Заголовок не должен обманывать, потому как тема имеет отношение не к тому, о чём можно было подумать, а к гораздо более глубоким явлениям, вообще не лежащим на поверхности. Текст будет объёмным, но он того стоит.
Поехали. Для начала контекст:
Президент Грузии, гражданка Франции Саломе Зурабишвили, ранее не замеченная даже в признаках в русофилии, а совсем даже наоборот, неожиданно выступила против введения виз для россиян и ограничения прямых авиарейсов из России.
Надо отметить, что роль, статус и полномочия президента с некоторых пор в Грузии весьма ограничены, однако и не считаться с ними нельзя. Вот недавно правительство запретило Зурабишвили зарубежные визиты, на что та наплевала, причём демонстративно, сразу же отправившись в зарубежный вояж. Чем закончился акт неповиновения? Ничем.
Теперь, что касается правительства. Насколько помню, оно недавно сменилось, но, похоже, ничуть не сменился курс. То есть, правительство как было прогрузинским, так и осталось и все решения сейчас принимает в интересах своей страны. Это не просто нормально, это заслуживает уважения, потому как не позволяет свалиться туда, откуда страна еле выбралась после разрушительных 90-х, а затем и после Саакашвили. При этом, проевропейский курс неизменно декларируется, но в страну, во-первых, не пускают даже толику гендерных извращений, оставаясь на близких нам традиционных ценностях, во-вторых, прилагают большие усилия, чтобы отстраниться от антироссийских санкций и от участия в кампании за Украинскую хунту. Вкупе с сохранением безвиза и регулярных авиарейсов – это дорогого стоит.
Кстати, о Саакашвили. То, что о нём все забыли и забыли, прежде всего, бывшие кураторы – закономерно. Так они поступают, поступали и всегда будут поступать со всеми своими марионетками, которых сначала выжимают досуха, а затем вышвыривают, даже из памяти. Растекаться мыслью по древу здесь не буду, все всё хорошо знают, перейду к главной теме – к традиционным ценностям и на чём они базируются в Грузии.
В качестве вступления скажу несколько слов о своей гипотезе: главный фактор формирования ментальности – это язык, в котором намертво зашита матрица отношения народа-носителя языка к окружаемому миру. На этот счёт у меня есть цикл статей, где всё подробно разобрано, вплоть до сравнительных характеристик, прежде всего, русского языка с остальными:
Очерк о русском языке
Главное слово русского языка
Русский язык как зеркало новой идеологии
О русском языке издалека
О русском языке, невзирая на лица и интересы
Краткая суть: в русском языке есть уникальное, ключевое слово-корень «род», которое образует обширный куст слов, описывающих весь мир вокруг человека. Подчёркиваю: есть одно слово, которое сразу описывает весь мир.
Вот только часть слов-явлений: род, роды, родственники, родные, народ, природа, родина, различающиеся между собой семантическим наполнением, но объединённые одним корнем и, на мой взгляд, именно это уникальное слово формирует, в частности, уникальную русскую и вообще, славянскую ментальность.
Таким образом, мы без труда увидим, что русский язык одним корнем объединяет сразу несколько основополагающих понятий, включая внутренний и внешний миры человека:
- семью, включая самых дальних родственников и весь народ, а также всех «себе подобных» (род, родные, родословная, народ, мужской род, женский род, род человеческий);
- окружающие с детства пейзажи, включая их главный символ – русскую берёзку, и всю Землю в целом (плодородие, порода, родник, природа как жизнь на Земле и природа, как вся вселенная);
- страну, в которой родился и вырос, и любую территорию Земли (родина, Родина, родная Земля).
Подобной взаимосвязи не обнаруживается в остальных известных и малоизвестных языках, за исключением славянских – близкородственных русскому, что является фундаментальной основой формирования уникальных ментальных свойств русского человека, рассматривающего весь окружающий его мир, вплоть до далёких звёзд, в качестве своего дома, который нуждается в защите. Независимо от того, хочет мир этой защиты или не хочет.
Это ни плохо, ни хорошо, просто это та данность, которая диктуется русским языком, формирующим русскую вселенскую ментальность, что и позволило Ф.М.Достоевскому, в противовес европейскому сверхчеловеку (Ницше), предъявить миру русского всечеловека.
