Во «ВкусВилле».
Девочка лет пяти ходит по магазину хвостом за мамой. В руках по пакету – один с печеньем в форме рыбок, другой – со сладкой соломкой. Мама настаивает: надо выбрать что-то одно. «Ну как я могу выбрать, если я обожаю их обеих!» – парирует девочка, крепко прижимая пакеты к груди.
Девочка славная, не истерит, молодая мама тоже терпелива: «Вернись к тем полкам и положи одну упаковку на место».
Я внимательно наблюдаю еще и потому, что тема детского «хочу» в магазинах мне хорошо знакома, и, хотя актуальность утрачена, все равно интересно, как справляются другие.
Девочка идет в кондитерский отдел. Там она закрывает глаза и громким шепотом заводит мучительную считалочку: «рыбки или соломка, рыбки или соломка»… Открыла глаза – эх, ответ не явлен, озарение не снизошло. Снова побрела к маме в молочный отдел.
Мама, видя, что выбор не состоялся, спокойно, но твердо говорит: «Ты должна решить». (Где-то зааплодировал Кьеркегор: «Или – или».) Девочка не без драматизма, но и без обиды: «Ну хорошо, пусть будут… рыбки!»
Мы с продавщицей, которая, как оказалось, тоже наблюдала за сложной внутренней борьбой, прыснули, переглянувшись: рыбки одолели-таки соломку.
И тут девочка поворачивается к нам: «А вы зря смеетесь. Если бы вы попробовали этих рыбок, то не смеялись. Это такая вкуснотища!» – и восторженно причмокнула. Потом наставила на меня указательный палец: «Я вам очень их рекомендую».
Сдерживаться я уже не могла и с хохотом выкатилась из магазина.
А сегодня проснулась с мыслью, что хочу этих рыбок.
В «Ленте».
Старушечка божий одуванчик, опираясь на палку, тщедушным телом толкает тележку. Подъезжает к консервам. Там молодая сотрудница выкладывает товар. Старушечка принимается умильно ворковать: «Ах, какая красавица, умница, порядок наводит, вот молодчина!» Затем сосредотачивается на полке с горошком и фасолью и совсем иным голосом – будничным, с досадой: «Но что ж, ****ь, у тебя все так дорого!»
***
Там же. Очередь в кассу. Очень пожилая пара в тяжелых дубленых полушубках, оба с палочками и толстенными линзами, но энергичные и разговорчивые. Сначала бурно благодарили меня за то, что пропустила их вперед, потом занялись собой. Видно, что легкая перебранка им привычна и необременительна.
Она:
– У меня рюкзак порвался. Подаришь мне на Новый год новый?
Он:
– Только если ты подаришь мне телефон.
– Ишь ты, давай тогда лучше мне телефон, а тебе – рюкзак.
– Какая ты меркантильная! Вот скажи, зачем мне рюкзак?
– Так тебе и телефон не нужен.
Он, немного подумав:
– Это правда. Мой старый еще вполне годится. – Достает из кармана и демонстрирует мне, как зрителю, бабушкофон с огромными кнопками. (Мы своей такой же купили.) – Но и твой рюкзак не такой уж рваный, продержится.
– Так что, на праздник ничего дарить друг другу не будем?
– Не будем. И деньги целее.
– Ну и правильно. Сэкономим.
Вздохнули одновременно – то ли с грустью, то ли с облегчением. И – неожиданно – обнялись, сомкнувшись пухлыми, видавшими виды полушубками.
Через некоторое время от выхода доносится женский голос: «А может все-таки мне рюкзачок?»
В «Магните».
Стою в задумчивости. Такое «подвисание», страшно бесившее маму в детстве, иногда со мной случается.
– И зачем вы на них смотрите?
Оборачиваюсь – женщина под семьдесят, маленькая, аккуратная, с легким кавказским акцентом. Оказалось, что смотрю я не в себя и даже не в пустоту, а на огурцы, которые мне вовсе не нужны.
– Не надо на них смотреть.
– А куда надо?
– Пойдемте.
И потащила меня куда-то налево.
– Вот эти огурцы нужно покупать. 99 рублей упаковка, 600 граммов. Они очень хорошие.
Готова поспорить, что моя собеседница всю жизнь проработала учительницей.
– Вот что вы видите?
– Вижу три огурца!
(И небось учительницей математики.)
– Правильно. И что это значит?
– Э-э-э… Что три – счастливое число?..
– Нет, это значит, что они на шесть дней.
– Почему? – обалдеваю.
– Потому что вы разрезаете каждый пополам, – хищно проводит ногтем по месту предполагаемого разреза, – и съедаете утром натощак. В течение шести дней.
– Так это для очищения? – возрадовалась я. Две последние недели я как раз питалась гречкой с кефиром, которые, однако, ни одного грамма лишнего веса с собой не забрали. – Помогает? От чего?
– От всего! – бросила уходя, явно устав от нерадивого ученика.
А я купила огурцы, которые были мне не нужны. И они реально оказались вкусными. Вот только не уверена, что проживут шесть дней.
В «Пятерочке».
Выбираю сливочное масло. Бабулька, прилично одетая, аккуратненькая, с виду совершенно нормальная, спрашивает:
– А вы это уже брали?
Указывает на масло «Экомилк».
– Брала, – отвечаю, – так, средненькое.
Тогда она достает пачку, приоткрывает уголок и… начинает лизать. Вдумчиво так водит языком по соломенному кирпичику.
– Действительно, не очень.
Аккуратно закрывает уголок и возвращает на полку. Берет масло другой фирмы, снова лижет:
– Вот это лучше.
На сей раз кладет в свою корзину, но, подозреваю, если бы не мой ошарашенный вид, она бы и другие сорта попробовала.
Не зря я всех своих родных учу не хватать крайние товары:)
В «Перекрестке».
Вожусь в бакалейном отделе. Здоровенный мужик в шортах со скучающим выражением лица, помахивая корзиной:
– Где у них тут рис, не знаете?
– Так вот же, – показываю на соседние полки.
– А это у вас что? – кивает на упаковку, которую я верчу в руках.
– Чечевица.
– И что вы с ней делать будете? – подозрительно.
– Есть буду. Она вкусная и полезная.
Поморщился, тяжело вздохнул, отвернулся и пошел со словами:
– Одни долбоёбы вокруг!
Даже рис не стал брать, сраженный глубиной своего экзистенциального одиночества.
Я тоже пошла домой, думая ровно теми же словами, хотя могла бы и Шопенгауэра процитировать.