ДЕНЬ ПОД ЗНАКОМ СЕМЕЙНОГО СЧАСТЬЯ
31 ДЕКАБРЯ 1831 ГОДА
Попытка субъективно-объективного исследования.
Всегда кажется, что нас любят за то, что мы
хороши. И мы не догадываемся, что любят нас
оттого, что хороши те, кто нас любит.
Лев Толстой
И, не пуская тьму ночную
На золотые небеса,
Одна заря сменить другую
Спешит, дав ночи полчаса…
А.С.Пушкин
Проблуждав в петербургских «каменных джунглях», простуженно кашляя, госпожа Осень убыла на юг, на прощанье одарив обнажённые дерева Летнего сада и каменных идолов узорами изморози, а дворы-колодцы мерцающим полусветом лунных ночей.
Весело рассыпая серебро снежинок, тут и барыня Зимушка припожаловала, нарядно щедрая, хозяйственно деловитая, а иногда ох! пугающе суровая.
Неспешно, бессолнечно, мглисто вступало в Санкт-Петербург 31 декабря 1831 года. В сизо-матовой полумгле фантастически смутно, почти из ниоткуда проявляются вдруг монолитные силуэты зданий, чтобы тут же раствориться в клубах зимнего холодного тумана.
Ах, как сладко дремлется в этой полумгле! Но не всем... На Гороховой уже открывает лавку расторопный купец, готовясь к праздничной коммерции. Скрипит под валенками снежок, торопятся с товаром по Сенной площади шустрые разносчики да «расхожие продавцы», по булыжным мостовым цокают подковы, постукивают крепкие колёса…
Струятся из кирпичных труб дымы, дымы, дымы…
А в особняке на Галерной улице…
Впрочем, почему бы не рассказать подробнее об этой первой петербургской квартире Александра и Таши? Возможно, и вы захотите когда-нибудь посетить исторический дом, на стене которого с 1934 года мемориальная табличка.
Одним фасадом он выходит на Английскую набережную №52. В 19 веке купил его герой войны 1812 года, генерал Я.А. Потёмкин, отменивший в своём полку телесные наказания, за что его любили солдаты и невзлюбил граф А.Аракчеев.
Позже особняк вместе с немалым земельным участком перешел к вдове О.А.Брискорн. Женщина деловая, со стороны Галерной соорудила она капитальную пристройку и стала сдавать квартиры в аренду по адресу: Галерная, №53.
От Адмиралтейства до верфей протянулась эта знаменитая улица Морской славы России.
В пушкинское время её называли ещё и самой аристократической: здесь возвышались особняки Романовых и дворец князя Бобринского, сына Екатерины Великой и Григория Орлова. Не было ни магазинов, ни ресторанов, владельцам всё необходимое доставляли на дом.
Правда, после 1917 ярые борцы с наследием прошлого переименовали улицу в Красную. Так что в некоторых справочниках можете встретить и этот адрес: ул. Красная, №53. Кстати, Английская набережная тоже какое-то время была набережной Красного Флота. Но прежнее название срочно вернули перед тем, как Питер, по приглашению Ельцина, посетила британская королева Елизавета.
А сегодня вы можете даже и комнату снять в отеле «Счастливый Пушкин», открывшемся в 2007, и друзьям похвастать: дескать, жил в «Счастливом Пушкине»! Звучит! Вообще-то вполне удачный маркетинговый ход, не противоречащий фактам: ведь Таша и Александр, живя в этом доме, действительно были счастливы!
Увидели свет «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы», восьмая глава «Евгения Онегина», третья часть «Стихотворений Александра Пушкина».
Его допустили работать в Эрмитаже, в библиотеке Вольтера, и в Архивах, где он всё более погружался в тревожный мир русской истории.
В дневнике Александра Ивановича Тургенева читаем: «Был у Пушкина, разговаривали о Петре I».
