Гайнаш, лето 1910
– Аня, мне ждать тебя? – облокотившись на руль велосипеда, Алексей с надеждой смотрел на открытое окно в комнате его сестры на втором этаже. – «Ярко-пенистых волн переливы затихают, пурпурно горя, берега задремали лениво, запылала пожаром заря»[ Строчка из стихотворения Виктора Гофмана «В лодке» (1902 год), молодого московского поэта-символиста.
], – процитировал юноша немодного уже поэта, – мы же хотели ещё покататься и солнце проводить...
Сидя на утопающей в цветущем хмеле маленькой терраске со вчерашней недочитанной газетой и третьей чашкой послеобеденного кофе, Пётр Алексеевич, сняв пенсне, с удовольствием разглядывал своего сына. Он любил вот так, исподтишка, когда не видели, что отец смотрит, любоваться и тихо радоваться... дети, Слава Богу, получились...
– Вспомни философов, брат мой! – послышался голосок Ани, высунувшись из окна, она торжественно продолжила. – Благородный муж с достоинством ожидает велений Неба. Низкий человек суетливо поджидает удачу.
– Это опять твои любимые греки, – задрав голову, крикнул ей Алёша в ответ.
– Это Конфуций, дурашка, – укорила старшая сестра, – чему только в Кадетском корпусе тебя учат!
– По размеру похоже на греков, – сконфузившись, пробормотал Алексей и громче добавил: – Так ты идёшь? Тебя ждать?
– Я почти готова, проверь мой велосипед пока, пожалуйста.
Алексей аккуратно прислонил к стене дома свой «лейтнер» и отправился за велосипедом сестры. Как всегда, на его поиски могло понадобиться несколько минут. Анна могла бросить велосипед где угодно.
Пётр Алексеевич улыбнулся, наблюдая, как любовно сын погладил своего «железного коня». За пять лет Алёшино восхищение этим изобретением человечества не уменьшилось ни на дюйм.
Иванов-младший подкатил велосипед сестры к сарайчику, где хранились разные нужные в хозяйстве мелочи, и сокрушённо покачал головой: цепь грязная, надо чистить. И одно колесо не мешает подкачать. Вечерняя прогулка откладывалась на некоторое время, и Алёша слегка рассердился. Он никак не мог понять пренебрежения сестры к собственному велосипеду. Ведь можно было вспомнить о неполадках заранее и попросить его исправить! За пять лет, прошедших с покупки велосипедов, её младший брат стал настоящим асом!
Алексей усмехнулся, вспомнив свою детскую, как теперь ему казалось, обиду.
Тогда, в девятьсот пятом, за неделю до экзаменов он получил среди недели записку от отца и длинное письмо от Лизы. Смысл двух сообщений сводился к тому, что семья намного раньше установленного срока, не дожидаясь его, Алёшу, уезжает на взморье. Записка папы содержала короткое сообщение, что он приедет за ним сразу после экзаменов, и напутствие – готовиться как следует и не посрамить фамилию. Лиззи на трёх страницах подробно расписала Анины чудачества, стараясь рассмешить и ободрить брата, но трюк не удался. Алёша обиделся страшно, к тому же сама Аня, главная виновница раннего отъезда семьи, не написала ни строчки.
В сердцах Алексей решил не ехать совсем и даже попытался договориться провести лето у кого-нибудь из товарищей. Но все «летние партии» уже были составлены. К тому же очень хотелось на море... В расстроенных чувствах чуть было не завалил первый экзамен. Но спустя несколько дней стал ежедневно получать длинные письма от папы, Лизы и Ани. Не сговариваясь, они писали ему каждый день. О холодном море, плохой погоде, раскисших дорогах...
«Так вам и надо», – мстительно думал Алексей, бережно складывая очередное письмо и пряча его под подушку.
Время экзаменов благополучно завершилось, и накануне отъезда Алёша, к своему удивлению, получил только одно письмо. От отца. Никаких поздравлений по случаю успешного перехода в старший класс оно не содержало. Зато были подробные инструкции к самостоятельному путешествию. Отец по необъяснённой причине не мог приехать в Петербург. Постскриптум содержал всего одну написанную Аней фразу: «Тебя ждёт сюрприз».