То есть, становится понятным, во-первых, почему именно русский (славянский) мир наиболее привержен консервативным ценностям, направленным на сохранение человеческого рода, во-вторых, почему русские, какую бы страну не строили, какие бы социально-общественные отношения не устанавливали, непременно на выходе получается империя. А всё потому, что практически инстинктивно, на генном уровне требуется защита человеческого рода, защита слабых, которых непременно надо взять под своё крыло, что требует непрерывного расширения зоны безопасности, а значит и территории.
Возвращаясь к заявленной «грузинской» теме, приведу часть статьи-исследования своего коллеги Петра Згонникова, хорошо знающего грузинский менталитет, который, упираясь на мои статьи, нашёл «ключевое» слово грузинского языка, что, в свете происходящего в Грузии, многое объясняет.
Первую часть статьи, посвящённую мне, опускаю, кто хочет, может прочесть в оригинале (https://alex-o-mire.blogspot.com/2016/10/blog-post_16.html), привожу только то, что имеет отношение к грузинам, ибо это реально интересно и многое объясняет:
«ДЭД всему голова
Грузинский в качестве модели исследования выбран мной не случайно. Русский по происхождению, я родился и вырос в Грузии, в небольшом городке, населённом преимущественно грузинами. Несмотря на пребывание в русской среде и обучение в русской школе, я не мог, тем не менее, не подвергаться воздействию грузинской ментальной среды и не видеть её ежедневных проявлений. Радио, уроки грузинского языка и литературы, фильмы, но, главным образом, общение с самими грузинами, наблюдение за их образом жизни, поведением, отношением к людям других национальностей, друг к другу, к женщинам и детям, к старшим и младшим помогли мне сформировать устойчивое представление о грузинском менталитете, многократно подкреплённое мнением других людей.
К наиболее «выпуклой» черте грузинского менталитета я бы отнёс особое отношение грузин к дэда, матери (и женщины вообще), имеющее в Грузии характер культового поклонения.
Дэд-а (корень дэд) для грузина центр его мироздания, высочайшая земная ценность, объект заботы, ревностно оберегаемый от реальных и мнимых угроз. Жизнь женщины в понимании грузинского мужчины должна быть устроена так, чтобы она полностью могла посвятить себя рождению и воспитанию детей. Всё, что отвлекает её от назначенной природой миссии, сознанием грузина признаётся за вредное и отвергается, всё, что способствует, – приветствуется и поддерживается. На грузинке лежат две обязанности: безраздельно посвятить себя детям и обустраивать домашний очаг, подавая тем самым дочерям пример должного отношения к семейной жизни, а у сыновей формируя эталон правильной жены.
В 1850 году К. А. Бороздин, русский чиновник и литератор, сравнивая грузинок с лезгинками, писал, что первая «Знает только свой дом, свой очаг и заботится о его хозяйстве и комфорте; в работах же дальше рукоделья она не идёт, – всё остальное до неё не касается. Грузин окружил женщину, – свою жену, мать, дочь, – особым почётом, особою во всём негою. Он считает себя несчастным, если не имеет возможности наделить их роскошными нарядами и украшениями».
В 1871 году Н. Ф. Дубровин, военный историк, автор 6-томного труда «История войны и владычества русских на Кавказе», писал о том же: «…беспечность и невозмутимая лень царствует в грузинской женщине в полной силе. Все труды по хозяйству лежат здесь на попечении мужа, а жена, даже и бедная, думает только о том, как бы нарядиться в праздник».
Грузинка исторически не знала полевых работ. Она не пахала, не сеяла, не косила, не жала, не пасла овец и коров, круг её обязанностей замыкался домашним очагом и заботами о детях. Работа в поле, в саду, сбор урожая, переработка продуктов земледелия, заготовка леса, выпас домашних животных выполняли исключительно мужчины.
У лезгин же, отмечает Бороздин, ситуация обратная – женщины «… работают в поле, рубят дрова, шьют, готовят кушанья и носят на своей спине невероятные тяжести. Словом, это рабочая сила; лезгин крепко уважает свою женщину, боится её, но галантерейного обращения с нею не знает».
Спустя полвека после заметок К. А. Бороздина и Н. Ф. Дубровина менталитет грузин не изменился, и их «галантерейное» отношение к женщине по-прежнему оставалось самой бросающейся в глаза чертой. Автор этнографического очерка «Кавказ и его жители» Е. С. (1915), сравнивая коллективные портреты грузин, армян, осетин и лезгин, писал: «Женщине у грузин живётся гораздо лучше, чем у других кавказских народов. Грузины берут на себя все трудные работы, а женщинам предоставляют только домашнее хозяйство».
