Бультерьер

Анатолий Дында
Я, наверное, был создан для испытания и терпения. Создан страдать. Иисус терпел. И нам велел. Хотя, как мне кажется, к испытаниям был готов каждый шкет того исторического периода. Как вам - шкет? Вот так вот.
Всю жизнь я мучился и не только от постоянной боли. Это позже я стал понимать. Пережитые неприятности вспоминаются как приключения. И даже если это никто не прочтёт, я все равно напишу свою историю.
— Я вызываю скорую, раздевайся.
Обращение было ко мне. Я сидел в прихожей на тумбочке, но боль не давала мне не то, что нагнуться и завязать шнурки, но и даже дышать.
Машина приехала достаточно быстро, не долго меня осматривала и фельдшер.
— Здравствуйте. На что жалуетесь?
— Живот болит. Наклонится не могу даже.
— Боль острая? Где можно руки помыть? Ложитесь на ровное… - она пошла в ванную, супруга провела её и подала чистое полотенце.
Проделав со мной несколько нехитрых манипуляций, она заключила: «Госпитализация»
Вперед навстречу приключениям!
Собрав небольшой пакет с вещами, я погрузился в машину. Прекрасное кресло, светло-коричневая обивка, сразу за водителем, но обращенное к боковой сдвижной двери. Место врача. Стекло на двери было заляпано и разглядеть за ним ничего нельзя. Я примостился как смог. Минут через 30 мы остановились, - я так понял, у шлагбаума, а дальше уже продолжили движение по территории больницы до приемного отделения. Там фельдшер препроводила меня на стульчик, - Ожидайте, - а сама пошла меня регистрировать. Состояние мое ухудшилось. Время, казалось, тянулось бесконечно. Только через несколько часов я оказался в палате и лёг.
- 300 долларов и шов будет маленький и незаметный! -два доктора уговаривали одного из лежащих в палате.
Мне досталась дальняя кровать и так как боль мне позволяла лежать лишь на правом боку, лежал я лицом к стене. Лежал и пытался не стонать. Так я не заметил как провалился от боли в сон. В темноту.
Лето. Мне лет 10. 4-й класс окончен.
С батей. Ммм. Класс! Какие то мужские дела, строй товары, по городу на машине и днем типа бонус - бассейн.
Это был уже, может раз третий в том году, я уже даже стал получать удовольствие, что меня никто не заставляет плыть круги, а можно просто купаться. Плюс мне разрешали нырять с тумбочки.
Батя пошел к тренерам, мне сказал,- сам все знаешь, и я пошел в раздевалку. Переоделся и сразу на тумбочку и нырнул. Доплыл до другого конца бассейна и хотел взяться за бортик и не заметив зацепил сетку ватерпольных ворот и потянул на себя. Как ловушка, ворота упали сеткой придавив меня, не давая вынырнуть и вздохнуть. Но как сейчас помню, я успокоился, нырнул вниз, проплыл под ними и вынырнул дальше от борта и вздохнул. Но сил не было уже держаться и поэтому как учили лег на спину и стал дышать, в этот момент спасатель подплыл и подхватил меня, передавая другому, наверху - они услышали всплеск.
Маленькие желтые точки стали вспыхивать в моем сознании. Будто блеск чешуек невидимой змеи, которая извивалась где то внизу. Эти желтые вспышки отдавали болью в затылке. И чем ярче и чаще вспыхивали точки, тем острее был их удары. Вспышки усиливались, пока боль окончательно не вырвала меня из темноты и швырнула опять на кровать у стены.  Боль, как раскаленный кинжал пронзала меня. Я не понимал что происходит, но чувствовал, что-то лопнуло у меня внутри и жар растекался по моим органам. Было часа три ночи. 
Добравшись до дежурной сестры и поняв, что помощи не будет, - Вы что, никого нет! - я вернулся к себе в палату, ожидая утренний обход. Я стал одним целым с этой болью.
Когда то в детстве я слышал, что у бультерьеров нервные окончания находятся глубже и поэтому болевой порог у них гораздо выше. Я мечтал стать бультерьером.
Сознание мое начало покрываться туманом. Когда открылась дверь палаты и ввалилась вся делегация, я почти уже не реагировал. Только боль.
Предположив, что это острый аппендицит меня стали готовить к операции. Готовить. Пришла медицинская сестра, побрила мне живот и пах. Чуть позже привезли каталку, правда меньше меня по размерам, но мне было все равно. На лифте подняли на последний этаж в операционный блок.
Боль не отпускала меня, но я думал, что скоро ей конец.