Только после третьего прочтения десятилетний мальчик осознал, что путешествовать на поезде он будет один, и сердце сладко сжалось от восторга. Приятели страшно завидовали ему.
Поездка оказалась более чем приятной. На Витебский вокзал Алексея сопроводил старший преподаватель, он же проследил за погрузкой багажа. Проверил, как ученик устроился в купе тёмно-коричневого, специального, беспересадочного до самой Риги вагона, кто с ним соседствует. Строго-настрого наказал не выходить на остановках и стоял на перроне до самой отправки поезда.
Лёгкая эйфория не покидала Алексея на протяжении всей недолгой, менее суток, поездки. Конечно, ему была уже знакома дорогая, с намёком на шик, отделка купе и вагонов. Но сейчас, когда он путешествовал без отца и сестёр, ковры казались мягче, позолота ярче, окна в купе шире, а чай – самым вкусным на свете. В следующем купе оказался очень интересный попутчик, с которым они в короткое время стали приятелями. Его соседом оказался морской флаг-офицер[ Флаг-офицер – должность в русском военно-морском флоте, офицер, состоявший при флагмане, ведавший сигнальным делом и выполнявший адъютантские обязанности.
], лейтенант Дмитрий Васильевич Яковлев, как он рекомендовался. Молодой лейтенант служил на Дальнем Востоке, в данный момент находился в отпуске и решил оставшиеся две недели провести на другом, так сказать, конце империи. Посмотреть Балтику и, может быть, посетить место, где родился штабной горнист легендарного крейсера «Варяг» Николас Наглис[ Штабной горнист Наглис Николай Августович из Венденского уезда. Во время боя 27 января 1904 года легендарного крейсера «Варяг» с японской эскадрой рядом с командиром крейсера капитаном 1-го ранга Рудневым в боевой рубке находился штаб-горнист Нагле (Наглис). Именно он передал команде сигналы «Все наверх! Все по местам!». При взрыве вражеского снаряда рядом с рубкой командир крейсера Руднев был ранен, а горнист Николай Нагле погиб.
].
За короткое время совместного путешествия Алёша привязался к молодому офицеру намертво. Ну а как иначе, когда человек знает так много полезных для мальчишки вещей – как подавать морские сигналы, как вязать узлы, да и вообще боевой офицер. Только про бои рассказывает не много...
– Я вас очень прошу, Дмитрий Васильевич, поедемте к нам, в Гайнаш, там дом большой. Вы же ещё не решили, где остановиться? А там у нас и школа мореходная есть, и порт начинают строить. Вам интересно будет, – с надеждой заглядывая в голубые глаза молодого лейтенанта, уговаривал Алексей. – Папа с Лизой и Аней будут рады!
– Что, вы, Алексей, как такое возможно. Не представлен, первый раз встретимся, и тут же на постой становиться! Я не могу дать такого обещания вам. А что если я не понравлюсь вашему батюшке и вашим сёстрам?
Но Дмитрий Васильевич понравился. После радостных объятий родных и короткого представления своего товарища по путешествию Алексей немедленно, взахлёб, но складно, изложил папе все обстоятельства. Лейтенант Яковлев краснел и от возвышенных эпитетов своего маленького друга, и от взглядов чудесных глаз его старшей сестры. А Елизавета Петровна и Анна Петровна с интересом рассматривали ладного шатена с яркими голубыми глазами.
День решили провести в Риге, сняв номера в гостинице. Город этот Пётр Алексеевич не жаловал и потому, сославшись на усталость, отправил молодёжь гулять самостоятельно, а сам занялся подготовкой к отъезду. Следующим утром их ждали два экипажа – патентованные самодвижущиеся коляски «Бенц», как со смехом объявил Иванов-старший. Уже два года как автомобили перестали быть в Риге редкостью, и нанять их на длительную загородную поездку не составляло труда. Да и ехать на автомобилях было безопаснее.
Финансовый кризис первых трёх лет начала века, русско-японская война, январские кровавые события спровоцировали революционные настроения и в Риге. В деревнях было ещё достаточно спокойно, но горожан будоражили социал-демократы, большевики и националисты. Одна демонстрация на 1 мая что стоила! По городу свободно висели листки с воззваниями «Не подчиняться!»...
