Каждая институтская сессия прибавляла к другим жизненным проблемам хлопоты по поиску жилья. Хозяйственники ростовского вуза всегда жаловались на наплывы иногородних студентов и нехватку для них комнат в общежитии. На городские гостиницы было мало надежд. Извечным атрибутом советских отелей являлась вывеска, извещающая, что «мест нет».
На этот раз пришлось поселиться в военной гостинице в сотне метров от института. Условия были хуже, чем в других ростовских гостиницах, но зато без всяких продлений срока проживания и «подселений» посторонних граждан. Комната, где находились четыре железные кровати, тумбочки и небольшой стол, скорее напоминала больничную палату, а обитателями этой «палаты» стали вполне здоровые молодые люди, совсем не похожие на студентов, не только возрастом, но и манерами, свойственным командировочным производственникам. Нас было четверо, и все учились в одной группе.
Весь день носились по корпусам и этажам института с непременным желанием дождаться вечера и развалиться на своей кровати после наспех приготовленного ужина. Усталость проходила быстро. Об учебных делах старались не говорить. Анекдоты про членов Политбюро рассказывали шепотом и неохотно, ведь за стенами нашей комнаты жили военнослужащие, защищающие страну с её политическим режимом.
Чтобы рассеять некоторую скуку решили сыграть в домино, но звуки костяшек наверняка бы нарушал покой постояльцев в соседних номерах.
По соседству жил мужчина лет сорока пяти, который с удовольствием принял наше предложение развеять скуку шахматами. Он был любителем этой игры и вечерами разгадывал задачи. За столом проходили настоящие баталии. Шахматная доска напоминала панораму великих сражений, над которой клубился табачный дым игроков. Так проходили вечера в военной гостинице. Анекдотов не рассказывали, - смущались военного гостя, который оказался целым полковником без помпезности и с нескрываемым желанием пообщаться с нами. О себе он много не рассказывал, но о службе в Египте поведал некоторые эпизоды, которые были действительно интересными.
В один из вечеров он принял предложение поужинать с нами. Несколько рюмок водки подтолкнули наше любопытство узнать о подробностях жизни за рубежом. Некоторые из нас успели побывать в соцстранах Восточной Европы, но Египет казался сказочной державой, и побывать там, дано было далеко не каждому советскому человеку. О фараонах, строивших пирамиды - единственные уцелевшие чудеса света, мы знали со школы. О современной истории отношений между странами мы знали из скупых сообщений телевизионной программы «Время». Полковник охотно согласился рассказать нам о своей службе двадцатилетней давности.
- Мне пришлось служить в Египте при Гамале Абдель Насере. Он был ярым противником коммунистов, но при этом был дружен с нашей страной. Никита даже наградил его званием Героя Советского Союза.
- Хрущёв наградил его геройской звездой? - кто-то из нас недоверчиво переспросил, - значит, это не сплетни?
- Да, Хрущёв действительно наградил его звездой Героя, но когда его смещали с поста, напомнили ему и это.
- Вы служили при посольстве?
Полковник улыбнулся этому вопросу.
- Нет. Наша часть находилась в Каире. Я вспоминаю центральные улицы столицы. С одной стороны роскошные магазины с космическими ценами, с другой стороны мелкие лавки, порой с такими же товарами, но с умеренными ценами. Не думайте, что тамошние арабы жили роскошно, как это показывали в арабских фильмах. Безработица в Египте была причиной бедности, а я бы сказал, нищенства в стране. Бедному египтянину приходилось в мусорных баках собирать макулатуру или другой хлам, чтобы к вечеру принести в дом лепёшку хлеба.
Полковник расхваливал тамошнюю торговлю и рассказал, как он совершил покупки в одной из ювелирной мастерской, находящейся на недорогой стороне. Хозяином оказался местный армянин, немного владеющим русским. Он умело торговался с полковником, продав для его супруги кулон и серьги.
