В испанской Малаге пожилые люди с утра, причесанные и хорошо одетые кто на своих ногах, кто с палочкой, а кто и на инвалидной коляске направляются в кафе и ресторанчики, что бы выпить чашечку кофе и поесть чуррос - кренделя или пончики по-испански, приготовленные в кипящем масле. Эти пончики потом надо макать в теплый расплавленный шоколад и кушать. При этом обязательно кофе с молоком, без него или со сливками.
А в Одессе пожилые люди по утрам стекаются к морю.
Кто может, ну, кто не очень может, через силу - тоже. Это обязательно и неукоснительно соблюдается каждое утро с апреля по октябрь, а то и дольше. Если по каким - то причинам не побывал утром на море, то день, как бы, неполноценный был.
Как хорошо каждый день ходить на море. Это здоровье потому, что есть стимул двигаться. Это помогает жить, потому что есть своя компании, которая ждет тебя и даже беспокоится. Куда делся Юрий Степанович, он так и не появляется на Ланжероне - второй год я и Эдуард Николаевич спрашиваем об этом друг у друга.
Я сижу на лежаке, который мне занял Эдуард Николаевич. Он живет далеко от Ланжерона и много лет приезжает сюда рано утром на машине. Эдуард Николаевич – бывший военный, ему чуть за восемьдесят лет, он бодр и решителен. Лежак достанется, если его никто мне и не займет. Просто он будет уже не на первой линии от моря. Ну, и что. До одиннадцати утра для пенсионеров лежаки бесплатны.
Рядом и Валерий В. когда свободен от рабочей смена. Он работает в Оперном театре, обслуживает вентиляционное оборудование. До этого – был судовым механиком. Понимающий человек, с большим кругозором. Все же бороздил моря и океаны.
Смотрю и считаю корабли, стоящие на далеком рейде. Но, вот на фоне их силуэтов движется купальщик, вернее купальщица, а еще точнее - ее голова над поверхностью воды. Я знаю - это плывет Алиса. Она ровно держит голову и беспристрастно вперед как ледокол или танкер, не обращая внимания ни на корабли, ни на остальных купальщиков которые теснятся ближе к берегу.
Дом по Екатерининской 6, в котором живет Алиса находится почти напротив моего Пале-Рояля. Во дворе дома стоит здание, в нем в начале ХХ века располагался кинематограф «Урания». Юрий Олеша вспоминал, как он смотрел там фильм «Портрет Дориана Грея». В этой картине играл будущий авангардный режиссер Всеволод Мейерхольд. Конечно, Олеша не представлял себе, что они станут когда-то дружить. И режиссер Мейерхольд будет ставить пьесу писателя Олеши.
Ладно, что мне они, вон, за Алисой, дальше в море плывет Зина. «Как там хорошо, Александр Сергеевич» - обращается она ко мне после своего заплыва. Зина, не очень разговорчивая женщина, держащаяся особняком. И со всеми вроде и сама по себе. У Зины хорошая фигура и сын, который с семьей живет где-то в центральной России.
А, вот, Лида рассказывает о себе и о своем муже. «Лидуся - говорил он, чем больше денег мы потратим, тем больше к нам потом вернется. И я верила ему!». Муж Лиды уже несколько лет лежит после инсульта, пенсия маленькая, потраченные деньги никак не вернулись. Помогает им дочь. Лида на Ланжероне бывает не каждый день, здесь ее отдушина.
Павел Мацкевич - муж, одессит и писатель. А, судя по отношению к деньгам еще и романтик, не исправимый. Может, ему надо было уехать из Одессы и там, где нашли признание Катаев, Багрицкий, Ильф с Петровым и другие - прославиться. Все же, как не крути, а и по части литературы Одесса город провинциальный. Запас творческих начал, тот своеобразный неповторимый вольный воздух XIX века и начала-средины XX - го постепенно иссяк.
Впрочем, Мацкевич, не только романтик, вот передо мной его грандиозный, исторический труд: «Толковый словарь славянских, древнерусских и византийских терминов». Работа достойна многого. Но, в нынешнее время и там, в России, и здесь - в Украине вряд ли ее оценят.
