В мой цветной счастливый сон, где я целовалась с моим любимым Ванечкой, ворвался неясный шум приглушённых голосов. Вдруг заорал какой-то мужик. Я подскочила и открыла глаза, не понимая, где я нахожусь.
- Я ж тебе говорю – сама Ольга Вовку укокошила. Спецом домой съездила - мужа убить. А потом опять сюда вернулась. Подождала, как мужика соседи найдут, тогда на похороны в город поехала. И взятки гладки! Про неё никто не подумает.
Это хрипло вопил во весь голос, сосед бабушки, рыжий Митяй, выпив полрюмки, а остальное разлив по столу. Теперь тряс лохматой головой, сидя почти рядом со мной за столом в компании с косым Петрухой и мужем моей бабушки Михайловичем.
А я лежу на диване на веранде бабушкиного дома, куда приехала вчера на каникулы, успешно сдав сессию.
Митяй захрипел опять:
- Могу доказать факт убийства Ольгой собственного мужа.
Его вечный собутыльник косой Петруха нетвердой рукой отобрал полупустую тару и прикрикнул:
- А самогон, понимаш ты, последний! Больше Самойлиха ни за что не даст, а денег у нас нет!
Митяй, не слушая его, опять затряс головой:
- А мужик – то ейный, Вовка этот, распоследний выпивоха был, даром что городской!
Петруха, кося глазами в разные стороны, обратился, видимо, к Михайловичу:
- Давай, остатнюю допьем, пока этот обормот, понимаш ты, всё не разлил.
Отлил часть в рюмку, а сам слюнявыми губами прилепился к горлышку бутылки и выцедил остатки вместе с осадком. Крякнул, утерся грязным рукавом и уставился на меня или в сторону, понять было невозможно. У Петрухи, даже трезвого, глаза смотрели в разные стороны, а уж у пьяного расползались еще и вверх - вниз.
- Да хрен с ним, это ихое дело. Понимаш ты, помер и помер. Нам-то чо! Вот если бы на помин позвали, тоды бы - да!
И прикрикнул на тихого Михайловича, державшего рюмку:
- Что ты с ней мурыжишься? Пей, да и всё!
Тот, морщась, влил в рот обжигающую дрянь и затаил дыхание: приживется или нет?
Через несколько секунд ему видимо стало легче, он прикрыл глаза и замер. Худые бледные щёки порозовели, видимо тепло, разливаясь, разошлось по телу.
Знаю, как это бывает! Сама пару раз напивалась в студенческой компании, а утром не знала куда свою бедную голову деть. И всё бесполезно, кроме лучшего способа - сразу же опохмелиться, как объясняла мне Маринка, заводила из нашей группы и организатор наших пьянок. Я в первый год тоже к ней примкнула и за несколько раз поняла всю прелесть отходняка. Больше на провокации не поддавалась, и если и бывала с Маринкой, то сама практически не пила. С какого перепуга я своё здоровье портить буду? Да ещё и за свои деньги! Компанию всегда поддержу, ведь в студенчестве без этого не проживёшь, но норму свою знаю.
Сейчас я наблюдала за пьяным сборищем, которое разбудило меня. Вчера я поздно приехала в деревню к бабуле Зине, папиной маме, на каникулы, и сама попросила постелить мне на веранде.
Здесь прохладно и садом пахнет! Засыпала, как в раю! Диван мягкий, тоненькое, старенькое одеялко почти невесомо согрело тело, и я погрузилась в сон мгновенно.
Откуда же я знала, что ни свет, ни заря припрутся эти пьяницы к Михайловичу, сожителю бабули, как язвительно называла его моя мама, и разбудят меня своими пьяными разговорами.
Моя мама с отцом в разводе, сама с бабой Зиной не роднится, но меня на лето отпускает к ней погостить.
Вот теперь лежу и, как в зоопарке, разглядываю особей мужеского пола. А, может быть, уже никакого пола у них нет?
Какие-то трясущиеся зверушки - небритые, нечёсаные, грязные. Конечно, кроме Михайловича. Он хоть и пьяница, но всегда аккуратненький и чистенький. До соплей никогда не напивается, но «газует», как ворчит бабуля, каждый день. Он бывший мент на пенсии, приехал из города и прибился к бабушке Зине. Она и так после смерти дедушки пять лет одна куковала.
