Потом живописец и стиль своих картин изменил.
Создал серию «Волхонка: культурный сплав». Произведения в стиле семейной фотографии. На них обнимаются, словно перед объективом аппарата, как близкие родственники, сталинские соколы и голландские прачки с музейных полотен, Иван Грозный в монашеском клобуке и троянская царевна в золотом головном уборе. Ещё ангелы итальянского Возрождения, египетская мумия, Булгаков, герои 1812 года, русские святые, венецианские куртизанки шестнадцатого века, Ван Гог с отрезанным ухом, боярышни в жемчужных кокошниках, опричники, микельанжеловский Давид. Все духовные сущности, призраки и легенды Волхонки на фоне Дворца Советов Иофана.
Следующая серия называлась «Шамбала Волхонки» и появилась не без подсказки Любови и не без влияния музея Рериха.
Волшебная долина, полная зелёных деревьев, цветов, пагод с изогнутыми крышами, готических башен, золотых православных куполов, небоскрёбов, статуй драконов, античных богов, Богоматери, Христа, как в Рио-де-Жанейро, Будды, Брахмы, гениев, подаривших человечеству шедевры, бонз в оранжевых тогах, простых людей всех рас Земли. И снова на фоне призрачного Дворца Советов.
Следующий цикл картин Корсаков сопроводил эпиграфом из «Линги Пураны»: «Люди Кали-юги (злой эпохи) будут делать вид, что не знают о священной сущности брака… Люди будут стараться лишь приобрести больше денег, самые богатые и будут обладать полнотой власти. Жизнь будет униформизированной, во всём будут царить смешение и неразборчивость. Единственной связью между полами будет удовольствие. Единственное средство достичь успеха – конкуренция, ложь».
Эта последняя серия называлась «Падение Дхармы (нравственности, порядочности)».
На полотнах Корсакова Ромео в боксёрских перчатках лупил Джульетту в кровь. Мистер Пиквик обирал нищих и раздавал им пинки. Золушка на Тверской занималась проституцией.
Стойкий оловянный солдатик саблей рубил балерину. Сиротка душила мачеху, а двенадцать братьев-лебедей заклёвывали сестру. Герда водила на поводке Кая. Святые продавали свои нимбы. Дездемона в ожерелье из черепов танцевала, как Чёрная Кали, на живом ещё Отелло.
Но вдали маячили Махатмы, Иисус, единороги как символ чистоты и Калки-аватар, божество, которое придёт восстановить ценность праведной жизни.
О Корсакове заговорили в прессе, превознося его незаурядный талант, восхваление культурных ценностей, жажду мировой гармонии.
Правда, выступили и критики, утверждавшие, что его произведения вторичны, что он компилятор, и художник просто перечислил особенности одного из районов Москвы.
Но свой собственный мир, пусть мозаичный, из кусочков того, что уже было, Корсаков всё же создал.