1 ЧАСТЬ.
1 глава.
– Начальник главного диппредставительства, говорят, очень интересовался…
– Это такой плотный, с карими глазами?
Соседка закивала:
– Он, он… Главный инопланетянин во вселенной, говорят.
– Ну, и чего ему надо?
– А тут, наших, говорят, в песок посажали…
– Это не мы.
– А кто докажет?
Александра с ведром двинулась дальше, а Мария, живущая прямо тут, поднялась на крыльцо. Что начальству, в самом деле, надо? Они – всего лишь деревня, в десяти километрах от Арция. Смирные, бедные, козы у них и кролики, даже крупного скота нет. Четыреста лет назад здесь, правда, было дело. Прилетела по воздуху древняя страшная морская рыба. Пьяная в дупель. Сломала крест на колокольне, перепугала всех в округе, скот потом пришлось собирать по всем окрестным лесам и оврагам. Но, самое главное, жители недосчитались почти половины деревни. Пропали женщины, молодые и старые, небогатые, неграмотные, верующие. Ничего про них плохого никто сказать не мог. Потом дети принялись рассказывать срашилки взрослым: мол, вылезает из песка тетенька, полусгнившая, и ходит.
Ну, дети, они дети и есть. Но и взрослые этих дам видели. Узнать в них жительниц деревни, конечно, было нельзя, но все в округе уверовали, что это они – пропавшие. У заживо погребенных остались дети. Мальчики выросли в обычных гомо сапиенсов, а девочки… Если как следует приглядеться, то отличия есть. Странные они. Во-первых – цвет глаз. Ярко-карий. И у гомо такой бывает, конечно, но у этих – только такой, другого нет. И похожи они, вот как евреев в древних книгах рисуют: горбоносые, с удлиненным овалом лица, густыми бровями. Хотя никаких евреев давно уже по всей ойкумене не сыщешь, и предки у них обычные, андроновцы, местные. Слишком благородны они, эти женщины, слишком умны, да и некоторыми странными свойствами обладают… Из сената несколько раз являлись, допрашивали, не ведьмачки ли? Но нет, не ведьмачки, те другие. А потом опять Плоурдостеус наведался. Так ту древнюю рыбу звать.
С тех пор прошло очень много времени. Гуманоиды-иллюзионисты, самки, создали свою цивилизацию. С собственной письменностью и культурой, с религией и жрецами, традициями и правилами. Но самцов своего вида они так и не дождались. Мария, верховная жрица культа, имела четверых детей. Троих сыновей, одну дочь, старшую. Была снова беременна. Но, чувствовала, что ошиблась. Очередной самец (по местным понятиям – сожитель) к детям от прежних оплодотворителей относится плохо, жесток и туп. Ведет себя, как хозяин, хотя Мария сразу сказала ему, что со временем выгонит, когда ребенок родится и ей нужен будет другой самец. Вопил и кричал что-то о законах и нравственности и о религиозных понятиях.
– У меня своя религия, иноплеменник, – внятно и кратко возразила Мария. – А законы я не нарушаю: этот дом – мой.
Мария, властная, прекрасная собой и добрая, пользовалась уважением и любовью в обществе. Причем, не только в своем. Предковые и гуманоиды-иллюзионисты жили рядом, вместе работали на полях, вместе защищались, вместе врали властям предержащим. В самом трудноразрешимом и опасном случае обращались к Марии. Ее советы были не просто мудры, они отличались смелостью. Что касается веры, то предковые верили в Иисуса, а соплеменники Марии – просто в Создателя. Это не мешало им понимать друг друга и в чужие дела не вмешиваться.
Дети Марии играли вместе с другими детьми в деревне. Мальчики, полугуманоиды, от прочих мальчишек не отличались. Драчуны и непоседы, порой хулиганы, но – обычные. Что касается старшей дочери, Клавдии, то та цену себе знала. Скрытная и неискренняя, очень породистая девица. Но нехороша собой, не в мать. Коренаста и длиннорука, нос слишком велик. Только глаза – большие, ясные, карие – были материны. Хотя Мария, как все видели, гордится дочерью.
– Она очень умна. Знает такое, о чем мне и судить сложно.
Матери было трудно поверить, когда соплеменники, и не раз, указывали ей, что с девочкой что-то не так.
– Злая она, – говорили самки-гуманоиды, – необщительная. Любит убить.
– Но… ведь это только кошка!
– Сегодня кошка, завтра гомо. А потом – и соплеменник.
Мария родила девочку. Болезненную и хрупкую, при этом роды были сложны, и она сама слегла. Бремя хозяйства легло на Клавдию, хотя отец ребенка оставался в доме и мыкался по углам. Повзрослевшая Клавдия гоняла его чуть ли не тряпкой. Но властвовать и работать ей очень понравилось. Мать не могла нахвалиться соседкам, глядя с восхищением на Клавдию. Потом заметила неладное. Дочь ревновала ребенка… к ней.
Клавдия часами возилась с девочкой. Купала и стирала, и готовила, но, когда приходило время грудного кормления, уходила из комнаты и ее невозможно было дозваться.
– Что с тобой?
Пятнадцатилетняя Клавдия угрюмо молчала.
– Нуу! Тебе совсем недолго осталось ждать. И у тебя будет…
– Мне не надо.
– Чего тебе не надо?
– Ничего!
Весной ребенок умер. Мать потихоньку стала вставать, а Клавдия исчезла из дома. Вернулась через неделю, затем пропала опять. Матери пришлось повысить голос:
– Что ты делаешь? Ты гуманоид-иллюзионист, а вокруг дикари. Я не хочу потерять еще и тебя.
2 глава.
Мария проснулась от громкого крика на улице. Потом послышался оглушительный визг. Кто-то бежал по улице и вопил:
– Помидоры! Помидоры! Помидоры!
Было еще совсем темно, из окна ничего не видно. Мария, как была, в ночной рубашке, выбежала в сени и оттуда на крыльцо.
– Что случилось?
– Помидоры! Они белые!
Страшная догадка пронизала мозг. Мария распахнула дверь в сад. Все – деревья, цветы, грядки с овощами – белело и искрилось под лунным светом. Мария, шатаясь от слабости, подошла к клеткам. В них белели каменные, неживые кролики. Фоссилизация!
Все живое в округе окаменело и превратилось в искрящийся мрамор. И лес, и пашни, и деревенский луг. Кто-то обрек деревню на голод.
Жители отправились собирать грибы и ягоды. До середины ноября еще было, что есть, но к новому году начали варить хвою и кору с деревьев. Варили кожу с обуви. Какая-то часть обитателей деревни пошла нищенствовать, это были в основном старики. Молодые продали себя в рабство вместе с детьми. Трое младших братьев Клавдии ушли из деревни, где они, семья не знала. Сожитель матери оставался в доме.
Мария слегла в марте. Клавдия сидела возле постели умирающей, сама кожа да кости. Мать бредила. Говорила что-то о каре небесной и о том, что она родила чудовище.
– Это ведь ты? Ты?
Клавдия старой застиранной тряпкой вытерла ей пот со лба.
– Признайся!
Мать умерла, а в апреле на полях и в огородах начали появляться всходы. Отчим купил на сбережения Марии поросенка и пару кроликов. К осени уже было вполне терпимо, были огурцы и хлеб.
