Глава 266
Наутро д’Артаньян вернулся из поездки в Бастилию, после чего лишь сделал вид, что спал, то есть зашёл к себе, слегка освежился, переоделся и вышел с таким видом, будто провёл ночь в собственной постели. Проходя мимо конюшни, он распорядился, чтобы его конь был почищен и готов к длительному перегону. После этого он заглянул в комнату, где пребывал сержант мушкетеров.
— Д’Арленкур, любезнейший! Двадцать человек должны быть готовы через сорок минут направиться в длительную погоню. Сержант, доверяю вам формирование этого отряда. Накормить, снабдить походной провизией, порохом, пулями и всем прочим походным снаряжением по уставу военных действий, — распорядился капитан мушкетеров.
— Будет исполнено, капитан, — ответил четко по-военному сержант.
— И учтите, мы будем спешить! — добавил д’Артаньян. — Срочный приказ Короля.
— Позвольте спросить, капитан? — заколебался сержант. — Если приказ срочный, почему вы не выезжаете немедленно?
— Потому что этот приказ ещё не поступил, — улыбнулся д’Артаньян. — В настоящий момент я вовсе не спешу с этой поездкой, но через тридцать девять минут я буду ужасно торопиться. Каждого мушкетера, который отстанет от меня хотя бы на три минуты, я буду считать дезертиром.
После этого д’Артаньян легко двумя пальцами правой руки прикоснулся к низу полей своей шляпы, сержант в ответ вытянулся во фрунт и щелкнул каблуками.
Подойдя к дверям королевской спальни, д’Артаньян поприветствовал королевского секретаря, после чего спросил:
— Юбер, дорогой мой, Король уже проснулся? Он один?
— Его Величество вызвал к себе господина Фуке, — ответил лакей.
— Уже? — кивнул д’Артаньян и взглянул на настенные часы. — Как давно он там, и как долго они беседуют?
— Пять минут, господин капитан, — ответил Юбер.
Д’Артаньян кивнул и сел на кожаное кресло, закинув ногу на ногу и покручивая правый ус левой рукой. Если бы в этой позе его увидел Атос, Портос или Арамис, они бы отметили, что д’Артаньян заметно нервничает, но если бы его увидел Планше, он сказал бы, что его бывший хозяин готовится к решительному прыжку в головокружительную неизвестность и обдумывает каждое движение.
Между тем Людовик вызвал Фуке, подозревая его в соучастии заговора. Он надеялся вывести его на чистую воду и выяснить имена всех заговорщиков и места их пребывания. Однако, поскольку усилиями д’Артаньяна всё прошло незаметно, Король сохранял надежду, что кроме заговорщиков, самого д’Артаньяна и герцогини де Шеврёз никто по-прежнему не осведомлён о том, что произошло, включая и Королеву-мать, которая знала о существовании Филиппа, но, вероятнее всего, не подозревала о заговоре, о его кратковременной удаче и об обратном действии для восстановления законного монарха на троне.
— Господин Фуке, — начал он после обычных церемоний, с которыми Фуке выразил почтение своему Королю. — Ночёвка в вашем замке Во-ле-Виконт была для меня неприятна. Вы догадываетесь, по какой причине?
— Ваше Величество, боюсь, что я чего-то не предусмотрел, — ответил обескураженный Фуке. — Я обещаю вам лично разобраться в том, что послужило причиной вашего недовольства и примерно наказать виновных. Я был бы признателен, если бы мне позволено было узнать о причинах Вашего недовольства.
«Или он ничего не знает, или ловко прикидывается, — подумал Людовик. — Конечно, ему выгодно притворяться неосведомлённым. Но как же мне вывести его на чистую воду? Ведь не рассказывать же ему обо всём! А вдруг он непричастен к заговору? Мне не нужно, чтобы лишние люди узнавали такую важную тайну!»
— Дело в том, что мой сон беспокоили те, кто не должен был бы покушаться на мою персону, — сказал Людовик.
— Неужели какие-то мерзкие насекомые беспокоили Ваше Величество? — в ужасе воскликнул Фуке. — Мной были приняты все меры против такой возможности. На окнах имеются сетки из тончайших тканей, так что свежий воздух они пропускают, но ни одно летающее или ползающее насекомое не должно проникнуть через них. Ваша спальня была выстроена заново, все элементы кровати и постели сделаны из свежих материалов, и на них никто не спал до прибытия Вашего Величества! В спальное просто не должно было быть и не могло быть ни единого насекомого. Даже ни единого муравья, хотя эти мелкие твари проникнут куда угодно. И всё же я не могу не верить Вашему Величеству, и я приму меры к наказанию виновных, а также постараюсь искупить неудобство, доставленное Вам этими назойливыми насекомыми. Позвольте мне подумать, какой подарок мог бы искупить мою вину?