***
В утренний час 31 декабря 1831 года жильцы счастливой квартиры ещё почивали. Александр за полночь засиделся в кабинете, всё шуршал бумагами да скрипел пером, пока свеча не догорела…
Проснулся позже обычного – к обеду. Однако привычкой деревенской не пренебрег: ведро холодной воды – бр-р-р! – вернуло ему энергию.
Увидел в руках у Прасковеюшки кувшин с тёплой водой для умывания. Ага! Пора, пора будить спящую царевну!.. Ну как тут не пошалить?
Спасаясь от брызг, сонная Таша прячется с головой под одеяло. Ах, пяточки выглядывают…. А кто это с самого рождения боится щекотки?! И так смешно лягается розовыми копытцами?!!
Улыбается Прасковья, заливисто хохочет муж, подхватив жену на руки, и она от горячих поцелуев окончательно просыпается.
Ладонь его осторожно ложится на чуть округлившийся живот. Прижимается щека…
Ничего, ах, почти ничего ещё не заметно, но он сердцем и всем существом своим чувствует шевеление живой души там, под этой тонкой кожей, и, ему кажется, ощущает биение крошечного сердца… Волнение наполняет грудь: он скоро станет отцом!
Таша перебирает пальчиками ещё влажные кудри мужа, и удивительное спокойствие нисходит в её душу. Она предчувствует, какие муки ждут её при родах, но знает и то, что сможет все претерпеть, чтобы подарить любимому славных малышей.
А на белой скатерти в столовой уже пофыркивает самовар, стоят вазочки с вареньем и сливками, тарелочки с нарезанным сыром, и аромат свежей сдобы невидимо плывёт по всем комнатам.
– Душа моя! Сегодня вечером нас ждут. Мы приглашены!
– К Екатерине Ивановне? к Наталье Кирилловне?
– И вовсе нет!
– Бал у Кочубеев или Бобринских?
– И снова нет. Мы едем к Карамзиным! У них будет Жуковский да князь Вяземский с женою и сестрой её! Давно-о хотели они тебя лицезреть! Слава Богу, большой компании не предвидится. Хоть отдохнёшь от духоты балов, от прыганья, а главное – от тесного корсета. Не стягивайся туго – то вредно для тебя и для дитя.
Таша не возражает, она абсолютно уверена: муж знает всё и обо всём. И ей совсем не трудно подчиняться. Первая беда научила быть осторожной. Да и на балах всё чаще чувствуется усталость.
Недавно был в гостях у них Дмитрий, с аппетитом пообедал (хорош повар у Пушкиных: знатную ботвинью приготовил!), рассказал о сёстрах: очень скучают они в Полотняном, умоляют вызволить из деревенской глуши! Таша вздыхала, сочувствуя, с надеждой поглядывала на мужа. Сочувствовал и Александр. Но помочь… увы!
«В семье у них царствует большая дружба и согласие», – отчитался брат главе семейства Гончаровых.
Таша готовится к материнству, вяжет, шьёт распашонки той крохотуле, что появится через четыре месяца, в мае. Мальчик или девочка?
– Да разве это важно? – удивляется Александр. Но вспомнил заботливую сестрёнку Олю, как часто она утешала его, смягчая детские обиды.
Говорит решительно:
– Пусть будет барышня-боярышня! Такая же красавица, как ты! Кстати, а где твой портрет?
– Почти готов…
– Хочу видеть его! Едем к Александру Павловичу.
– Но, Саша… мне собираться долго…
– Один съезжу. Мигом. Туда и обратно.
В брюлловской мастерской предпразднично малолюдно. Александр замер перед небольшим акварельным портретом: любуется Ташей – такой он увидел её в первый раз у Йогеля!
… Белые, светло-серые, розово-кремовые тона… воздушное бальное платье… роскошные плечи… стройная, гибкая шея… тонкий очерк лица… длинные серьги… бриллиантовая капля фероньерки на гладком лбу… неуловимо неопределённый, ускользающий взгляд…
Эх, жаль, великий Карл не взялся сам рисовать, раскапризничался… Ну, ещё бы! На парадных портретах модного живописца – торжество победительной женской красоты.