Отчим оформил права на наследство. Дом и все подворье достались ему и Клавдии. Но терпеть друг друга рядом они совершенно не могли. Разменивать хозяйство он наотрез отказался.
– Кто ты такая, а? Да ведь ты и не человек вовсе!
Сенаторы напряженно молчали, глядя на крестьянина и его молодую падчерицу. Отчим был отвратителен: в серых синтетических штанах и застиранной хлопковой рубахе неопределенного цвета, лысый, беззубый, он брызгал слюной, доказывая, что прав.
– Но ведь вы не оформили брак, нет? – спросил один из присутствующих.
Крестьянин раскрыл рот, чтоб что-то сказать, но так и остался стоять, шевеля губами.
– Нет, но…
– Вам и так пошли навстречу в связи с несовершеннолетием девицы.
Сенатор раздраженно уткнулся в бумагу на столе, всем видом своим показывая, что он лишь отнимает у служащих время.
– Да ведь она ведьма! – вдруг выпалил проситель.
– То есть как – ведьма?
– Так. Исчезает в одном углу, появляется в другом.
– Но мать не была ведьмой?
– Да… вроде нет.
– И каким же образом дочь?
– Так… кто ж знает, от кого она? То есть, от кого ее зачала?
– То есть, она была распутная?
– Ну… была.
– И зачем ты остался в ее доме?
Крестьянин смолк. Он понял, что его ходатайство провалилось и падчерицу придется вести обратно домой. В это время один из сенаторов, молодой, со странной внешностью (его лицо было бледным и утонченным, слишком умным по сравнению с прочими) и яркими зелеными глазами поднял голову от распечатки:
– Исчезает – и появляется?
Крестьянин угрюмо кивнул.
– Что ж. Стоит проверить.
Он встал и направился к выходу из зала.
– Пойдем со мной, – на ходу приказал он молодой крестьянке.
– А я что ж?
– А ты вали в свою деревню, старый придурок.
Крестьянин со вздохом облегчения принялся кланяться вслед уходящей Клавдии и сенатору.
В коридоре сенатор обернулся:
– Меня зовут Аррунт.
Клавдия молчала.
– Ты ведь – гуманоид-иллюзионист?
Девушка снова не удостоила его ответом.
– Тебе не стоит меня бояться. Я позабочусь о тебе.
Тот, кто представился как Аррунт, открыл раздвижную дверь в изолятор. Здесь были кровать и прикроватный столик, а также дверь в ванную.
– Ты бы… поменяла прическу.
Клавдия инстинктивно схватилась рукой за толстую длинную косу на груди.
– Незачем изображать из себя древнерусскую поселянку. Я, кстати, тоже не гомо. То есть, только наполовину. Я – гомо-акульник.
Клавдия посмотрела на него с интересом.
– Ты ведь знаешь, что это такое?
Клавдия кивнула.
– А откуда ж? Мать рассказывала?
Девушка опять кивнула. Потом сказала:
– Этого не может быть. Таких иноплеменников на Земле нет. Предковые таких не рожают.
– А я не отсюда.
3 глава.
Задачей Аррунта было из массы космического потомства предковых выбрать подходящих для военной организации в Арции. Цит, начальник, с брюзгливой миной оглядел Клавдию. Потом сказал:
– Череп у нее, того…
– Очень хороший.
– Ну, так она кроме как огурцы солить и коров доить ничего и не знает…
– Я дам образование.
– И прическа эта…
– Я ей уже говорил. Она не хочет обрезать волосы.
– Ну, так обрежь сам.
– Цит, всему свое время. Не надо давить, – в голосе гомо-акульника послышались металлические нотки.
Пожилой благообразный иноплеменник пожевал губами. На взгляд Клавдии ему было уже лет под семьдесят. Она невольно поморщилась: «Ну и начальник! Песок уже сыплется из него».
Аррунт отвел ее в компьютерный зал. Тут за компьютером сидел молодой предковый, интеллигентный и симпатичный. Больше никого не было. Аррунт сел за свою установку и прокашлялся:
– Значит, так. Кто из вас грамоте не разумеет?
Оба промолчали.
– А кто химии разумеет?
Клавдия подняла руку.
– Ты знаешь химию?
– И химию, и общегалактический, и древний галактический. И матанализ.
– И где ж ты?..
– У матери в доме.
– У нее был компьютер?
Клавдия кивнула.
– Ладно. Значения не имеет. Все равно начнем с азов.
В первом тысячелетии после крушения Великой цивилизации на побережье возле Арция в большом доме жила женатая пара. Люди знатные и не бедные: вилла в Кампанье, несколько поместий в Южной Италии, поместья в Сицилии и на Капри. Дом полон красивых вещей, картин и рабов. Но детей не было. Обращались в лабораторию под зданием сената. Результат неутешительный: дело в муже. Он полностью стерилен, так что наследников ждать неоткуда, разве только со стороны.
Молодая арцианка посвятила себя благотворительности, а муж – дегустации вин. Проще сказать, Аррунт постепенно спивался, когда в его дом с улицы принесли младенца. Чудесного здорового зеленоглазого мальчика. Принесшие не потаили правды. Они сказали прямо, что это – бог. Хозяин дома вытаращил глаза:
– То есть как это – бог?
– Большая рыба родила на берегу, на песке. Выдавила из себя и унеслась в небо.
Аррунт был гомо образованный и просвещенный. Он знал, что жители окрестных селений совсем одичали и сочиняют на ходу такое, от чего уши вянут. Мальчик был прекрасен, а ему так хотелось… И он взял его, заплатив щедрую комиссию.
Жена оказалась не в восторге. Найденыш. Бог знает, что за генетика. Но она взялась за воспитание со всей ответственностью, а потом втянулась.
Проблемы начались с кормления. Счастливый отец приобрел на рынке грудастую пышущую здоровьем рабыню, недавно родившую и стоившую немалых денег. Но мальчик наотрез отказывался брать грудь. Что такое? Он же помрет с голоду! Жившая в доме старая самка, родственница мужа, космический гуманоид по генетике, осмотрев ребенка сказала страшную вещь:
– Это морское животное. Оно молоко не кушает, ему нужен коктейль из рыбы, лучше морской.
Приемная мать была в ужасе. Но на кухне сделали коктейль из трески и морского окуня с добавлением витаминов. Юный Аррунт вылакал эту смесь с жадностью и причмокиванием.
– Ничего, ничего! – успокаивал Аррунт жену. – А мы вот вырастим его – и посмотрим. Он еще прославит наше имя, вот увидишь.
Вставший на ноги инопланетянин сразу взялся за книги. Мать нашла его в углу, читающим «Войну и мир», в окружении дорогих и сложных игрушек, лежащих на ковре, сиротливо поблескивая боками.
– Где ты взял книгу?
– Там, – Аррунт кивнул на большой застекленный шкаф, к которому была приставлена стремянка.
У матери подкосились ноги:
– Но… Кто принес лестницу в комнату?
– Я.
– А когда ты научился читать?
– Я не учился, мама. Просто и так все понятно.
Аррунт рос замкнутым, тихим мальчиком. Большую часть времени проводил за компьютером. Учителей и педагогов отец не нанимал, потому что уже к шести годам Аррунт научился добывать из компьютера такую информацию, какая никому из даже самых ученых мужей Аотеры была неведома. Аррунт-старший как-то поинтересовался, как он это делает.