Михайлович молодец, содержит себя и мою бабушку, работая садовником у богатенького соседа, а баба Зина его кормит и обихаживает.
Он не какой-нибудь опустившийся забулдыга, как его собутыльники. Лет ему уже под семьдесят, но выглядит намного моложе: высокий, худощавый, подтянутый. Лицо узкое, интеллигентное, но только после того, как он опохмелился. Тонкие очки в золотистой оправе скрывают серые умные глаза, которые никогда не смотрят прямо на собеседника, а всегда как бы полузакрыты. Говорит он тихо и ровно, даже, когда здоровается с людьми. Кивнёт, что-то пробормочет себе под нос и пройдёт мимо.
Я сначала, когда приехала и увидела его в первый раз, думала, что он не любит меня и не хочет общаться. Ведь я ему не родная внучка. Но потом мы с ним скорешились, теперь добрые друзья. Можем целый вечер о чём-то беседовать и спорить. А уж скупые рассказы о ментовском прошлом я любила слушать до тех пор, пока баба Зина нас поздней ночью не разгонит.
Вот только сначала его разговорить трудно, а уж потом только уши развешивай, да вопросы подкидывай. Но это, когда он полутрезвый! Сильно напивается редко, но очень метко! А потом болеет, пока опять не «квакнет»
Вот смотрю на пьяниц и удивляюсь! Зачем же людям, так хочется травить свой организм всякой гадостью? Ведь самогон, который разлил по столу рыжий Митяй, вонял так отчаянно, что у меня с души воротило даже на расстоянии двух метров! А они его в рот заливают, да ещё и проглатывают!
Тут Митяй взял кусок хлеба, промокнул самогонную лужицу, и откусив, начал медленно пережёвывать. Меня всю передёрнуло! Какая же мерзость, наверное, у него на языке?! А он даже не морщится.
Странный мужичок! Низкорослый, тощенький, весь помятый, рыжие, давно нестриженные и даже нечёсаные, волосы торчат во все стороны, небольшое, с кулачок, личико сморщено и густо обсыпано веснушками. Но глаза, в ехидном прищуре, смотрят пытливо и ясно. Если он не пьян и не ищет спиртное, то взахлёб читает художественную литературу. Баба Зина так и прозвала его «Читатель». Теперь с её лёгкой руки эта кличка прилепилась к нему и его так все давно зовут.
Тут его собутыльник Петруха, глядя глазами в разные стороны и обращаясь неизвестно к кому, тихо говорит, размякшими от выпивки губами:
- Айда домой! Понимаш ты, щас Зинаида припрётся. Даст нам жару!
Митяй, понимая, что больше выпивки не обломится, грустно щурится, вздыхает и ещё раз проходится кусочком хлеба по высохшей уже клеёнке.
Бабу Зину они с косым Петрухой побаиваются. И приходят сюда только сильно уважая Михайловича и его умение достать спиртное. Но теперь уже понимают, что их светлые надежды на сегодня больше не сбудутся: Михайлович сидит, полузакрыв глаза в блаженном состоянии, подлечившись и отдыхая перед уходом на работу.
Хлопнула калитка - пришла бабушка. Друзья переглянулись и начали привставать, опасливо оглядываясь на дверь.
Моя бабушка, красавица для своих лет, уже завязывала яркую домашнюю косынку на густые, чёрные с проседью, волосы. Сама крепкая, загорелая, серьёзное лицо почти без морщин и, естественно, без следа макияжа:
- Ага, вот, где они собрались субчики!
Петруха, от страха кося ещё больше, зачастил:
- Понимаш ты, у твоей соседки Елены зять Вовка седни ночью в городе помер. Вот мы и пришли Михайлыча известить.
Баба Зина в недоумении остановилась:
- Что с этим бугаём Вовкой могло приключиться? Неделю назад был здесь здоровёшенек, как огурчик! Кое как его тёща Елена выставила со двора. Уже за участковым собиралась посылать.
Так и увела его жена Ольга силком. Шёл он на вокзал, матерясь на всю улицу, за тащившей его женой.
Ей хоть под землю провались! Стыдно от соседей, что такого дурака выбрала, да ещё и от него дочку родила.
А дочка, Лизка-то, приотстала от них, аж слёзы на глазёнки навернулись. Ей всего седьмой годок, но уже стыдно за дурака отца.