А Таша… нет, не торжествует! У неё юный, трогательно детский облик и… задумчивый взгляд, углублённый в себя, словно к чему-то она затаённо прислушивается. Да уже и есть к чему…
Это увидел, понял, запечатлел старший брат Карла, Александр, архитектор по профессии и отменный рисовальщик!
//Добавлю. Портрет бережно хранился в семье Пушкиных, а с 1844 года – Пушкиных-Ланских. В 1927 году внук Натальи Николаевны, П. И. Арапов, передал его в Пушкинский дом, откуда он поступил во Всесоюзный (ныне Всероссийский) музей А. С. Пушкина в Петербурге.
Табличка гласит: «Александр Брюллов. Портрет Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской (урожденной Гончаровой). Конец 1831 начало 1832. Бумага. Акварель». Размер: 21.1х17 см.//
***
А мы с вами и с Александром Сергеевичем, полюбовавшись портретом, возвращаемся на Галерную. Хорошую квартиру Дмитрий присоветовал! С кухней, конюшней, ледником, на хозяйских дровах. Удобно! Правда, недёшево – 2500 рублей в год. Петербург – дорогой город!
Понимает Александр: винить некого – сам жребий свой выбрал. А жить дешевле, чем друзья-аристократы, гордость не позволяет!
Слава Богу, есть конюшня и карета – как же без транспорта?! Тем более, зимой. Считайте их современным гаражом и собственным авто!
***
…Последний день 1831-го года подходит к концу.
Пора собираться. Не дело заставлять друзей ждать.
Таша на диване, вяжет, как любила, сидя, поджав под себя ноги. Ох, опять забыла наставления доктора: вредно сидеть так-то!
Ах, как грозно хмурит брови супруг. И послушная жёнушка опускает стройные ножки на пол. И вот он уже у её ног, прислоняется горячей щекой к коленям.
Замирает Таша в кольце сильных рук. Тёплым пледом душевного покоя окутывает и согревает их любовь.
Мерцание свечи играет тенями на бархатистой лилейной коже, на гладкой причёске, отражаясь в светлых, с зеленоватым оттенком милых глазах, смотрящих с нежной доверчивостью.
Голос Александра, негромкий, опьяняющий, как медовая настойка, проникает в каждую клеточку тела:
Желать обнять у вас колени
И, зарыдав, у ваших ног
Излить мольбы, признанья, пени,
Всё, всё, что выразить бы мог…
Отстранившись, он вглядывается в любимые черты. Как мог он жить без неё?!.. Искал абсолютную красоту в союзе с душевной гармонией – и нашёл в этой девочке-девушке-женщине с чувственным изгибом розовых губ, с неуловимым, словно хранящим тайну вечной женственности взглядом…
Лукаво улыбнувшись, Таша, близко-близко склоняя лицо, тоже шепчет медленно и задушевно:
Другой!.. Нет, никому на свете
Не отдала бы сердца я!
То в высшем суждено совете…
То воля Неба: я твоя;
Вся жизнь моя была залогом
Свиданья верного с тобой;
Я знаю, ты мне послан Богом,
До гроба ты хранитель мой…
Нежность переполняет сердца обоих, слёзы любви и счастья струятся по щекам Таши…
Любовь – это ведь и есть абсолютное счастье! А слёзы… ну, не знаю я, почему люди плачут от счастья! Может, из-за воспоминаний?
Этот год был для них долгим, тяжёлым! Холерные бунты… обидные упрёки маменьки… Тернистый путь от отчаяния к надежде – и вновь к отчаянию… И всё-таки они одолели все испытания!
Венчание. Счастливая Масленица. Царское Село. Встреча с императором, страх в робкой душе Таши и ожившая надежда у Александра, надежда на понимание, он ещё надеялся…
В разлуке встречали они 1831-й год. А грядущий, слава Богу, встретят вместе! И с друзьями! И с надеждой, что будет он лучше, радостнее, успешнее.