И спустя несколько дней Пётр Алексеевич очень радовался, что они успели покинуть город до начала очередной стачки заводских рабочих. Буквально через две недели к восстанию на броненосце «Потёмкин» присоединились флотские экипажи военных моряков Либавы. Этого бывший титулярный советник Иванов никак не мог понять – они же присягу давали!
Дети, перекидываясь шутками, укатили на велосипедах, а Пётр Алексеевич предался воспоминаниям...
...Когда Алексей увидел, наконец, свой сюрприз, то все испугались, что мальчик тотчас потеряет сознание, так он побледнел. К свободной от плюща стене снятого на лето дома, так, чтобы был идеальный обзор со всех сторон, сияя на солнце начищенными металлическими деталями, Алёшу дожидался велосипед. Настоящий, последней модели, выпущенной рижским заводом Лейтнера. Очень похожий, только о трёх колёсах, был приобретён императором для цесаревича Алексея, Алёшиного тёзки, что, по мнению Петра Алексеевича, увеличивало ценность подарка. Удовольствие это обошлось господину Иванову совсем не дешёво.
Выбирать двухколесное чудо они поехали с Анной вдвоём. Лиззи сказалась нездоровой, хотя идея для сюрприза принадлежала ей. Увидев выражение лица средней дочери, Пётр Алексеевич не сдержался и купил второй аппарат. В дамском исполнении и со специальным (за отдельную плату!) более комфортным седлом. Почти треть основной покупки стоила куча дополнительных и, на взгляд Иванова, совершенно лишних вещей – два комплекта ключей в кожаных футлярчиках, два премиленьких металлических звоночка с инкрустацией, два насоса... Выбирала, конечно же, «молодая барышня», которая, только увидев велосипеды, сразу же поняла, что разбирается в них лучше всех...
Затем последовала утомительная бумажная волокита – получение обязательных номеров, личное обязательство Петра Алексеевича, что в течение двух недель будут оформлены права на вождение аппаратов, если господа захотят ездить на них в городской черте, и т. д.
– Знаешь, Лиззи, – сказал Пётр Алексеевич, вернувшись тем же вечером в Гайнаш, он чувствовал себя совершенно разбитым после дня, проведённого на булыжных мостовых Риги (езда в пролётке всю душу вымотала!), – надо было, все же, выбрать ялик. Намного проще, и кто-нибудь из здешних будущих капитанов Алексея научил бы.
Заботливо обёрнутые, велосипеды простояли в сарае до самого приезда сына. Кататься-то на них никто не умел...
Иванов-старший засмеялся, вспомнив уроки Дмитрия Васильевича, которые он давал его младшим детям. Лиза решительно отказалась учиться езде. Но сопровождала сестру и брата на каждом занятии и только внимательно вглядывалась в морского лейтенанта. Стала больше гулять, слава Богу, появился румянец. И перестала, наконец-то, чертить свои таинственные пентаграммы и с маниакальной придирчивостью, пугающей прислугу, высчитывать, чётное или нечётное число пирожных подано к чаю...
То лето, лето 1905 года, выдалось очень непростым и запоминающимся в их жизни.
Рига и пригороды кипели революционными страстями, замешанными на стремлении к самоуправлению как на фабриках, так и по всей Лифляндской губернии. В Гайнаше было тихо. Но у Петра Алексеевича появилось ощущение общей напряжённости. Вместо былого радушия к богатым русским у местных жителей появилась приправленная злобой настороженность. Так что внезапное появление нежданного гостя, Алёшиного попутчика, было очень кстати.
Молодой, красивый, уверенный в себе боевой офицер производил самое положительное впечатление и вносил приятное разнообразие в их отшельническую жизнь – развлекал искусственно оторванных от курортного общества девочек, учил Алёшу самым разным морским и велосипедным фокусам, был отличным собеседником по вечерам.
Почти двухнедельная идиллия закончилась, лейтенант Яковлев уехал. Лиззи загрустила, стала почти ежедневно прогуливаться по берегу одна. Отец пытался было составить ей компанию, но со своей тучностью и одышкой уже не поспевал за стремительным шагом старшей дочери. От прямого разговора Елизавета Петровна уклонялась, отговариваясь то усталостью, то шутками.
