Аннет

Было за полночь, когда ливень уже пятый час поливал Париж. Никто бы и не подумал бродить в такое время по улицам, однако же из гостиницы вышел скромно одетый мужчина на вид лет тридцати. С собой у него был чёрный, как его пальто, зонт. Он шёл столь быстро, что почти переходил на бег. В его лице читалось такая скорбь, какую если и испытывает, то только со смертью близкого человека.
Пройдя таким образом около километра, он зашёл в первый попавшийся бар, который не сказать, что был образцовым, скорее даже забегаловка, но тем не менее владельцу хватило ума не превратить своё владение в кабак.
Мужчина мигом, даже не разглядывая убранство бара, поспешил к стойке

— Пива. Самого дешёвого.

Бармен лениво достал кружку и налил для посетителя.

Оплативши пиво, он отправился к самому дальнему столику, хотя трудно было сказать про “дальний” в этом месте. Севши, он отпил глоток и
повесил голову, подперев её руками. Посидев так, он начал шептать себе будто молится. Никто толком не мог заметить его меланхолии, ведь бармен ушёл в подсобку, а других посетителей в баре не было.

Тем временем было уже три часа, скоро рассвет. Отчего к мужчине подошла женщина:
— Месье, вставайте, мы закрываемся
Посетитель, почти не пьяный, поднял голову и кратко оценил её взглядом:
— А вы кто?
— Официантка
— Что-то вас здесь не было когда я пришёл
— Если вы будете пререкаться, я позову бармена

Тогда мужчина резко встал и вылетел из бара: “Даже их чёртового кабака уже гонят!” Выйдя из бара, он ощутил запах свежести после дождя, однако ни свежесть, ни ночь с её россыпью звёзд не могли унять той боли, что ютилась в нём. За неимением других вариантов он сел на лавку напротив бара и сел ждать бог знает чего.

А тем временем женщина протёрла столики, подмела пол, отпустила бармена, вышла из бара. Но направилась она не домой, а к лавке:
— Ваш зонт
Он с непонимающим взглядом спросил её:
— О Господи, ладно я, но вам ли не всё равно?
— И что же мне надо было с ним сделать?
— Выбросить, подарить бармену, оставить себе, сделать собственностью заведения. Время три ночи, разве вам сейчас не хочется, например, спать? Вместо этого вы заботитесь о том, что какой-то маргинал забыл свой зонт!
— Вы могли бы тогда не устраивать здесь истерик, а просто принять зонт и сделать с ним, что захочется!
Он взял зонт и швырнул его в урну. Маргинал уже хотел уходить, но женщина остановила:
— Вы можете проводить меня до дома?
Мужчина вцепился в неё взглядом. Он и мог бы отказаться, но ведь у неё можно по итогу попросить денег за сопровождение.
— Куда вам?
— К Парк-де-Со.
— Это примерно полчаса ходьбы. Вы так всегда ночью ходите?
— Бывает бармен подводит, бывает одна.
— А вы не боитесь, что я, например, маньяк?
— Вряд ли маньяк стал бы вначале пререкаться в баре, а потом устраивать скандал из-за зонта.
— И то верно.

