«Знаете, мне кажется, что я весь точно раздваиваюсь, — в ужасе говорит Версилов. — Точно подле вас стоит ваш двойник; вы сами умны и разумны, а тот непременно хочет сделать подле вас какую-нибудь бессмыслицу, и иногда превеселую вещь, и вдруг вы замечаете, что это вы сами хотите сделать эту веселую вещь, бог знает, зачем, т. е. как-то нехотя хотите, сопротивляясь из всех сил, хотите» (Подросток. Часть III, глава X).
Князь Мышкин вторит Версилову:
«...Две мысли вместе сошлись, это очень часто случается. Со мной беспрерывно....Мне даже случалось иногда думать, – продолжал князь очень серьезно, истинно и глубоко заинтересованный, – что и все люди так, так что я начал было и одобрять себя, потому что с этими двойными мыслями ужасно трудно бороться; я испытал. Бог знает, как они приходят и зарождаются...».
(Идиот. Часть II, глава XI).
Двойственность эта нередко толкает человека на безумные поступки, вызывает (в т.ч.) желание того, что Свидригайлов описывает как «вояж».
«В вояж? Ах, да!.. в самом деле, я вам говорил про вояж... Ну, это вопрос обширный... А если б знали вы, однако ж, об чем спрашиваете!».
***
Подпольные (мономаны)
Петр Петрович Лужин. Тип «маленького человека», мелочного и злобного, жадно оберегающего от расходования деньги свои и имущество, наделенного имплицитным стремлением управлять людьми. Характер Лужина («благопристойная» и меркантильная буржуазная подлость») получит свое развитие десять лет спустя в Закладчике (из рассказа «Кроткая»).
«Он с упоением помышлял, в глубочайшем секрете, о девице благонравной и бедной (непременно бедной), очень молоденькой, очень хорошенькой, благородной и образованной, очень запуганной, чрезвычайно много испытавшей несчастий и вполне перед ним приникшей, такой, которая бы всю жизнь считала его спасением своим, благоговела перед ним, подчинялась, удивлялась ему, и только ему одному...» (Лужин. Часть IV, глава III).
«Принимая ее в дом свой, я хотел полного уважения. Я хотел, чтоб она стояла предо мной в мольбе за мои страдания – и я стоил того. О, я всегда был горд, я всегда хотел или всего, или ничего! Вот именно потому, что я не половинщик в счастье, я всего захотел, – именно потому я и вынужден был так поступить тогда: «Дескать, сама догадайся и оцени!». (Закладчик. Часть I, III).
Н. К. Михайловский: «Прежде всего надо заметить, что жестокость и мучительство всегда занимали Достоевского и именно со стороны их привлекательности, со стороны как бы заключающегося в мучительстве сладострастия... он рылся в самой глубокой глубине волчьей души, разыскивая там вещи тонкие, сложные — не просто удовлетворение аппетита, а именно сладострастие злобы и жестокости».
«Позвольте-с, я знал, что женщина, да еще шестнадцати лет, не может не подчиниться мужчине вполне. В женщинах нет оригинальности, это — это аксиома, даже и теперь, даже и теперь для меня аксиома! Что такое, что там в зале лежит: истина есть истина, и тут сам Милль ничего не поделает!<...> Женщин погубила одна лишь неоригинальность. И что ж, повторяю, что вы мне указываете там на столе? Да разве это оригинально, что там на столе?»
А на столе лежала мертвая Кроткая... В финале Закладчик отчетливо напоминает Фредерика Клегга (из романа Дж.Фаулза 'Коллекционер'), в характере и поведении Кроткой и Миранды (похищенной Клеггом девушки) также прослеживается общность: смирение, беззащитность при внутренней стойкости, эмоциональная отстранённость.
(По моему мнению, Фаулз не столько интерпретировал «Записки из подполья» (в романе «Коллекционер») («взаимодействие Дж.Фаулза с Ф.М.Достоевским»), сколько «криминализировал» драматичные отношения Кроткой с мужем. В логическом плане персонажи близки.)
6-12 марта 2024.