Не сдаваться!

Мила Стояновская
          Котька совсем не помнил своего отца. Родился он в конце первого послевоенного года и всё, что  знал о нём, это только то, что рассказывала ему позже мама. Отец умер от множественных ран, изводивших его болями и жгучими воспоминаниями о  страшном военном времени.  Котька только начинал говорить, когда отца не стало. Мама больше не выходила замуж и всю жизнь прожила с сыном, отдав ему всю свою нерастраченную любовь. Но неженкой Костя не стал, наоборот, он рано  повзрослел и сколько себя помнил, всегда помогал своей маме. 
     Надорвав здоровье на двух работах,  мама стала прибаливать,  и  Костя всеми своими детскими силами старался хоть часть её забот взять на свои хрупкие тогда ещё плечи.  Он рос внимательным и заботливым, добрым и непритязательным. Никогда ничего не просил, никогда не капризничал. Уроки старался выучить уже в школе, чтобы после занятий помочь своей маме вымыть подъезды нескольких домов.  С утра же, пока Котька был в школе, она убирала в двух дворах,  сгребая опавшие листья или снег.   Когда мама неожиданно бледнела и хваталась за сердце, он  укладывал её в постель и вызывал «скорую».  После уколов мама засыпала, а сын бежал выполнять её работу. Терпел насмешки и хамство старших парней, не ввязываясь в драки и ссоры, сколько бы на него не наскакивали.  Он понимал: если с ним что-то приключится, мама не выживет.  Времени ни на что другое не оставалось, он не посещал никакие кружки, не болтался во дворе с ребятами. Если выпадало немного свободного времени,  читал маме книги или просто разговаривал с ней обо всём. В общем, парень рос, «не хватая звёзд с неба». Учился средне, не скатываясь в абсолютные  «троечники», но особого рвения к учёбе не проявлял.

        – Костенька, что же ты учишься «спустя рукава»? Ведь поступать куда-то после школы надо будет, – мягко упрекала мать.

        – Нет, мама. Не буду я никуда поступать. Не всем дано учёными быть. Кто-то должен и впахивать. Я на завод работать пойду. А там и без формул  можно  лопатой орудовать. И зарплата мало отличается от инженерской.

        – Я-то мечтала, что ты выучишься, станешь уважаемым человеком и будешь счастливым, – смотрела она на него с лёгкой укоризной.

        – Счастье, оно ведь для всех разное, мама, – рассуждал вслух Костя, – кому-то учиться очень хочется и он рвётся скорее из дома уехать, поступить в московский университет или ещё какой. Вот будет далеко от дома учиться, а потом людьми командовать и это его счастье. А моё счастье – мой дом, ты, родная, рядом со мной. Я хочу каждый день с работы к тебе, домой возвращаться. Моё счастье такое и другого я не хочу.

        – Костенька, послушай меня. Пройдёт время, ты встретишь девушку и захочешь создать семью. Так ведь? А если она не пожелает жить с простым работягой? Сейчас же всем «образованных» подавай, с перспективой! А у работяги какая  перспектива?

        – Если  такой я ей не нужен буду, значит, эта девушка не «моя». Буду «свою» искать. Зато потом у меня счастье сразу в два раза увеличится, – спокойно объяснял маме Костя.

      Мать только с сомнением покачивала головой, надеясь, что пройдёт пара-тройка лет и мысли сына насчёт последующей учёбы переменяться.
А время, действительно, летело вперёд, не задерживаясь даже на минуточку.
Костя окончил обучение в школе и пошёл работать на завод такелажником. Работа простая, сродни грузчику, только грузы больше, габаритнее, вручную не перенесёшь. А техника по их перемещению совсем несложная: кабели, канаты, лебёдки. Будь внимателен и аккуратен и всё у тебя получиться.
Встретил он на заводе девушку, Любушку, работавшую здесь учётчицей. И хороша была девушка: добрая, красивая, скромная. Именно такую мечтал встретить Костя, а как понял, что её он и ждал, познакомил её со своей мамой. И маме Люба понравилась - домовитая, заботливая и Костю,  похоже, любит.   Расписался Костя с Любушкой, и стала у них семья из трёх человек. Радовался Костя, всё получилось, как он загадывал.
       А через год родился у них мальчик. Да такой хорошенький! И красивый,  в Любушку, и умненький. До школы  буквы все знал, и читать научился – бабушкина заслуга. Под старость лет открылись у неё педагогические таланты. Учился Игорёк с желанием, спортом увлекался, радовал свою семью успехами в учёбе и спорте. И всё время рядом с отцом, особенно на даче. Пока мама и бабушка грядками занимаются, мужчины и домик укрепят, и водяной насос починят и свой старенький «Москвичок» подремонтируют. Игорёк всё хотел знать и всё уметь, и всегда с удовольствием помогал родителям.
      Так незаметно вырос, возмужал и после окончания школы в железнодорожное депо работать устроился, вместе со своим лучшим другом, с которым со школы были они «не разлей вода». Вместе и в армию служить ушли. А тут… война в Афганистане. Далеко вроде, но интернациональный долг… Игорь сообщил своим, что едет в Афган этот самый долг выполнять. По сию пору помнит Константин Сергеевич, как отчаянно и горько рыдала его Любушка тогда. Как утешала её его мама, а у самой не переставая слёзы текли по щекам. Видимо, чувствовали они уже тогда, что больше не увидят сына и внука  живым.