– Надо подключиться к мировой гравитационной сети, папа.
– Гравитационной?
– Вселенская сеть работает на гравитации, между звезд ведь провода не протянешь, да и радио на таком расстоянии не сработает.
Но о своем собственном происхождении ему удалось узнать совсем немного. Он узнал, что происходит из пятого сектора вселенной, от тамошних гомо-акульников. Узнал, что его мир погружен в вечный мрак, что там нет звезд и живут его предки в огромном море на планете так называемых «морских люканцев». Их там две цивилизации, люканцев и гомо. Но каким образом мать перелетела по космосу вживе, без лодки, зачем родила его на берегу чужого моря – все было неясно. Он понял только, что его мать была беглой, только вот откуда, из тюрьмы или из психушки?
4 глава.
Как-то так повелось, что узкий залив в Греции возле давно заросшего Коринфского канала считается обиталищем «летающей рыбы». Там она сидит, под водой в пещере вместе с другим иноплеменником, головоногим моллюском. Они живут на планете аж с кембрия, древнее древних, но сами, разумеется, неизвестно откуда. Панцирная рыба, Плоурдостеус, пьет. А когда напьется, летает над побережьем. Октопус же никогда не пьет и на суше его ни разу не видели.
Инопланетяне они не вредные. Замкнутые. Одно слово – пришельцы. Говорят, правда, что Плоурдостеус допился уже до маразма и по пьяному делу творит такое, за что местным придется отвечать. Ему по законам космической цивилизации не положено вмешиваться в естественный ход вещей на планете. Мало ли что не нравится! Говорили, например, что начальник главного диппредставительства обвинил предковых, мол, они уничтожили свое космическое потомство, гуманоидов-иллюзионистов, похоронили их в песке. Так у предковых на такое ни сил, ни средств нету. Сотворил же все Плоурдостеус, он гонял этих несчастных по побережью всю ночь, пока они сами в песок не зарылись. Побесчинствовал, протрезвел – и смылся.
А потом случилась трагедия с семьей Аррунтов. Вся округа знала, что они усыновили мальчика-инопланетянина. Дело житейское. Почему, в самом деле, обязательно инопланетянин? Можно было и предкового взять, и кого-нибудь из космического потомства. Аррунту говорили, что добром это не кончится. Так и вышло.
Был поздний вечер конца августа. В окрестных домах погасли огни и в большом доме возле открытого парка окна постепенно погасли. И вдруг с улицы послышался громовый голос:
– Выходите!
Задребезжали стекла разбитых окон.
– Землянин, выходи!
Дрожащий Аррунт, поддерживая супругу, вышел на крыльцо. Они заметили на песке у входа длинную тень. Подняв глаза, увидели страшную злобную морду с челюстями-тисками и горящие, как угли, глаза. Оба распростерлись ниц.
– Как вы смели приютить у себя исчадие тьмы, гомо-акульника, позор вселенной?
– Смерть вам!
Оба продолжали лежать, почти не дыша. Но было тихо. Муж поднял голову. Пришельца в воздухе не было. Он поднял жену с земли и увел в дом. И в ту же ночь молодая дама повесилась.
Аррунт напоил жену крепким чаем с коньяком и отвел в спальню, потом отправился поцеловать на ночь сына.
– Что там случилось, папа?
– Ничего, дорогой, спи.
Жена, казалось, крепко спит. Аррунт задернул полог у спальни, выходящей в зал, тихонько прикрыл дверь и ушел к себе, в кабинет на третьем этаже. Здесь он сам как следует приложился к коньяку и заснул в кресле, уже под утро.
Молодой Аррунт не поверил отцу, что ничего не произошло. Слишком тихо было в доме. Рабы и слуги, как бы ни боялись они нашуметь, все же шаркали ногами обычно и на первом этаже, возле кухонь, и на четвертом, где помещались комнаты для слуг. А тут все как будто вымерло. Аррунт отдернул одеяло и решительно встал с постели.
В спальне матери было пусто. Но, где ж она? Папа, наверно, спит, а внизу, на кухне, ей делать нечего. Аррунт двинулся по главной лестнице вниз, потом по коридору налево. Нигде ни души. Чудеса!
Он спустился по витой чугунной лесенке в винный подвал. Там, среди амфор с привозным греческим вином и бутылок с арцианским на шнуре от прикроватного полога висела его мать. Мальчик не закричал, не заплакал, не принялся никого звать. Он тихо вышел из подвала, поднялся к себе в комнату и включил компьютер. Надо что-то делать! Инопланетянка, ставшая его матерью в чужом мире, умерла. Значит, он должен принять в себя душу кого-то из местных, чтоб иметь право на жизнь в чужом секторе, в чужой галактике. Гомо? Нет. Гомо слишком глуп и мало приспособлен к жизни. Вот хорошее животное – береговая акула. Да, но он сам – гомо-акульник. Две души акулы в одном теле, будет многовато. Вот что ему надо – кожистая черепаха. Она давно вымерла, и никто из окружающих не поймет, в кого он, Аррунт превращается периодически. Так ему будет легче прожить среди чужих.
Аррунт собрал данные с компьютера в гравитационную точку. Потом выдвинул большое трюмо на середину комнаты и развернул напротив экрана. Подошел к зеркалу и, нажимая на нужные точки на стекле, отправил кожистую черепаху себе в мозг.
Мир вокруг закружился и погрузился в голубоватый сумрак. Он выплыл на поверхность, чтоб вобрать в легкие воздух, и снова нырнул. Какое густонаселенное море! Как светятся эти кораллы! Как пестры эти стайные рыбки, а там! Там – дельфин! Кто, когда в мире видел китов? Отец нашел его утром лежащим без сознания возле зеркала.
5 глава.
– Кто этот бледный ангел? – спросил Крис рядом сидящего предкового.
– Этот? Наследник Аррунтов.
Аудитория, построенная в классическом стиле, амфитеатром, гудела. За мраморную кафедру вышел щуплый, лысый предковый и потребовал тишины. После этого он принялся толковать о военном искусстве древних эллинов и превосходстве македонской фаланги. На битве при Иссе половина студентов спала, а половина продолжала скрупулезно записывать лекцию. Крис нет-нет, да и поглядывал на приглянувшегося ему мальчика. Тот не спал и ничего не писал, а просто отрешенно смотрел в окно. Вряд ли он и сознавал, где находится.
После лекций Крис отправился к себе, в отцовский дом в Тиринфе, который специально был открыт и проветрен за ради его, Криса, в нем пребывания.
– Закончишь академию – и сразу займешь мое место в сенате, – заявил отец. – Но только закончи, пожалуйста.
Крис думал, правда, что шумер, учащийся в военной академии – это нонсенс. Для приемного отца, как и для большинства предковых, диплом решал все. И будь ты хоть космический, хоть предковый, без диплома командных должностей тебе не видать. Если не военной, то хотя бы академии риторических искусств. Которая помещается, кстати, прямо тут, рядом, но в которую отец, слава создателю, его не засунул.
Кто тот бледнокожий зеленоглазый тип? Он не предковый, это точно. Но и на космического не похож.
– Что тебе нужно, иноплеменник?
– Ну, так уж сразу иноплеменник?
– Ты думаешь, это не видно?
– Местные нас всех считают за гомо.
Аррунт промолчал.
– Я не местный, – возразил он угрюмо.
