Одарённость – яростная сила, порождающая власть. Власть над собой, которая держит тебя в твоем крохотном кармашке - выносливость, способность противостоять. Ведь только на то можно опереться, что сопротивляется. И то качество - тоже, помогающее тебе держать в крепости страхи, твои страх. То качество мы выискиваем в среде обычных людей, стараемся, и называем это любовью?
«Но только ли это? И страхи ли движут?» - Думала Ирма.
«Неужели пробуждение любить – это всего-навсего повстречать однажды опасность, предоставляющая тысячу дорог сорваться, в конце концов, на первом же повороте в пропасть и не успеть заглянуть в лицо той опасности, и прятаться-прятаться хоть где, за чужой спиной».
«Хоть с кем, хоть за чьей…»
«А если просто совладать эмоциями, инстинктами то что? Как?»
«В случае ненависти... А где тот настоящий случай? Ах, это тот самый опасный случай...»
«Так, где же подлинный аутентичный случай, подлинные, аутентичные, чистой воды обстоятельства, чтобы без страха? Как их создать искусственно ли? Чтобы понять, уяснить суть, что на самом деле хочет сожрать тебя?»
Денис отдыхал, он позавтракал, чем было, занеся из лодки несколько пакетов с едой, водой. Поглядел на девушку, сидевшую на берегу озера, ничего не сказал. Прошла минута для того, чтобы он пригласил ее из-за кусков торчащего сена на импровизированный стол. Она пообещала скоро прийти, а когда невесомые думы ее перестали волновать, вернулась.
Он сладко спал.
Ей бы - разбудить. Ирма даже попыталась это сделать, толкнув носком мокасин в его ногу. Но он – ничуть - спал.
На часах – девять. Ничего не успеть, если…
«Если сейчас же не сообразить какую-нибудь муть».
Она вышла из жилища, покинула разрушенный лагерь, она вернулась к тому месту, где стояла лодка, подошла, нагнулась и схватилась за борт. Та качнулась. Казалось, ладья держалась лишь днищем за озёрную траву и легко поддавалась на любой толчок извне.
Девушка успела ещё подумать, как легкомысленно он, негодник, оставил плавающее средство - никак не закрепив его на берегу. Она успела ещё разглядеть брошенную якорную верёвку, и то, что та была перерезана кем-то. Показалось ли это – мгновением Ирма перебросила ногу через борт и качнувшись в лодке, взяла весло.
Дальше – проще.
Оттолкнувшись от берега, лодка зашуршала всеми низами по почве, раздавая огромный гул по округе. Птицы тайные – явные, - все взметнули в небо. По спине пробежала дрожь толпой короедов, но решимость, безудержность - сумасшедший акт.
И вот лодка в метрах и метрах от берега.
Ирма взялась грести изо всех сил. Весло, что ложка в густой каше – тяжело.
Временами весло выскальзывало, бухалось в воду. Это приводило в шок все: кажется, под водой что-то вздрагивало. Но, вот, древко гребка, насколько и старым, и плотным было оно, оно не тонуло. Она вынимала его, отряхивала и бралась за дело.
Спустя четверть часа оказалась на середине.
Серое пятно в огромном тазу серебряных вод и девушка, оглядывающаяся вкруговую. Туманом затянуло тяжёлую атмосферу. И она думала, что это, наверное, знак какой.
Она изображала из себя для Дениса, ух-ты, потешного человечка с каплей слез всего-то, у внутреннего угла глаза. И это – ничего.
«Это ничего, - думала она, стоя на пошатывающемся днище лодки, - это ничего и не сравнимо с тем, что никто никогда не сможет понять: как некоторые особенности собственной натуры превращают жизнь в бардак или ад. Как феномен непостоянства, изменчивости, превратности, отнюдь не впаянных в суть женскую – нет, а по-настоящему особенностью – переворачивают порой всю жизнь вверх дном. И это часто, и эти чувства…»
Она точно помнила, что на близость с Денисом пошла не ради удовольствия, не ради опыта даже, не ради черт знает чего, но того ради, чтобы разоблачить эти свои особенности – мгновенную влюбчивость «в кого попало».
«Да, разумеется, озеро здесь играло не последнюю роль, но на то и 377!»
Она помнила и понимала, и осознала смысл притяжения ее к Никону только сейчас. Он обещал ее посвятить в тайну композиции номинации - 377.