      …На последнем повороте самого опасного ущелья в Гиндукуше было жарко. Игорю предстояло на полном ходу отцепить от тягача, выпрошенного талибами у пакистанских исламистов, платформу, битком набитую оружием, и, сбросить её в пропасть. Это всё равно, что пытаться проникнуть в знаменитый американский Форт Нокс. Моджахеды прочёсывали этот участок шоссе, видимый, как на ладони, охранными постами, вооружёнными до зубов. Не зря его называли «гиблым». Задача почти невыполнимая. Но в армии приказы не обсуждают, их выполняют. И чья-то жизнь здесь почти не имеет значения, это не главное.
      Все знали, если сейчас современное, совсем новенькое оружие попадёт к талибам, то, с таким трудом освобождённые города Афгана, опять зависнут под игом мусульманских теократических фанатиков. И тогда прощай демократия. Наркота, патриархат, насилие, средневековые порядки, всё это вернётся. Бедные, несчастные пуштуны, измученные бесконечной войной!

«Нет уж! Ни за что! Зря разве столько наших ребят погибло? Они пришли сюда, чтобы дать населению хорошее, светлое. И оно, это «хорошее», население обязательно получит. Любой ценой! А оружия этим гадам не видать!»– размышлял Игорь.
      БТР-очка попыталась незаметно приблизиться к платформе… Не вышло. Моджахеды просматривали местность вдоль и поперёк. Конечно, внутри БТР, под грозным панцирем сидеть гораздо спокойнее, гранаты  талибов отскакивают от неё, как мелкие дробинки охотников сафари от шкуры огромного слона. Но так долго продолжаться не может. Кто-то должен прыгать на эту чёртову платформу, подставив своё живое тело, в камуфляжном комбинезоне и маленьком старом шлеме, вражескому огню. А это уже совсем другое дело…
      Игорь, зная, что будет «кисло», без паники приготовился к прыжку. О себе не думал, прошлая жизнь перед глазами не мелькала. Сейчас он выкинул из головы мысли о доме, о девушке, которая верно ждала его, если верить её письмам, на секунду мелькнули глаза мамы. Но, нет, сейчас не до этого! Он сосредотачивался на задании.
      А моджахеды между тем открыли пулемётный огонь, и смертельный град буквально накрыл БТР. Тут и там рвались гранаты, небо полыхало огнём и дымом взрывов. В чёрном грохоте земля и горы сливались воедино, охваченные адским пламенем.
Закусив до крови губы, Игорь цеплялся за жиденькую страховочную сетку и, наконец, приземлился на болтающуюся от скорости платформу. Укрывшись за плохо закреплёнными ящиками, он склонился к сцепам тягача. Ловкие пальцы бывшего железнодорожного ремонтника сразу нащупали и отметили болты соединения. Массивные стальные брусья были закреплены кое-как, (талибы всегда спешили). Но что могут человеческие пальцы против железных скоб толщиной в руку?
«Что же делать? Что?! Отец бы сказал: «Не сдаваться!»  Значит, не сдаваться!»

      Игорь судорожно шарил рукой около ящиков и нервно вертел головой.
 «Что это? – рука нащупала маленький ломик, – Да вот же оно! – он поднял ломик и … по болтам – раз! И ещё – раз! – Отлично!»

      Сцеп справа отлетел, платформа покатилась быстрее, словно барахтаясь, почти сползая в пропасть.
Радость горячей искрой вспыхнула в голове Игоря. Он снова рванул руку вверх  и тут же почувствовал жгучий укус пули, ударившей его в плечо. «Чёрт, чёрт!» – ругнулся он, но, превозмогая боль, опять вскинул руку с ломиком. На этот раз резко опалило огнём ногу, и боль разлилась по телу такая, что перехватывала дыхание и не давала сосредоточиться. Скрипя зубами, Игорь собрал последние силы и шарахнул, как мог, по левому сцепу. "Теперь сползти с неё. Ура! Получилось!"
     Платформа замедлила ход и задом въехала в БТР-очку, которая сильным толчком, словно поднатужившись, перевернула таки оружейный склад в пропасть. «ААА!» – вскрикнул он и получил оглушительный удар из нескольких зарядов в спину, который опрокинул его, как большую тряпичную куклу, прямо в пропасть. Последнее, что мелькнуло в меркнущем сознании, яркая вспышка слева и… вечная тьма.
Никто из живых не узнал ничего о последних мгновениях Игоря.