— Самый лучший подарок для меня, господин Фуке, будет в том, что вы как можно быстрее представите на мой суд всех тех, что помешал моему сну! — ответил Людовик.
— Вы желаете, чтобы я собрал всех насекомых, которых мы сможем найти в вашей спальне? — с удивлением проговорил Фуке.
— Речь идёт вовсе не о насекомых, — холодно сказал Король. — В отношении насекомых, это ваши фантазии. Я лично не видел ни одного насекомого в спальне, которую вы предоставили мне для ночлега.
— Неужели же это были мыши? — с ужасом воскликнул Фуке.
— Это уже больше похоже на правду, но берите выше, господин Фуке, — ответил Король.
— Вас побеспокоили крысы? — спросил побледневший от ужаса Фуке.
— Берите выше, господин Фуке, — сказал с раздражением Король. — Неужели вы не понимаете, что речь идёт о людях?
— Вас побеспокоили люди?! — в ещё большем ужасе воскликнул Фуке. — Неужели же кто-то осмелился тревожить ваш сон? Да и как они могли это сделать? Ведь вашу спальню охраняли мушкетёры! А в комнате непосредственно перед спальней ночевал ваш личный секретарь!
— Предоставленная мне спальня имеет оригинальную архитектуру, господин Фуке, — язвительно ответил Людовик. — Вы разве не осведомлены? Кто, в конце концов, занимался архитектурными работами при строительстве дворца Во-ле-Виконт? Разве не сами вы?
— Преимущественно дом строился по проекту архитекторов, чертежи я лично проверял и смотрел, чтобы всё было наиболее удобно для гостей, в большей степени, чем для хозяев, — ответил Фуке, назвавший свой дворец простым словом «дом» преднамеренно, понимая, что Король недоволен тем, что дворец Во-ле-Виконт по некоторым параметрам превзошёл даже Лувр.
— А кто же руководил строительством? — спросил Людовик.
— Если говорить о спальне Вашего Величества, строительством руководил господин д’Эрбле, епископ Ваннский, — сказал Фуке, по-прежнему не понимающий из-за чего Король допытывается до этих незначительных обстоятельств дела.
— Так вот этот ваш епископ – заговорщик, и вы немедленно назовёте мне место, где он, вероятно, укрывается от справедливого возмездия! — произнёс Король почти бесстрастно, но отчётливо и громко.
— На Ваше Величество было совершено покушение? — с отчаянием произнёс Фуке. — В таком случае я заслуживаю самой суровой казни, если я допустил это в то время, когда вы были у меня в гостях.
— Два, вы допустили это, и заслуживаете наказания, но прежде всего я хотел бы, чтобы вы помогли разоблачить и схватить заговорщиков, которых было, как минимум, двое, — сказал Людовик.
«Или он действительно ничего не знает, или очень искусно притворяется, — подумал Людовик. — Но не идиот же он, в самом деле! Если бы он был замешан в это дело, он давно бы уже был за границей! Ведь ему в этом случае нечего было бы рассчитывать на моё снисхождение. Он должен был бы уже понять, что его заговор провалился, и ему ничего хорошего не светит!»
— Они осмелились поднять руку на Ваше Величество, какой ужас! — воскликнул Фуке.
— Да, они осмелились напасть на меня, и хотели обойтись со мной крайне непочтительно, но по счастью почти тотчас же в мою спальню заглянул господин капитан королевских мушкетёров д’Артаньян, который разогнал их, но, к сожалению, но не слишком быстро сообразил, что происходит, так что заговорщики успели скрыться через потайной ход. И вот за этот потайной ход вы мне ответите, господин Фуке.
— Я в вашей власти, Ваше Величество, — ответил Фуке.
Он встал на колени и снял со своей шеи золотую цепь, отличающую его министерское достоинство.
— Встаньте с колен, господин Фуке, — распорядился Король. — Вы, по-видимому, сделались жертвой обмана, вы излишне доверяли этому самому епископу и его шайке. Если это так, вы не будете наказаны. Вы остаётесь моим министром и суперинтендантом финансов, но, предупреждаю, что расследование будет вестись беспристрастно, не взирая на лица. Но это дело секретное. В настоящее время о нём знаете только вы, господин д’Артаньян, и сами заговорщики. Если о нём узнает кто-нибудь ещё, я буду считать вас не только болтуном, но и изменником. Я запрещаю вам обсуждать это дело с кем бы то ни было, но вы обязаны содействовать скорейшей поимке заговорщиков, которых вы, я полагаю, знаете. Один из них, несомненно, был этот самый епископ, который непонятно по каким причинам руководил строительством моей спальни. Разве это подобающее занятие для епископа? С этим мы ещё будем разбираться. Назовите мне имя второго человека.