- Это символ, а точнее код, - начал он тогда, - каждая цифра – состояние гравитации твоего «Я». Ты никогда не думала ли, что в нас существует тоже целая, целая Вселенная. Только, вот, на какой из них ты пребываешь планете – вопрос. Или ты Солнце и все крутиться вокруг тебя – в этом, да, вопрос. Не говоря уже о Сириусе и прочее, - он посмеялся.
«Возможно, поэтому она тогда не заинтересовалась этим вопросом всерьёз».
- И кто я, по-твоему? – Все же занялась Ирма.
- Ты? – Он не ответил. Тогда.
Ответил за него второй человек, - Денис:
- Ты дерзкая, ты смелая, бесшабашная, мне нравятся такие.
«И, вот - чем все это закончилось!»
Ирма присела на лавку лодки, думала.
«Почему же люди не идут сюда группами? Отчего они обязательно расстаются, расходясь на берегах озера 377? Отчего молчат, таят следствия своего иногда длительного путешествия. Им довольно остаться на сутки, впрочем, на ночь - переночевать, чтобы что-то понять, разузнать в себе? И если здесь находится кто-то Другой, - Чудище-Юдище, то…»
«Отчего же именно сейчас такой туман?»
***
«Мы подверглись нападению, - думала она, - против нас на этом свете, где мы теперь живём, выступают конкуренты в виде завистников, предающих любовников, друзей, элементарных противников. И во всем этом сцеплении – пещера спонтанных собственных удовлетворений, надежд на успех, грёз ежедневного от участия без ясного осознания конечной цели. Всех тех, наверное, намного больше, чем можно представить. Их больше или они, по крайней мере, сильнее, но не ты сам».
«Ах, только не сплошать, не свернуть с пути. Бежать, бежать, а потом все само обязательно расставится по полочкам. Туман рассеется, и все будет хорошо».
Лодка девушки со всего хода налетела на что-то твёрдое, и Ирма едва не выпала из неё. Инертно ее потащило вперёд, она ударилась о борт головой.
Мгновение и в ушах – гул какого-то механизма. Она слышала его уже в цоколе дома, той стороны озера, где все жили. Это был шум стиральных машин.
Однажды, когда она вытягивала белье и майка из вискозы, почти высохшая, масляным шлепком скользнула на пол. Она не обратила на то особого внимания, - упала и упала, но теперь помнила, как из мягкого, лёгкого полотна, жгутом скрутившегося, сложилась цифра три. Оглянулась - никого, кроме нее в большом помещении прачечной - никого. И только за крайней машинкой заметила мокрый след на кафельной плитке, а когда подошла с корзиной стиранных вещей, направляясь к выходу, увидела пятно. Пятно и пятно – что? Но оно так же растекалось тремя линиями римской записью.
Это пятно сейчас восстало в воображении.
Ирма пришла в себя после короткого головокружения. Подняться б, стать на ноги.
«Такое бессилие».
И будто что-то дремотное требовало не трогаться с места. Туман плотнее заволакивал пространство. Ещё немного не разглядеть и воды за бортом.
Ползком, перебираясь на коленках, она добралась до релинга, опустив руку, торопливо нащупала носовую ручку. Стоило ей поднять кисть параллельно воде, как с чем-то плотным она столкнулась.
«Будто во сне».
Что-то Это именно мешало судну свободно двигаться вперёд.
«Скала?» - Первым пришло на ум. Не стала разбираться в деталях, все-равно ничего не разглядеть. Лодку лишь назад потянуло от данного препятствия.
Она вернулась к веслу, чтобы сделать гребок вперёд. Поднялась, сухожилия вздулись , и снова - нос судна ударился о преграду.
«Он олицетворяет порядочность, постоянное стремление овладеть собой, быть уверенным в завтрашнем дне, в реальных ценностях. Но, о, сколько раз приходилось натыкаться на один и тот же феномен: ты стараешься быть приемлемым для системы, а она тебя отрицает. Тогда ты прилагаешь больше усилий, но она все одно – холодна. Что ожидает тебя от порядочности, правильности бытия? Все в твоей жизни: все хуже и хуже!»
Бес коснулся мыслей. Несколько диких, остервенелых, сбивчивых, путаных рывков веслом, веслом вперёд-вперёд – лодку повело в сторону, бортом она прогремела по преграде. Ее развернуло так, что ударилась боковиной в то неизвестное, что служило сейчас препятствием.
Нет, это препятствие не было скалой, не было щитовой доской, всплывшей здесь от прежних крушений. Это было похоже на полупрозрачную полиэтиленовую плёнку, натянутую на какую-то жёсткую поверхность, за которой таки можно было разглядеть ту сторону середины озера 377.
