Четыре стихии

Владимир Платонов 4
Часть первая. Воздух.

Мы распахнули окно настежь. Лето, июль. Экзамены сдали, начался  шестой курс МИЭТа. Дипломный курс. Те уехали домой на родину, а мы здесь. Общага, комната 520. Пятый этаж корпуса 02 напротив корпуса 03. Женского корпуса 03. Идет 1978 год. А в женском корпусе абитура. Девочки поступают.

Там тоже открытые окна. Я, Боцман и Слава Ануфриев приветствуют девушек из соседнего фасада. А в том корпусе в открытом окне девочки тоже машут рукой. Хорошие девочки. Красивые, молодые, приятные. По 17 лет или 18, каждой. Будем общаться. Да, конечно, пошли к ним. Расселись в их комнатухе. Ля-Ля - тополя. Связь была налажена сразу. Нормальная такая связь, обычная. Боцман со Славой  подсели к девочкам слева, я подсел справа к красивой девочке Вике. Полное имя Вероника. Ну это потом выяснилось. Посидели коротко и пошли мы с Викой гулять. А потом мы тоже пошли гулять, и завтра тоже. И послезавтра. Гулять по лесу вокруг общаг, вдоль улиц и аллей парка. Просто гулять. И разговаривать. Разговаривать и разговаривать. Всего пять дней.

Девочки поступали в МИЭТ. А мы через пять дней отправились на военные сборы. И вдруг выяснилось, что та девочка, которую я знал всего несколько дней, захватила моё армейское сознание, и мне стало казаться, что она меня там ждёт, а я скоро приду. Не бог весть, какие военные дела, не бог весть какие военные полосы препятствий и марш-броски с полной выкладкой. Но было сильно легче потому, что я помнил свою Вику. Она была со мной. Всего пять дней я её знал, но она была рядом. Ничего с ней не было, но очень хотелось думать, что что-то было и есть. Никогда не думал, что армейским ребятам это так важно знать, или хотя бы думать. Нужно, очень нужно молодому бойцу думать, что он здесь не просто так. Да, я здесь, но она там, она есть. Сейчас мне надо быть здесь, но я честно выполню свой долг перед Родиной, и вернусь к тебе такой крутой, и будет нам счастье. Даже на долбанных сборах это оказалось важно в том возрасте.

Но писем не было и вообще ничего. Да и откуда. Но мне хватало  того, что там кто-то есть и обо мне кто-то думает. Ну, я так хотел. Хотел так думать. Вечером, сидя на лавочке курительной веранды, той, что сбоку казармы,  я думал, а вот как хорошо, что меня ждет красивая моя девочка. Да, всё это на уровне думаю. О, как мне было приятно об этом думать.

Часть вторая. Огонь.

В конце августа мы вышли из армии и пустились в мир шестого курса. Что было, то было. Да и не особо что-то занимало сознание. Просто надо идти вперёд. Вот он реальный мир, реальная работа. Жизнь перешла на следующий уровень. Стройотрядовские деньги давно закончились. Кое-что мы нарыли. Великое понятие »Шабашка». У нас было строительство приёмной площадки самолетов в Шереметьево, ну там где они отстаиваются и отдыхают. Самолётам тоже надо отдохнуть. Гигантские бетонные работы в преддверье Олимпиады-80. Да, уж 1978 год, как не крути.
Диплом подождёт, ещё три месяца. Деньжат надо. Есть работа. Бетонная работа. Аэропорт Шереметьево. Итак, приемная площадка для аэропланов площадью  8000 кв. метров, примерно. В гигантском котловане, снизу, на подушку из песка и щебеня толщиной в полметра каждый заливается бетон толщиной пол метра марки 300. Уплотняем вибратором. Длинным таким двумя, рядом расположенными, металлическими цилиндрами длинной метров 5, которые, сука, и весом 200 кило каждый. Они вибрирует от подводимого электричества. Их надо тащить вчетвером по полосе залитого бетона, где они опираются на деревянную опалубку по бокам.  Слой бетон 300 пол метра толщиной, далее слой бетона 400, те же полметра. Уплотняем  вибратором. Тянем вчетвером за канаты, прикреплённые по бокам вибратора. А он, сука, вибрирует. Толстый черный электрический кабель подходит к торцу этой хрени. А хрень этавибрирует и уплотняет бетон. Тянем её метров десять, двадцать, пятьдесят. Он, сука, периодически тонет в бетоне (много, много перевалили здесь), но ничего, уперлись все. Оба, вчетвером! Протащили эту хрень через холм бетона. Поехали дальше уплотнять. Надо сделать сегодня площадку метров тыщ  пять. Примерно. Квадратных.