– Плохой мир для инопланетянина, – Крис говорил, а углы его рта дергались в улыбке.
– И чего тебе надо?
– Ничего. Просто ты космический, я – тоже.
Аррунт посмотрел прямо и сказал, жестко и веско:
– Ты – несвободнорожденный.
Крис опустил голову:
– Ну да, я несвободнорожденный.
Это было интересно. И Аррунт не удержался, чтоб не спросить:
– Как же это вышло?
– Радиогравитационные, местные. Баловались. Положили мою самку под моего самца, ну, я и выполз. До сих пор жив.
– У вас же нет самок?
– А долго сделать? С ихними-то технологиями? Вырастили из личинки.
– Ну, в любом случае, ты должен быть им благодарен за то, что ты есть.
Крис опять улыбнулся. Он был очень красив. Аррунт подумал, что эти шумеры, должно быть, будущие завременные, оседлые-то не особенно отличаются внешностью. И еще он видел, что этот шумер – гомосексуалист. А это уже странно. Все равно, как если бы бабочка вдруг стала гомосексуалисткой.
Аррунт принадлежал к гетеросексуальному биологическому виду. Но его предки, одомашненные гомо из галактики зеркальщиков, были обычными космическими гомо, гомосексуалистами. Видимо, этот навязчивый тип серьезно рассчитывает на то, что он, Аррунт – деградант. И обиднее всего, это ведь в самом деле так. Кто была его мать? Аррунт на протяжении своей жизни не раз ловил себя на странных мыслях и побуждениях. Похоже, он по натуре – преступник. Потому мать и родила свое дитя в чужом мире, в надежде, что оно тут выживет и проживет жизнь. Тем мучительнее ему казались недвусмысленные предложения со стороны местного отщепенца.
Из студенческой аудитории оба космических переместились в сенаторскую аудиторию. И разницы не было никакой, ни внешне, ни по сути. Только старые предковые были еще тупее молодых. Но, вместо того, чтобы за время учебы подружиться, оба старались друг друга избегать.
Отец Аррунта к тому времени умер, и он остался наследником огромного состояния. Отец Криса был еще жив. Однако, как было известно самому Крису, все деньги и титулы по завещанию он оставил приемному сыну, безбожно обделив четверых кровных детей.
– А что в них толку, в родных-то? – объяснял свое решение старый Крис. – Молодой космический прославит мое имя и вознесет его на века. А для этого нужны средства.
Хотя, как скоро убедилась арцианская знать, ни в деньгах, ни в званиях молодой Крис особо не нуждался. Он принадлежал к миру шумеров, «черных мальчиков», как их любовно именовали предковые. Крис, вернувшись с Греческого полуострова, постепенно стал военным главой этих мальчиков, которые, кстати, были далеко не все «мальчики», а вполне себе взрослые самцы. Они охотно подчинялись ему, не переставая при этом презирать. Крис, по их мнению, был рабом, хотя, как большинство шумерских рабов, и очень одаренным.
Шумерские междоусобицы проходили далеко от ойкумены предковых, в сибирской тайге. По победе дикие шумеры лопали пленных врагов. Сенаторы, морщась от отвращения, шепотом передавали друг другу, что сын Криса в этих пиршествах тоже участвует.
– Что за времена пошли, господи! Как космического ни корми, а он дикарем и останется.
Однако от помощи черных мальчиков Криса в предковых войнах правящая элита Арция никогда не отказывалась. А также с удовольствием слушала его выступления в сенате. Крис был признанным оратором, емким, остроумным, темпераментным. Одетый в белую тогу с пурпурной каймой, он был великолепен.
– Это просто возрождение! – шептали слушатели, неистово аплодируя. Они имели в виду возрождение античности, которым бредила вся ойкумена. На самом деле у Криса были свои, вполне корыстные цели. Ему, например, надо было закрыть завод предковых по производству стирального порошка на побережье. Отходами этого производства радиогравитационные гомо травили шумерских личинок под водой, пользуясь, так сказать, чужими руками. И речь о вреде стирального порошка была настолько хороша, что вошла в сенатский сборник выдающихся ораторов Арция.
Аррунт в войнах и прениях не участвовал. Он обосновался под зданием сената, где помещалась компьютерная сеть, а также химическая, биологическая и прочие лаборатории. Зарекомендовав себя скромным ботаником, он без помех предавался любимому занятию: мечтать и размышлять.
6 глава.
Предковые селились на узкой полосе суши вокруг Средиземного моря, занимая территорию, приблизительно соответствующую территории Древнеримской республики. И свой главный город, Арций, они построили на месте того самого Рима, хотя ко времени, когда они туда явились, там не осталось даже руин. Все уничтожили инопланетяне, напав на планету. Огромная зона древнего материка, которую раньше занимала цивилизация предковых, была полностью поглощена радиацией.
Радиацию черные жуки, проводившие санацию, выпустили случайно с полигонов, что и уберегло остатки предковых, так как инопланетяне от излучения сразу смылись. Оставшуюся часть населения, покалеченную и обожженную, спас начальник галактического представительства, Ктесс. Он сказал, что сам проследит за порядком у предковых, не позволит им выпускать по радио порнографию в космос и предаваться запрещенным научным изысканиям. Короче, взял протекторат над ойкуменой.
Это был с его стороны чисто исследовательский интерес. Он заметил среди предковых начало видообразования. Ктесс был биологом-эволюционистом и популяционным генетиком, и не смог отказать себе в удовольствии воочию наблюдать, как бог творит новые виды.
Скоро он понял, что с этими предковыми будет непросто. Прилетев и объяснив на пальцах, что и как, и вернувшись через какое-то время, Ктесс убеждался, что предковый делает все наоборот.
– Инопланетянин, я же не велел тебе трогать ведьмака? Я же сказал тебе, что ведьмак полезный?
– Так, это… Он же своего соплеменника на заборе повесил.
– Ну и что? Это не твое дело.
– Как не мое? И у меня дети. Разве я могу моему ребенку сказать, что этого нельзя, если он видит, что другие делают?
В дополнение ко всему, Ктесс привез на планету керогеновые столбы, чтоб показать предковым, как при помощи казни на столбе выявить запрещенную атеистическую мозговую деятельность. Он долго потом жалел об этом. Казнь на столбе местному гомо так понравилась, что он начал палить почем зря, организовав у себя в мире подобие средневековой инквизиции. Кроме того, материал одного из столбов, ярко-синий кероген с планеты морской расы цивилизации начальника, он умудрился разложить и скопировать. Предковый наладил производство этого керогена. Синий камень пошел на облицовку домов и подножий памятников. Ктесс, увидев, что они сделали, схватился за голову.
– Инопланетянин! Это же крайне неприлично!
– Что тут неприличного? Красивый камень.
Донести до сознания иноплеменника, почему материал может быть «неприличным», не представлялось возможным. Предковый только скреб в голове и ухмылялся:
– Чудеса! Поступок может быть неприличным, поза в сексе, статуя, наконец. Но камень!
На самом деле еще за пятьсот лет до того в мире предковых не было ни камня, ни дерева, население жило в тростниковых хижинах, только родовая знать могла позволить себе деревянный дом. Это была эпоха первобытной дикости, отягощенная остатками «Великой цивилизации». Предковый вывез из-за черты радиации парочку авто, пару компьютеров и немного телевизионной техники. Были вышки связи и по телевизору каждый вечер показывали одно и то же. Тем не менее, предковый привык и даже чувствовал себя комфортно.
