Стройотряд Тюменского медицинского института назывался «Нептун» и работал он в поселке Березово на рыбокомбинате. Парни работали грузчиками и халтурили на стройках, а девушки в цехах, на обработке рыбы. В поселке была построена стационарная база отряда - барак. Барак сохранился и в 2000 году - случайно узнал. Работал там отряд не первый год и некоторые из моих друзей там уже побывали. Привозили они весьма неплохие деньги. Рассказывали и о быте. Это было так красочно и захватывающе, что я собрался с ними. Тем более что командир и комиссар были моими приятелями. В отряде тогда было 90 девчат и 26 парней - помню точно. Причем, все бойцы с разных курсов и даже факультетов.
Опыт выживания, после поездок в колхозы я к тому времени уже приобрел немалый. А стройотряд, ну пускай не две - три недели, а полтора – два месяца. Зато, потом будет что вспомнить, а работы я не боялся. Собрался. Прибыл к отправке. Погрузили нас на теплоход.
Но вот и Березово. На бортовой машине привезли нас в барак. Около барака деревянные тротуары, в центре плац с флагштоком, на отшибе штабной домик.
Барак – это длинное деревянное помещение, перегороженное на две равные части. Одна половина пустая, а во второй ряды двойных нар. Разместились. Разложили вещи. На работу выходить утром. Разбились по бригадам. Наша бригада пять человек «Пятеро маразматиков»: Янин - Янис, Я - Урис, Зайцев - Зентис, Овчинников - Томпсон и Васька Беляев - почему то Хант (он же Народ). Кстати, не помню, как и, откуда, взялись наши экзотические клички.
Казначеем выбрали Яниса, как наиболее разумного члена бригады. С этого дня все заработанные деньги стекались к нему, а он их складывал на открытую им же сберегательную книжку и выдавал под запись на неотложные нужды.
Работа была еще впереди, а пока прикинули, что будем делать на отдыхе. Нежилую половину барака решили переоборудовать под стройотрядовский бар с соответствующим оригинальным названием «Нептун». Сообщили об этом отцам – командирам. Меня единогласно назначили барменом. Из оборудования будущего бара – ничего! И начали оборудовать его по своим вкусам и возможностям. И сколько мы жили там, столько и совершенствовали. То кто-нибудь обрывок сетей принесет – это на стену! То кто-то, тужась и кряхтя, припрет ржавый здоровенный якорь. Это на эстраду. И так ежедневно. В итоге совместных усилий получилась картинка. Эстрада, украшенная парой якорей и с задрапированным рваными сетями задником. Стены увешаны сетями, канатами, спасательными кругами, которые потихоньку утаскивали с суден, и отпиленными донышками бочек. В целом, получился настоящий салун. Обитая жестью стойка, на заднем плане полки с нарисованными бутылками и прочим декором. Вместо сидений у стойки приспособили маленькие бочки, а напротив стойки низкая эстрада, всё в соответствующем стиле.
Отцы-командиры выделили мне какие-то деньги на конфеты, соки, шоколад, а потом я уже крутился сам – правда, многие жаловались, что цены в баре высокие. На это я говорил: «Не устраивает? Заранее закупайте, или вон магазин, всего метров семьсот. Одна нога здесь, другая там!». Позже у меня покупали сладости и соки даже местные, которым надо было перья распустить перед нашими девчонками.
Перед нами рисовались грандиозные перспективы дальнейшего развития бара. Исходя из них, на деньги уже заработанные на разгрузке, купили магнитофон «Весна». Решено было проверить возможности бара танцами. Ядром всех начинаний и тогда, и впредь была наша бригада.
Оповестили ребят на вечерней поверке, что завтра после ужина бар « Нептун» начинает свою работу. Первый день работаем, по согласованию, до 23 часов. Это при ежедневном отбое в 22 часа.
Народу набилось много - пришел весь отряд. Я попросил ребят принести пару ведер воды и ведро льда с ледника. Там были огромные ледники - залитые с зимы пласты льда, засыпанные опилом. Мы лед этот потом грузили в трюмы барж.
Лед принесли, и понеслось! Ух, какие это были танцы! Мы с Томпсоном поочередно выполняли роли конферансье, причем я вёл программу из-за стойки; шутили, заводили ребят. Принимали заявки на определенные произведения. Примерно так: «По заявке лучшей рыборасчленительницы Маши Затевайкиной и ее подруги Аграфены Безымянной предлагается Вашему вниманию «Полет Валькирии» Вагнера, но учитывая пожелания знатных грузчиков и погрузчиков бригады «Пятеро маразматиков» предлагаем прослушать пока, на новом отрядном магнитофоне, бессмертное произведение группы «Битлз» «Желтая субмарина». Танцуют все!» И так раз пять-шесть подряд с интерпретациями.