Это была плотная перегородка из молочно-мутного материала. Ирма прикоснулась к ней ладонями, плотно приложив их. Перегородка могла бы исчезнуть, если бы это был бы не сон наяву, если бы для этого воспользоваться магическими свойствами, силами своего организма, однако этими свойствами физика не обладала. И она не знала, откуда их сейчас взять.
Страх из чего же эта штука сотворена, и каким образом здесь очутилась, и не снится ли все это, ни бред ли, ни болезнь, какая - не позволил ей предпринять больше, чем решение - срочно покинуть место.
Вальсируя с веслом, девушка попыталась отгрести в сторону, - вдоль загадочной стены, но плёнка не заканчивалась.
Пять сотых, ещё - сотых мили – преграда не заканчивалась. Ирма бросила весло, оно свалилось в воду, брызнув в лицо, прощаясь и унося надежды любого передвижения. Это был крах. Крах задуманного нереализованного побега, крах жизни. Туман мог продержаться сутки или двое. Здесь это - обычным делом.
А впереди целый день, ночь, прохлада не дадут пережить. Делать что-то инстинктивно.
Она поднялась и вцепилась ногтями в плёнку перегородки, ощущая, как та принуждённо скрипя, взывая, поддаётся – поддаётся все же – на смелые дерзкие действия.
Не щадила руки. Несколькими пластами ей удалось добраться до чего-то твёрдого и, отделив последний плавкий слой, перед ней стал открываться ее собственный образ.
Это было огромное зеркало. Края не видно. Она увидела своё лицо, измученное, искажённое, огромный синяк на лбу, выпуклую гематому. Это ее не остановило и дальше, дальше она продолжала, пока не добралась до всего того, на что способны были руки.
«Я. Девушка в ней. Растрёпанные волосы, испуганный взгляд».
И позади - на корме, за спиной – чья-то. Ирма обернулась. Судно накренилось. Ей удалось удержаться, но фигуры никакой не было.
Обессилено, трясясь всею душой, она уселась на лавку, обвила себя руками, хотелось рыдать, но слез нет. Самой обиды не было никакой. Себя наказала.
«Что может быть дальше?»
Туман стал растворяться. Она услышала далёкий крик своего нынешнего героя, - напарника в несчастном своём путешествии, - Дениса. Он звал ее с того растраченного. В голове складывались оправдательные, доверительные слова, - все то, что она хотела бы передать ему, правдой хотела бы, - ему сказать. Что получилось: ненарочно, случайно, хотела чуть отплыть и посмотреть озеро с другой стороны или даже добраться до другого самого ближайшего берега, полюбоваться цветом его.
Мир фантазий – в нем царит ожесточённое соперничество, составляя ту самую конкуренцию того самого места, на которое претендует каждый. И даже во снах… И то место - эфемерно. Всегда ставит под вопрос твою квалификацию достижений, опыта, знаний, ещё черт знает чего, но ты – хоть учись, хоть плач, познавай до крика самой красивой песни – ничего тебе не сможет по-настоящему ответить.
Нападки на себя, как консульство в чужой стране, но только там ты можешь ощутить запах Родины. Саму себя, указывающие на саму себя кроткие детали какого-нибудь цветочного горшка на какой-нибудь галошнице - все и есть несогласие тебя с собой, и, ух-ты, ведь тоже – блеф. И только голос помощи реальный, человеческий когда-нибудь придёт тебе. И ты обязан этим воспользоваться, потому что там начинается и заканчивается привязанность, что в обыденности называют любовью.
- И-и-ир-ма-а…, – слышала она.
Собрав у рта рупор из ладошек, она закричала в ответ, оглушая саму себя, взывая со всех, чем осталось к помощи.
Голос парня смолк. Она прислушалась – тишина, дальний тихий всплеск воды в отдалении.
«Рыба озёрная дышит».
Она сидела не менее трёх часов, укутавшись тесно в тонкую курточку, и насквозь промерзала, когда, наконец, услышала всплеск воды рядом.
- Вот ты где! – радостно крикнул Денис. Он был на плоте из ряда тех сломанных шалашей, к которому приспособил несколько брёвен и грёб длинной широкой доской.
- Я тебя искал повсюду, хотя бы знак дала! И кричал же! Как ты могла! А если бы потемнело, я бы и сам не вернулся, черт тебя бы побрал!
