Бернар-Анри Леви. О Раймоне Ароне

Элеонора Дорн
 

В качестве предисловия

Увидев статью во французском интеллектуальном  журнале «La R;gle du jeu», написанную Бернаром-Анри Леви о французском публицисте и философе Раймоне Ароне, я решила перевести её на русский язык. Идея понравилась нескольким из моих друзей. Однако, начав её переводить, я поняла, что она может представлять интерес лишь для  тех,   кто хорошо знает как творчество Раймона Арона, так и самого Бернара-Анри Леви. В этой статье так много скрытых намеков, что для обычного читателя, не знающего тонкостей отношений этих двух философов, относящихся к разным поколениям,  перевод, навряд ли, представляет большой интерес.

Именно поэтому я подумала, что было бы хорошо  поместить на этой же странице ссылку на французский канал France Culture, где можно послушать, в записи, беседы с самим Раймоном Ароном (для   тех, кто понимает французский язык). Архивы, представленные на странице France Culture, были опубликованы в 2022 и охватывают большой период деятельности философа. Однако целью этого архива было не столько сделать обзор всего  творчества Раймона Арона, сколько пробудить в слушателях   чувство сожаления, что не знали этого человека при его жизни. Кроме того, в этой  радиопередаче мы можем услышать не только голос того, кто был одновременно философом, социологом, историком  и главным редактором, но и того, кто обладал удивительной ясностью ума и великолепным красноречием.

https://www.radiofrance.fr/.../serie-nuit-raymond-aron

Предисловие

Книга Алексиса Лакруа о Раймоне Ароне  позволяет автору «Французской идеологии»(Бернару-Анри Леви) рассказать о своих отношениях с великим мыслителем политического либерализма.

Статья в журнале «La R;gle du jeu», написанная  Бернаром-Анри Леви


Книгу о Раймоне Ароне, под названием «Мыслитель будущих дней», Алексис Лакруа  начинает с нашей беседы, о которой он писал будучи еще начинающим журналистом-философом в ежедневной новостной газете «Фигаро» (Le Figaro).

И именно в ней он приписывает мне «сожаление» по поводу «несостоявшейся встречи» с великим французским мыслителем политического либерализма, ушедшего из жизни в 1983 году.

Это так, но лишь наполовину.

Книгу, посвященную Раймону Арону  «Мыслитель будущих дней», Алексис Лакруа  начинает с той самой беседы двадцатилетней давности, что мы вели с Ароном. Это был период, когда автор книги был начинающим журналистом идей в газете «Фигаро» (Le Figaro ).

А вот тот факт, что когда в  1981 году появилась моя книга «Французская идеология», в обществе разгорелась небывалой силы дискуссия. Арон объявил мою книгу лживой, недовольный образом той Франции, которую я описал. В частности,  он считал, что наличие антисемитизма в стране мною преувеличено. Не помог тогда  и Жан-Франсуа Ревель, поддержавший меня в газете L’Express, а уже позже Хорхе Семпрун в журнале Le Point. Арон не отступал. Я отвечал. И это  была  безответная полемика.

Но правда и то, что в момент возникновения «Новой философии» и выхода моей  книги  «Варварство с человеческим лицом», мы много беседовали, что оказало на меня благотворное влияние. Наши обеды в парижском бистро rue du Dragon, похожем на  вагон-ресторан, куда он обычно ходил с Манесом Шпербергом или   моим сокурсником  Высшей нормальной школы ( «ENS Ulm».) Пьером Мананом (французский политолог и академик). Были и посещения его бюро в здании  Практической школы высших исследований, по адресу  rue de Tournon, которое меня поражало своим длинным и абсолютно голым столом, похожим скорее на приемную молодого патрона калифорнийского бюро по высоким технологиям, чем на бюро интеллектуала. Наши нескончаемые беседы на страницах журнала «Le Nouvel Observateur», который, по его мнению, превратился  в любимую дискуссионную  площадку  его «младшего товарища» Жана-Поля Сартра. Именно там и был сформулирован вопрос:  «почему Франция является страной, в которой предпочитают ошибаться с Сартром, вместо того, чтобы чувствовать свою правоту  с Ароном?»…

Вновь вижу его прекрасное лицо, испещренное болью и глубиной мысли, как только он начинал рассказывать, что очень рано  почувствовал  отвращение к тоталитаризму.
Его хрупкий и элегантный силуэт таил в себе  душу борца,  проявляя это качество лишь в споре, готовый в любой момент расправиться с противником.