Бар начал работу. Разгоряченные танцоры подходят к стойке, а там стакан воды – полтинник, а со льдом – рубль. Сдачи у бармена, естественно, нет! В итоге после первых танцев я смог на выручку купить и соки, и прочую ерунду. Позже, когда на танцы стала приходить местная молодежь, в баре появился и дорогой шоколад и конфеты, а для «своих», под стойкой и более существенный продукт.
А пока мы обживали Березово. В один из первых выходов наткнулись на магазинчик, где продавали всякое барахло. Там увидели кепки, стоили они копеек пятьдесят. Закупили их по рублю, наказав продавщице, чтобы никому из стройотрядовцев больше не продавали. И ведь не продали ни одной кепки никому. И появился у бригады свой стиль.
За поселком на вершине холма, посреди кедровой рощи присмотрели полянку, сплошь, усыпанную голубикой. С нее открывался вид на сотни верст вокруг. Внизу рыбокомбинат, а вокруг, как в песне «зеленое море тайги», изрезанное протоками.
К сожалению, могила графа Меньшикова уже тогда обрушилась в реку, но нам показали место, где она была. Сели на пригорочке, помянули графа.
На найденную поляну мы выходили на пикники, когда работы не было.
Отмечу, что вина там продавалось с пробками, залитыми сургучом (раритетные портвейны, типа №13, №15, №777.), а на закуску мы брали либо сосьвинскую селедку, либо копченого сырка, а порою муксуна. Понятно, что пикники удавались на славу. Сидим на травке, вокруг шумят огромные кедры, на газетке копченая рыбка, рваными кусками хлеб, пьем портвейн из горлышка и ведем неспешные разговоры. Красотища!
Но надо и о работе, то ради чего мы и поехали в этакую даль, потому что где работа, там и заработки, а расценки на Севере немалые.
С согласия командиров мы подрядились к ребятам из Киева, из института полимеров на строительство склада из бетона, 48 на 13 метров, причем замесы мы делали вручную в корыте, на лесах, затаскивая туда на себе цемент, песок, правда, воду подавали по шлангу. Стоила эта работа 25 рублей в день плюс двухразовое питание в столовой, на убой (это при зарплате врача -110 рублей в месяц). Отношение со стороны киевлян было самым теплым – они сами были вчерашними студентами.
Однажды, перегрузив леса цементом, я умудрился рухнуть с них рухнуть, вместе с корытом, и распороть себе правую ладонь. Зашивал меня судмедэксперт, хирурги были на операции. Но сшил он все очень хорошо, правда мизинец ничего не чувствует до сего дня. Но, не смотря на то, что я был покалечен ежедневная оплата и питание остались прежними, да и я, ни одного дня не сачковал. Что-то подтягивал, приволакивал, подносил. В общем, не сидел на месте.
Распорядок дня был таков. Подъем в шесть утра. На завтрак почти всегда был кусок хлеба, намазанный маргарином и густым, в два пальца, слоем черной икры, заработанной на халтуре, ну и стакан чая. До обеда, после такого завтрака, при любой работе, есть не хочется.
Но вот сосьвинскую селедку, конечно, прихватывали, но понемногу, пожарить. Ее привозили в больших бочках, живой. Как же она была хороша на сковородке, да залитая яйцом.
После утреннего построения, с оповещением кто, куда, планов на вечер, объявлений выдвигались на работу. Мы с бригадой шли или на пирс, или что чаще, на стройку. Вкалывали до двух. Обед в поселковой столовой с обязательным мясом и стаканом сметаны и до вечера, на объект. У начальников была договоренность, в случае необходимости нас могли снять на погрузочно-разгрузочные работы, на пирс, в любое время. Такой случай был всего один раз. Тогда подогнали большой траулер. Надо было срочно разгрузить два трюма подпорченной рыбы. Деньги пообещали неплохие. Но когда открыли крышку трюма, захотелось убежать, как можно дальше. Вонища стояла жуткая. Но надо! Выдали респираторы и вперед в трюм. В эту железную клетку, заставленную ящиками. На волю можно выбраться только на стропах, или по узенькой лесенке, уходящей в небо - край трюма. Но работать можно везде. Трудились поочередно в две бригады. Одна внизу грузит ящики на поддон, другая наверху разгружает.
Грузили поддоны ящиками с гнилой рыбой и «ВИРА». И ничего, принюхались, разгрузили до конца дня, спасли рыбозавод от штрафа за простой судна.
Потом, как нам казалось, и не только нам, мы воняли тухлятиной еще пару дней, хоть и мылись, почти каждый час с полной сменой одежды.
А потом наступила кратковременная эпопея загрузки плашкоутов (буксируемые, или самоходные баржи) льдом.
Как всегда срочно, подгоняют плашкоут, два трюма по десять тонн. Мы кололи ломами лед на ледниках, грузили на носилки, а так, как парни молодые, здоровые, то таскали такие глыбы льда, что ручки носилок ломались. Но работали быстро, да еще и хорошим шкиперам помогали лед наколоть мельче, чтобы заполнить ящики под рыбу. Тогда впервые мы и попробовали что такое сырая рыба, но ели только муксуна, остальную рыбу нам не советовали. Описторхоз.