В самой операционной я перелез с каталки на операционный стол. Меня накрыли простынью и анастезиолог, восточная красавица, стала что то крутить на аппарате рядом. Потом она сделала укол во вставленную медсестрой бабочку и положила на лицо мне маску. Она пахла будто жжёной резиной. Закрыв глаза я увидел как болотно-зеленые пузыри лопаются в такую же болотно-зеленую пену, она обволокла мое сознание и я наконец погрузился в сон без боли.
Отец очень любил рыбалку. Вообще что связано с рыбой. Кухня у нас была вся от пола до потолка заставлена аквариумами и на всех подоконниках в других комнатах стояли либо банки с икрой или мальки или какие то бойцовские рыбки. И когда мы приезжали на рыбалку, прежде чем меня отпускали играть и купаться, я должен был поймать рыбу. В тот раз недалеко от нас стояла землекопная баржа, Сырдарья заметается песком и ее вроде как переодически чистили. На середине реки бывало можно было по пояс стоять. Так вот, залез я на баржу, получаю удочку от бати, надеваю червя, бросаю и тут же достаю карася. Брат мой - дуракам везёт, - сам дурак, бросаю удочку, и хотел спрыгнуть с баржи в воду, поскальзываюсь, бьюсь башкой об палубу, а тело мое над водой и падаю в воду без чувств. Братец меня за волосы со дна вытащил, красавчик, но оказывается сам чуть не задохнулся, дно очень глубоко, и батя вытащил нас обоих. А под баржой сомы. Больше меня. Огромная туша в желтой мути. Отец тяжело дыша: «Айн унд цванцих фир унд зикцен, спокойствие, мои мальчики, ихтиозавры будут наши!». И потом уже спросил - ты чего это прыгнул за ним? Любишь что ли младшего? - Да. - А чего деретесь постоянно?!
Опять батя, опять лето. Мой отец умер два года назад. Чемпион Союза, здоровый мужик. Рак. Полгода.
Я не знаю сколько прошло времени и что делали доктора, но в мою болотную пену стали доноситься звуки и боль опять вернулась. Только теперь она была куда мощнее, будто лом засунули мне в живот и накручивают кишки на него. Я попытался открыть глаза, ну или просто пошевелиться - бесполезно. Скорее всего уколом меня обездвижили. Ни пальцы, ни губы, ни голова. Ничто не реагировало. Кроме бровей. И я стал ими двигать.
— Больной у нас сегодня как семафор… - донеслись из общего гула голосов и звуков до меня слова анестезиолога. Она несколько раз поднимала мне веки, я видел всю медицинскую бригаду в синих шапочках и масках, видны только глаза, я отчаянно вертел своими, но она будто не замечала. Меня болтало из стороны в сторону, словно бригада хотела вырвать мои внутренности. Такой адской боли я не испытывал никогда до этого времени. И в сон я больше не погружался.
В какой-то момент я хотел просто умереть, это было прям моим желанием, но моему сыну, его мы ждали почти 5 лет, только исполнилось 10 месяцев и я четко себе сказал - нет! Я не умру!
Несколько часов продолжалась операция и все это время я беззвучно и в темноте переживал её. Распятый, обреченно вынужденный терпеть эту боль. Я преодолел все возможные болевые пороги. Но впереди меня ждала борьба за жизнь, ад на этом не закончился. Что может быть еще страшнее, чем пережил я? А я вам скажу. ИВЛ. Аппарат для искусственной вентиляции легких. Он работает когда ты без сознания.
Меня переложили опять на каталку, отвезли в реанимацию и подключили к ИВЛ. Страшная вещь. Хорошо что я мог уже издавать какие то звуки. Я стал мычать, я не знаю как назвать по другому эти звуки отчаяния. Нянечка или сестра, не знаю кто это был, сняла с меня маску и я смог произнести: «Дышу. Сам. Сам дышу. Убери». Было видно испуг в её глазах, и скоро в реанимацию явился доктор, что меня оперировал.
— Надо же, - сказал он, после того как выслушал мою историю, - у нас очень опытный анестезиолог…. Странно.
У Вас болезнь Крона, - продолжил он, - этиология её не изучена. Вам очень повезло, что Вы попали ко мне на стол. У Вас флегмона терминального отдела тонкой кишки. мы удалили около метра. Видите,- он указал на бутылек капельницы, - это очень эффективный антибиотик, стоит 50 долларов. Завтра суббота, полежите на выходных в реанимации. И да, такая операция стоит денег. Требовать я их с Вас не могу, но было бы неплохо…
— Сколько?
— Тысяча долларов…
Так за тысячу долларов я узнал какой у меня болевой порог, словно купил себе своего личного внутреннего бультерьера! Больтерьера!