- Мы остались довольными, но придя домой, жена обнаружила, что одна серёжка не застегивается. И на следующей день мы понесли покупки обратно в мастерскую. Хозяин негодовал и вызвал своего ювелира, работающего на втором ярусе. Он что-то сказал ему на арабском, а затем шлепнул его по голове. Молодой ювелир удалился и через несколько минут преподнес моей супруге серьги с извинениями. Пока он исправлял свою оплошность, хозяин нас угощал чаем и вкуснейшими пирожными. Убедившись, что серьги надежно закреплены в мочке уха, хозяин преподнес коробочку с золотым кольцом. - Это подарок от меня, - сказал он, - только мистер, я вас прошу.
Он приложил палец к губам, моля меня таким жестом, чтобы я никому не рассказывал.
Полковник также рассказывал о некоторых конспиративных моментах службы в Египте. Конечно же, в его части существовала партийная организация и коммунисты части тайно проводили собрания под видом профсоюзных совещаний. Комсомольские собрания назывались собраниями спортсменов. Всё потому, что в стране была запрещена компартия.
- Правильно и делают, - неожиданно выпалил наш одногруппник Вагиф.
Он был приверженцем патриархальных укладов и противником марксистского атеизма.
- Не нужны коммунисты там со своими аморальными кодексами, где люди живут по Корану.
Я подумал, что полковник, как человек, стоящий на защите социалистических завоеваний (так раньше говорили) возразит Вагифу, но полковник покачал головой в знак согласия.
- А теперь в Афганистане мы пытаемся навязать им свою идеологию.
Наступила тишина после такой реплики. До горбачевского плюрализма мнений было ещё несколько лет, а теперь целый полковник Советской Армии фактически признает бессмысленность вторжения войск в Афганистан.
- Мы ведь выполняем интернациональный долг, - предположил я , хотя никто из нас не понимал, что это такое.
- Значит, мы должны по всему миру ввязываться в конфликты, выполняя этот долг? – с иронией произнес полковник.
Я пожал плечами, понимая, что сказал глупость, которую ежедневно слышал в новостях и политических телепередачах.
- Он иначе не должен говорить, - улыбаясь, сказал Вагиф, - это наш комсомольский работник.
- Почему??? – возразил я, - у меня есть своё мнение по поводу происходящего.
Несколько лет назад находясь в районном отделении всемогущего КГБ, я писал объяснительную, а точнее раскаяние, что я больше никогда не буду писать стихотворений, наподобие тех, которые оказались в этом с виду безобидном отделении, находящегося рядом с магазином спорттоваров.
«Спи мой сынок, и спи спокойно.
Ты родине должок уже отдал.
Хотя не родине, не мне с тобою
Не нужен тот Афганистан».
«А там, в Кремле ликуют коммунисты,
Что справедливость есть у нас,
А поступают как фашисты,
Послав на смерть, - таков приказ».
О моей беседе с работником КГБ, я по его по просьбе, никому не рассказывал. Как попали листы с написанными мною стишками, он, разумеется, не говорил. Да и я до сих пор не знаю ничего о своем «доброжелателе», но с тех пор исправился и даже назначен или как говорят, был избран комсомольским вожаком завода.
Работник КГБ оказался добрым дядькой. Он как бы по- отечески несколько раз вопрошал меня с приятным бакинским акцентом: «Тебе это надо?» На этот риторический вопрос, я лишь опускал голову.
Мне кажется, попади я к другому офицеру, которого я двумя годами позже узнал, будучи секретарем комсомола, мне было бы весьма печально. Этот представитель титульной национальности органов госбезопасности, как мне рассказывали, любил «рыть землю руками» и бдительно стоял на страже империи.
Нет, я не стал рассказывать полковнику о том случае с гбшниками. Свои стишки впоследствии считал легкомыслием, навеянным стремлением к литературному бунтарству.
- Но какие-то же цели имеются у правительства в плане безопасности нашей страны, и они вынуждены были ввести войска в Афганистан, - никак не хотел я соглашаться с мыслью о том, что наша партия, правительство этой войной совершают огромную ошибку, стоящей тысячи и тысячи жизней молодых солдат, офицеров.
- В том и дело, что не было такой необходимости вводить войска, - парировал полковник.