Неслышно-невидимо отправимся и мы вслед за каретой Пушкиных на Михайловскую площадь (теперь площадь Искусств, дом 3), в гостеприимную квартиру Карамзиных.
Здесь Александр с Ташей часто и с удовольствием уже не раз бывали и не один ещё раз будут в гостях, отдыхая душой, наслаждаясь теплом и сердечностью милых хозяев.
Третий этаж. В просторной гостиной на стенах – портреты, картины в резных рамах, бронзовые светильники. Обитые штофом мягкие кресла, стулья, оттоманка в восточном стиле. Узорно-прозрачные шторы на высоких окнах. Изящные жирандоли с хрустальными подвесками на полированных столиках.
Сюда приходят не придворные льстецы и не для того, чтобы танцевать до упаду, объедаться деликатесами, интриговать и сплетничать по-французски.
Не-ет, здесь общаются только на русском, авторы читают вслух свои новинки. Можно обменяться мнениями за общим столом, а можно найти уголок и столик для приватной беседы.
Есть и угощение, но, как рассказала Анна Фёдоровна Тютчева, состояло оно «из очень крепкого чая с очень густыми сливками и хлеба с очень свежим маслом, из которых София Николаевна умела делать необычайно тонкие тартинки. И все гости находили, что ничего не могло быть вкуснее чая, сливок и тартинок карамзинского салона».
В черновых строфах «Евгения Онегина» вы легко узнаете салон и его милую хозяйку:
В гостиной истинно дворянской
Чуждались щегольства речей
И щекотливости мещанской
Журнальных чопорных судей.
Хозяйкой светской и свободной
Был принят слог простонародный
И не пугал ее ушей
Живою странностью своей.
***
А вот и она сама. Приветливо улыбаясь, величавая дама в закрытом платье и модном тюрбане встречает Ташу и Александра. Лёгкие морщинки не портят её облик.
Александр почтительно целует ей руку, радость светится во взгляде. Дама запечатлевает поцелуй на его лбу.
Услышав знакомые голоса, он спешит в глубину залы, зная, что оставляет жену под надёжным попечением.
И правда, Екатерина Андреевна, заметив смущение, окружает гостью материнской заботой – она старше её на тридцать лет. А жизнь… Жизнь тоже заставила её сызмала пройти через нелёгкие испытания.
***
Ох, уж эти харизматичные русские офицеры прошлых веков, губители женских сердец!
Князь Андрей Иванович Вяземский, командуя полком в Ревеле (ныне Таллинн), очаровал замужнюю графиню Сиверс настолько, что вне брака, вне закона, по страсти родила она дочь Екатерину, а добившись-таки развода, просто-напросто скрылась в неизвестном направлении, оставив дитя отцу. К счастью, князь не бросил малютку, отвёз сестре.
Но разве богатство может заменить материнскую любовь?…
Из-за границы Андрей Иванович привозит красавицу ирландку Дженни О/Рейли. Её скандальный развод с мужем, британским вельможей, ещё один скандал в благородном семействе Вяземских и – свадьба! Ирландка стала русской княгиней Евгенией Ивановной Вяземской.
Шесть лет было её сыну Петру, будущему другу Пушкина, когда она умерла. Похоронив жену, князь забрал у сестры Катеньку, обучал её наравне с сыном. Но, когда узнал, что дочь влюбилась в бедного поручика, тут же выдал замуж за вдовца, старше её на 14 лет, Николая Михайловича Карамзина…
Что делать Екатерине? Она была молода (19 лет) и не только красива, но умна и рассудительна, поэтому смирилась. Уважая мужа, стала ему другом и помощником в работе над его историческим трудом.
Приняла маленькую падчерицу Софью как родную. Воспитала пятерых общих детей. А ещё четверых похоронила, и каждая смерть добавляла боли её сердцу.
Для Таши семья Карамзиных стала образцом семейного уюта и согласия, которых так не хватало и ей, и Александру в детстве и юности.