По дороге они были абсолютно беззвучными. Никто не проронил хоть единого слова, да и не особо хотел. Он не видел смысла распинаться, ведь это всего лишь услуга охраны, для него это просто способ подзаработать. Она, а чём ей говорить? Всё их знакомство это случай в баре и зонт.
Первые лучи рассвета подступали, когда двое подошли к ее дому. Это было старенькое двухэтажное здание, сильно потрёпанное временем. Но учитывая её место работы, сложно было ожидать чего-то ещё. Тем временем город ещё спал. Мало кому придёт в голову вставать рано в таком городе как Париж. Они дошли до подъездной двери, и она спросила:
— Это из-за того, что я сказала про бармена, вы так резко ушли?
— Я тяжелее его в два раза, о чём вы?
— Тогда почему?
— У вас любопытства до затылка, а денег до пят. А хочется, наоборот, правда? И тем не менее я жду свои пять франков за конвой
— Какие ещё франки? Я думала, что вы это сделали из чистого благородства.
— О Боже, да как же ты нас терпишь? Уважаемая… как ваше имя?
— Аннет
— Уважаемая Аннет, я очень надеюсь, что ваши слова про благородства – неудачная шутка. А насчёт франков… да и чёрт с ними, не жили богато, нечего и начинать. Удачного дня.
Он развернулся и с той же резвостью, что и в баре пошёл прочь. Она же не отойдя от выше сказанных слов – со странным чувством проводила его взглядом и удалилась в подъезд.
К вечеру Аннет опять заступила на смену. Она всё ещё не могла забыть тот выпад со стороны мужчины, поэтому бармен сделал ей замечание:
— У тебя кто-то умер?
— Нет, просто голова болит
— Что бы у тебя там не болело, не делай лицо мертвеца, а то так и посетителей можно распугать.

Будто бы это могло помочь ей. Оны бы и могла взять отгул, да вот только платят здесь и так мало, а если ещё не выходить на работу из-за всяких незнакомцев, то так и до могилы недалеко. Она так же, как и два года назад, обслуживала проходимцев и маргиналов и получала так же, как и два года назад, гроши.
Так продолжалось до девяти вечера. Она всё разносила и разносила напитки, а тем временем в бар зашёл мужчина, в котором она сразу узнала вчерашнего посетителя. Так как она была на самом виду, то он сразу заметил её. Она продолжала принимать и разносить заказы, но не решалась подойти к нему. Бармен, заметив это, подозвал её к себе и буквально заставил принять у него заказ.

Тем временем посетитель снова сидел в одиночестве и что-то нашёптывал себе. Лицо его излучало вселенскую печаль, руки, соединённые в замочек, были сжаты с такой силой, что почти тряслись. Может быть, к нему вообще не нужно подходить, может ему вообще не нужно это пиво, может ему вообще уже ничего не нужно.
Преодолевая страх, она подошла к его столику:
— Что вы хотите заказать?
Он посмотрел на неё, не ожидав, что она подойдёт. С секундным промедлением он выдавил:
— Пиво. Самое дешёвое.

Только когда он почти допил пиво, то заметил бумажку. “Около Департеманталь в 10 часов” — было написано в ней. Будучи к тому времени сонным, он взбодрился. В баре был аншлаг, но это не помешало ему уйти в раздумья. “Чего она хочет? Разве ей было мало сегодня?” Хотя чего бы то ему слушаться официантку, с которой они знакомы всего сутки? “И она думает, что после той прогулки она может командовать мной и назначать встречи Бог знает где и для чего? Не дождётся. Немало я уже набегался за вами”

Он откинулся на стуле и закурил. Ту записку он смял, да убрал в карман и стал пересчитывать деньги, надеясь дожить до завтрашнего вечера. Пока он этим занимался, фигура в платье проскочила меж столиков и вышла на улицу. Через минуту это же проделал бармен, но с лицом величайшего огорчения, вернулся и сделал заявление: “Господа-посетители, наша официантка ушла и неизвестно когда вернётся, поэтому заказы принимаются только у стойки.” Толпа сразу загалдела, но возбудился и он. Загрёбши свои гроши в карман, он вылетел из бара и помчался, не зная даже куда. Встретив на улице пьяницу, он чуть ли не с рёвом набросился на него: “Где Департеманталь?!” Тот, даже немного протрезвев, что-то пробормотал ему.