- Пожалуйста, не ругайся! – Она соскочила и протянула парню руки на что он сильно смутился. Но это теперь для нее было не важно, она не желала больше скрывать к нему чувств-наваждений из-за которых, собственно, совершила бегство.
Эти два парня, как один перед другим будто соревнуясь во внешности или качествах – непонятно, соперничали, достигая ее сердца.
«Я не хотела, не хотела, видит Бог, изменять тебе, Никон! Но так повело себя озеро. Эти цветные пахнущие берега. Я не смогла устоять».
- Давай-ка, - он протянул руку ей, - поддержи меня. Плавучий шатёр тронулся лодки, и парень аккуратно перебрался к девушке.
- Это, я скажу, просто случай! И необычайный случай. Молится надо, - резюмировал он.
Она прижалась к нему, лодка вот-вот опрокинется. Он стягивал ее с себя, ее пальцы, ее нежность. Сейчас – ни к чему. А она прижималась, прижималась только крепче.
Ей хотелось так много ему сказать.
- Брось, дура! – Крикнул он. Его лицо передёрнулось. Глаза – чужие.
«Это не тот цвет… Я – дура».
Молча плыли назад. Она забыла сказать о загадочном феномене зеркальной стене, она утопала в чувствах ревности к Денису. Ведь у него была невеста.
- Может быть, - произнесла, когда он на берегу подал ей руку - на сушу, - мы еще на несколько дней задержимся?
- Смеёшься? – Ответ.
- Мы даже по берегам не прошлись. Зачем было так далеко плыть?
- Теперь известно, почему пары расстаются, - говорил он, - потому, что кое-кому не терпится испытать чего-нибудь новенького. А зачем? Что тебе от твоего бегства?
- Я только поглядеть, - передала она, не затрудняясь в пояснениях приготовленных заранее.
- Ладно, собирайся, назад вернёмся.
И только тогда она вспомнила, осознала, что пути назад нет. Что там какое-то зеркало, перекрывающее путь.
- Мы не сможем вернуться, - призналась она.
- Сможем и только сейчас, потому что скоро состоится очередной сеанс чистки озера.
- Чистки озера?
- Да, ты не знала, с этой недели весь месяц здесь работают тихоходные машины.
- Чистки озера…
- Собирайся же, пора.
Они возвращались.
- Это завальное озеро, ты не придавай ему особенных качеств, - говорил Денис. Он работал двумя вёслами, сидел лицом к девушке.
- Завальное это как?
- Это когда текла река, а потом обрушился сход камней, и перекрыло русло. Землетрясение здесь было. А ты не знала?
- Впервые слышу.
- Впервые слышит!
- Не обижайся, пожалуйста. Так получилось.
- Ведь ты же сюда за минералами направлялась.
- За минералами?
- За цветными берегами. Это же в них цвет-то весь.
- Но не в том же суть.
- Суть в том, что река бурной была, и ее рукав умертвили. Знаешь ли, иногда все гадалки, все статьи наук твердят, что ты будешь жить такое-то количество лет и здравствовать, что ты испытаешь самые тёплые чувства в своей жизни, и будешь даже не один раз счастлива, возможно, и не с одним мужчиной, например.
- О чем это ты?
- Да, я так пошутил…
Помолчали, Денис продолжил.
- Я ведь поздно догадался, что ты ушла. Туман такой настил, ничего невидно. Я и отсутствие лодки не заметил.
- Но ты же должен был понять, что я куда-то пропала. А если бы волки…
- Ах, волки, - он сплюнул в воду, и этим было сказано что-то неприятное. Он промолчал.
- Никаких волков, все перестреляли. Здесь воды мёртвые, ничего кроме растений да камышей не произрастает. А эта гадость, знаешь ли, везде.
- Я не пойму, не пойму, Деня (она впервые так к нему обратилась, и следила за выражением его лица).
Он лишь повёл ушами и едва заметно усмехнулся.
Снова помолчали.
- Как теперь ты будешь все это объяснять Никону? – Наконец, спросил он.
- А, что объяснять. Ничего не было. Кто узнает?
- Фу, ты! Да ты так ничего и не поняла, что ли? – Денис замедлил движение, почти до остановки, - ведь он же был с нами!
В горле Ирмы мгновенно пересохло, и она спросила:
- Как это он был с нами?
***
Денис утверждал, что видел Никона. Ирма не верила.
- Ты как его видел, где?
Они возвращались в лодке на свой берег.
- Я уже устал тебе доказывать, что видел-видел его точно!
- Но, как и где?
- Повторить?
- Повтори.