Политика советских властей по освобождению женщин «из домашнего плена» привела к насильственной ломке устоев грузинского менталитета. Десятки и сотни тысяч женщин были вынуждены работать в поле, на чайных плантациях, идти на фабрики и заводы. Нет сомнений, что это вызывало глубокое недовольство народных масс, но открыто выражать его в условиях жёсткого идеологического контроля было невозможно.
В конце 80-х, когда идеологический пресс ослаб, в среде грузинских интеллектуалов обсуждалось, что проводившаяся политика освобождения женщины «из домашнего плена» носила сознательный характер и ставила задачей уничтожение традиционной семьи. Разрушение семьи как основы грузинского менталитета, в свою очередь, должно было свести к нулю всякую возможность возрождения грузинской государственности. Таким образом, государство и традиционная семья в понимании ряда интеллектуальной части грузинского общества являются двумя взаимозависимыми величинами.
Если отсечь политическое лукавство тех времён, то повод для ропота был вполне оправдан – вольно иль невольно, но власть, смещая женщину с трона, куда её возвёл многовековой опыт народа, замахнулась на святой для грузина миропорядок.
В 70-80-х годах прошлого века коррупция в Грузии приобрела широкие масштабы, частыми и привычными стали случаи, когда можно было, договорившись с начальством, получить запись в трудовой книжке и ни дня не работать. Получив формально законную возможность женщине не работать, грузинское общество практически вернулось к исходному распределению женских и мужских ролей в семье. Работали редкие женщины. Мужья, допускавшие такое, подвергались осуждению, в результате чего запрет на работу женщины существовал даже в семьях с недостаточно высоким уровнем обеспеченности. Особым шиком для мужчины, признаком его соответствия образу «настоящего грузина», считалось иметь неработающую жену с дипломом о высшем образовании.
Капиталистические реалии последних десятилетий поколебали некоторые ментальные установки, социальные ориентации и ценностные предпочтения, оставив в целости ядро грузинского коллективного сознания – священное отношение к матери.
Известный грузинский социопсихолог Георгий Нижарадзе (2015), анализируя социально-психологические аспекты современной грузинской культуры, отмечает как «особенно интересную» её черту «преобладание обобщённого образа «матери» над образом «отца». Грузинское отношение к матери выразил писатель и сценарист Отиа Иоселиани: «Мы к матерям привязаны всю жизнь,/словно телята к колышку верёвкой,/ все права, что в жизни нам даны,/зависят только от её длины,/и как бы нас по свету не носило – нам эту связь вовек не разорвать».
Из приведённых примеров видно, что культовое отношение к дэда, матерям и женщинам, оставалось и остаётся сохранным в Грузии в течение длительного времени, давая вынужденную уступку непреоборимым внешним воздействиям и возрождаясь по мере их минования.
Закреплению ценности понятия дэда как ключевого слова грузинской ментальности способствовали образы двух ярчайших женских персонажей грузинской истории, просветительницы Нины и царицы Тамары.
14-летняя Нина пришла в Грузию в 4 веке н. э. из Каппадокии и превратила языческую страну в православную христианскую.
Царица Тамара – дэдо(у)пали, королева (досл. мать-богиня), получила у народа титул Великой за то, что единственной из более 200 царей и эриставов, бывших в истории объединённой Грузии и отдельных её царств, смогла поднять страну на высочайшую вершину могущества и процветания. (Матерью-богиней, то есть королевой, царицу Тамар называют в торжественном контексте, в обычном общении обычно говорятмэпе Тамар (царица Тамар).
Определяющая роль матери (дэда) во внутрисемейной жизни, делающая её центральной фигурой семейного очага, отражена во множестве пословиц и поговорок.
«Бичс ром дэда моуквдеба, мамац маминацвалдебао» («Если у парня умрет мать, отец ему станет отчимом»). Смысл её недвусмыслен: вселенная – мать, гаснет она – гаснет и звезда отца. Об этом же, в более непреложной форме, в другой пословице: «Дэда мкавдес, торем мамас иседац вишовио» («Была бы мать, отца я и так найду!»).