Работали вечером в третью смену. Ночь, прожектора. Приезжали мы на моей Жигулях ВАЗ 2101, либо на боцмановской Волге Газ-21. Впятером. И тут, позже,  мелкие начальники, стали пользоваться этим по поводу, типа – пусть они начинают работают, а мы быстренько сгоняем. Отвезти их надо вечерком к каким-то друзьям или любовницам, со словами – закроем наряд по высшей категории. Возили я и Боцман их как шоферы, а ребята пахали на бетоне под светом прожекторов, с тем самым вибратором.

О, чего-то я ушел в другую тему. Возвращаемся назад.
Осень. Середина сентября. Еду в МИЭТ, что-то уточнить. И вот, стоя на задней площадке автобуса номер 2, я вдруг увидел Вику. Она ехала туда. Я тоже ехал туда. Посмотрел на неё. Она посмотрела на меня.
- Привет, это я. Поступила, всё-таки Вик.
- Да. А ты, как?
- Да, да и да.
- Я … пол первого освобожусь.
-- Ну и я тоже. Внизу. Тут буду.
И мы просто пошли. Вверх по Центральному проспекту, потом по Яблоневой аллее, улице Юности, потом озеро слева. Шли и шли. Просто шли без особых разговоров. Так, просто.
- Здесь живёшь, в общаге?, - дурацкий вопрос.
- Да.
-Завтра пойдём?
- Пойдем.
И мы начали встречаться, и гулять, гулять и гулять. По лесу, по парку, по аллеям. Господи, снова и снова. Денег было мало. Моя стипендия была, аж 60 рублей как дипломнику, а её стипендии не было вообще. Но её родители присылали по 50 рубликов. В конце месяца. Вот тогда мы гуляли. Моя стипуха, её переводы. Денег с шабашки пока нет, и будут гораздо позже.
Я получил стипендию, ей родители прислали. Как только, так сразу в Москву, гулять. Кафе «Молодежное», Новый Арбат, ресторан »Прага». О, Прага. Синий зал на втором этаже. Сидим, я в старом пиджачке и темно-синей водолазке. Она в коричневом платье чуть выше колен. В скромном коричневом жакете. Приходит официант:
- Выбрали?
- Да, Салат «Столичный». Котлеты Пожарские. - И, не мог не сдержаться. (А, бля, однага живем) - пожалуйста, икры красной и чёрной с яйцом. Шампанского два бокала. - Да есть на это деньги сегодня, есть, сука, чтоб я сдох.
Принесли, по бокалу Шампанского. Гуляли. Денег есть у меня - гуляем, у неё есть - тоже гуляем. Да похер. До упора. Нет денег, пофиг, просто гуляем. По городу. Лазаем по чердакам старых домов, забираемся на крышу туда, где нет замков на верхний этаж. Весь лес близлежайший прочесали. Да и дальний тоже.
А вот домой я её никогда не приводил. До сих пор не знаю почему. Что-то было у  меня в подсознании, наверное, о том, что будет. А что такое может быть? Нет, вру. Один раз привёл, типа забыл ключи. Папа, Мама конечно увидели её в дверном проёме. Внимательно увидели. Зафиксировали. Понятно. Ну, сам будешь разбираться. Твои дела. Да, уж буду разбираться.
А потом начались поцелуи. Поздняя осень. Снег начал падать, немного, но каждый день.