Иногда привозили осетров. Везли их в живорыбицах - это деревянная баржа с трюмом по грудь и проточной водой. Осетры там плавают, как боровы, только не хрюкают. Один из нас большим сачком (зюзьга) ловит его за голову и приподнимает над водой, а другой, со всей дури, бьет колотушкой, так что брызги из жабр летят во все стороны. Осетр переворачивается, ты хватаешь его под жабры и тащишь на склад.
Самый большой осетр был в мой рост, а это 175 см. Тушу у тебя принимают, взвешивают, вспарывают брюхо, выгребают икру, цепляют бирку на хвост, как в морге. Икру на обработку, осетра в морозильник, где они лежат в поленнице, завернутые в рогожные мешки.
Весело мы жили и работа ежедневная, тяжелая не изматывала, а скорее была в охотку.
Знали, после работы оторвемся в баре.
А однажды к нам пришел (именно пришел) орел, с поврежденным крылом. Поймали, подлечили крыло, а когда начал летать, подкормили и унесли в лес, около реки, потом проверили. Перьев не было, знать никто не сожрал. А сколько позитива! Вечером на поверке о состоянии птицы докладывали, как о члене отряда.
Все дни стояла замечательная теплая, солнечная погода, но зато комаров было столько, что когда вечером на поверке проводил по волосам рукой, она была черной от раздавленного гнуса. Помню еще поездку в Свердловск, по необходимости. Туда добрался быстро, а вот обратный путь!
Из Свердловска до Приобья добрался без проблем. Зато потом. Над Обью стоял глухой туман, который немного рассеивался днем. Речной трамвайчик ходил только до поселка Октябрьский. Сроки командировки истекали, поэтому поехал. Все - таки, Октябрьский на середине пути к Березово. Отплыли в сплошном тумане и тут же сели на мель и тогда все пассажиры собрались на верхней палубе и по команде капитана стали раскачивать посудину, а она в это время работала задним ходом. Сползли и встали - ожидать улучшения видимости.
Осмотревшись, увидели, что не только мы стоим, но стояли и какие-то баржи и буксиры. В общем, когда рассеялся туман, мы доплелись до пристани поселка Октябрьского. Там я узнал, что движения по Оби пока нет. Лишь изредка проходит «Ракета» - судно на подводных крыльях, но и то, не по расписанию. Познакомился с местными, купил вина, договорился на ночевку и на то, что они меня посадят на любую посудину, идущую вниз по течению. Утром на пристани было столпотворение. Напоминало это вокзал во время войны. Но задобренные мною ребята действовали уверенно и жестко. Минуты и я на краю пристани, почти у воды. Мощный вдох толпы: «Идет!». Подошла «Ракета».
Коснулась дебаркадера краешком кормы. Оттуда быстро кинули сходни, у которых тут же встала пара мощных морячков, пресекая любые попытки попасть на борт. Я не успел охнуть, как меня просто, как мешок перекинули через сходни на борт, следом еще что-то и вот я уже в коридоре судна. Скомандовали отход, и пристань осталась позади. Билетов никто не спрашивал и не продавал. Добрались до Березово, а в подарок ребятам я привез пол рюкзака репчатого лука. А утром снова началась работа.
Вот так и проходили дни, периодически, радующие танцами, походами в кино и ресторан с романтичным названием «Сосьва». Туда мы ходили, чтобы немного развеяться от ежедневной рутины и глотнуть цивилизации.
Но вот наступил и конец нашего пребывания в стройотряде. Выбираться мы должны были самолетом. А накануне наступил знаменательный день. Янис - наш казначей снял деньги с книжки и принес в барак. Мы собрались вокруг стола, на котором горой лежали банкноты всех номиналов. Янис достал гроссбух, куда были записаны все наши траты, типа приобретения импортных дипломатов, и прочее, который он скрупулезно вел с первого дня. Деньги разделили, раздали. Янисом нам было велено спрятать их очень тщательно, типа зашить в трусы. На прощание была выделена некоторая сумма, которая кончилась в первый же день, но на второй день пришли провожаться киевляне, которые все принесли с собой. На третий день мы, помня, что деньги трогать нельзя, продали наш магнитофон, причем по той же цене.
И вот прибрав барак, запалив весь хлам, написав на простыне и повесив на стенку бара пожелание бригаде на следующий год, мы, наконец, то отбыли в аэропорт. Полет прошел, как одна минута и вот мы дома, клятвенно пообещав, что собираемся через день и отмечаем прибытие в ресторане «Нефтяник», что и было с честью проделано.
Много лет спустя, при встречах, мы вспоминали эту нашу поездку, да и сейчас иногда обдадут душу воспоминания, нахлынут, доведут до сырости в глазах и схлынут, оставив мысль: «Это было в моей жизни!».