Я хочу.
Чтобы меня запомнили таким.
Как вы знаете, мы смертны иногда.
Смертны, вполне внезапно.
По вроде не совсем предвидимым и не зависимым от нас, причинам, чтобы лишний раз умереть.
Лунное затмение, магнитные бури, вспышки на Солнце.
Кто его знает, на что это влияет.
Но я-то знаю, вполне уверен в этом.
Как и в своем последнем желание.
Окно закрыто, на кухне газовые форсунки включены на полную мощность.
Расстеленный диван, на котором прилег.
Немного отдохнуть, перед долгой дорогой.
— Человек смертен…
То ли говорит, то ли утверждает кот бегемот.
Я его глажу по шерстке, он мурчит от удовольствия.
— Погладь, погладь, еще, еще. Да, да, вот здесь, почеши, плиз..!
— Может не надо.., — шепчу ему в ушко. — Я буду всегда тебя чесать за ухом.
— Мяу, не дави на больную мозоль. Понимаешь: надо, Федя, надо. Перед смертью вы все говорите:
Может не надо, может не надо.
Талдычите одно и тоже.
Даже неинтересно стало с вами в последнее время.
Развелись графоманы… вот был бы ты котоманом, я бы подумал…
Промурлыкал Кот.
— Да не, тут я согласен.
Забирайте меня, мое тело и душу.
Только одно условие имеется, к вам, или вашим работодателям, или кто там еще у вас.
— И какое же, позвольте полюбопытствовать, что у вас за последнее желание.
Хотя сначала можешь покурить, напоследок.
Это еще безопаснее всего, что ты натворил.
— И что же я натворил? — спрашиваю.
А рядом с говорящим котом, возник субъект, в клетчатом костюме и в пенсне: одна линза треснута, а пальцы мелко дрожали, как от похмельного тремора.
— Как же-с: вот, извольте: мастурбировал на Наталью Варлей, в ванной.
— Ну и что, мне тогда было 16 лет, а у неё такая попа, была.
Из фильма «кавказская пленница».
Да и вообще, все мужики о ней только и мечтали. Что это, грех?
— Ладно, ладно, не кипишуй тут. Не гони волну, не любит этого наш мессир.
— Че, Бегемот, тоже лапка-то чесалась поди?
Субъект, с разбитым пенсне обратился к коту.
— Сам тоже хотел полапать ее за задницу?
— Мяу!, — фыркнул говорящий кот, утирая морду той самой лапой.
Потом субъект продолжил:
—Фаготом меня звать. Один грешок, так и быть, по старой дружбе, с тебя списывается. Но остаются другие….
Ты пытался их замолить: ходил в церковь, крестился, ставил свечки, целовал нарисованные доски…
— Прекрати..! Я сам знаю и помню..
— Может ты и помнишь и знаешь, только бессонница у тебя от этого знания.
Тебя не возьмут никуда: ни в рай, ни в ад.
Будешь как гав.., как субстанция в проруби бултыхаться.
— И что теперь?
— И что теперь, странный вопрос, вьюноша.
Передо мной возник старик, в темной комнате со свечами.
Раньше они назывались, канделябрами.
Это я помнил и знал.
Я находился перед ним, а говорящий кот оказался на подоконнике, у завешенного окна, за котором не было ничего видно.
Старикан сидел в кресле, одетый в красный махеровый халат, и почему-то очень подозрительно выглядел.
Со своей длинной тростью, из желтой слоновой кости, с кольцом на указательном пальце, и почти обнаженной склоненной девушкой, которая ему втирала мазь в голое колено.
Его левая нога была открыта от одежд.
Запах от едкой мази сбивал напрочь мои чувства, от какой-то реальности, в которую трудно поверить, но можно пощупать руками.
Что и сделал, — ущипнул.
Самого себя.
Стало больно.
Получается это не сон.
Тут почему-то захотелось ущипнуть ту девушку, за неприкрытую соблазнительную попу, точно выставленную напоказ.
— Не стоит так делать.
Старец покачал седоватой головой, будто читая мои мысли.
— Ее зовут Гелла. Она ведьма, может превратить тебя в жабу, ну или в паука, в любой момент.
Я отдернул, протянутую было руку к упругим ягодицам.
