В моей частной модели мира, фрагментарной, пёстрой, сложившейся десятилетиями, множество имён и сюжетов одной исторической эпохи существуют параллельно, словно у каждого своё время. Сменилась эпоха частной жизни, по возрасту исключён из участников общественного процесса, в котором деньги и власть указывают человеку его место. Читаю меньше, пишу больше, не на алгоритмических языках. Видимость исторической ретроспективы улучшилась, и всё же, надо прожить несколько таких жизней, чтобы туман осел. Запаса личного времени не обнаруживаю, поэтому заимствую и переживаю прожитое не мной, обживая там, где меня не было. Пытаюсь придать форму тому, что узнал, прежде чем забуду: хаотические записи, конспекты, случайная коллекция разного рода фактов, мнений и воспоминаний. Пока пишу и правлю, река времени течёт, разбиваясь на русла по числу расходящихся веером сюжетов, намечается дельта, заросли камышей, омуты, дальше море, океан, бездна – ни дна, ни следа.
Каким-то образом надо связывать то, что запутывается в нитях слов, со своей жизнью. Связь искусственная. Поиск искусства, – подсказка внутреннего голоса. Буду писать от первого лица, так интереснее.
Перемежая своё всем, что окажется под рукой, стану считать, что это центон.
Новое для меня слово попалось в краткой характеристике книги Фриша ("Человек в эпоху голоцена" – название точно не помню, надо будет проверить). Смотрю определения. Исходно центон означает забаву со стихами: смешиваются строки разного происхождения, привычное становится комическим. В широком смысле центон род литературной мозаики или полотна из обрывков, кусков… как его… коллаж, да – литературный коллаж. У Фриша, кстати говоря, повествование идёт от первого лица, доживающего свои последние дни. Жизни осталось несколько дней, а в цепочке фрагментов, придающих хронике частного лица внешнее содержание – голоцен, бездна времени и географические просторы.
Пусть будет коллаж, коллекция дат, имён, цитат, фрагментов своей и чужой жизни, придуманое невзначай и заимствованное по случаю. Отправлюсь на поиски магического кристалла.
Буду менять фон и фигуру местами… где ты, фигура речи?
Кстати, о фоне, наугад снял с полки (в Сети) одну из книг Фриша, читаю последний абзац:
«Нет ни начала, ни конца. Все повторяется, ничто не возвращается: лето за летом проходит, годы не значат ничего – один час может сохраниться: час в лодке, час вечером при свечах, дождь, стучащий по жестяной крыше; ослы кричат у цистерны с водой; Хинкельман лежит в расщелине, где его никто не найдет; весна с первыми вечерами у открытого окна, когда поезда идут над озером; Ивонна, очищающая веточкой землю со своих изящных ботинок, – это останется! Того времени, что показывают часы, не существует, а есть только пронизывающая все раскаленная молния эфемерности – в ней и заключена жизнь, а по краям молнии еще светятся, пусть и недолго, сады воспоминаний, сумасшедший хаос зигзагов, ущелий и лесов, улиц и острых крыш, морей и мачт, разговоров, внезапных объятий… А потом все снова поглотит ночь».
Ивонна и Хинкельман останутся там, где они есть, ни начала, ни конца у того, чем я намерен заняться – уже занят – не существует.
Ещё один роман, который стоит прочитать, если он переведён – "Штиллер" (1954) – о человеке, который не хочет быть самим собой. В романе нет последовательно развертывающегося действия, как бы отсутствует минимальный порядок. "Штиллер" – записки, эта манера полюбилась автору, так как искренен до конца человек может быть только с самим собой. Жизнь, по Фришу, – это столкновение человека с собственной ролью и сопротивление ей.
Любопытно. Меняя амплуа, выступая в разных ролях, имеешь одну, которую полагаешь собственной, но не можешь её внятно определить. Сопротивляясь неопределённости… да, тут есть о чём подумать.
Что дальше?
«В одном из лучших своих романов «Назову себя Гантенбайн» Фриш рассматривает проблему исходной многовариантности жизни: перед человеком открыты два пути, но один из них воплощается в действительности, а другой можно прожить лишь в воображении».
Действительность и воображение. Два пути лучше, чем один, они могут сойтись в одной точке, образуя замкнутый контур. Могут и не сойтись.
На том пути, что принадлежит реальности, однажды взял в руки карманного формата книгу в бумажной обложке (paperback ), прочитал и оставил себе сущую малость, не всё сразу забыл. Когда? Нахожу запись от 25 ноября 2013 года:
Макс Фриш. Человек появляется в эпоху голоцена. М.: АСТ:Астрель, 2011.– 186 (Классическая и современная проза) (оригинал – 1979).
На обложке: «Самое авангардное из творений Фриша, в котором основная, автобиографическая, линия как бы "вплавляется" в реальность газетных вырезок и цитат…»
В огромном супермаркете снял книжку с полки, вышел через кассы, устроился на мягком диване – островок посреди людского потока вокзальных масштабов (площадь трёх вокзалов подсказала ассоциацию) – читаю. Книга, в сочетании с баночкой пива и удобным расположением, оказала замечательное воздействие, появилось ощущение приглашения в поездку. Что там будет впереди – открываю наугад, сотая страница, первая строка: «Человек всегда остаётся дилетантом».
* * *
Тот мягкий островок давно уже скрылся за горизонтом, течение времени сносит к другим берегам. Остаюсь дилетантом. Продолжение следует.