Научный центр Аотера имел компьютеры и персональные подводные лодки и развивал медицинскую технику. Там жили первые космические, они разработали способ обессмерчивания при помощи трансплантации. Но Аотера была далеко от ойкумены и рядовой предковый о ней мало что знал. Именно в то время, как передает легенда, на побережье, в древний Арций, инопланетяне забросили двух беременных самок. Самки потом куда-то делись, никто точно не знает, куда, а их потомство – двое мальчиков, остались в ойкумене. Они, якобы, сбежали от матерей в Аотеру. Один из этих инопланетян был так себе, не семи пядей во лбу, а второй очень умен, но, к сожалению, сумасшедший.
То есть, сходил с ума он только иногда, в определенное время года, а в остальное время был вполне здравомыслящий, умный и хитрый. Звали его Цит, по видовой принадлежности – межцивилизационный гибрид, созданный в лаборатории Ктесса. Когда начальник попытался его на планете отловить, тот не дался ему в руки. Творение, судя по всему, превзошло своего создателя. Этот Цит в корне изменил жизнь ойкумены. Он построил каменные города, компьютерную сеть, наладил производство подводных лодок по аотерскому типу, организовал жизнь предковых, имея за образец книги Плутарха и Тита Ливия. Создал научный центр под зданием сената и организовал судопроизводство. За все эти благодеяния Цит требовал только одного – чтоб земляне защитили его от Ктесса, который аккуратно раз в два года являлся на планету и пытался его поймать.
Предковые не могли сказать точно, когда в их среде появился инопланетянин со статусом и прикрепленный к службе, имеющий образование и мозги. И что, конкретно, ему было надо. Он просто предложил свои услуги предковым, чтоб отбить Цита. Потом говорили, что этот инопланетянин тоже сильно боится начальства, потому что наблудил.
Тин, шумер из третьего сектора, работал под водой где-то в глубине Индийского океана. Местная начальница космической цивилизации купила его у шумерского диппредставительства, чтоб он охранял от пришельцев и от начальства помойку радиогравитационных, которые живут на планете очень давно, говорят, аж с девонских времен. И намусорили, и напакостили, и хотят свои художества скрыть. И все было бы ничего, но сам Тин оказался проблемный. Предковые этого не видели, так как дышать под водой не умеют, но шумеры рассказывают, что там ужас чего. Целые города из кораллового известняка, по которым бродят местные «белые» шумерки, затраханные инопланетянином до автоматизма. То ли больной, то ли преступник.
Ктесс, когда прибывает на планету в сопровождении своего заместителя, обычно собирает ополчение. Кому угодно поймать Цита. А, Цит, надо сказать, предковым надоел. Пока нормальный – ничего, а как спятит, принимается бегать голым по побережью. Или превратится в паука, огромного, похожего на тарантула. В этом случае все население на много километров в округе прячется по домам. Или пригласят его в гости на чай, а он возьмет, и хозяйку укусит. В общем, многие были бы не против, если б начальство забрало свое сокровище обратно. Но были такие, кто смотрел дальше. «Без Цита пропадем», – говорили они и становились на сторону гибридного галактического паука.
Вот тогда-то однажды «морской шумер» и вылез из воды, и предложил предковым свое руководство. Повоевали круто и разошлись. Ктесс потерял полармии, Тин – тоже. Но ведь предковым не привыкать. А Тин крепко задумался. Ктесс сам очень талантливый полководец и в диппредставительстве у него много одаренных военных. А он, получается, на планете один с полусумасшедшим пауком. Им обоим надо подумать, как собрать контингент, подходящий для их целей. Так началась военная организация Тина, которая просуществовала семь тысячелетий. Начальник, правда, военными их не признавал и называл преступниками. Какая разница? Ему ни разу не удалось их разбить.
7 глава.
Первым в лабораторию Тин приволок гордость нации – шумера Криса, раненого и ругающегося предковым матом. Цит смотрел скептически.
– Тут такого оборудования не найдется. Ты уж лучше у себя…
– Нет. Надо, чтоб предковые считали его своим.
Вдвоем они трансплантировали несчастного, как могли. Потом, через какое-то время, поняли, что напортачили. Крис не старел, а постепенно разлагался. Для несвободнорожденных ведь своя трансплантация. Тин купил ее у соседей, шумеров из пятого сектора под большим секретом за гравитацию, которую спер у начальницы шумеров третьего сектора, то есть, у своей бывшей. И снова усадил Криса в трансплантационное кресло. Многие нейроны пришлось заменить, при этом еще нужно было не отключать сознание и заниматься внушением. Крис натерпелся боли и унижения и вышел после операции замкнутый и не совсем нормальный. Выступления в сенате прекратил, в разборках соплеменников не участвовал. Но своих военных качеств он не утратил, а это ведь главное. Со временем обессмерченный Крис оброс легендами в шумерской среде, и сами шумеры по-прежнему не отказывались служить под его началом.
На Аррунта, служащего из химической лаборатории, Тин не обращал ни малейшего внимания. Тот не был военным. С Цитом у гомо-акульника сложились теплые, дружеские отношения. Они оба были из цивилизации, имели и образование, и общие интересы. Когда пришло время, Цит без особых усилий уговорил Аррунта обессмертиться.
– И твоя матушка, я уверен, хотела бы того же.
На самом деле, Цит мало что про него знал.
Плебейское население ойкумены плодилось ведьмаками и гуманоидами-иллюзионистами, все это давно знали и особо не интересовались. Не все равно, кто у крестьянина сын или дочь? А вот знать предпочитала рожать чистокровных предковых. Но и у них получались космические. У высшего слоя Арция дочь могла родиться гуманоидом. Ничего плохого в этом, правда, нет. Девица вырастает мускулистая, статная, на лицо хороша, но есть одно но: от предкового она родить не может, значит, и роду конец. Правда, самцы у них есть, только их мало, на всех не хватит.
А бывает и так: родится девочка в семье. Золотоволосая, голубоглазая, ангел, а не дочь. И никаких-то странностей за ней нет: в куклы играет, грамоте учится, на компьютере хорошо понимает, а потом бац – и нет ее! Пропала из дома, искали-искали – не нашли. Только со временем стали доходить сведения, что эти девочки – морские гуманоиды. К пятнадцати годам они все ныряют и на сушу обратно не возвращаются. Но ведь родителям все равно надо: и весточку подать, и узнать, как и что, домашней еды переслать, хотя бы. Поэтому Тин организовал связь суши с морем, имея при этом практическую цель: облагодетельствованные родственники в следующий раз будут воевать на его стороне. И тут он, курируя подводную цивилизацию морских дам, стал замечать странную вещь: то одна, то другая из них пропали. На вопрос, куда они делись, самки сначала отмалчивались. А потом рассказали, что за ними охотится под водой какой-то тип. То есть, напасть и убить морского гуманоида вообще непросто. Он морское животное, силен и может за себя постоять. Но этот убийца охотится по-особенному. Самки под водой ведут одиночный образ жизни, тусуются редко. У каждой есть убежище: пещера, затопленный каньон или совместными усилиями вырубленные под водой катакомбы. Так вот, он пролезает в самые узкие щели, нападает и душит. Обычно во сне.