Вспоминаю его искреннюю улыбку, лишенную веселости, как будто  он знал заранее, что если и убедит собеседника, то лишь наполовину.
Его умеренно-грозный голос, одновременно звучный и низкий, его  безупречное   красноречие с  оттенком едва уловимой усталости.
Я очень любил эту ароновскую скромность.

Я всегда ценил его любовь к полутонам, в отличие от Сартра и моих учителей структуралистов той эпохи; он считал необходимым мыслить на уровне,  ниже собственных  возможностей.

Я восхищался его бескомпромиссностью, рискуя  задушить блеск собственной мысли, отсутствием правдоискательства или требованием умеренности, ибо эти качества были опорой его собственной этики.

Тогда еще крайне правые не были вхожи в коридоры власти.
Да и не было еще  этих новых крайне левых, — злобных и истеричных, накинувших на  антипарламентскую традицию  иные одежды.

Многочисленные признаки, — даже те, о которых я лишь собирался писать в той книге, предупреждали меня о грядущем разрыве наших отношений.

Я же мечтал, что философия  этого человека, в случае нашего разрыва могла бы стать лучшим оружием для её предотвращения в руках как правых республиканцев, так  и либералов вместе с левыми социал-демократами — другой опорой Республики.
Отсылая нас к образу Раймона Арона в своей блестящей книге, Алексис Лакруа не только воскрешает образ философа, но и тонко намекает на то, что и его  книга вписывается в череду книг, именуемых биографией поколений.
Описывая этого молодого  антифашиста, автор повествует о его  пребывании сначала в Кёльне, а затем в Берлине, подчеркивая, что именно этот человек осознал раньше  других связь имени Адольф Гитлер с неминуемо надвигающейся катастрофой.
Автор книги рассказывает, что Арон был  одним из первых, кто присоединился к генералу Де Голлю в Лондоне, посылая в журнале «Свободная Франция» свои статьи, в которых он методично  говорил о  неприемлемости «религии силы».

Автор показывает   — с новой ясностью, его двойственное высказывание, характеризующееся, с одной стороны, стремлением  к успокаивающей философии Эммануила Канта, а с другой, к воинственной и темной философии Карла Шмитта, который рассматривает политику как жизненно необходимое усилие в любых мировых схватках для того, чтобы распознать, кто является другом, а кто врагом..

Автор рассказывает о несокрушимой верности своего героя  западному идеалу, который был напрочь уничтожен советской идеологией, как это происходит и в наши дни в России, Китае, включая  их союзников.

А затем описан тот пронзительный момент, когда человек «18 июня  1967 года» (де Голль)  произносит непоправимые слова об «избранном народе, уверенном в себе и властном». Тотчас, бывший сторонник «Свободной Франции» начинает понимать, что происходит   исторический поворот. Не медля, он принимается за написание книги «Де Голль, Израиль и Евреи», на страницах которой он говорит, почти шепотом, что перспектива разрушения еврейского государства его «ранит до глубины души».

Личная  полемика, с одним из крупных интеллектуалов - Жилем Делёзом, тем с кем не единожды я скрещивал словесные шпаги, не так уж и важна.

Это образ человека благородного, требовательного к собственной мыслительной жизни, а также приверженного  духу консерватизма, человека, который  знал, что отличает либеральную республику от антилиберального популизма, — и ведь именно этого Арона, описанного в книге Алексиса Лакруа, нам так не достает в сегодняшней Франции.

Перевела  с французского Элеонора Анощенко





































































































п