Мы целовались всегда, когда угодно и где угодно. На улице и в автобусе. В переходах и в метро. На эскалаторе я стоял на ступеньку ниже, а она на ступеньку выше, чтобы было удобно её целовать. Ещё выше стояли мои друзья, с которыми мы сегодня ездили на первую выставку 20 художников авангардистов. А чо такого? Это же мои друзья.
Мы целовались в заснеженном ночном лесу напротив общаги. На лавочке, сбросив снег, мы сидели и целовались, часами. В гостинице 602 корпуса, на каком то местном празднике, мы с Викой за большим столом, выпивая с друзьями, начали целоваться на время. И сестра Боцмана (да, тогда она сидела с нами за одним столом) стала считать, сколько времени мы будем целоваться. На счете 90 всем надоело, и ребята налили по новой.
Забавно, что по прошествии десятка лет красивая стройная и строгая председатель ревизионной комиссии  комитета ВЛКСМ НИИ Микроприборов, сидя летом со мной на майской ночной лавочке в лесопарке, сказала – «Ничего себе, да ты не умеешь целоваться». Да, мы так и не научились целоваться. Целовались как школьники. Но везде и всегда. Да, по хер, нам было хорошо. Много, много хорошо.

Часть третья. Земля.

Ближе к Новому Году мы мотались по ведущим вузом столицы, показывая свои фильмы и выступая по этому поводу. И вот однажды, будучи в МИФИ, я вдруг увидел, что моя Вика танцует и танцует с неким местным студентом. Танцует и танцует. Мы стали собираться домой в Зеленоград. Глубокая ночь,  автобус последний. 1 час ночи. Дикий холод. Тот самый предновогодний рекордный холод в Москве. Мы ехали на автобусе номер 400 в Зеленоград. Она ко мне прижалась,  очень было холодно, очень. Она вышла на остановке рядом с МИЭТовской общагой. Жила она там.  Я не стал её провожать. Общага была в 30 метрах от остановки.
Мы поехали дальше, до остановки кинотеатра «Электрон». Ещё двух наших девочек надо было определить домой в стройобщагу в 8 микрорайоне. Да, тех самых девочек, с которыми мы познакомились в тех самых открытых окнах абитуры. Два часа ночи. Автобусов нет. Проезжал мусорщик, весь объятый морозником облаком. Глубокий минус. Мы заорали. Надо спасти девочек. И, да, он согласился отвезти их в 8-й микрорайон, через весь город. Хороший мужик, просто отвёз двух 19 летних симпатичных девочек. В два ночи. Спасибо ему.
Дома, меня ждала мама и, молча, указала на уличный термометр. На термометре было минус 43 градуса по Цельсию. Да, та самая рекордная температура в Москве. Вопросов не было. Я просто пошёл спать. Было очень, очень холодно.

***
Новый год мы, как обычно, отмечали в общаге. В комнате 520. Мухин, Кравченко, Гехсборг, Лёша Грицай, ну и мы с Боцманом. Ребята были с девочками, разумеется. Все. И с теми, с которыми познакомились летом, и с другими подругами. А я ждал Вику. Ждал. И в полночь, ждал, и позже ждал. Она не пришла. Ну, ждал, и что? Чуть позже её подруги сказали, что она уехала на Новый год в Москву, в МИФИ. Да, просто в МИФИ. Туда, где мы выступали пару дней назад.
Тихо, спокойно и без комментариев. Да, ладно. Ну, это было в первый раз у меня. А у меня тогда всё было в первый раз. Через неделю пришла ко мне. Как бы ничего и не было. И я простил. Просто молча. Как будто ничего и не было. Первый раз простил. Сколько ещё по жизни я буду их прощать, раз сто. Наверное, всё-таки, я её тогда любил.. А кого ещё? В том возрасте надо любить. Не так уж и важно кого. Просто надо любить. И прощать. Выкинуть из жизни проще простого. А вот вернуть обратно зачастую большие проблемы. Ну, это я уже гораздо позже понял.
В начале января у Боцмана сестра уехала сдавать сессию в Уральскую консерваторию, где училась заочно. Её квартира была свободна.  Боцман дал ключ. Мы с Викой решили сегодня быть там. Первый раз. Одни в доме. Попили, поели, легли спать вместе, наконец. Тихонечко разделись, полностью, и легли в кровать. На чистых простынях. И вот мы все здесь полностью.
 
Рядом. Вот совсем рядом.