Кому на планете могла бы прийти в голову такая дичь? Предковый в море дышать не может, а из космических – только шумер, ведь только у черных шумеров есть полноценно развитые самцы. Тин так и сказал Крису, поинтересуйся, мол, кто из твоих безобразничает. Но потом одна молодая дама, полицейский в подводной цивилизации, собрала сведения и составила портрет преступника. Тин долго не мог ничего понять. Похож на гомо-акульника – и все. И самое главное – светлые волосы и ярко-зеленые глаза. У шумеров черные глаза и волосы, потому их так и величают – черными. Что ж, значит, инопланетянин в чужом мире промышляет убийством?
Аррунт завис вертикально над береговым склоном, чтоб погрызть ракушки на дне. Потом всплыл и глотнул воздуха. На самом деле воздух ему совершенно не нужен, он дышит легкими под водой, но морская черепаха, которой он стал на досуге, нуждается в атмосферном кислороде. Он снова нырнул. Быть черепахой восхитительно! Поймать на лету быструю сизо-голубую рыбку и полакомиться ею. Или вон та медуза, она обещает быть очень вкусной. Аррунт руками запихал себе в рот большую медузу и тут почувствовал на языке и на руках сильный ожог. Болевое ощущение вернуло его к реальности. Черт! Ведь он все-таки не черепаха…
Аррунт сидел, прислонясь к обрыву под водой и наблюдал, как две самки морского гуманоида охотятся на рыбу. Еда достается им нелегко, правду сказать. Он, пока не черепаха, а гомо, тоже не особо ловок. Аррунт вздохнул. Проследить, что ли, за ними? А потом? Ведь старший шумер последнее время что-то странно на него смотрит. Нет, не стоит. С шумерами шутки плохи, и вообще…
Цит тоже смотрит странно. И задает неприятные вопросы. Кем на самом деле была его мать? А он сам кто? Лабораторный экспонат! И смеет тут давить на мораль. Ну, убил парочку. Захотелось.
– Но, дорогой мой, это же недопустимо!
– А что, тебе их жаль?
– Инопланетянин, это не фауна. Это разумные существа, за ними нельзя охотиться и убивать их, как животных. Да и животных нельзя. Это чужой мир.
Цит был очень раздражен. Но ни тому, ни другому шумеру ничего не сказал.
Исходный вид гомо продолжал творить чудеса. В его среде появился новый, доселе невиданный биологический вид – гомо-зеркальщики. И это было чересчур. Если ведьмаков и морских еще можно терпеть, то этих совершенно невозможно. По городу и окрестностям поползли странные слухи. Мол, среди бела дня, работая в огороде или в сарае, вдруг начинаешь слышать шаги, сморкание и чавканье. Но никого нет! А потом вдруг на улице натыкаешься на персону, которая хорошо видна, но не издает звуков. Никаких: ни звука шагов, ни дыхания, ни плеска по лужам. Объект материально есть, но как будто его и нет.
В сенат поступили жалобы. Население требовало либо кастрировать плодящихся привидениями, либо всех их подчистую уничтожить. В защиту гомо-зеркальщиков выступил Аррунт. Это было до того неожиданно, что собралась полная аудитория, стояли еще в проходах и внизу, возле трибуны. Но речь разочаровала слушателей. Говорено было много, но не по делу и непонятно. Научные термины, голословные утверждения. Мол, гуманоиды и ведьмаки – это параллельные виды, а гомо-зеркальщики, это прямые наследники местных гомо. И нужны ли нам вот такие наследники? Да лучше вымереть!
Потом на трибуну вышел Крис. Ему обрадовались и принялись хлопать еще до начала речи. Он говорил недолго, но как всегда емко и метко. Везде во вселенной гомо-зеркальщиков травят, как крыс. И очень часто планеты, где они есть, подвергают жесткой санации. А нам нужна еще одна санация? Нет! Все помнят, как инопланетяне опустили на дно своей гравитацией три материка, а их, несчастных жителей, поубивали. Если б не начальник галактического диппредставительства – то и оставшихся бы покосили. А что, ему, начальнику, надо? Чтоб на подведомственной ему территории появилась такая нечисть? Да его же первого обвинят, что это он нарочно тут запрещенных видов наплодил, чтоб на досуге биологией побаловаться. Так что, пока никто не знает о нашей беде – оружие в руки и идти убивать. И производителей, и потомство.
Последнее было справедливо, но многие задумались. Кастрация не поможет, это ясно. Но вот у меня, например, родная тетя, а у нее сын – человек-привидение. И что ж, мне собственную тетку убить и двоюродного брата? У всех, через одного, были в родне такие. Это началось уже очень давно, и только сейчас стало так явно. А, может, привыкнем? Ведь привыкли же к гуманоидам-иллюзионистам, а они ведь тоже подобные штуки выкидывают? Даже хуже: тех хоть просто то не видно, то не слышно, а гуманоид такое покажет, что и не заснешь больше никогда. Пусть себе живут. И послать дальше вышнее начальство, как и всегда, что он с нами сделает?
Мнения разделились. Часть выступила за немедленное уничтожение, часть за то, чтоб повременить и посмотреть, как все сложится. Сторонники жестких мер предупредили, что они завтра же начнут санацию. Остальные возмутились. Как так? Что за произвол? Тогда мы берем в руки оружие.
Сразу, в сенате, Криса попросили командовать армией противников нового вида в гражданской войне. Разумеется, он согласился. Только вот кого поставить против него?
– Аррунта! Они ж вместе учились, и он тоже по образованию – военный.
– Пусть покажет себя, а то зарылся там в букашках и реактивах!
– Аррунта! Просим!
8 глава.
Крис загнал армию противников на Африканский континент и закрыл переправу. При малейшей попытке переплыть Гибралтар на плоту или в лодке топили и убивали. А в пустыне черные мальчики Криса нападали по ночам на лагерь предковых, закалывали во сне и утаскивали трупы. То, что они лопают убитых, сомнения не вызывало, но мало трогало. Потому что уже и сами предковые тайком отведали человечины. Недосчитались знатного начальника легиона и двух военных трибунов. Все трое, кстати, были весьма упитанны.
На вопрос о пощаде Крис ответил кратко:
– Выдавайте полководца и можете отправляться по домам.
Это было стыдно. Предковые – пример всем космическим. В конце концов, Аррунт тут, с ними, не сбежал, не сдался, голодает, как и они. Но – голод не тетка. Через полмесяца стало невтерпеж, и предковые вывели связанного иноплеменника на берег. Крис увел пленного в свою персональную подводную лодку, а для побежденных открыли переправу. По понтонному мосту они передвигались, шатаясь и поддерживая друг друга, а на противоположном берегу человеколюбивые противники предлагали им синтетическое молоко и тертый лук (чтоб не померли сразу от обжорства).
Крис ворвался в чистый, сверкающий белизной отсек Тина, таща за собой связанного Аррунта.
– Ты одурел?
– Вот он, – Крис толкнул Аррунта вперед, и он упал на колени.
– Во-первых: это космический инопланетянин, из высокоразвитой цивилизации. Нельзя так. А, во-вторых. Это пленный полководец, Крис, когда ты обучишься манерам?
– Как же! Полководец!
– Не имеет значения, – Тин обернулся к пленному, – развяжи ему руки.