Он уже около получаса метался по парижским улицам, пытаясь найти этот парк. “Может она уже ушла, и я зря пытаюсь?” Добежав до конца очередной улицы, он уткнулся в парк. “Департеманталь” — щёлкнуло в голове. Обежав парк и найдя вход, он заметил скамейку, на которой сидела Аннет.
— Что происходит?!
— Это я у вас должна спросить — парировала Аннет — для чего вы приходите в бар, устраивайте скандал, потом отводите меня домой и там закатываете скандал и в этот же вечер приходе снова в бар, а потом приходите сюда и возмущаетесь? Хотя нет, даже не приходите, прибегаете так вы меня хотели видеть.
Ещё с отдышкой, он смотрел и видел перед собой девушку, с которой они знакомы всего сутки, но которая интересовалась его намерениями больше, чем кто бы то на свете. Отдышавшись, он решился:
— Вы даже не знаете, как меня зовут, а хотите так много знать обо мне.
— Мне вы не интересны, просто скажите зачем.
— Начну с простого. Меня зовут Эмиль. Зачем я затеял всю эту катавасию? Мне нужен был человек, который выслушает меня. Я ответил на ваш вопрос?
— Нет. Я не понимаю о чём вы.
—Тогда мне придётся многое вам рассказать, а ваша смена идёт.
— Бог с этой сменой, мне интересно кто вы, ведь вы искали того человека и нашли. Так чего скрываться?
— Знаете, я не ожидал, что всё выйдет так
— Но с тем же успехом вы могли бы рассказать это же пьянице из бара. И чем это лучше?
— Верные вещи вы говорите и всё же дайте мне минуту на подготовку.
“Вот и настал мой час, когда я смогу выплеснуть все свои страдания и горечи, но почему я должен ей об этом говорить? Нас связывают лишь то, что любой хотел бы поскорее забыть, но на что я жалуюсь? То, что есть человек, который ушёл с работы ради меня, незнакомого человека, и теперь сидит и ждёт, когда я соизволю что-нибудь сказать и я ещё смею возмущаться! И действительно к хорошему быстро привыкаешь.
— Ну что ж, родился и вырос я в Провансе, в Париже я месяц, стал обычным работником юридической конторы, каких во Франции тьма. Так проработал шесть лет, почти без отдыха. Зачем? А вот думал я, что накоплю денег и весь Прованс за меня выйдет. Но нет понимаешь и ведь были знакомства, но через неделю они заканчивались. И я думал: “Да куда вы отлетаете?” Решил, что не зря Прованс назвали Провансом (С французского языка Прованс переводится как “провинция”) и замахнулся на Париж. Тут тоже были быстрые знакомства и быстрые расставания, но я сейчас не из-за этого страдаю. Просто в один момент я понял, что хочу любви, но сам любить не способен, а деньги всего лишь хоть и лживый, но единственно доступный для меня способ возбудить любовь. И это страшно. Страшно, когда ты каждый день видишь милые парочки, гуляющих по улице, читаешь книги о любви, слушаешь песни о любви, но сам, будто прокажённый, не способен даже понять, что это за чувство. И что интересно, это чувство доступно независимо от богатства, статуса, возраста, профессии. Любовь — это единственный случай, когда и бедняк и богач оказываются в одинаковом положении. Оказываются, но не я. Я не знаю зачем всё это продолжать, и я даже хотел утопиться, но надежда жива, ведь я не могу поверить, что у каждого человека на свете есть возможность любить и быть любимым, а у меня нет. И сейчас я сижу с вами здесь и изнываю. Боже что я наделал.