Аня и Алёша, загрузив едой корзины, уезжали кататься. Где их носило, Пётр Алексеевич не знал, приезжали измотанные, но довольные, только к ужину. На все расспросы рассказывали какую-то ерунду, то про маяк, то про козу, что за ними погналась...
– Papa, – называя так отца по старой привычке, говорила Лиза, полуобняв его, сидящего с вечной газетой в руках, за плечи. – Оставьте их, посмотрите, как изменилась Анни!
В этом Лиза была права. Свобода и ежедневные прогулки стёрли сердитое выражение с лица Ани, она больше не походила на раздражённую петербурженку. Да и Алексей очень окреп и выглядел как обветренный загорелый «морской волк».
Но тревога сердце не покидала...
Газеты пестрели сообщениями, не укладывающимися в уме Иванова, всю свою жизнь служившего императору и стране. Через три недели после всеобщей июльской стачки, когда почти все шестьдесят заводов губернии остановились на несколько дней, а забастовка в порту полностью блокировала поставку продовольствия, в Лифляндии объявили военное положение.
А ещё через два дня на пороге их дачного дома появился, опять неожиданно, лейтенант Яковлев. Он поспел к вечернему чаю, приехал на арендованном автомобиле, которым управлял сам. Выглядел уставшим, осунувшимся, с тёмными синяками под глазами. Лиза, наливая кипяток из самовара, ахнула от неожиданности и расплескала почти полную чашку. Пётр Алексеевич встал, приветствуя, гостя. На скатерти медленно расползалось коричневое пятно, но никто не обращал на него внимания. Все пристально вглядывались в молодого офицера. С чем пожаловал?
– Добрый вечер! – Дмитрий Васильевич откашлялся и продолжил. – Пётр Алексеевич, Елизавета Петровна, Анна Петровна, Алексей, Любаша, – по инерции Яковлев поклонился и в сторону горничной. Та тихо охнула и присела на краешек стула возле буфета. – Прошу простить меня за такое внезапное вторжение, но, к сожалению, обстоятельства складываются таким образом, что решение надо принять сегодня, сейчас, – лейтенант беспомощно посмотрел на Лиззи. Та сидела, опустив руки на колени. Глаза сияли, но губы были плотно сжаты.
Первым опомнился Иванов-старший.
– Дмитрий Васильевич, что ж вы? С дороги, и стоите! Располагайтесь, прошу вас. Любаша, чашку, приборы, живо! Вы для нас всегда желанный гость! – засуетился Пётр Алексеевич. – Вы видели, что творится? – потрясая газетой, вопрошал он. – Без войны военное положение вводим! До чего империя докатилась!
Аня, не надеясь на старшую сестру, сама налила гостю чаю и поставила перед ним чашку. Приветливо предложила угощаться. Алексей вылез из-за стола, подошёл к офицеру, вежливо и важно поздоровался. Яковлев, слабо улыбнувшись, пожал ему руку. И только Лиза продолжала молча смотреть на гостя. Алексей подошёл к сестре и, едва дотронувшись до её руки, тихонько спросил:
– Что же ты, Лиззи? Это неучтиво.
Лиза, вспыхнув, сердито посмотрела на брата и произнесла:
– Добрый вечер, Дмитрий Васильевич, мы вам очень рады.
Лейтенант Яковлев встал, одёрнул китель и обратился к главе семьи:
– Пётр Алексеевич, я прошу вашего разрешения просить руки Елизаветы Петровны, просить стать её мой женой с вашего позволения, –Яковлев запнулся, осознав, что запутался в словах, но мужественно продолжил. – Обстоятельства складываются таким образом, что мне необходимо отбыть с флагманом на юго-восток. Первое время мы будем пребывать во Владивостоке, а потом, скорее всего, придётся перебазироваться в Манилу. На длительный срок. Боюсь, что мне не скоро представится возможность вновь увидеть Елизавету Петровну и соблюсти все приличествующие сватовству обязанности, но я заверяю вас...