- На границе нашего неисследованного участка. Это там, куда ты ходила раньше, - с утра. Это там, где я последний раз тебя видел.
- Но сам ты там был? Ты же сказал, что только слышал.
- Слышал и видел. Фигуру видел. Она была похожа на твоего парня. И он тут же исчез. Да, черт возьми, какой туман! Ты думаешь, мне самому интересно бродить по берегам?
- Одному?
- Одному.
- Чего тебе бояться? Ты же мужчина. Вот бы и поговорили, как мужчина с мужчиной.
- Я теперь не знаю, чем вся та дурная ночь выйдет: мне и тебе!
- Ах, у тебя же девушка имеется! Какая прелесть! Так она скорее узнает обо всем, прежде чем последним ударит весло по тому берегу. Я думаю – она тебя уже дожидается.
- Ничего ты не понимаешь! Ничего! У нас договорённость – никогда…
- Никогда – что? Не изменять друг другу?
- Возможно. Это наше дело. Личное дело. И потом: она ещё не приехала. Она будет только через пару дней.
- За пару дней весь лагерь все узнает.
Оба замолкли.
Денис прятал лицо. Ирма знала, что сейчас та минута, когда между ними самая натуральная неприязнь. Она не понимала, как там она могла чувствовать что-то к этому мерзкому типу. Все в нем было скверным, скверным, мерзким, безобразным: и фигура, руки, коими она любовалась ещё вчера, голос ужасный, - горловой и высокий, лоб, волосы – дрянь!
«Ах, если бы он провалился!» - Мелькнула мысль, - если бы это было какое-нибудь кино, я бы его по сценарию утопила…»
- Ничего, - заговорил он, - может, все обойдётся.
- Вот уж, хорошо бы! – Ирма смотрела в сторону, в плоскость свинцовых вод озера.
- Я сам не понимаю, как все это случилось. Предупреждали же: не плывите на тот берег.
- А он?
- Что?
- Он-то как добрался?
- Никон твой?
- Да, Никон мой!
- Катамаран. Ты не знала о его существовании, что ли?
- Какой ещё катамаран? Ух, ты! Не знала. Но ты же не видел его в том катамаране?
- Я не видел.
- А сам катамаран?
- Не видел!
- Ну, значит – он вплавь, а?
- Нет, тут вплавь-то – никак.
- А вот придём и поглядим – на месте ли тот катамаран.
- Хорошо, - парень поднял весла, как он, по-твоему, мог добраться? И кто это мог быть, если, как не он?
- Кто-то, - пожала плечами Ирма, ей очень хотелось верить, что тот, кого, возможно, заметил Денис и она, кстати, был не Никон.
«Разберёмся, лишь бы не он!»
- Ты себя бы видела сейчас! Сама себе не веришь. Даже если он – не он, то тот, кто был – непременно обо всем доложит, это точно.
- А ночью он все видел, по-твоему, тоже?
- Он мог найти нас только по следам. Значит, состоял во всех наших делах. Как только мы спустили лодку, он уже следовал.
- О! – Ирма просияла.
- Ну?
- Никон должен приехать только сегодня.
- То есть?
- То есть, вчера он - за двести километров отсюда и только сегодня с утрамог явиться и то – не факт!
- Ну-у, знаете ли…
- Кстати, то, что между нами было – не было и не повторится никогда.
- Естественно, - согласился парень.
- Естественно - не естественно, а на «вы» придётся вернуть. Ты мне никто, и я тебе тоже.
- Да, погоди ты! Как все интересненько получается.
- Давай, уже греби.
Парень кратко рассмеялся, опустил весла, работал.
Смех его в ее голове запечатлелся. Это был нервный, сдавленный, с сардонической ноткой смех, - издевательский, что ли, который не смел бы, дальше развиться.
«Ибо мы бы поубивали бы сейчас тут же друг друга», - чувствовала девушка, ощущая, как напрягается до встряски все ее тело, до кончиков охладевших пальцев на ногах.
Молчали.
Ложная влюблённость, как семечка. Она. Она может навсегда остаться ею на поверхности мраморной стелы, заброшенной сюда переменчивым ветром. У неё было четыре возможности, - у семечки, и одно из них не менее трех других законное – навсегда остаться семечком.
Над небом и землёй, все, что общалось, не трогало тишину кладбища, где кто-то оставил семечко, закрытым, замкнутым, без общения с существованием. И всего-то нужно, чтобы прошёл год или два, или жизнь, и семечка иссохнет. «Но ведь жизнь семечки – это не то, что у людей…»