«Почему Вы, Александр Сергеевич, учите испанский язык, а не украинский»? – спросил меня однажды Эдуард Николаевич, заметив у меня в руках учебник испанского. «Вы же каждый год по несколько месяцев живете в Одессе» - продолжил он. Ответил ему, что в Испании говорят на испанском языке, а в Одессе – на русском.
Эдуард Николаевич помолчал, а потом сказал, что он бы хотел, чтобы в Одессе и по всей Украине говорили только на украинском языке.
Сам он говорит на русском языке.
И все же, куда делся Юрий Степанович? В прошлом году я подходил к дому, в котором он жил на Успенской, спрашивал у людей, но ответа не получил. Помню, как он говорил, что военные действия между Украиной и Россией продлятся не менее десяти лет.
«Александр Сергеевич - написал из Новосибирска Михаил Моисеевич Шперлинг - меня местные евреи убеждали, в том, что в форшмак нельзя класть чеснок, хотя я был уверен, что надо. Что по этому поводу говорят там у вас, на Ланжероне?» Что говорят, подумал я, Фиры не стало, а она знала рецепт самого настоящего форшмака.
Нет, в форшмак чеснок точно не надо класть только лук. А, вот, в фаршированную щуку - надо, но совсем немного, чуть. Он убивает запах тины, специфический у щуки.
Август, 2015 г. Пляж с утра был, почти, полон. Вдруг, объявление по репродуктору о том, что в связи с проведением учений к предстоящему Дню Независимости на пляж будет высажен воздушный десант. Необходимо освободить полосу пляжа к десяти часам утра. Немного погодя, к молу, с которого рыбачат в основном старики, подошел катер с военными моряками.
Объявление повторялось, и, давали его на русском языке. Пляжная полоса постепенно пустела. Милиционеры просили отдыхающих уйти. Сопротивление оказал один пожилой человек - «это моя земля, хочу и сижу», но, скорее всего, он был не трезв. Потом все же, поднялся и ушел. Кто-то перебрался в дальнею часть пляжа, не затронутую учениями. а кто-то, как и я, отправились по домам.
На следующий день мне рассказали, что при высадке десанта, один парашютист «чуть не упал на Лору». Он закрутился в воздухе, и не смог правильно сосредоточиться. Но, Лора - женщина пенсионного возраста, успела увернуться. Парашютист приземлился рядом. Потом над Лорой подшучивали, конечно.
В пляжный сезон на Ланжероне повторяются одни и те же картинки. Пожилая женщина тянет пластиковый мешок набитый пакетами с сахарной кукурузой. Она торгует ими. Вдоль берега со стороны Отрады бредет с палочкой другая, тоже дама в возрасте. «Она, здесь уже лет сорок, если не больше» - сказал мне Эдуард Николаевич. Назвал и ее имя, но я забыл.
А по мелководью шествует пара. Он – спортивен, с длинными волосами, перевязанными ленточкой, чтобы получился, как бы, хвост. Она - в шляпе. Они с другого места на Ланжероне – «на ступенях», называю его. Живут в Германии и приезжают каждый год. «На ступенях» - своя компания, там располагаются за столиками с принесенной из дома едой и напитками. Как их не выпроваживают хозяева кафе, чьи столики и стулья пенсионеры занимают? Там же, на своих «законных» восседают и мои соседи по подъезду дорогие и неунывающие - Жанна Константиновна и Анатолий Иванович. Я хожу со своего участка Ланжерона их приветствовать, чем-то угощаюсь и визуально знаю тамошнюю компанию.
Вот, на ступенях бывшая солистка Одесской филармонии, ныне живущая в Германии, читает с телефона «Бабу Ягу» и «Еврейский пароход» Жванецкого. Окружающие, сидевшие за столиками, не могли слушать, а она читать - от смеха. Там же и мои Никифоровы.
Бывшая певица, «как штык» на все лето приезжает на Ланжерон.
После того, как услышал выступление Жванецкого на «Зеленой волне» и прочитал , что он входит в « Белый список» деятелей культуры, которые поддерживают Украину, то знать его не хочется. Своя позиция - хорошо, но не будь двуличным.
Вспомнил об одной полной, импозантной даме бывшей одесситке, которая раньше приезжала из Германии. Она сидела в шезлонге, в окружении знакомых, курила и, однажды, остановив свой взгляд на мне, попросила принести ей кофе. Что мне, конечно, было сделать нетрудно и даже приятно - меня же выделили изо всех.