Когда Эмиль закончил, то воцарилась тишина. Сам он уже ничего не мог сказать, более того ему приходилось прилагать усилия, чтобы сдержать слёзы. Аннет тоже молчала, она не ожидала такой истории и, хотя, конечно, она находила слова сопереживания, но выговорить их уже сил не было.
Ночь достигала своего пика. Тьма всё сильней давила на двоих, казалось, что лишь скамейка и осталась в этом мире. И это было бы лучше для Эмиля, но звёзды напоминали где он.
— Но как же так — наконец очнулась Аннет — но вы же любите родителей, у вас была первая любовь, ещё в детстве?
— Своих родителей не знаю я, как сказали в детском доме они отказались от меня ещё при рождении, а про первую любовь… была одна, которую я любил или не любил. Для меня подобное чувство это что-то высокое, что-то полностью в себя забирающее, а к ней была скорее просто симпатия, не более. — просидев в тишине несколько минут, Эмиль продолжил — и знаете, что самое страшное? То, что природа, Бог, вселенная называйте это как угодно, подбрасывает тебе суррогат этого чувства — симпатию. И ведь в самой симпатии нет ничего плохого, но когда мне приходилось принимать её за любовь, а потом, когда я задавался вопросом “А почему у меня пропали чувства?”, осознавать, что я сам себя обманывал… Много хочется ещё рассказать, но к чёрту. Сегодня вечером я уеду в Прованс и что уж будет там, неизвестно.
— Что?! Вы сегодня уезжаете?!
— Ну, а кто же мне дал денег? Все свои сбережения я потратил, или вы думаете почему я последнее время хожу к вам, когда есть бары намного лучше?
— Но вы можете пожить пока у меня, а потом найдёте работу
— А с чего я должен жить у вас? Знаете, вы, конечно, хорошая женщина, но мы знакомы всего ничего. И вообще, хватит. У вас работа, а я хочу спать.
— Вы можете зайти ко мне перед отъездом?
— Зачем?
— Я сошью вам платок, хоть какое-то хорошее воспоминание из Парижа
— Ладно, зайду.

В ту ночь Аннет на работу не вернулась, она сразу отправилась домой и к вечеру платок был уже готов. К последней встрече она подготовилась основательно: приготовила пирог, заварила чаю, оделась в лучшее платье и стала ждать. Примерно в три часа в дверь постучали. Аннет немного испугавшись открыла дверь — Эмиль в кое то веки был в хорошем настроении.

Они небрежно поприветствовали друг друга и отправились в гостиную, там на самом видном месте, на столе, уже лежал платок. Она протянула его с таким трепетом, что даже Эмиль заметил это:
— Вы в порядке?
— Да, просто я немного выведена вашим отъездом.
— С чего бы вам из-за меня волноваться? У нас из общего только тот разговор, да и всё.
— Да, но чувствительность даёт о себе знать.

Пока она выносила пирог и чай, Эмиль осмотрел комнату, обставлена она была откровенно бедно. Небольшой старенький письменный стол у окна, у противоположной стены кровать, у выхода в коридор комод, у комода, на подставке, ваза, которая, мягко говоря, не лучшего вида. Но больше всего его удивил, одиноко стоящий на комоде, фотографию в рамке. На ней был человек преклонных лет и Эмиля не удивила бы эта вещь, если б это была обычная гостиная с обилием фотографий и картин, но это была единственная фотография, более того это была единственное изображение чего бы то не было в гостиной. Тем временем вернулась Аннет: “Пирог с яблоками по маминому рецепту.” Пирог пахнул так вкусно, что Эмилю по-настоящему захотелось попробовать его. Сев за стол, он спросил:
— А что это за фотография на комоде?
— Ох это дедушка.
— Вы видимо так любили его больше всего, раз только его фотография у вас есть.
— О, это сложная история. Когда я была маленькой, мой папа крупно задолжал одному бандиту в карты и не смог расплатиться. На лето я уезжала к дедушке, однако ближе к осени меня никто не забрал, даже письма престали приходить. Позже выяснилось, что тот бандит не успокоился и в одну ночь ворвался в дом родителей и убил их, а разные вещи забрал в качестве уплаты долга.
— Не дай Бог такого пережить.
Эмиль повернулся к фотографии и стал внимательней всматриваться в деда.
—Когда всё это произошло, он целый месяц не отходил от меня, всё хотел успокоить. Дедушка Пьер много сделал, чтобы поднять меня, но он умер лет семь назад. Не смотря на это, я хожу к нему на Монмартр каждый вторник и даже после смерти я не хочу расставаться с ним, я решила, что буду похоронена рядом с ним. Дедушка Пьер, как же мне тебя не хватает.

Аннет заплакала, а Эмиль всё продолжал смотреть на фото. Что-то привлекало его в нём, как мужчину.

