человек», не оправдал доверия и «спрашивал» целый час. Некоторые люди ходят к врачам, как на работу, у таких людей слишком развит инстинкт самосохранения, они думают: «Чем быстрее поставят диагноз моему прыщику, тем он быстрее он пройдет». В этом безумии жаль только врачей, они словно заложники ситуации. Доктору нужно соблюдать спокойствие, при этом лечить всех этих недовольных, злых, «безумных» больных и не очень людей.
Вот в такой веренице Майрам и Сероп сидели, ждали своей очереди.
- Следующий, - прокричал немолодой врач.
- Пошли, - подгоняя Майрам сзади, сказал Сероп.
Когда Майрам вошла в кабинет доктора, то увидела скелет, который стоял в углу, а на стенах висели картинки голых людей, с разрезами отдельных частей тела, даже головы и ног. На других картинах нарисованы: огромный глаз человека и фрагменты человеческого тела. На Майрам все это наводило ужас, особенно скелет и глаз.
- Кто болен? – глядя поверх очков, спросил доктор.
- Она, - сказал Сероп подталкивая оторопевшую жену к стулу, который стоял возле стола доктора.
- Вы ей кто? – спросил врач.
- Муж, дело в том доктор, что она стесняется и сказать ничего не сможет, плохо знает русский язык, - говорил Сероп, показывая всем своим видом, что хочет присутствовать при осмотре.
- Устал я уже от вас, что поделаешь, оставайся.
Сероп рассказал врачу о проблеме, тот внимательно выслушал, осмотрел Майрам, определил срок беременности, послушал сердцебиение ребеночка. Вынес свой вердикт.
- Ну что, муж, слушай!
- Нужно кормить свою беременную жену лучше, у нее недовес, ей не хватает сил выносить ребенка, и давать ей больше отдыхать, тяжести не поднимать.
- Не больше килограмма, - строго сказал врач, глядя на Серопа поверх очков.
- Еще нужно пошить бандаж для живота и носить его постоянно, снимать только на ночь, - врач подошел к шкафу, рядом с которым стоял скелет, открыл его, Майрам чуть не упала в обморок. Она решила, что это скелет умершего человека. Доктор взял лекарство и уловил испуганный взгляд Майрам. Потом взял кусок ткани, свернул особым способом.
- Вот такой бандаж должен быть, вокруг живота с бретелями на плечах, - говорил доктор, показывая на себе как носить поддерживающее живот устройство.
- Сшить его нужно из крепкой ткани.
- Шить умеешь? – обратился доктор к Майрам, та кивнула головой.
- А скелета не бойся, он не настоящий, - улыбаясь сказал врач.
Всю дорогу домой Майрам спрашивала мужа про этот скелет, если честно, Сероп и сам точно не знал, из чего он сделан. Но старался успокоить Майрам.
Майрам так сильно впечатлилась всем увиденным, что непременно хотела об этом рассказать Лизе. И как только Лиза в очередной раз, держа на руках Вараздата, переступила порог дома Майрам, на нее обрушился шквал историй про врача, про скелет, и про картины, которые Майрам видела в кабинете врача.
- Ну не тарахти, что сказал врач, почему не можешь выносить ребенка? – спокойно спросила Лиза, словно скелет для нее был обыденной вещью, как будто она каждый день видит скелеты и внутренние органы людей.
- Лиза, ты не боишься скелетов?
- Я ту ночь спать не могла, глаза закрою, а он стоит возле печки, столько страха я там натерпелась, - продолжала говорить не о том Майрам.
- Господи, скажешь ты или нет, что тебе сказал врач? – спросила Лиза.
Майрам уже схватила на руки Вараздата, стала его целовать, говорить ласковые слова и как между прочим сказала:
- Доктор сказал тяжелое не поднимать, сшить бандаж, слово такое смешное, еле запомнила, больше кушать, - говорила Майрам продолжая играть с Вараздатом.
Лиза пыталась выяснить, как сшить бандаж и что это такое, с горем пополам поняла суть приспособления и цель бандажа. Потом расстоянием пальцев указательного и большого сделала нужный замер.
На следующий день Лиза принесла Майрам уже готовый бандаж. Майрам так растрогалась такой заботой, что даже заплакала.