К интересным результатам приводит сравнение русской пословицы «Яблоко от яблони недалеко падает» с одинаковой по смыслу грузинской «Датесе тхили, амова тхили, рац арис дэда, ис арис швили» («Посади фундук, вырастет фундук, – какова мать, таково и дитя»). Яблоня в русском – дерево, имеющее ствол (родители), на котором держатся ветви с яблоками (дети), чем подчёркивается укоренённое в русском сознании представление о характере ребенка как производном родительского воспитания. Грузинский язык для передачи аналогичной мысли меняет дерево на кустарник (мать с детьми) и, чтобы исключить какие бы то ни было трактовки, впрямую указывает на роль матери в воспитании – «какова мать, таково и дитя».
Следующая пословица и вовсе в безапелляционной форме игнорирует влияние отца на развитие личности ребёнка: «Квици икидэ – дэдаикитхео» («Будешь покупать жеребца – спроси о матери»).
В случаях, когда пословица и «вспоминает» об отце, она ставит его на второе порядковое место, на первом – мать: «Дэдац внахе, мамац внахе, маграм швили версад внахе» («И мать видел, и отца видел, а ребёнка не увидал»). Это же – в сходной пословице «Дэда нахе, мама нахе – швили исе гамонахе» («Посмотри на мать и на отца – и так суди о ребёнке»).
Жизнь ребёнка, потерявшего мать, делает его похожим на Никору, бычонка-сироту, легко становящегося жертвой насилия: «Никора гааткавес, ратом дэда ар гкавсо» («С Никоры содрали кожу – потому что у него нет матери»).
Представление о невосполнимости и трагических последствиях для ребёнка потери матери проявляют себя в распространённой в Грузии традиции брать родственникам на воспитание детей, остающихся без матери – даже при живом отце. Обычно забирают женщины по родственной линии умершей, т. н. дэдули (материнские). И этим среди прочего можно объяснить, почему на сегодняшний день в Грузии с населением 3 714 000 человек в детских домах проживают лишь около 1700 (0,046% от всего населения) детей, оставшихся по разным причинам без родительского попечения.
Грузинская ментальность, отдающая в распоряжение матери все внутрисемейные дела, сводит обязанности отца, как уже упоминалось выше, преимущественно к деятельности вне дома, заключающейся в двух базовых функциях – в материальном обеспечении семьи и защите очага от внешних угроз. Семья рискует прекратить существование, если отцу не будет предоставлена полная свобода действий во внешнем мире, что выражается в абсолютном невмешательстве женщины в дела мужчины за пределами дома.
Отсюда вытекает и стратегия воспитания матерью детей, прежде всего, сыновей. Воспитание построено таким образом, чтобы не допустить и искоренить в поведении и характере детей всё, что может мешать отцу в его внешних делах – неуважительное отношение, критика, недооценка, осуждение, неприятие мыслей и действий, ирония, унижения, оскорбления, физическая агрессия и т. п. Они однозначно расцениваются как недопустимая в отношении отца враждебность. Отец – непререкаемый авторитет, и задача матери состоит в том, чтобы всячески пресекать любые попытки усомниться в этом.
«Брдзени дэда, мамис мимарт, швилса мтрулад ар газрдис» («Мудрая мать сына отцу врагом не воспитает»). Почти слово в слово эта же мысль утверждается в пословице «Дэдам швили мамисадми богмит ар унда газардосо («Мать не должна воспитывать в сыне злобу к отцу»). Нравственность строго осуждает матерей, не придерживающихся этих заветов: «Дэдас, винц мамас швилс аумхедребс, гмерти дасджис» («Мать, которая подстрекает сына против отца, будет Богом наказана»).
Автору известны случаи из нашего времени, когда многолетние друзья, оказавшись очевидцами неуважительного отношения их друга к своему отцу (грубое обращение, приказной тон, споры), «вправляли мозги» «выпавшему из гнезда» кулаками. К одобрению, надо сказать, отца и при моральной поддержке окружающих.
Разделение мира на две половины – внутри дома, где полновластной распорядительницей является женщина, и вне дома, отдаваемого в неконтролируемое женщиной владение мужчины, формирует специфическое отношение к внебрачным связям. Случайные знакомства мужчин не являются чем-то особо предосудительным, и принимаются женщинами с бо;льшим спокойствием, чем у других народов. Женщина знает, что никакое увлечение мужчины не затмит для него высшей, привитой с молоком матери ценности – его жены-матери. Редкие случаи серьёзных увлечений, приводящие мужчину к решению о разрыве супружеских уз, резко осуждаются обществом и превращают мужчину в объект презрения.