Вскоре она успокоилась, и они молча доели пирог. Эмиля поразила такая ответная открытость. Видимо она восприняла его откровение так серьёзно, что посчитала уместным рассказать свою историю.

Часы пробили пять, а значит надо было уходить. Эмиль поблагодарил Аннет за пирог, за платок, за такой приём и уже хотел уйти, но Аннет заставила его застыть одной фразой: “Господин Эмиль, я вас люблю.” Господин первую секунду думал, что ему померещилось, но Аннет продолжила:
— И влюбилась ещё с той прогулки
— Хоть у вас и тяжёлая судьба, но ваши чувства не взаимны. Прощайте.
— Но вы будете пришлёте мне письмо как приедете?
— О Господи
Эмиль резко развернулся и вплотную подошёл к Аннет:
— Нет, милая, не будет никаких писем. А знаешь почему не будет? Потому что тем самым я дам тебе надежду, но её нет. Я ясно выразился, что не люблю никого. И я так понимаю весь этот приём был организован только ради этого. Да что ты! Дорогая Аннет я сейчас очень зол, но постараюсь донести свою мысль спокойно. Вы молодая и красивая девушка, вы не в таком возрасте, чтобы рассчитывать только на таких людей как я. Я верю, что у вас получится найти своего мужчину через неделю, месяц, год, но прошу, давайте расстанемся на хорошей ноте.
— Но я люблю только вас, хоть эта любовь и не продлится долго.
— А так вы как и я — тоже бессердечная тварь?
— Да что вы такое говорите!
— Я говорю то, что есть, дорогая Аннет.
Она тяжело посмотрела на него с такими глазами, которые должны были что-то сказать, но не решались
— Я думаю мы всё друг другу сказали. Уходите.
— Давно бы так. И чтобы хоть как-то утешить вас, через год я приеду в Париж снова. К вам я, конечно, не зайду, но ваш бар мне понравился. Всего доброго
Её последний взгляд был столь отчаявшимся, что Эмилю стало не по себе.

Через два дня он уже был в Провансе. Он бы так и стал, своим чередом, копить на Париж, если бы через месяц не произошло это.

Однажды он сидел дома и болел. Все платки были использованы, но в шкафчике он нашёл ещё платок, платок Аннет. Несмотря на сопливость, он не решился воспользоваться им: “Уж слишком хорошо сшит” — подумал и положил на стол. На следующий день простуда отступила, Эмилю было скучно, и он принялся разглядывать платок Аннет. Он вспоминал как рассказывал ей о своих страданиях, под звёздным небом; как он внимательно слушал ей историю и как грубо они разошлись. “И всё-таки это была хорошая девушка, и ведь она любит меня, любит… меня…”. В этот момент Эмиля настала такая грусть, что он заплакал: “Что это? Откуда такая грусть? Да она любит меня, но… но что же мне с этого? Неужто… нет!” — он выронил платок и схватился за голову — “Нет, нет, нет! Это невозможно! Я всегда считал, что это невозможно! Я… я… я … я люблю её!!!”. Эмиль еле как дошёл до кровати и упал, он прорыдал всю ночь, он ненавидел себя за те грубые слова
, за ту эмоциональную тупость. Сейчас он ожидал той поездки как возвращения в рай, и вся его жизнь до этого стала сущим адом.

Весной он всё же смог раздобыть денег на поездку, иначе бы он сошёл с ума от той тоски. Приехав в Париж, он прямо с вокзала пошёл в бар, но там сказали, что Аннет ещё с зимы здесь не работает. Тогда он пошёл к её дому, но никто не открыл. Эмиль уже отчаялся, он не знал куда идти, зачем ему эта жизнь без неё? Последней надеждой был дедушка Пьер. Сегодня как раз был вторник. Он мигом добрался до Монмартра, надеясь увидеть её и что же почувствовал, когда у него это получилось. Найдя могилу Пьера, рядом стоял могильный камень с надписью “Здесь покоится, побеждённая раком, Аннет”