Екатерине Андреевне понравилась скромность и застенчивость избранницы Александра, она видела общность судеб и, по-женски мягко, тактично расспрашивая, нашла путь к её сердцу. Искренние речи были в совершенной гармонии с душевными движениями Таши:
«Верю, вы станете Александру нежным и прекрасным другом, помощником в делах, ангелом-хранителем…»
Другом и помощником для мужа Наталья Николаевна, безусловно, стала, но вот ангелом-хранителем… эх!
***
В это время Александр в гостиной увлёкся жаркой беседой с братом хозяйки.
Как магнит, притягивал Пушкин умнейших людей эпохи. К нему тянулись и те, что пришли из демократических низов (Пётр Плетнёв, Михаил Погодин), и умные представители аристократии, каким был Пётр Андреевич Вяземский.
Отнюдь не лёгким было детство Петруши! Вяземский-старший к робкому, впечатлительному сыну относился, я бы сказала, излишне сурово, закаляя по собственной методе. Представьте, уча плавать, бросал в пруд – и уходил. Ядовито высмеивал детские слёзы, говаривая с презрением: «…разнюнился, как баба!». Сек за провинности розгами. Оставлял ночью одного в глухом уголке обширного сада...
Оставлял одного и в огромнейшей библиотеке, где тот с удовольствием плавал в книжном море, как и маленький Саша в библиотеке Сергея Львовича…
В двенадцать лет княжеский отпрыск отдан в престижный иезуитский колледж: плата за год – тысяча рублей, огромные деньги! Была возможность и Александра устроить туда же, но обедневшим Пушкиным цена такого обучения оказалась явно не по карману.
Перед смертью князь Вяземский призвал отрока-сына, строго проэкзаменовал и вынес вердикт, заставив записать, что Пётр глуп, ленив и ни к чему не способен. Произнёс: «Почаще перечитывай эти слова, сын!» – и умер.
Слава Богу, ошибся батюшка! Лучшую характеристику Петру Андреевичу, журналисту, литературному критику, поэту, дал его талантливый друг:
Судьба свои дары явить желала в нем,
В счастливом баловне соединив ошибкой
Богатство, знатный род с возвышенным умом
И простодушие с язвительной улыбкой.
«Счастливый баловень»- да, если не считать отроческих лет…
Простодушие… Скорее всего, оно было маской человека с острым, скептическим умом. Не таким уж был Вяземский простодушным, особенно в зрелые годы. Был ли он карьеристом? Несомненно, да, хотя тщательно скрывал свои намерения. Судите сами.
В 1830 году получил должность чиновника по особым поручениям при министре финансов, в 1831 – почётное звание камергера и новую должность вице-директора Департамента внешней торговли с соответствующим немалым окладом.
И подумала я, что Пётр Андреевич мог по-дружески помочь Пушкину хотя бы в материальном плане, мог бы – но никогда не помогал, даже видя, что друг его мечется в поисках, у кого бы занять деньги.
По многим приметам (особенно в отношении к жене друга), он по-мужски завидовал Александру. Впрочем, это моё личное мнение.
Ну, а «язвительная улыбка» – это точно о нём.
Вот и сейчас Пётр провозглашает с пафосом (искренним ли, не уверена):
– Что есть любовь к отечеству в нашем быту? Ненависть настоящего положения. Об этой любви патриот может сказать с Жуковским: «В любви я знал одни мученья».
Полноватый, добродушный Василий Андреевич Жуковский откликается немедленно:
- Теперь ты, Вяземский, бесценный мой поэт,
Перед судилище явись с твоим «посланьем».
Мой друг, твои стихи блистают дарованьем,
Как дневный свет.
Усмехается Вяземский, он любит эти поэтические состязания, отвечает виршами:
Не отделен поэт на пестрых сходках
От торгашей игрушек, леденцов,
От пленников в раскрашенных колодках,
От гаеров, фигляров, крикунов.
Вопль совести, упреки бесполезны;
Поэт заснул в губительном чаду…
Разве Александр может остаться в стороне?
