Часть 5.
Для Бориса началась новая жизнь. Нет, время всё так же шло, но ощущал он его совсем по-другому. Ему даже захотелось купить другие, новые часы. Но подумав, он отказался от этой мысли.
- Нету. Никаких таких сяких, – говорил он сам себе. – Всё должно оставаться по-прежнему, как было.
Он взялся с новой силой за работу. Холст, кисти, краски всё было для него такими же привычными, как раньше. Борис наносил мазками краску на холст. Потом он отходил и смотрел. И вот когда он смотрел, ему показалось, что кто-то ещё смотрит на холст. Он даже огляделся вокруг.
- Что за ерунда! Я же в мастерской один, – сказал он вслух самому себе и вновь подошёл к холсту.
Он продолжил рисовать, смешивая краски и делая мазки.
- Послушай! Правильно ли ты подобрал краски и положил мазок? – как будто послышался чей-то голос.
Борис вновь огляделся. Никого.
Он ещё раз отошёл от холста.
То, что он сотворил, ему не понравилось.
Теперь он чётко ощущал, что кто-то большой толпой стоит за его спиной и разбирает его «шедевр».
- Борис, ты послушай, тебе же не так надо рисовать. Боже мой, какие ошибки! Ты не должен нас подводить, – слышались голоса за его спиной. – Ты теперь не просто художник, ты теперь член Союза художников.
Борис бросил палитру, кисти, и выбежал из мастерской. Немного успокоившись, он переоделся и пошёл на природу. Вот кто всегда успокаивал его душу. Природа. Её совершенные формы и краски.
На следующий день, произошло то же самое. Это стало случаться регулярно после того, как он заканчивал своё полотно.
Борис стал молиться, по утрам и по вечерам. Начал вновь читать Библию. Ходить в церковь, ища в этом помощь и защиту. Чем очень обрадовал жену. Но картины по-прежнему не хотели выходить такими, какими он желал их видеть. И он не вытерпел. Душа его сорвалась. Он взял топор и, изрубив все картины, нарисованные за последнее время, вынес их во двор и зажёг.
Он смотрел на огонь, который пожирал его душу, его чувства и всё то, что он вложил в эти полотна.
Вспышки огня освещали его воспоминания.
Он видел себя мальчишкой, вначале с простым карандашом в руке, потом в его руке появились цветные карандаши. А вот он пытается рисовать акварелью. Порою роняя на рисунок слёзы. Потом он в кружке рисования в Доме пионеров, в школе на уроках рисования. А теперь встречи с художниками. Первая выставка рисунков. Рисунки маслом. А вот тот человек, который сказал ему, чтобы он бросил свои художества и занялся чем-то другим. И в этом костре он увидел тот костёр, в котором горели те его картины, о которых он сожалел потом всю жизнь. А вот в пламени он видит другого человека, который расхваливает его картины. Потом забирает их, чтобы показать где-то там и исчезает, растворившись как этот дым в пространстве.
Много чего он ещё увидел в огне этого костра. Увидел, как время заставляло его писать картины той жизни, которой он жил. А жизнь постоянно менялась, и он не поспевал за ней.
- Да-а. Картина жизни, – сказал Борис вслух. – И чем дальше, тем она сложнее. И трудно подобрать краски, чтобы её отобразить. И чтобы каждый, кто посмотрел на неё, на эту картину жизни, получил спокойствие своей души. Вот тебе и Боря-горе.
Вскоре костёр догорел. Огонь исчез. Калейдоскоп картин-воспоминаний тоже. И Борис отправился домой.
Ночью ему приснилось, что он рисует портрет матери, который затем на глазах превращается в икону.
Тогда, в те неблизкие времена, мать, молясь за него, помогла пережить всё, что свалилось в то время на него.
Проснувшись утром и лёжа с закрытыми глазами, он думал о сне. И, встав с кровати, твёрдо решил, писать икону.
Когда он приступил к работе, то постоянно ждал, что кто-то опять встанет за его спиной и будет смотреть, и говорить, и обсуждать. Но нет, этого не случилось. И тогда он обрадовался и понял, что главным судьёй ему теперь стал Бог.