— Успели ли вы разглядеть нападающих, Ваше Величество? — спросил Фуке.
«Я же их не видел! — вдруг сообразил Король. — Они похитили меня во сне! Но Безмо должен был их видеть, а также его люди! Надо узнать у них приметы преступников!»
— Я предоставлю вам описание этих двух людей после того, как смогу убедиться в вашем добровольном сотрудничестве со следствием, — ответил Король. — Опишите мне тех, кого вы подозреваете больше всех. Напишите их словесные портреты. После этого я смогу сделать окончательные выводы о том, насколько верно вы мне служите, господин Фуке. Итак, кого ещё кроме этого вашего епископа вы подозреваете?
— У ваннского епископа имеется друг, барон дю Валон, — сказал Фуке в раздумье. — Это – человек чрезвычайно атлетического сложения, на целую голову выше всякого другого, а его сила равняется силе четырёх или даже пяти человек. Надобно сказать, что толщина его руки выше локтя намного больше толщины ноги обычного человека, и это сплошь одни мускулы, ни единой жиринки!
— Вы, кажется, восхищаетесь этим человеком? — недовольно спросил Людовик.
— Я только восхищался его атлетическим сложением и его преданной дружбой с господином ваннским епископом, — ответил Фуке. — Я не сомневаюсь, что он помогал ему в этом преступлении, если подтвердится, что господин д’Эрбле замешан в нём. Но если это так, я не могу восхищаться государственными преступниками.
— Хорошо, идите, господин Фуке, — сказал Людовик. — Если всё, что вы рассказали сейчас – чистая правда, и если вы, действительно, не замешаны в этом деле, повелеваю вам забыть о нём, мы расследуем его сами. Но однако же изучите как следует устройство спальни, в которой мне было предложено ночевать, и дайте мне полный отчёт обо всём, что вы там обнаружите. Это войдёт в дело тайного обвинения преступников, этого самого ваннского епископа д’Эрбле и его атлетического друга барона дю Валона. Идите. Велите Юберу разыскать мне капитана д’Артаньяна, пусть он немедленно явится ко мне.
Фуке поклонился и вышел. Увидев в приёмной д’Артаньяна, он сообщил ему, что его ждёт Король.
— Скажите мне, господин д’Артаньян, вам ни о чём не говорят имена ваннского епископа д’Эрбле и его атлетического друга барона дю Валона? — спросил Людовик.
— Эти имена говорят о многом любому французу, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян.
— И, кажется, они были вашими друзьями? — спросил Людовик.
— Дружба, Ваше Величество, не знает прошедшего времени, — ответил д’Артаньян. — Люди, которых Ваше Величество изволили упомянуть, были и остаются моими друзьями, и они будут таковыми, пока жив хотя бы один из нас.
— Стало быть, вы дружите с заговорщиками, государственными преступниками, изменниками, негодяями, поднявшими руку на своего Короля? — спросил Людовике довольно спокойным тоном, но в глазах его, казалось, сверкали искры.
— Если они виновны, их дело будет решать суд, Ваше Величество, — ответил д’Артаньян. — Точнее суд Вашего Величества. Если вы сочтёте, что они – государственные преступники, и что моя дружба с ними также является государственным преступлением, то я готов разделить с ними ту кару, которую Ваше Величество определит им. И я не могу сказать, что это меня радует, но и не думаю, что слишком уж огорчает. Солдат Короля всегда ходит вблизи смерти, и если мне выпадет доля умереть вместе с моими друзьями в один день, я сочту, что Судьба чрезвычайно милостива ко мне. Это гораздо почётней и даже, я сказал бы, приятней – умереть вместе с ними, нежели видеть, как их казнят, после чего остаться в живых, чтобы ежечасно предаваться горю от потери лучших друзей.
— Вздор, господин капитан! — возразил Людовик. — Вы не предавали меня. Вы невиновны, вы непричастны к этому преступлению. Мне не за что карать вас. Дружба с людьми, которые её не оправдали, никак не бросает тень на тех, кого подвели. Грех Иуды не ложится на Христа.
Д’Артаньян молча поклонился.
«Он доволен, что я его не обвиняю, — подумал Людовик. — Теперь он будет служить мне ещё более рьяно, в благодарность за то, что я простил ему эту дружбу с заговорщиками!»
«Если меня сейчас кинут в тюрьму или отведут на плаху, я ничем не смогу помочь моим друзьям, — подумал д’Артаньян. — От меня не требуют предательства в обмен на свободу. У меня её просто не отнимают. Пока. Что ж, это уже кое-что! Воспользуюсь ей для того, чтобы предупредить их и, возможно, спасти!»
(Продолжение следует)