Жара

Борис Комаров
               

Всё-то он подсмеивался, всё-то подхохатывал. И когда в такси садился, и когда бросил таксисту, как старому знакомому:
- Погнали на Войновку!
И отлегло у Борщёва на душе: на дачах весь народ, выходной, но попался-таки пассажир, и не куда-нибудь, а на самую окраину Тюмени.
- Далеко поселок-то, - протянул со значением, - рублей на двести потянет!
Тут парень смеяться и перестал:
- Да ну, - скривился недовольно, - давай за полтораста…
 Был он костляв, смуглолиц. Потому, чай, и ходил в ветровке: худые не потеют! Зубы редкие, но свои.
Да и сам он был не промах! Снуёт уже тачка в разнобое легковушек, а пассажир всё успокоиться не может: бурчит и бурчит чего-то! Но отыскал, наконец, в карманах ветровки мятые купюры и бросил их в лоток между сиденьями.
Тут уж и Тимка не выдержал: 
- Сам-то ангел что ли? За «спасибо» работаешь? – И, видя, что пассажир не понял мысли, оконкретил: - Ангелы  на небе живут. …Чем занимаешься?
- Я-то?! – засмеялся редкозубый. Вернулся уже к нему прежний кураж. – Скажу, так баранка из рук выпадет! …Я, шеф, машины угоняю!
- Во-во! – теперь засмеялся и Борщёв: все, мол, мы работники одинаковые – из чашки ложкой! - И осекся: - Правда, что ли?
- А то! – ощерился пассажир. – Зачем мне врать?
И действительно: мелькнул он в такси и пропал в суматохе дня. Чего ему Тимки бояться? …А поговорить - любому хочется! У свояка вот такой же хлюст «жигулёнка» угнал. Только купил тот машинёшку, поехал на рынок за чехлами – и украли.   
- Плохое ремесло! – выдохнул Борщёв. – На чужом горе наживаться… Кто других притеснял – умрёт жальче собаки!
- Кто сказал?! – не обиделся пассажир. И опять хохотнул: в такт будущей язвине.
Нет, не его были те слова, хотел ответить Борщёв, в книжке вычитал, но не стал: до книжек ли угонщику?! …Лишь   глухо сказал:
- Работать много легче, чем воровать. Душа на месте!
- Душа… Ты мне чижика не пой! …А деньги? Где  такие бабки  срубишь?! – И вдогонку, чтобы, значит, окончательно добить таксиста, редкозубый хакнул на весь салон: - Тысячи ведь здесь, х-ха, не рубли!
Борщёв от возмущения даже приостановился, да гукнул сзади грузовичок, чем вернул в действительность!
- Какие это деньги? – рубанул. – Ходи да оглядывайся! …Дело за каждым должно стоять, дело! За мной, за ним! – махнул рукой в сторону обогнавшего его грузовика. И даже по баранке прихлопнул, выискивая слова поумнее. - Через работу в жизнь-то вникаешь,   каждую закорючку руками щупаешь! Вот вчера… - но оборвал себя. Плохо он говорит, не оратор! И тогда выдал, как ему казалось,   самое основное: – Человеком становишься, понял?! …Не тыщехватом!   
И не обиделся, вроде бы, редкозубый, лишь ухмыльнулся. Только ухмылочка у него больно кривенькая вышла. И бросил совсем неожиданное:
- Вот возьму и грохну тебя! …Чего скажешь?
Но Борщёв не испугался: не впервой! Да и злой он был на всех:   и на солнце, что палило с самого утра, и на этого угонщика. Потому и ответил соответственно моменту:
- Дурак! – ответил. - То и скажу! …До меня ведь была вечность на земле – и после меня она же будет. Тьфу, я между ними, пылинка! А ты чуть побольше проживешь, на плевок! Вот и встретимся на том свете!
- Встретимся… - эхом повторил за ним пассажир. Видать, пережевывал услышанное.  И засмеялся. И будто бы уже не было у него той кривенькой ухмылочки: разгладилась физиономия. Хорошо    ответил ему таксист, как по газетке прочитал! И потому одобрительно заключил. - Крепкий ты мужик! …Дети есть?   
- Как без детей… А у тебя?
- Дочка. Вчера год стукнуло!
- Хочешь, чтобы по-честному потом работала или вот так же, - Борщёв поегозил в воздухе пальцами, - промышляла?
- Пусть работает! – смилостивился родитель. Понимал ведь по большому-то счету, где белое, где - чёрное. Но опять же, согласно своему промыслу: - Лишь бы не в ментовке!