Прямо противоположна, жестка и беспощадна общественная мораль к неверности женщины. Внебрачные связи безо всякого обсуждения, только по факту, выводят женщину за пределы сочувствия и понимания, она подвергается острому и беспощадному остракизму. В таких случаях женщину ожидает самое сильное для неё оскорбление – посадить на осла, и не просто посадить – задом наперёд. В фильме Тенгиза Абуладзе «Древо желания» показана сцена: сельчане забрасывают грязью посаженную на осла девушку, чьё преступление состояло в том, что не смогла жить с нелюбимым мужем.
У женщины, уличённой в супружеской измене, или у девушки, допустившей добрачную близость, нет иного выхода, как навсегда покинуть родные места и начать жизнь с нуля.
В Грузии и сегодня мужчины (соседи, друзья мужа) не могут войти в дом к женщине в отсутствие мужа; нарушить это правило – значит подвергнуть её подозрениям, укорам и насмешкам.
Сверхценность образа матери в грузинском сознании приводит к тому, что грузин видит весь мир, внутренний и внешний, мир конкретных вещей и абстрактных явлений, мир семьи, свою бытовую и душевную жизнь как гигантский понятийный ковёр, имеющий в своей основе жёсткую матричную структуру с корнем дэд.
Корнем дэд грузинский язык обнимает мир самых важных, самых ценных, самых сокровенных для грузинской души понятий, образует столп, краеугольный камень ментального своеобразия грузинского народа.
Только свехценностью понятия дэд (мать) можно объяснить чрезвычайно резкую, кажущуюся постороннему наблюдателю неадекватной, реакцию грузинских мужчин на брань с упоминанием матери. То, что без эмоций, с улыбкой и ухмылкой, принимается в других языковых средах, имеет силу привычки или «логичного» объяснения («без мата не сделаешь дела»), невозможно в Грузии.
Услышав матерную фразу со словом мать, грузин воспринимает её буквально, как прямое оскорбление в адрес родной матери, и тут же, игнорируя контекст, автоматизм и безэмоциональность высказывания, его стереотипность, пускает в ход кулаки. В девяти из десяти случаев. И никто из соплеменников за это его не осудит, бросятся унимать, – чтобы не допустить неприятных последствий, – в душе же проникнутся уважением и не преминут высказать одобрение.
Брань с употреблением слова «мать» у грузин табу, не допускающее ни малейших исключений. Абсолютный запрет.
Даже безобидное, казалось бы, выражение «Шэни деда ватирэ» («Сделаю тебе так, что твоя мать будет плакать») может вызвать бурный ответ, – ведь страданий желают матери.
Такая острая трагедийность в восприятии матерной брани обусловлена не только святостью образа матери, но и тем, что в грузинском языке слова мать и Богородица связаны смысловым корнем дэд.
Богородица (Гвтисмшобели) для православного грузина не обычная женщина. Выражая любовь и почтение земной женщине, родившей Бога, грузин приравнивает её к собственной матери и называет дэда гвтисмшобели (Мать-Богородица). Языку, как видим, для описания не достаёт формальной правильности физиологического понятия «родившая Бога», и он прибавляет к нему корень дэд, освящая деяние Богородицы и вводя её имя в пантеон святых для него понятий.
Вряд ли в мире есть язык, где к имени Богородицы добавлялось бы слово «мать», и грузины так непримиримы к непристойной брани в адрес их матерей потому, что она восходит к их духовной святыне – Матери-Богородице.
Свою страну в повседневном и официальном общении грузины называют Сакартвело (досл. объединение картвелов, грузин), однако существует и другая Грузия, духовное понятие, ставшее таковым за счёт прибавления корня дэд – дэда-картлиса, Мать картлов, Мать-Грузия. В результате прибавления дэд образ родной страны сливается с образами родной матери и Матери-Богородицы, покровительницы Грузии.
Отношение грузина к матери материализовано в дэда-картлиса (Мать-Грузия, 20-метровой скульптуре жещины, смотрящей с вершины высокого холма на столичный Тбилиси. Зная о приверженности грузин воспринимать мир через дэд, нетрудно догадаться, что Мать-Грузия выглядит в его глазах одновременно и Матерью-Богородицей (дэда-гвтисмшобели), взирающей не на обычный город (калаки), а на мать-город, дэдакалаки (мать-город, то есть мать городов, столица).