Крис выполнил приказ, но Аррунт продолжал сидеть скорчившись на полу, очевидно, не имея сил подняться. Тин достал из шкафчика возле двери пару питательных таблеток, скормил их Аррунту и дал запить водой. Оба продолжали смотреть на побежденного, не отрываясь. Потом Тин поднял его и усадил в кресло.
– И ты садись.
Крис плюхнулся в компьютерное кресло, довольный, как мальчишка.
– Вот что, инопланетянин. Раз уж так получилось: больше никаких войн. Что за глупости? И по поводу убийств: придется выломать тебе руки. Не в знак твоего рабства, а для того, чтоб не блудил.
Крис выкатил на середину кресло:
– Клади руку!
Аррунт на карачках подполз к креслу и положил руку на спинку. Шумер переломил ее в суставе, как палку, но пленник не издал ни звука.
– Вторую!
После второй руки Аррунт отключился.
Аррунт привел в курию молодую даму с коротко подстриженными волосами, одетую в тунику и – неслыханно! – в тогу. Сенаторы принялись шушукаться по всем двадцати пяти рядам амфитеатра, но никто не посмел повысить голос, потому что иноплеменник с задрапированной в тогу самкой направился к Крису.
– Мое почтение! – Крис ласково поклонился и уступил место. Потом Крис, оглядев властным взглядом всех присутствующих заявил:
– Прошу тишины! Новый представитель сената Арция гуманоид-иллюзионист Клавдия выступит с речью.
У стариков-сенаторов отвисли челюсти, у молодых они агрессивно сжались, но самка уже спускалась вниз, к трибуне. Звучным, богатым интонациями голосом она без обиняков приступила к делу:
– В связи с военной и гражданской несостоятельностью предкового общества в состав сената Арция будут включены следующие биологические виды: гуманоиды-иллюзионисты, космические гуманоиды и черные шумеры.
– Но у гуманоидов нет самцов! – прозвучал гневный возглас из верхнего ряда.
– Именно! – радостно подтвердила новенькая. – Теперь в сенате будут работать самки.
– Неслыханно!
– Мы против!
– Против чего, конкретно?
– Против, прежде всего, твоего присутствия здесь, дамочка! С какой стати ты нацепила тогу? Что это за маскарад?
– Это только начало маскарада. Из состава сената исключаются: Юлии, Корнелии, Флавии, Октавии, Курионы… – по мере перечисления присутствующие вскакивали с мест со сжатыми кулаками.
– Все перечисленные лишаются состояния и права занимать командные должности, им положено служить только в качестве рядовых.
– Мы не подчинимся.
– Вот и прекрасно. Всех неподчинившихся новое космическое общество ойкумены употребит на питательные таблетки. Которые скормят подчинившимся.
И, страшным, грозным голосом:
– Вон!
Это было подобно внезапной катастрофе: наводнению, извержению вулкана. И, как всегда в таких случаях, люди, с выпученными глазами, толкаясь, побежали спасаться. Выливающихся из двух главных порталов сенаторов сменяли просачивающиеся сквозь них новенькие: самки и самцы космические. Они с достоинством устраивались на скамьях рядом с оставшимися предковыми, как вдруг прозвучал громовой голос:
– Друзья! Очнитесь! Куда вы бежите? Еще не все потеряно. Надо обратиться к Циту.
– Верно!
– Верно! Верно!
– Молодец, Кассий!
– Браво, трибун!
Те, кто не успел сбежать, вернулись на место.
– Где Цит? Мы требуем Цита!
Новенькая прошептала что-то секретарю, и он исчез в двери сбоку от трибуны. Вернулся он с Цитом. Тот спокойно подошел к трибуне, прокашлялся и тихим, старческим голосом, в котором слышались скорбные нотки, произнес:
– Друзья! Мы с вами прошли большой путь, сделали много, очень много. Но времена изменились. Чтоб защитить общество от инопланетян нужны новые силы. Новые мозги. Новое командование в войне. О вас не забудут! Вы по-прежнему будете служить и работать…
– Но нас лишают нашей собственности!
– Ничего не поделаешь.
– То есть – как это? Мы против! Мы будем драться!
– Я бы вам этого не рекомендовал…
9 глава.
Новенькая сидела возле приемного пункта и наблюдала, как Крис записывает в ополчение. Сначала предковые жались.
– Ты, что ли, командовать будешь?
– Нет, – Крис кивал на самку, – она.
– Ну, я… это… я передумал.
Собралось всего две тысячи против семи тысяч, выступивших за обиженную знать города. Причем, что удивительно, в армию противников записались все, кого приняли в сенат: и самки космических гуманоидов, и шумеры. Клавдия смотрела с насмешкой на тех, кто толпился у соседней ростральной колонны.
– Знаешь, – сказал внезапно шумер, – если у тебя получится, я тоже в следующий раз вступлю в армию противника.
– У меня получится. И ты мне не нужен.
– Правда?
– Правда. Ты слишком выеживаешься.
Новенькая начала с того, что напала на лагерь противника ночью. Легионеры проломили своими телами частокол, друг по дружке перебрались через ров и сбежали в степь. Задавленных и утонувших во рву было больше, чем убитых в лагере.
Днем в лагерь Клавдии явились парламентеры. Командующая велела их впустить.
– Это вопиющее нарушение законов войны!
– У войны есть законы? Странно! А я думала, война – это само воплощенное беззаконие.
– Мы требуем, чтоб нам вернули оружие и доспехи!
– Что? Вы рехнулись? Чего ради я вам их верну?
Так или иначе, но одетых в белье и босых солдат противника оставалось по-прежнему намного больше. Вокруг расстилалась южноафриканская равнина, сухая и поросшая редкой злаковой мелочью. Воды нет, еды нет. Либо драться, либо…
По ночам шумеры и гуманоиды перебегали к новенькой. Она принимала их все с той же высокомерной насмешкой. Но не отвергала.
– Привыкнете, – говорила она. И раздавала им оружие.
Наконец, в степи за холмом напротив древних развалин какого-то предкового города остались одни гомо. Командующий, предковый по имени Курион, решил ночью добраться до кораблей и переправить несчастных домой, в Италию. Как ни странно, но ему это удалось. Это было не просто постыдное бегство, это было тяжелое издевательство: с возвышений и с дюн на них с интересом смотрели те, кто перебежал ко врагу: шумеры и гуманоиды. Предковые оставались в лагере Клавдии. У них тоже было отвратное настроение. Начало новой эпохи!
В Арции побежденные собирали манатки и выселялись из домов. Им, в сущности, было все равно, кто будет жить в их трехэтажных и пятиэтажных особняках. Но случилось неслыханное! Космические все начисто снесли. И, вместо того, чтобы построить новое жилье, оставили пустыри. На вопрос отряженного в сенат о причине вандализма, Клавдия дала ответ:
– Роскошь вредит воспитанию потомства. Все будут жить в одинаковых деревянных экологически чистых домах. Жилища пока есть, так что пустыри пока останутся пустырями.
Народный трибун Кассий уже полчаса втолковывал пожилой вольноотпущеннице, что селиться на месте прежнего дома своего хозяина она не может.
– Так почему ж, голубчик? Там хозяин мой теперь не живет, а у меня и деньги есть, и материал я могу купить…
– Почему вам не живется в деревне? – в сердцах воскликнул Кассий.
– Так в городе-то – лучше.
– И чем же?
– Так все ж на рынке можно купить – и соль, и хлеб, и мясо…
– А в деревне работать надо?