Митяй тут же вступил в объяснения:
- Я ж говорю – это жена его укокошила, спецом домой вместе в город поехала, чтоб мужа убить. А потом опять сюда вернулась. Подождала, как мужик завоняет, соседи полицию вызовут, а тогда уже и она вернётся! Прямо к трупу! Вот тогда шасть похороны ладить в город. Она вне подозрений, и с неё взятки гладки! Никому и в голову не придёт, что она сама его убила!
Бабушка не вынесла долгих разглагольствований Митяя:
- У меня только и дела, как твои придуманные бредни выслушивать! Толком говори, что знаешь точно!
Сморщенное личико Митяя озарилось весёлой улыбкой:
- Но никто точно ничего не знает! И никогда не узнает! Как в полиции говорят, это - висяк! Верно, Михайлович?
Тот только прикрыл глаза и молча скривил губы. Петруха, глядя на грозное лицо хозяйки, решил, что не нужно испытывать благосклонную до сих пор судьбу:
- Митяй! Понимаш ты, нам видно по домам пора.
Он поднялся и, чуть покачиваясь, поплёлся к двери, а я внимательно наблюдала: сможет ли он вписаться в дверной проём? Или не видит его? Оказалось, видит! Благополучно покинул веранду.
Митяй, покряхтев, тоже встал, с сожалением покрутил в руках пустую бутылку, сунул её в карман и поплёлся за ним.
Баба Зина быстрыми, размашистыми движениями крупных рук, ловко промыла стол и поставила перед Михайловичем дымящуюся тарелку со щами. Густой запах поплыл по веранде.
- Юлька, тебе наливать?
Я соскочила с дивана:
- Конечно! Вкуснотища такая! Пока умоюсь, как раз немного остынет.
Набросив сарафанчик, бросилась к умывальнику в саду. И вот я рядом с Михайловичем уже дую на горячий наваристый суп в ложке, глотая слюнки от нетерпения. А в центре стола на тарелочке красовались, отливая розовым перламутром ломтики замёрзшего сала, от Михайлыча вкусно пахнет откушенным чесноком. Мы едим, а бабушка смотрит на нас и улыбается только глазами: сохраняет свой суровый имидж хозяйки дома. К чаю, кипящему в пузатом самоваре, на столе стоит варенье трёх сортов в небольших пиалках и сушки твёрдые, как дерево. В этом я вчера вечером убедилась - чуть зубы себе не сломала! Надо будет побаловать стариков нежными и вкусными блинками
1/4
Михайлович поднялся, поблагодарил хозяйку и, почти строевым шагом, рванул на работу к хозяевам в богатую усадьбу. Бабушка быстро выдала мне задание: прополоть пять грядок. Сама отправилась в деревенский магазин.
А мне с печальным вздохом пришлось взяться за работу: вовсе я не любительница сельского хозяйства. Но, если надо, значит надо! У бабы Зины не забалуешь: «заданный урок» она умеет спрашивать - будь здоров. Отыскала в комоде свой старенький купальник и присела перед первой грядкой. А грядки в этом огороде, наверное, с полкилометра!
Нет, конечно! Но мне всегда сначала так кажется. Потом втянешься в работу и ничего. Пришлось вспомнить детство: я тогда представляла растения в огороде живыми и помогала им избавиться от заклятых врагов - зловредных сорных растений, наступающих на чужую территорию. В игре ведь всегда дело идёт быстрее и интереснее! Что ж опять буду избавляться от наглых оккупантов!
Только я вступила в борьбу с сорняками, которых, к чести хозяйки, было немного, как из-за штакетника показалась долговязая фигура соседского сына Лёньки:
- Юлька, привет! Ты приехала?
- Нет, ещё в дороге. Только к околице подъезжаю.
- Опять к словам цепляешься? Какая была противная, такая и осталась!
Улыбаясь во весь рот, он разглядывал меня с таким интересом, что мне стало не по себе. Хорошо, что его позвала мать, тётя Люда, и он отлепился от забора.
А я вспомнила своего любимого Ванечку. Что он поделывает сейчас? Каждую свободную минутку думаю о нём.
За приятными мыслями и не заметила, что уже заканчиваю своё задание. Глаза боятся, а руки делают!
Часть вторая:http://proza.ru/2024/03/03/1226