Я заканчивал перевязку, когда в купе заглянул заспанный Вернер. Тут же сонливость исчезла из его глаз, взгляд сделался сосредоточенным:
- Что это у вас случилось?
- Стакан, - сказал я. - В этом вагоне-ресторане стаканы с внутренним напряжением, не выдерживают толчков и покачиваний. Всё, Холмс. Пусть бинт останется до завтра. Если пойдёте туда перекусить, Вернер, будьте осторожны со стаканами.
Вернер чуть усмехнулся уголком рта. Холмс убрал забинтованную руку со стола
- Я становлюсь неженкой, - проговорил он, тоже чуть усмехнувшись.- Ещё пару месяцев назад просто зализал бы - и всё.
- Нет уж, вы эти привычки бросайте,- серьёзно сказал Вернер. - В Лондоне вам придётся туфли носить. А ну, как ногу натрете?
Я, наверное, слишком напрягал нервы последние дни, потому что, стоило мне представить Холмса, присевшего на скамейку где-нибудь в Гайд-парке, скинувшего туфли и старательно вылизывающего пятку, я разразился безудержным, почти истерическим смехом.
Вернер, глядя на меня. не выдержал и засмеялся тоже.
Холмс не засмеялся, хотя ему тоже хотелось - это было видно по его лицу. Но он сдержался, и, когда я немного успокоился, спросил:
- А что вы все-таки будете делать, если ко мне не вернутся ни память, ни навыки цивилизации, и я останусь дикарем, втиснутым в ваш каменный муравейник? Будете содержать меня в память о бывшей дружбе или предоставите самому искать средства существования ? Имейте в виду, первый вариант для меня не приемлем, я дикий, но гордый, - он криво улыбнулся.
В его глазах светилось беспокойство, и я понял, что оно так и не покидало его едва ли ни с первого нашего объяснения.
- Навыки цивилизации, - сказал я, - к вам уже практически вернулись. Вам это, может быть, незаметно, а я вижу отчетливо. Вот, мы сейчас сидели в ресторане, вы были отвлечены на мой рассказ, но я видел, как естественно и привычно вы начали пользоваться приборами .
- Вы не смотрели на меня, - заметил он с легким недоверием .
- Я все видел боковым зрением. И дело даже не в этом. Это – мелочи, пустяки, не стоящие внимания, я заговорил о них только потому, что…
- Пожалуй, - сказал Вернер, - мы с Роной и впрямь сходим перекусить. Замечания насчет стаканов я принял к сведению, Уотсон.
Я понял, что Вернер проявил чуткость, оставив нас с Холмсом наедине - его вопрос требовал ответа без лишних свидетелей.
Я старался поставить себя на место моего друга и понимал, насколько неуверенно, неуютно он может себя чувствовать, испытывать страх буду будущим
- Холмс, вам придется мне доверять, у вас нет другого варианта, - начал я, показывая тоном, что буду говорить ещё.
Он кивнул, не отводя взгляда, испытующего и внимательного.
- Когда мы приедем в Лондон, - продолжал я, глядя ему в глаза и борясь с искушением снова избрать собеседником заоконный пейзаж, - Конечно, первое время мне придётся взять на себя заботу о вашем материальном содержании, чтобы вы могли освоиться. Вам нужно будет купить одежду, множество разных мелочей, вам нужно будет что-то есть. Я уже говорил, что , надеюсь, вы располагаете собственными средствами, сохранёнными вашим братом, но на их получение тоже нужно какое-то время. А сразу заняться каким-нибудь серьёзным делом вы, конечно, не сможете, нужно же вам адаптироваться.
Ну а потом мы с вами будем действовать по обстоятельствам. Я только одно могу вам обещать: все решения насчёт вашего будущего вы будете принимать сами. С моей помощью, с моим советом, с моим посильным участием, но решающее слово в выборе будет всегда за вами. и только за вами. Будь то решение, где жить, чем заниматься, даже что есть на завтрак.
Вернётся к вам память или нет, захотите вы оставаться близки со мной или нет, готовы будете принять мою помощь или нет, но решение будет всегда за вами. Это я вам могу совершенно твёрдо обещать. Более того, если у Майкрофта или Вернера на этот счёт будут другие соображения, и они попытаются как-то управлять вашей волей, я окажу им сопротивление изо всех сил. Я поддержу вас во всех начинаниях, буду помогать всем, чем только можно, но насильно причинять вам добро я не стану. Поверьте. Я – честный человек, не склонный и не умеющий обманывать, вы мне это сами всегда говорили.
Всё сказанное мною Холмс выслушал очень внимательно и серьёзно и кивнул головой:
- Спасибо. Это именно то, чего бы я больше всего хотел. Будем надеяться на лучшее…
- Будем, действительно, надеяться на лучшее, а не только говорить об этом, - сказал я.
Больше мы к этой теме не возвращались. Вернулись из ресторана Рона и Вернер, и Рона бросила на меня короткий испытующий взгляд. Я успокоительно прикрыл глаза.
Все остальные разговоры наши больше вообще не касались личных отношений – молодые люди перебрались в наше купе, и Вернер рассказывал о своих впечатлениях о посещении Лондона год назад. Я понимал, что говорит он, в основном, для Холмса, описывая улицы, парки, набережную, останавливаясь на достопримечательностях и деталях и краем глаза следя за реакцией, но Холмс умел «держать лицо», и ничего , кроме заинтересованности и внимания в его глазах даже не мелькнуло.
За день мы выспались, и к вечеру чувствовали себя вполне бодро.
А ночью поезд прибывал в Лондон.