— Проклятое колено, оно, иногда так ноет, что хоть плачь.
С того дня, 14 числа, месяца нисана.
Только эта мазь от Геллы и спасает, в такое время.
Старикан развел руки в стороны, словно показывая, что ничего не в силах поделать с этой привычкой.
— Можешь, не стеснятся, и говорить, что хочешь. Или спрашивать.
— Я просто хочу…
Старик сделал знак, заставив меня замолчать, блеснул перстень на пальце, когда он такое сотворил.
— Я больше не желаю слышать, об этом.
Один раз произвел такое деяние, о чем уже сожалею.
Ведь я не желаю больше спорить с Самим.
Но ладно: раз уж зашел об этом разговор — как там было, Бегемот, поведаешь нам?
— Да мессир, это было так:
«В белом плаще с кровавым подбоем,…»
— Да нет мессир, там тогда всё было не так, — вклинился в разговор Фагот, в клетчатой рубашке с белоснежной манишкой, до этого стоявший молча, позади кресла, на котором восседал старик, протирая линзы пенсне прозрачным платочком.
Я еще подумал, что он накрахмаленный.
С 19 века.
И это мне всё видится будто во сне, только во много раз ощутимом.
— Дело было на Патриарших, вы тогда подсели на скамейку к двум людям, которые спорили: был ли Иисус на свете..
Старец поморщился: то ли от воспоминаний, то ли от злобно манящий вонючей мази, которую, втирала ему в ногу обнаженная молчаливая помощница, Гелла.
— И что же я тогда ответил? Мой добрый подсказчик Фагот.
— Что-что, так и ответили, как в той книжке написано: мол, всё дерьмо и всё неправда. Как их еще в библиях, что ли.
— Что есть, то есть, дерьмо, оно и есть дерьмо.
Даже в Африке.
Проговорил старик величаво, с какой-то печалью.
— Теперь о тебе речь пойдет: ты кто такой, вообще?
Тексты твои дерьмо, книжки дерьмо. И сам ты дерьмо.
Хотя ладно. Черт с тобой.
Старик нехотя махнул рукой.
— Иди, встань, перекрой газ, я разрешаю.
Можешь пожить еще. На это раз. Только немного, и недолго. А если напишешь бестселлер, то конечно заберу тебя к себе, обещаю. Там всё будет, как ты любишь… бесконечное одиночество, тоска, и грусть.
Хотя до Мастера, которого я уже взял до этого, тебе еще, как до Пекина раком, и пешочком.
Ты мог бы ему составить компанию. Если так пожелаешь, но пока решил дать тебе последний шанс.
Мы еще встретимся, где-то там, в другом месте.
Старец немного задумался и продолжил:
— Это будет свет, идущий от лунной дорожке.
Там и будет наша встреча.
— Но я просто…
— Вставай уже, долбоеб хренов!
Кричит мне Кот во весь голос.
— Вставай, ****ина! — вторит ему Фагот.
Он снял пенсне, ласково так, стал твердить в ухо:
— Напиши свой последний роман. Да чтобы нормальный он стал, без лжи и фальши, который не стыдно будет показать нашему мессиру. А рукописи не горят, как ты уже знаешь.
Удаляй, не удаляй, они всё равно хранятся, вот здесь.
Фагот постучал по своей прилизанной голове пальцем.
— Я, я вообще не хотел.. вы не так поняли меня…
И не превращайте меня в паука, пожалуйста!
Ведьмочка Гелла, прости, за пошлые мысли….
*
— Я больше никогда не стану этого делать…!
Кричу в голос, и просыпаюсь, открывая, наконец, глаза.
В уши долбиться долгий звонок, исходящий от телефона.
Пришлось очнутся, для начала встать с постели.
Первым делом сходить на кухню, закрыть газовые форсунки.
Открыть окно настежь, для проветривания.
Выругался немного с примесью мата— даже помереть от отравления, спокойно не дадут.
Затем взял телефон, посмотрел на экран,
Пропущенный звонок, от абонента, который записан у меня как «гадский издатель».
Хотя надо, так надо, — думаю я, снова усаживаясь перед клавишами, на которых набивают тексты.
Ведь я еще пока живой, и уже не боюсь обещанной встречи с Мессиром.