Бабка радостно закивала, что наконец-то ее поняли.
– Ладно. Я поговорю в сенате.
– Вот, голубчик, – крестьянка принялась доставать из-под домотканого плаща какую-то снедь.
– Нет, нет, нет! – Прошу вас! Этого не надо.
– Домашнее же!
– Я сказал – нет, – в голосе плебейского трибуна послышались властные нотки. Бабуля, чтоб не напортить, поспешила убраться, не переставая кланяться.
– Так пусть селятся, в конце концов! Центр города превратили в свалку. Там по ночам волки воют, а грязь такая, что жди беды.
Сосед за столом кивнул:
– Холера.
Храм четырех колонн нуждался в ремонте. Две из этих самых колонн обвалились, две оставшиеся облупились до проволочной прокладки под бетоном. Крыша только называлась крышей, а столы трибунов, выполненные из ДВП, прогнили и покоробились. А меж тем город не был беден. У самых драных и нищих рабов водилось золото, а крестьяне привозили в Арций много хлеба, яиц и прочего. Но им приходилось обменивать продукты на натуру, а за килограмм золота можно было купить только полтонны кирпичей. Дерева не было, синтетика была настолько дорога, что наличие в доме шампуня считалось признаком роскоши.
Кассий всю жизнь служил. Он служил и на войне, и в мирное время. Никогда не выступал в качестве командующего, но любой военачальник мог спокойно доверить ему гарнизон в побежденном городе. Он знал, что когда он вернется, город будет верен, сыт и обеспечен припасами на год, в то время как вокруг все сдались противнику, чуть не обезлюдев от голода.
Служба, это было лишь второе лицо знаменитого трибуна. Свою основную жизнь он тратил на уничтожение… себя. Будучи молодым и горячим, Кассий в двадцать пять лет ушел в Аотеру, решив посвятить себя науке. Проработав там в качестве химика пять лет, он был обессмерчен трансплантацией. Уже к тому времени он начал тяготиться окружением. Среди аотерцев были и мудрецы, и гении, и просто трудолюбивые ученые, но основная масса сидящих за компьютером являлись просто сексуальными рабами. Гомосексуализм среди предковых. При том, что настоящими гомосексуалами могли быть только космические, именно самцы космических гуманоидов, а их было всего десяток на Аотеру. Но глава научной организации твердо держал свою линию.
– Скоро, очень скоро, будет изобретен аппарат внеутробного развития. И тогда самки будут не нужны. Привыкайте к гомосексуализму, друзья мои, во всем мире он узаконен и является единственной формой сексуальных отношений в космосе.
Это, возможно, было и так, только предковый гомо гетеросексуален. И аппарат внеутробного развития ему не поможет, он все равно ничего не смыслит в том, чем занимается. Начальник Аотеры, космический гуманоид Комп, был глуп. Когда Кассий убедился в этом, он решил бежать.
Бежать из Аотеры можно только через «паучью камеру», дьявольское изобретение какого-то несчастного неразумного аж из соседней галактики, которого аотерцы запытали до того, что он соорудил им эту камеру. В ней тело растворялось до молекул и собиралось снова в другом месте, там, где пожелает растворившийся. Процесс растворения чудовищно болезнен, он идентичен тому, как мучается полуживая муха, которую растворяет паук. После того, как пара переместившихся подобным образом сошла с ума от боли, память о растворении решили стирать из мозга.
Кассий нашел паучью кабинку под водой, глубоко под краем аотерской набережной, на отвесном, выложенном керогеном материковом склоне. Но, залезши внутрь и включив перемещение, он озверел от боли. Вместо того, чтоб терпеливо ждать, когда тебя до конца растворят, он включил еще одно перемещение, потом еще, и еще. Вылезши из воды на отмели возле родного города, он принялся вспоминать, сколько раз он себя отправил, и самое главное – куда?
С тех пор он терпеливо искал по ойкумене свои копии и уничтожал. Надо сказать, встреча с собой ни разу еще не доставила ему радости. Скопированные Кассии становились пьяницами, бандитами, сутенерами, гладиаторами. Он насчитал со временем пятнадцать копий. Что ж, значит, их не меньше тридцати? Кассий скреб свою массивную, полную мозгов голову, удивлялся своей тупости и продолжал поиски.
10 глава.
Трудно сказать, каким образом до предковых дошла эта космическая легенда. О том, что где-то в глубинах вселенной живут счастливые неразумные гомо, бродящие среди деревьев в плодовом саду. Там никого нет: ни насекомых, ни рыб, ни птиц, только эти гомо, и кушают они плоды с деревьев. Якобы, со всей вселенной прилетают посмотреть на этих счастливцев и дивятся на них. И самое главное, будто бы земляне – предки таких гомо. Когда-нибудь их далекие потомки тоже будут жить в таком саду.
На самом деле предковый знал, что такие уже есть. Но в них, правду сказать, ничего хорошего. Они травоядные и живут в лесу, но – балуются недозволенными вещами, которых даже и в раю нормальный себе позволять не должен. Их мужское потомство в подростковом возрасте совокупляется с самками шакалов. И, что самое отвратительное, шакалихи после этого рожают детей гомо.
Начальник диппредставительства как-то обмолвился, что это, мол, симбиотические, такое и в космосе бывает. Вот, например, соседи ваши, люканцы, они потомки таких гибридов, только не от шакалов, а от лягушек. Чудны дела твои, Господи! Самое главное, что эти шакалолюди вовсе не наши, а потомки беглых рабов, и к городской цивилизации отношения не имеют.
В первом тысячелетии после крушения Великой цивилизации один знатный арцианец, некто Каска, купил на рынке рабыню. Трудно сказать, что он в ней нашел: и полновата, и не особенно умна, но он женился на ней. А потом умер, оставив ее с тремя детьми, домом и состоянием. Старший мальчик, наследник, был выгнан матерью на улицу. Юный патриций голодал, и, чтобы прокормиться, воровал и занимался проституцией. Его заметил на улице Цит и привел в свой компьютерный отсек. Порасспросив, понял, что дело недаровое: перед ним юный симбиотический. Мать потому и выставила его вон, чтобы он, значит, нашел себе пару в лесу и оплодотворил очередного шакала. Но такой скандал среди знати города Цит допустить не мог.
Цит вернул мальчику наследство, назначил двух опекунов и нашел воспитателей. Потом, когда он вырос, то занял место отца в сенате. Будучи судьей и разбирая тяжбы знатных обитателей города, он столкнулся со своей матерью. Она снова вышла замуж, и муж жаловался на то, что его супруга занимается зоофилией: трахается с овчарками и догами. Так это или нет, молодой патриций выяснять не стал. Он вызвал мать в сенат и осудил ее на смерть.
Мать кричала и выла, и валялась в ногах, но Каска сам проследил, чтоб все было как надо, и с удовольствием наблюдал, как ей снесли голову во дворе сенатского комплекса, где рядом с плахой стояло еще семь керогеновых столбов.
Когда Тин пожелал собрать военную организацию на континенте, Цит вспомнил о Каске. Ведь это же симбиотический, а значит, ему можно дать космическое образование. Каска постигал основы вселенских наук вместе с гуманоидом-иллюзионистом Клавдией в компьютерном отсеке под зданием сената. Там они подружились, сошлись и полюбили друг друга.