Динка, молодая, не больше года, чёрная кудлатая дворняжка, была общая и ничья.
Она жила в подъезде бывшего «офицерского» многоквартирного дома, где любой из жильцов мог гладить её и кормить, а мог замахнуться и выгнать. Кормили и гладили чаще, чем гнали. Динка, выскочив на улицу, потом всегда смиренно возвращалась в подъезд, на свой половичок, постеленный детьми под почтовыми ящиками. Там же стояла чеплашка с кормом и миска с водой.
Динка ещё помнила, что раньше была чья-то, что у неё была хозяйка, которая кормила и баловала её, гуляла с нею на поводке, покупала игрушки и лакомства. А потом Динка убежала и заблудилась. Она сама была виновата и знала это. Она убежала со стаей чужих собак, которые с интересом Динку обнюхали и пришли к выводу, что она ещё щенок. С чужими собаками Динке было весело, а когда она опомнилась и поняла, что заблудилась, стало уже слишком поздно: наступила холодная, непроглядно тёмная ночь. Динка долго бегала по округе и скулила, искала свой двор и дом, а потом прибилась к «офицерскому» дому на углу улицы, как раз на повороте дороги.
Старший по дому, Сергей Иваныч, весёлой дворняге, почти щенку, в своём подъезде не обрадовался. Он сам был собачником: дома у него жили пожилая, толстая и полуслепая болонка Чапа, гордый ризеншнауцер Иннокентий, он же Кеша, и три разномастных и разновозрастных кота за компанию. Вписывать ещё одну собаку было решительно некуда, но Сергей Иваныч дал Динке кличку, разрешил детворе приютить её на половичке под почтовыми ящиками, подкармливал сам и не обращал внимания на воркотню бабок-соседок про антисанитарию в подъезде. Ещё он выдал сыну, восьмикласснику Юрке, боевое задание — посерфить городские соцсети, может, кто собачку ищет. Юрка вывесил ВКонтакт Динкину фотку и координаты.
Хозяйка объявилась, но, как мрачно думал Сергей Иваныч спустя несколько дней, «вот же ****а с ушами». Потому что эта, с ушами, сперва написала, мол, собачка моя, заберу непременно, но потом так и не пришла, а всякий стук в личку игнорила. Видать, поняла, что ни к чему ей эта собака, без неё лучше.
Сергей Иваныч снова помянул её недобрым словом, тихо, чтобы дети не услышали, и стал напряжённо думать, что делать дальше. По всему выходило, что придётся-таки забирать Динку себе, несмотря на безусловное грядущее недовольство грозной супружницы Марии. И то, в подъезде реально антисанитария, Динка подрастала невоспитанной и некультурной, любила с лаем гоняться за проезжавшими машинами, а вот это совсем никуда не годилось. Уличный поворот на углу дома был и для людей-то опасным.
Чтоб отрезать себе пути к отступлению, Сергей Иваныч даже ошейник купил — с гравировкой «Динка» и своим номером телефона. Но порадовать Динку подарком он не успел: чёрный «кореец», вывернув из-за злосчастного уличного поворота, прямо у него на глазах сшиб радостно кинувшуюся наперерез Динку, на миг притормозил и покатил дальше.
Задыхаясь, Сергей Иваныч со всех ног кинулся к Динке, отброшенной на обочину страшным ударом. Собачка уже не дышала, не билась в конвульсиях — шея у неё была сломана. Невольно стащив с головы шапку, Сергей Иваныч покрыл трёхэтажным матом укатившего водилу, хотя понимал, что тот никак не мог не сшибить собачонку — ну, место такое, что поделаешь, — а также ****у-хозяйку Динки и самого себя, колебавшегося идиота. Теперь надо было спешить, пока Юрец и другие дети из школы не вернулись.
Сергей Иваныч принёс из гаража чёрный мусорный пакет и бережно уложил туда собачку, решив, что скажет Юрцу и ребятишкам, будто ****а с ушами Динку всё-таки забрала.
Он зарыл Динку в овраге за домом. Но перед тем, как закидать глубокую яму землёй, достал из кармана приготовленный ошейник и осторожно надел на собаку, путаясь пальцами в окровавленной шерсти.
Чтобы Динка навсегда перестала быть ничьей.