– Я согласна, папа, – вдруг произнесла Лиззи, по-прежнему глядя на Яковлева сияющими глазами. – Я согласна, Дмитрий Васильевич!
Свадьбу играли быстро, можно сказать, по-военному, в местной церкви святого преподобного Арсения Великого. Особого приданого у Елизаветы не было. Не подумали об этом заранее, не готовились. Выписать молодым чек на приличную сумму Пётр Алексеевич постеснялся. Не по-людски всё это... Пока Лиза с Любашей перебирали платья, выбирая самое подходящее для венчания, и думали, как обойтись с фатой, Пётр Алексеевич уговорил Яковлева оставить на несколько часов невесту и отвезти их с Аней в Ригу.
По дороге решили, что, учитывая военное положение, нет смысла дольше оставаться в Гайнаше. Пора уезжать в Петербург. Ехать решили двумя партиями – сначала молодые и Аня с горничной и основным багажом. Днём позже Пётр Алексеевич с сыном, уже налегке. В то время как Дмитрий Васильевич занимался билетами, Ивановы выполняли главную задачу, ради которой напросились в Ригу, – обзаведением приданого. Умничка Аня решила, что всё необходимое Лиза чудесно успеет прикупить до отъезда в двух-трёх магазинах в Петербурге. А надо бы собрать ей шкатулку с «сокровищами»: браслетки, серьги, кольца с рубинами и вполне приличными брильянтами.
Не скупились...
Ни Аня, ни Пётр Алексеевич не имели большого опыта в определении ценности камней, верили на слово местным ювелирам. И напоследок – целый чемодан столовых приборов из серебра и мельхиора – выбор Петра Алексеевича.
Через пять дней на перроне Московского вокзала Иванов-старший долго смотрел вслед уже пропавшему из виду поезду, на котором Елизавета Яковлева в сопровождении своего мужа покидала Санкт-Петербург, отправляясь в новую, неизвестную жизнь.
...Пётр Алексеевич вздохнул и вытащил из кармана летнего пиджака сложенный в несколько раз и чуть обтрёпанный на сгибах лист. Это последнее, месячной давности, письмо от старшей дочери он носил всегда с собой. Перечитывал, когда оставался один, без Ани и Алёши. Письма от Лизы приходили, по мнению её отца, крайне редко, один раз в месяц, в лучшем случае.
– Папа, – увещевала его Анна, – как ты можешь ожидать, что Лиза будет писать каждый день! Она же замужняя женщина, у неё дел невпроворот. К тому же Антошка...
В их семье появился Антошка, Антон Дмитриевич, самая большая радость и самая большая грусть. Внуку скоро три года, но видел его Пётр Алексеевич только на фотографии. Вот она, хранится в портмоне, чтобы не помялась... Как же он ждёт, что настанет день, и он сможет не торопясь пройтись с внуком до недавно отстроенного малюсенького порта. Будут смотреть на корабли, разговаривать о путешествиях. Ему так много надо рассказать внуку!
...Но Аня, безусловно права, когда уж Лизе письма черкать.
Теперь они жили в питерской квартире с Аней вдвоём. Алексей появлялся только в воскресенье, если не гостил у кого-то из товарищей или не уезжал на экскурсию. Одно только осталось неизменным – их ежегодные поездки на Балтику. После памятных событий пятого года они было пропустили один сезон и все вместе отправились в Германию, на «эмские воды»[ «Эмские воды», один из старейших в Германии курортов с целебными высокоминерализованными термальными источниками в окрестностях городка Бад Эмс на реке Лан. Первыми открывателями и ценителями эмских вод были древние римляне. Первая рекомендация к употреблению эмской минеральной воды как целительного средства известна нам с XVI века. C XVIII века курорт посещали коронованные особы, дворянская знать, а также известные политики и деятели культуры.
]. Русских на главном променаде было столько, будто и не уезжали из России. Выдержали две недели, перебрались в Австрию, затем в Италию, так и кочевали все лето.
Зато года три как на взморье опять тихо, даже «лесные братья» стали добропорядочными гражданами. И можно, игнорируя советы столичных врачей, спокойно проводить летние месяцы в Гайнаше...