- Спасибо сестра, спасибо, - вытирая слезы говорила Майрам, в этот момент Майрам хотела обнять и поцеловать Лизу, но Лиза отстранила ее рукой. Она вообще не принимала эти любезности целований при встрече или прощании, даже своего ребенка целовала редко - исключительно, чтобы понять, есть ли у него жар. Лиза не могла разводить сюси-пуси, она выражала свою любовь действиями и поступками. Антон был полной противоположностью Лизе. Мягкий, добродушный характер делал его любимчиком всех родных и близких, он не скупился на хорошие, добрые слова, улыбки, проявлял свои эмоции, как чувствовал. По его виду всегда можно было определить, плохо ему или хорошо, душевное состояние Антона читалось на его лице, по глазам.
В один из дней Антон привез Майрам швейную машинку.
- Сестра, я купил Лизе новую машинку, а эту вот тебе привез, сможешь на ней работать? – спрашивал Антон удивленную Майрам.
- Спасибо, да научусь, - радостно ответила ему Майрам.
С этого дня Майрам старалась научиться строчить, а потом и шить. Она придумывала новые потребности в быту и героически осваивала швейную машинку, предлагала Наталье что-либо зашить, даже пошила ей юбку из парчовых штор. Иногда, когда машинка заедала и Майрам уже была не в силах с ней справиться, звала Наталью.
- Тетя, ну посмотри, что произошло!?
- Эта машинка сведет меня в могилу! – отчаянно говорила Майрам.
И они совместно пытались разобраться, а если не выходило, то ждали Серопа или звали с соседней улицы мастера.
Теперь у Майрам появилась цель в освоении швейной профессии.
Время шло, рекомендации доктора пошли Майрам на пользу.
5 декабря 1922 года после обеда у Майрам начались схватки. И когда время пришло потуг, Наталья побежала за Лизой.
Лиза со знанием дела нагрела воды, подготовила пеленки, в которые год назад заворачивала Вараздата. Присутствие Лизы давало Майрам уверенность, что все будет хорошо. Майрам чувствовала Лизу на расстоянии, могла угадывать ее настроение, Майрам была готова терпеть от Лизы все, что угодно, лишь бы она была рядом.
- Кто? – измученная родами спросила Лизу Майрам.
- Мальчик?
- Нет, - спокойно, без суеты ответила Лиза, обрезая портняжными ножницами пуповину.
- Девочка, - обстоятельно продолжила Лиза.
Лиза положила на грудь Майрам младенца с черными, как смола волосиками и смуглой кожей. Про себя Лиза подумала: «Точная Туана».
Сероп был счастлив малышке,
- Давай назовем ее Кнарик, в честь ее бабушки, моей мамы, - немного наивно сказал жене Сероп.
- Давай, - ответила Майрам.
Майрам хотелось назвать дочку Туаной, но она боялась об этом даже заикнуться. «Да и зачем малышке портить жизнь турецким именем, маму этим я не смогу поднять, а доченьке испорчу жизнь. Лиза точно ее возненавидит», - думала Майрам.
Сероп в дочке души не чаял, всякую свободную минуту бежал домой, малышка была для него магнитом. Дома не спускал с рук маленькую Кнарочку.
- Ты поспи, а я ее покачаю, такая она сладкая, не могу оторваться, - говорил Сероп, не отрывая взгляда от дочки.
Сероп смотрел на младенца и невольно искал в крошечных чертах лица черты Сонечки и Левона. Мысли об Аревик и ее беременности всплывали в сознании, опять горечь потери сжимала грудь и вызывала тревогу за жизнь новорожденной доченьки. «Я уже немолод, вдруг помру, вон, как ноги болят. Кто поднимет мою девочку?» - думал Сероп, глядя на маленькую дочурку Кнарочку. «Ничего, Майрам молодая, она справится, если что», - продолжал думать Сероп, словно успокаивая себя.
Вот и опять жизнь Серопа и Майрам изменилась, но эти изменения были счастливыми. Дети наполняют нашу жизнь смыслом и неповторимой радостью. Детский смех, как звук рассыпанной росы поутру, а плач, как звон колоколов, лепетание – бальзам на душу родителей.
Долгое ожидание рождения дочки превратило Майрам в самую счастливую, любящую, заботливую мамочку.