«Мне до сих пор стыдно как она тебя гоняла, Саша» - говорила мне потом Люся, тоже с нашего участка пляжа. «Пойдем, куплю тебе кофе, какое захочешь». Но, последние года два, Люся уже не предлагает его, видимо поняла, что я все равно откажусь.
Не предлагают мне больше, и провести картины из Москвы в Киев: «Вы же часто ездите туда-сюда, Александр Сергеевич». Эту киевскую пару Ирину и Анатолия я знаю более пяти лет. Когда, приезжают, то снимают квартиру, вон там - наверху, на Черноморской. Снимают они родную квартиры Ирины. После смерти родителей брат завладел жильем и тайком продал. Такая «картина маслом» - знакома.
А на Вере Инбер в частном доме снимают комнату харьковчане – Виталий с женой. Им там нравится. Нравится им и как руководит и ведет городское хозяйство в Харькове Геннадий Кернес.
Года два тому назад мы с Леной познакомились с одной симпатичной, интеллигентной парой - «геологи», зовем их. Оба круглолицые и заплывают в море всегда рядом и возвращаются также. И даже преподают в одном и том же институте. Живут они в угловом доме, в котором «Таврия» на Бунина.
В полуспущенном облегающем черном трико, еще мокрый, но уже успевший принять сто пятьдесят грамм для согрева, молодой мужчина вываливает из сетки «на ступени» Ланжерона, только, что добытые рапаны. Маска и ласты лежат рядом. Ловец пластичен и не понимает, почему улов его не разбирается. Мелкие рапаны по три или четыре гривны, а крупные - по пять гривен штука. Совсем недорого, даром, можно сказать. Человека – амфибию зовут Сергей.
О Ланжероне и о тамошних типах там можно говорить бесконечно и, чтобы не утомлять самого себя и читателя заканчиваю. Начинал с Малаги, а в конце пишу о Бургундии, которая славится своим вином и горчицей. А еще из Бургундии ведет род древняя французская дворянская фамилия Ланжерон. Один из представителей ее - граф Луи Александр Ланжерон не только отбивал с Суворовым Измаил у турок, но и брал Монмартр в сражении с наполеоновскими войсками. А в юности воевал на стороне Соединенных Штатов против англичан. В десятые годы XIX века этот Ланжерон стал генерал-губернатором Новороссии и Бессарабии. Имя его сохранилось в названии пляжа, а еще - изящной гипсовой арки в парке Шевченко и улицы в самом центре города.
В течение двадцати с лишним лет моя дорога на Ланжерон начиналась от Пале Рояля. Потом вниз по Ласточкина, спускался по лестнице на площадь Вакуленчука, переходил спуск Кангуна , потом еще один. И поднимался по Карантинному спуску наверх на улицу Свердлова. На углу Свердлова и переулка Нахимова под ногами, после дождя, всегда хлюпало несколько тротуарных плиток, и летели брызги.
Сейчас знаю - где эти плитки лежат, и когда иду там – обхожу их.
В створе переулка Нахимова показывалась арка Парка Шевченко, и я считал, что Ланжерон уже рядом, стоит только перейти улицу Энгельса. Пока писал эти строчки – вспоминал старые советские названия улиц. Неужели Маразлиевская называлась Энгельса, а Канатная – Свердлова, Ланжероновская – Ласточкина, а Таможенная – площадью Вакуленчука? Да, было так, и казалось, что старые названия уже не вернутся. Вернулись и к месту, кажется.
В переулке Нахимова всегда толпились люди – там, где сейчас консульство Китая – был отдел кадров Черноморского пароходства. А в доме на углу, построенном в начале ХХ века с большими окнами и мраморными лестницами, хотел бы жить. Когда то в нем Александр Куприн писал «Гранатовый браслет».
Последние девять лет дорога стала короче. Из ворот дома на Канатной, поворачиваю налево, дохожу до Сабанского переулка, и впереди показывается памятник Тарасу Шевченко. Перехожу Маразлиевскую и, по платановой аллее парка, иду на Ланжерон.
Первый путь шел вдоль моря, и можно было видеть порт, Красные пакгаузы, обрывистые склоны, проходить вдоль Аркады и памятника Неизвестному матросу.
Дорога на Ланжерон... Не хочется говорить - прощай.
2019 г.