- А что ментовка?.. Менты разные бывают!
И Тимка уже хотел выложить редкозубому случай с прошлогодним пассажиром, да не стал. Разве он поймет? Горбатого к стенке не приставишь!
                *   *   *
Выпивши был тот  капитан, но сразу же извинился: в отпуск, мол, иду, вот и принял на грудь!
- Бывает… - успокоил его Тимофей. – Как мужиков не угостить?
И платил пассажир хорошо, не скупился. Хотел по пути в магазин заскочить, да передумал: там, мол, куплю винишка, на Лесобазе.  А ехал он к другу: три года не виделись.
Был капитан молод и полон справедливости. Когда Борщёв не удержался всё-таки от поддёвки:
- Ну что, покончим с преступностью?
Пассажир возмущённо воскликнул:
- Давно бы уже покончили! Если бы хотели, а так… - И под этим «а так» он понимал  не порочность людскую в целом, а лишь начальническую потачку самим себе. – Всё ведь у нас наперекосяк! Взял милиционер сотню рублей  – в тюрьму! А генерал пару миллионов украл – ничего! Такие законы…
- Погоди, погоди, - придержал Борщёв. - Любого ведь надо наказывать - и за миллион, и за сотню! …Миллионщики не из воздуха берутся. 
И хотел еще подпустить ядку, да не стал: капитан он и есть капитан! И уровень мозгов у него капитанский.
А законы в России ого!  Где еще строже?! Только плохо работают. А коснется закон родни начальника – тут уж всё…
- Оп-па… – воскликнул вдруг пассажир. И скомандовал: - Стой!   
За перекрестком творилось невообразимое! Видать, только что случилась авария и вишневая «девятка», хлопнувшись  бампером о придорожную чушку, словно бы нахлобучилась на неё и замерла. Рядом потерянно топтался паренёк лет двадцати и вроде бы не понимал, что делает. Вот он ухватился рукой за окровавленную голову. …Даже номеров не было на той «девятке», лишь транзитная бумажонка пришлёпнута к стеклу. Гнал, видать, не считаясь с дорожными уставами, и вот результат!
- Давай аптечку! – крикнул капитан.
Пока Борщёв доставал аптечку, он успел прижать  к голове раненого носовой платок и принялся вызванивать по мобильнику «Скорую».
И всё-то у него получалось так ладно и быстро, что Борщов даже поразился  оперативности. И потому не удивился выскочившей из-за угла «Скорой».
Уяснив, что процесс пошёл, капитан  дал таксисту отмашку: поехали!
И они понеслись дальше… Молодец мужик! Борщёв нет-нет, да   одобрительно поглядывал на пассажира. Лихо он организовал ту помощь, всё по местам расставил. …Но и не удержался, чтобы на свежем примере доаварийную мысль не продолжить:
- Есть у нас законы! Правила движения - разве не закон? 
Когда подскочили к микрорайону и Тимка остановился у ярко-красного магазинчика, пассажир полез в бумажник и рассчитался за проезд. Потом достал из того же бумажника два червонца и пятидесятирублевую купюру: 
- Вот, брат, думал рублей тридцать сверху дать! Из-за меня ведь столько времени потеряли, на аварии-то, - уточнил, - да нету больше червонцев. А то пятьдесят рублей бери!
И Тимка взял тот полтинник, не хотел, а взял!
                *   *   *               
…Он уже запамятовал с какого момента принялся рассказывать ту историю редкозубому. А тот слушал.
- Ну и что? – ухмыльнулся, вклинившись в  словесную прореху. – Взял и взял! …Дают – бери, бьют - беги! Что такого?
- А то! – Тимка с ненавистью глядел на угонщика. – Год ведь уже те деньги башке сидят!  Жадность одолела, оседлала, сука, и повернула куда хотела! …Пыль ведь я рядом с тем капитаном! – И передразнил: - Лишь бы не в ментовке… Да не возьмут нас с тобой туда! Близко не пустят.
И потому как надулся редкозубый, как закусил губу, понял Тимофей: не выдержит тот сейчас, взорвётся ответной злобой.
Но усидел-таки пассажир, лишь выдавил из себя:
- Кончай, шеф! Прокурор нашелся, а то выйду…
-И выходи! – «Волга» ткнулась к обочине дороги.  – И деньги свои забирай!
Редкозубый стал медленно выбираться из такси, так медленно, что даже подпихнуть его захотелось. Наконец, выбрался из салона и тут Борщёв увидел у него в руке что-то чёрное:
- Дурак, - успел сказать, - ну и дурак…
Второго выстрела он не слышал.