Словом Дэдазари (мать-колокол) в грузинских православных храмах называется самый большой колокол, благовестник в церквях русских. Последний своим звоном напоминает русским прихожанам о благости предстоящей встречи с Богом. Дэдазари, благодаря общности корня дэд сдэдагвитисмшобели (Мать-Богородица), взывает ещё к прославлению матери Иисуса Христа.
Корень дэд преобразует географическое понятие самшобло (родина) в духовное, дэдасамшобло (Мать-Родина).
Слившиеся в сознании грузина однокоренные понятия мать, Мать-Родина и Мать-Богородица создали мощное психическое образование, распространившее сыновний долг по защите матери на родину и веру.
Не случайно известный плакат «Родина-Мать зовёт!» создал грузинский художник Ираклий Тоидзе – ему-то и придумывать ничего не надо было, в родном языке художника эти понятия слиты общей семантикой и не требуют осмысления.
Слово мамули (отчизна) в грузинском, как и в русском, образуется от слова отец (груз. – мама). Понятием отчизна оба языка фиксируют историческую роль мужчины в сохранении земли предыдущих поколений, но материнская доминанта в грузинском языке проявляет себя и здесь, образуя материнский вариант отчизны, слово, аналога которому нет в русском, – дэдули (материзна?). Под ним разумеется родной край, земля матери, место её рождения. Этим дело не ограничивается. Доминирующий дэд берёт бразды словообразования в свои руки и создаёт новое понятие дэдул-мамули, материзно-отчизны, Родина. Корень дэд ведёт себя предсказуемо – оттесняет мужское мам на второй план.
В русском языке родиной (родным краем) термин «материнские края» практического хождения не имеет, чаще говорят о «месте рождения матери». У грузин дэдулети (материнские края) – в повседневной речи. Дэдулети человека, чья мать кахетинка, соответственно будет Кахетия.
Продолжу обзор грузинских однокоренных слов на основе дэд.
В Грузии развиты родственные связи, в шутку грузины говорят, что в их стране все друг другу родственники, что, в общем-то, недалеко от истины – после женитьбы люди, ранее не знавшие друг друга, начинают родниться. Стремительности сближения способствует корень дэд,связывая прежде чужих людей в дэд-сообщество. Стоящий на пороге человек, утверждающий, что он родственник, будет усажен за стол и накормлен; по ходу обеда за пятым стаканом вина это, возможно, подтвердится; трудности не сломят, и, рано или поздно, проступит силуэт мостика, соединяющего через семь морей незнакомца с хозяевами – через дэдамтили (свекрови) к дэдинацвали (мачехе), от той к сидэдри (тёще) сына и, через неё, к дальней дэдеули (родственнице по матери) Дэдико (женское имя).
Нередко в сёлах, в стенах одного дома или нескольких домов, стоящих на общей территории (так прошло детство писателя Нодара Думбадзе), живут несколько поколений, и ребёнок с первых дней рождения оказывается в окружении нескольких матерей. Кроме родной матери,дэда, у него есть диддэда (досл. большая мама, то есть бабушка). К сожалению, величественное и благородное слово диддэда устарело и его практически вытеснило лёгкое, ломающее дистанцию, раскованное бебиа. Причиной могло стать нивелирование сословности в 20 веке, упростившее и обеднившее отношения между людьми.
Мачеху грузинский язык называет дэдинацвали (мать заменяющая). Будто предвидя, что неродная мать окажет ребёнку неласковый приём, язык сближает образ мачехи с образом матери, наделяет его тепло звучащим для ребёнка корнем дэд. Очевидна и психологическая деликатность языка, который в композите дэдинацвали ставит дэд (мать) на первом месте и только потом уточняет, что она – заменяющая.
Мать – дэдаманиа, повитуха, повивальная бабка. Кормилица – мать-грудь, – дэдамдзудзе (от дзудзу – грудь). Женщину, взявшую на воспитание приёмыша или воспитанника, называют дэдобили (мать приёмная).
В сложном слове дэд-мама (мать-отец, т. е. родители) корень дэд, как обычно, занимает почётное первое место. И дело не в великодушии мужчины – в естественной для грузина первостепенности матери-женщины, дэд.