- Как же ты похожа на мою маму, твою бабушку, - говорила Майрам маленькой Кнарочке. Дочка в свою очередь радостно хохотала. Иногда Майрам улавливала сосредоточенный взгляд дочери, словно взрослого человека. Майрам казалось, что если бы дочь умела говорить, то она рассказала бы много интересного. И на самом деле, на Майрам смотрели глаза ее матери Туаны. Лиза тоже это видела, ей не нравилось даже не то, что Кнарочка похожа на Туану, а скорее то, что в ней не было намека ни на бабушку Кнару, именем которой назвали младенца, ни на Серопа и Лизу. А Кнарочка была такой красивой и лучезарной девочкой. Она купалась в любви родителей.
Любите своих детей, неизвестно какая жизнь их ждет. Дети, которых безумно любят родители в младенчестве и отрочестве, слишком отличаются от детей недолюбленных и недоласканных. Вселяйте в своих детей свет любви, и он непременно будет светить им всю жизнь, как свет планет галактики. Этот волшебный свет долетает до потомков. Именно таким светом Майрам и Сероп наполняли душу маленькой Кнарочки.
Тем временем, в Ставрополе так называемое «триумфальное шествие» революционных перемен вообще-то шло ни шатко, ни валко и Советская власть установилась здесь, по сути, только к 1922 - 1923 годам, с окончанием Гражданской войны, уходом белых, разгромом всевозможных банд. Из хроники тех дней: «Ставрополь начинал свой обычный, наполненный суровой напряженностью день. По булыжной мостовой Красной улицы (ныне проспект К. Маркса) заскрипело множество повозок и фаэтонов; призывным гудком напомнили о себе государственная мельница и чугунолитейный завод, залязгали пудовые замки и засовы лабазов и нэпманских лавочек, в учреждениях торопливо застучали пишущие машинки «Ундервуд», пленум Ставропольского горсовета рассматривал вопросы налоговой политики… И над всем этим – бодрая строевая песня шагающих на учебные стрельбы красноармейцев Блиновской дивизии, расквартированной в городе.»
По политической обстановке в уезде было понятно, что Василий Абрамович уже не вернется, а значит, поместье пока ничье. Сероп понимал, что упускать возможность самозахвата не стоит. «Дальше будь, что будет, потом посмотрим, выгонят, так будем думать, что дальше делать», - думал Сероп. Поэтому они с Антоном пробили дверь в комнату, которая раньше принадлежала Лизе. Таким образом, самостоятельно расширили свою жилплощадь. Так как семья Серопа стала увеличиваться.
Советская власть наводила свои порядки, вводила новые законы, народ привыкал и к этим жизненным переменам. Вскоре поместья зажиточных людей стали делить на квартиры, так называемые коммуналки, раздавать их рабочим и не только. Не исключением была и усадьба Василия Абрамовича. Представители власти приходили с важным видом, описывали имущество, измеряли площадь будущих квартир. Так как форсуночные печки обогревали две смежные комнаты, поэтому коммуналки состояли из двух таких комнат. В то время это было завидное жилье, с высокими потолками, украшенными гипсовой лепкой. На фоне хат экспроприированная частная собственность зажиточного населения выглядела респектабельно. Дом Василия Абрамовича входил в число таких особняков, нужно отметить, что он сохранился до наших дней. Сейчас это «ветхое жилье» в плачевном и убогом состоянии. Тем не менее, поместье более ста лет дает приют своим жильцам.
У Майрам с Серопом и у Натальи были отдельные входы в свои личные квартиры, теперь они заходили в поместье не с парадного входа и не со стороны столовой, у них была своя собственная входная дверь, над которой сколотили крыльцо. Первая комната служила и прихожей, и кухней, там же ставили корыто для купания, вторая комната была и спальней, и залом, и детской, и гостиной и всем, чем только угодно. Серопу, Майрам и маленькой Кнарочке было уютно жить на первом этаже усадьбы, их окна выходили во двор на колодец, поэтому бегать за водой было близко. Майрам упивалась своим материнством, для нее словно жизнь началась заново. Все былые тревоги по поводу ее национальности, отношения с Лизой, ушли на второй план, даже Сероп был уже не так важен, как маленькая доченька Кнарочка. Майрам освоила работу на швейной машинке, шила одежки своей малышке. Наталья помогала Майрам во всем, словно и у нее появилась новая жизнь.
С появлением Кнарочки жизнь в поместье стала другой, приобрела новый смысл и цель.