Получив известие  о гибели единственного сына, Любаша застыла на несколько секунд, а потом заголосила таким утробным голосом, словно пыталась докричаться до самых дальних уголков небес, где навеки скрылся её мальчик, её Игорёчек. Рядом надрывно плакала бабушка, обезумевшая от горя. Константин метался между любимыми  женщинами, успокаивая их и отпаивая  лекарствами.  Не выдержало сердце дорогой мамы, и она ушла следом за любимым внуком, через несколько дней после известия о его смерти. Горе, больше которого трудно представить, придавило Любашу. Константин держался из последних сил.
      Больше месяца Константин Сергеевич выхаживал свою Любушку, пытаясь вытащить  её из депрессии, не оставляя ни на день одну, для чего взял на работе отпуск без содержания. Медленно, очень медленно оттаивала её душа, закованная чёрными, ледяными оковами тоски по сыну.
Только через полгода во взгляде Любушки мелькнуло тепло и какой-то смысл, и ещё через несколько месяцев она впервые снова улыбнулась. Как ни старался Константин Сергеевич уберечь жену, стала и она прибаливать, как некогда мама, часто в больнице лежала. Врачи предупреждали: «Сердце износилось, надо опасаться инфаркта».
      Много лет прошло, как не стало их сыночка Игорька и родной мамы. Сами они с Любушкой состарились. Горько одним, а что поделаешь?
      Теперь Константин Сергеевич понуро стоял на ступеньках, которые сбегали вниз на спуске в метро. Он разжимал свою большую, натруженную ладонь, разглядывая несколько десятирублёвых монет, затем снова с сожалением сжимал монеты в кулаке. Его Любушка снова в больнице, сегодня Восьмое марта, а он…
«Как же это я? Как же я не рассчитал, забыл совсем, что праздник скоро? Просадил все деньги, до пенсии ещё три дня, а праздник - вот он, его не отодвинешь. Теперь Любушка моя без цветов останется. И занять не у кого. Совсем мы с ней одни», – горестно думал он.
Чуть ниже его, на самой последней ступеньке стояла большая картонная коробка полная веток  мимозы. Продавец – лицо кавказской национальности, шмыгал огромным «ястребиным» носом и сверкал чёрными глазами из-под объёмной серой кепки. Он широко улыбался, обнажая крупные зубы, и завлекал прохожих.

        – Цвэты! Цвэты! Самие свэжие, самие  красывие!

Мимоза продавалась очень хорошо и коробка быстро пустела. Бойкий продавец ужом вился около коробки и веточки с солнечными цветочками плыли в людской толпе.

        – Не могли бы Вы мне одну, самую маленькую веточку продать? – робко спросил Константин Сергеевич, протягивая ладонь с мелочью кавказцу.

        – Зачем не могу, слюшай, – повернулся тот, и тут же сменил тон, – что ты даёшь? Двэсти рублей! – раздражённо выкрикнул он.

        – У меня больше нет денег, пожалуйста! Ну, пожалуйста, отломите маленькую веточку. У меня правда больше нет денег, – Константин Сергеевич стал сбивчиво объяснять, что его любимая жена неожиданно снова попала в больницу, а деньги закончились совсем, но он не может прийти к ней без цветочка.

        – Э-э, старик, отойди, слюшай! Денег – нет, цвэтов нет! Зачем ломать? – попытался отодвинуть настойчивого просителя продавец и, задев его ладонь, рассыпал мелочь в грязную, снежную кашицу под ногами прохожих.

      Глаза Константина Сергеевича наполнились слезами.  «Не сдаваться!» – упрямо твердил он про себя. Он наклонился и стал собирать монеты из грязи. Вдруг прямо перед ним упал небольшой обломок веточки в цветах. Старик протянул к нему руку, но людской поток нельзя было остановить и чьи-то ноги в тёплых ботинках, торопясь, прошли по веточке. За ними другие и следующие, за секунды превратив её в грязное месиво.
Чья-то твёрдая рука помогла Константину Сергеевичу подняться, и он услышал: «Пойдёмте, отец, там, с другого входа в метро тоже цветы продают».

          – Да у меня денег не хватит, – начал было Константин Сергеевич.

Но, мужчина доброжелательно и настойчиво вёл его с собой. Пройдя метров шестьдесят, они подошли ко второму входу. Мужчина выбрал пять пушистых веток мимозы и, вручив их счастливо-улыбающемуся деду, спросил: «Куда Вам?»
 Константин Сергеевич ответил:

        – В больницу мне, к жене, – назвал он адрес.

        – Так нам же по пути! – улыбаясь, сказал мужчина, – Только до машины дойдём и в магазин забегу, я быстро! Сейчас, отец, с ветерком домчу! – пообещал незнакомец.

      По дороге в больницу познакомились и разговорились. Как-то незаметно  Константин Сергеевич рассказал новому знакомому всю свою жизнь.
У больницы Константин Сергеевич получил объёмистый пакет с продуктами для его любимой жены.

        – Будьте здоровы, отец! Любимых нельзя оставлять без цветов, особенно в праздник! И благодарить меня не надо, как отцу мне хотелось помочь Вам. Вы мне отца моего напомнили.  Вот прямо очень! А он меня учил  всегда помогать людям и никогда не сдаваться.

      Константин Сергеевич шёл по больничному коридору,  широко улыбаясь, и  верил, что сегодня встретился с сыном, которого когда-то тоже  учил делать людям добро и никогда не сдаваться.