– Язвительный поэт, остряк замысловатый,
И блеском колких слов, и шутками богатый, не слишком ли ты категоричен? Хотя… я и сам жажду обратиться к политической прозе. Ах, Пётр, как нужен нам свой журнал! Или хотя бы газета!
– О, Сверчок моего сердца! – восклицает осторожный Жуковский. – Опять в гущу борьбы? Пойми, с твоим талантом ты должен жить исключительно для высокой поэзии! Не смешивай буйства с свободою, необузданность с силою… Перестань быть эпиграммой – будь поэзией!
Но Александр не унимается:
– Как же, как же, но жизнь без перца эпиграмм уныла… А я ещё не поздравил Петра.
Ура! хвала и честь поэту-камергеру!
Поздравим заодно мы и княгиню Веру!
– Сердечное спасибо, Александр! – откликается звонкий голос Веры Фёдоровны. – Полноте, друзья! Хватит о политике и критике. Ныне праздник!
Невысокая, с маленьким носиком и пронзительным взглядом, жена Вяземского, как всегда, безапелляционна. Она из известной семьи Гагариных.
Её мама, Прасковья Юрьевна Гагарина, первой из россиянок совершила полёт на воздушном шаре в 1803 году. Отважная женщина!
Пётр женился на княжне Гагариной очень молодым, в 19 лет, Вера Фёдоровна старше его, она умна, энергична и по характеру вполне достойна мужа.
Познакомившись с Александром в Одессе, стала искренним другом, опекала, ругала, заботилась, как о сыне, даже была посвящена в подробности отношений с Элиз Воронцовой и в планы его бегства за границу. Любила, по её словам, "любовью дружбы"... А может, кто знает?...и глубже.
Прожила она очень долгую жизнь - до 96 лет, стала одной из последних сердечных друзей поэта, кто помнил его живым, полным сил.
А сейчас Вера Фёдоровна осыпает комплиментами краснеющую Ташу и… одновременно не пропускает мимо заинтересованные взгляды Петра Андреевича…
Софи приглашает в столовую, там стол уже накрыт, украшен шампанским, фруктами, лимбургским сыром с плесенью, любимым Александром. И осетрина тут же, и аппетитный страсбургский пирог…
Непринуждённая, семейная обстановка. Взрослые дети Екатерины Андреевны рядом с нею. Озорная, смешливая, задорная Софи скучать не даст никому.
Любовь Фёдоровна Полуектова, сестра Веры, хотела занять внимание Дмитрия Николаевича Блудова, но тот поднимает бокал, торжественно декламируя загадочную фразу:
– «Хорошилище грядет по гульбищу с позорища на ристалище в мокроступах»…
Хохочут бывшие «арзамасцы», вспоминая «губителей российской словесности», с которыми они когда-то успешно и весело боролись. А Дмитрий продолжает:
– Здесь други смелых муз собрались! Знакомьтесь, молодёжь. Вот искуситель Асмодей (поклон Петру), Сверчок подросший (Пушкину привет), Светлана (Жуковскому улыбка и поклон) и вещая Кассандра (это я)… И поднимаем мы бокалы за время, что в памяти осталось навсегда! За новое мы тоже выпьем, чтоб быть ему успешнее, счастливей прежнего!
Мелодией небесной гармонии звучит тонкий звон хрусталя.
Были ещё и розыгрыши, шутки, шарады, фанты… – и 200 лет назад не тускло, не грустно, не уныло, но весело, с задором умели год старый проводить и новый встретить!
Окончательно исчезло Ташино смущение. Широко открытыми глазами она смотрит на друзей мужа, слушает их дружеские речи, воспоминания, пожелания. Смеётся и шалит, как все, и шёпот Александра ей в самое ушко напоминает о любви, и поёт её душа, и сердце дрожит от счастья…
Иллюстрация из интернета
Начало на http://proza.ru/2023/09/11/1413
Продолжение на http://proza.ru/2024/03/13/1677