 Высший кайф мужчины в сексе  это увидеть полный улёт женщины, инициированный тобой лично. Её улёт в небо, вместе  с тобой это высший кайф.
Рядом, рядом, здесь, вот тут. Вот!
Я был готов на что угодно, лишь бы ей дать улететь. Ну, да с моими глубокими, но сугубо  теоретическими познаниями. И вот, только, только…
- Нет, Нет! Больно! Не могу! Нет!
На этом всё.
Уснули в обнаженных объятьях, но это было уже всё. Всё. Спать в объятиях очень приятно, но неудобно. Очень неудобно. Ну, вы-то знаете. Но я считал, что надо было отдать ей всё, как в книжках. Смешно.

Вот, собственно говоря, и всё.
 
В той постели, много потом я понял, что она просто не хотела глубокого интима. Да, скорей всего да. Не нужен я ей был в этом смысле. Ей нужен был очень красивый роман. Это же так здорово и интересно. Тем более в начале взрослой жизни. А вот это я ей дал. Как в кино. По высшему разряду. Да и она тоже мне это дала. Потом у неё, да, впрочем, и у меня, уже этого не будет. Да, я уверен. Я знаю точно. Наверное.

В феврале прошло распределение по работе в Стране. И  Вика, так просто, с каким-то мальчуганом, с факультета МП, резко уехала  в Ригу. Резко, вообще, даже не предполагая мне сообщить.  Почему так резко я до сих пор не понял. Кто, что за мальчуган, что он? Однажды вроде его видел, Симпатичный мужик с МП факультета. Даже разговора не было со мной. Даже фразы. Ну и уехала. Ну, было и было. Любил я её тогда? Возможно. Тогда да. Мало ли я ещё кого любил позже. Сильнее. Да, уж. А в памяти и она осталось. Ну, ещё бы,  заснеженный лес, московские проспекты и рестораны, осенние, а потом снежные зеленоградские аллеи, конечно остались. Да, она уехала в Ригу с неким товарищем с МП факультета. Наверняка сама не понимая, что делает. Да и ладно. Нет, я не страдал. Почему так легко ушло? Тоже не понятно. Типа книжку прочитал про себя. Интересно, забавно. Жизнь в этом и копится. Нет, вряд ли я её любил. А вот охрененные романтичные картины, и там и сям по Москве, и в  аллеях лесопарков Зеленограда, и на крышах домов, это остаётся навсегда. Вот из этого красивая жизнь и складывается. Просто в этих картинах.

Нет, не надо задумываться. Просто девочка вырвалась из папы военного и мамы учителя. Из Кавказа в Москву. А тут прямо книжный роман. Так, здорово! Маленьким девочкам посвящается. Ну, роман то книжный, можно просто взять другую книгу. А эту на полку. Может, потом достанем, перечитаем фрагментами. Вот прямо как сейчас.

Прошло лет пятнадцать. Я женился, переехал в новую квартиру. Как работал в отделе, так и работал в НИИМикроПриборов. Девяностые годы. СССР распался. Прибалтика к русским никакого отношения уже не имеет. Рига другая страна. И даже более того. Мой телефон изменился, я просто переехал в другую квартиру и в другую жизнь.
 
Годы прошли. 1995-ый. И вот тут сестра сообщает, чисто по-ходу разговора
-  Вика звонила, на той неделе. В Москве была. Тебя спрашивала. Телефон твой новый спрашивала.
В то время я был с мамой на даче. Мобильники были изобретены гораздо позже. Больше я ничего не спрашивал.
Позже я узнал, что на звонок Лена сказала, «Он на даче». Коротко и ясно. Вопросов не было. Возможность изменения существующего было просто убито.
Да,  Вика выплыла из прошлого. Единственное чем себя успокаиваю, что лучше пускай, она  стала толстой некрасивой еврейкой. С кучей детей и ихних проблем. Вот пускай лучше так. Не знаю. Мне так думать спокойнее. Да и вообще. Фарш, как известно, невозможно провернуть назад. Вот и пускай. Пускай будет лучше так. Спокойнее. Да и хорошо пока всё. И, Слава Богу.

 Или могло быть иначе?

Часть 4. Вода.

А где четвертая стихия? А она здесь. Мы плывём по этой реке. Длинной длинной реке, пороги уже почти все прошли. Да, уж, научились проходить пороги. Остался последний. Да и не порог это вовсе, а водопад. Но, да него ещё надо доплыть. Как до него далеко? А кто его знает? Подгребаем по-тихоньку. Кто как может. Кто быстрее, кто медленнее. Да, ладно. Водопад это красиво!