- Тогда в эту страну американцы ввели бы свои войска.
- Ну, и хрен с ними, - сказал кто-то из нас.
Полковник посмеялся простоте такого ответа, после которого невольно задумываешься над тем, как политики осложняют жизнь людям , играя на их гражданской ответственности, патриотизме, выраженными скорее в ненависти к другим странам чем в любви к своему народу.
-- Не хотелось бы иметь границы со странами, имеющими американские базы, - попытался я выдвинуть аргумент в пользу политики своей страны.
- Никто не собирается на нас нападать. И так планета натыкана разными по дальности полета ракетами. Афганистан никакой стратегической роли для нас не играет. Скорее это престиж коммунистов. Авось на карте появится ещё одна социалистическая страна, управляемая, конечно же из Кремля.
Полковник говорил тихо и убедительно, опасаясь, что нас могут услышать. По своему опыту и проницательности он понимал, что нам доверять можно.
Он рассказывал нам о жертвах этой ненужной войны, о том, что количество смертей перешагнуло десятитысячный рубеж. И когда один из нас, жалуясь на экономические трудности в жизни, заявил, что с удовольствием пошел бы воевать в Афганистан.
- Ты не представляешь, какая мясорубка происходит там. Душманы не дают спуску нашим ребятам. Не дай бог, попасться им в руки, - на сей раз полковник говорил взволнованно, - если собираешься решить финансовые вопросы, то скорее потеряешь свою жизнь. Не думай, что туда стремятся ради каких-то подвигов. Там нет и ни одного сыночка или племянника какого-нибудь московского начальника, воюют одни бедолаги.
Несколько минут в комнате царила тишина. Любая реплика после слов полковника казалась неуместной.
Вскоре полковник покинул нашу комнату, ссылаясь на предстоящий трудный день, но мы ещё долго обсуждали этот пресловутый афганский вопрос. Вспоминали «наше» вторжение в Чехословакию, помощь Вьетнаму, недавние Польские волнения.
- Я не могу понять эту братскую помощь, если при этом погибают люди, - вставил свое мнение Расул, который до этого молчал и, казалось, был занят своими мыслями, - неужели советское правительство, политбюро могло принять неправильное решение?
Видимо этот вопрос мучил не только меня.
Каждый раз, когда речь заходила об Афганистане, будь это приятельская беседа или просмотр программы «Время», я вспоминал полковника из военной гостиницы. Был ли он прав и проникался озабоченностью за погибших и их семей или просто лил грязь на власть из-за задержки генеральских погон или непригодных бытовых условий для старшего офицера.
Вскоре один случай подтвердил правоту полковника. Летом я гостил в городе Хачмасе на севере Азербайджана. На железнодорожном вокзале было невыносимо жарко. Спрятаться в тени было негде. Какой-то мужчина лет сорока пяти странной походкой проходил по перрону. По его взгляду было заметно, что он пытался что-то найти.
- Молодой человек, - обратился он ко мне дрожащим голосом , - а где здесь багажное отделение?
Я сразу заметил, что он был очень взволнован. Пот ручьями струился по его лицу. Небритое лицо говорило о постигших неприятностях, и возможно горя.
Где находится багажное отделение, я не знал, но очень хотелось помочь этому несчастному человеку. По расположению вокзала, я сообразил, в каком месте обычно располагаются багажные отделения.
- Должно быть там, - предположил я, рукой показывая в конец вокзала.
Он кивнул в знак благодарности и той же странной походкой направился к багажному отделению.
Стоящая рядом пожилая женщина всплеснула руками.
- Это же тот мужчина, у которого сын погиб в Афганистане.
Она возмутительно качала головой, глаза её увлажнились.
Я смотрел вслед этому несчастному человеку, понимая, что его блуждающая походка от его ватных ног. Нередко я наблюдал, как ноги подкашиваются у людей, получивших трагическое известие.
«Там ведь сплошная мясорубка..» , - вспоминал я полковника.
Жив ли теперь полковник, вряд ли когда-нибудь я узнаю, но уверен в одном:
войну в Украине он назвал бы самым большим безумием.