Принцип приоритетного расположения корня в начале сложных слов виден также на примере слова удэдмамо, круглый сирота, (досл. не имеющий матери-отца).
О женщине с качествами крепкой хозяйки, успешно заправляющей разными делами, с подчёркнутым уважением и не без удивления говорят, что она дэдакаци, женщина-человек (досл. женщина-мужчина). Истоки такой реакции очевидны: женщине не нужно быть деловой, тягловые работы – удел мужчины.
Нет аналогов в русском языке слову дэдашвилоба (матеродитейство?). Им определяют должную, совершенную гармонию в отношениях матери и ребёнка (сходное по словообразованию картвелоба (грузинство) – комплекс представлений о должном морально-нравственном и поведенческом облике настоящего грузина).
Избегает грузинский жёсткой терминологической дифференциации матерей молодожёнов. Как и в случае с мачехой (дэдинацвали) природная дистанция между свекровью и невесткой, с одной стороны, и зятем и тёщей, с другой, укорачивается путём их понятийного сближения с родной матерью – свекровь становится отчасти матерью, дэдамтили (как мать), тёща, более того, без обиняков язык превращает в мать-зятя, сидэдри ( от сидзе – зять и дэда – мать).
Понятийное оматерение психологически обезоруживает стороны: свекровей и тёщу обязывает к материнскому отношению к новым членам семьи, молодожёнов понуждает видеть в свекровях и тёщах собственных матерей.
Таким образом, ключевое слово дэд образует понятийные аналоги кровных уз, диктует новым «матерям и детям» бесконфликтный, определяемый менталитетом и традициями стиль отношений, – любви и почитания.
Корень дэд проник в хозяйственный быт и сельскохозяйственный труд.
Русские «курочка» и «курица» у грузин имеют разную корневую основу. Молодые, не дающие яиц, а, следовательно, и потомства птицы не заслуживают уважительного корня дэд, и их называют – вариа. Но стоит вариа снести первое яйцо, как она получает право на высокое званиедэдали (курица-мать, самка-мать).
Деревянный дом стоит на столбах (бодзи, бурджи), среди которых два (реже один) служат опорой всему дому. По важности значения несущий столб грузин соотносит с матерью и называет его дэдабодзи или дэдабурджи (мать-столб).
Дэдабодзи (дэдабурджи) используется также в понимании столпа, основы, краеугольного камня чего-то (концепции, системы взглядов, учения, веры). В таком значении ключевое слово дэд, к примеру, может быть названо дэдабурджи грузинского менталитета.
Близко по семантике к мать-столбу слово дэдадзаргви, основная жила.
Острый наконечник плуга, подрезающий землю (сошник) для грузина гутнис дэда-бодзи, то есть та главная, материнская часть плуга, без которой он теряет свою функциональность.
Поразительный пример ментальной первостепенности дэд представляет слово «плугарь».
Мужчина, идущий вслед за плугом, – а идти может только мужчина, женщине и мотыга заказана, – как это не кажется нелогичным, в грузинском языке – гутнис дэда, мать плуга. Логика, между тем, крепкая, посильнее металла, из которого сделан плуг. Труд плугаря кормит семью. Плугарь-кормилец семьи подобен матери-кормилице детей, и этим сходством заслуженно приравнивается к матери.
Центральным элементом бороны, второго по значимости после плуга сельхозорудия, является рама с закреплёнными на ней зубьями. Без рамы с зубьями земли не обработать, поэтому она дэдопарцхиса, мать бороны. Интересно, что менее значимый, заменяемый сельскохозяйственный инвентарь (тяпка, лопата, вилы) корня дэд не содержат.
От дикой ежевики и ланцетника, колючих врагов грузинских полей, крестьянин избавляется, извлекая их дэдабудианад, то есть с мать-корнем.
Закваску для схожего с кефиром мацони грузин называет не иначе как мацвнис дэда, мать мацони. Пирожок – дэдопури, мать-хлеб, наряду с другим, более земным гвезели и комичным русизмом пэражоки.
Вино в Грузии производится миллионами литров, из сотен сортов винограда, десятками производителей и под разными торговыми марками, но, по сути, грузин все вина делит на две категории: достойные имени матери и не заслуживающие его.
Первые, это дедазе дакенебули гвино (досл. «на матери сделанное вино»). Вина на матери производятся из чистого, неразбавленного виноградного сока первого отжима. Такое вино грузин делает для себя и приберегает для друзей и гостей. К винам, что не делаются на дэда, грузин относится свысока, брезгливо и неуважительно, как ко второсортному напитку.
К началу нового винного сезона в сельских районах Грузии невозможно купить дэдазе дакенебули гвино, потому что грузин, который «хорошее вино на продажу не выставит», вино на матери давно выпил или допивает по каплям в ожидании нового урожая. В том, что Грузия, где семья из 2-3 взрослых человек выпивает в год не менее 500-600 литров сухого вина и практически не знает при этом алкоголизма, немалая заслуга дэд.
Остов виноградной лозы грузинский язык ассоциирует с матерью-кормилицей и называет ласковым, мягким дэдани.
Дэдани омоним. В первую очередь это матери, но дэдани, в отличие от повседневного дэдеби (матери), более высокое, по торжественности и величавости превосходящее даже старинное диддэда (большая мать, бабушка). Дэдани говорят, когда хотят максимально выразить чувства любви и признательности к матерям. Ещё одно значение омонима дэдани – подлинник. Смысловой подтекст прозрачен. Корень дэд,олицетворяющий высокий нравственный образ матери, априорно не может оставлять сомнений в подлинности чего-то, ведь за ним стоит длинный ряд священных однокоренных понятий – мать, царица Тамара, Мать-Грузия, Мать-Богородица…
Чистосердечность обещаний у грузин подтверждается клятвенным заверением, содержащим слово дэд. В сознании грузина никакая выгода не может быть основанием для осквернения материнского имени, происходящего при нарушении клятвы. Клятвенная договорённость скрепляется ритуальной фразой «Дэдас гепицеби!» («Клянусь матерью!»).
Интересно преображение слов: земли (мица) – во Вселенную (дэдамица), арси (смысл) в дэдаарси (мать-смысл), азри (мысль) – в дэдаазри (мать-мысль). Дэд в своём стремлении охватить весь мир не забыл об именах собственных, девочек в Грузии называют Дэдика, Дэдисимеди,Дэдуна.
Картули эна, грузинский язык, один из древнейших языков мира, служит грузинам основным средством бытового, делового, научного и официального общения. Но для грузина картули эна, кроме того, ещё и дэдаэна, мать-язык, то есть язык матери, и благодаря этой неразрывной ассоциативности, грузин готов защищать свой язык, как собственную мать, что подтвердили массовые протесты 14 апреля 1978 года в Тбилиси против попытки официального утверждения в республике фактически сложившегося двуязычия.
Заметим, что в русском грузинское понятие материнской речи выражается словом род, – родная речь.
Очень показательное различие, возвращающее нас к гипотезе о наличии у каждого национального менталитета своих ключевых слов, в доказательство которой и была предпринята настоящая попытка.
Выводы
В грузинском языке существует свой, семантически отличный от русского, но также широкий куст однокоренных слов, – с корнем дэд (мать), восходящим к центральной фигуре грузинского сознания – матери, и определяющем традиционный уклад жизни, духовные ценности, нравственно-моральные нормы и устоявшиеся формы поведения носителей грузинского языка, составляющие в своей совокупности самобытный грузинский менталитет.
Следует думать, что в языках других народов существует своё ключевое слово (слова), определяющее свойственные только этим народам черты национального характера».
P.S.
Так почему грузины не армяне? Очень просто: потому же, почему русские не грузины, китайцы не японцы, англосаксы не германцы, испанцы не французы и т.д. В каждом языке любого народа есть свои ключевые слова, формирующие ментальность и отношение к миру. Поиск этих слов – интереснейшая задача, которая может позволить понять и объяснить многие явления в современном мире и даже, на мой взгляд, иногда найти решения проблем, которые не решались веками и даже тысячелетиями. Не больше, не меньше.
Грузинам – удачи в отстаивание своих врождённых ценностей, чтобы никогда священное слово мама не было заменено на родитель №1 (или, тем паче, №2), а армянам – скинуть тех, кто их тянет в чуждый мир и обрести свои корни, которые только и позволят сохраниться этому древнему народу.
Всех матерей, бабушек, жён, сестёр и дочерей, а также всех женщин поздравляю с женским Днём 8 марта!
Александр Дубровский
Спокойно Z Маша