de omnibus dubitandum 25. 348

Лев Смельчук
ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ (1644-1646)

    Глава 25.348. ВСТРЕЧАЮТ ПО ОДЕЖКЕ…

    По рассказам французских мемуаров того времени, случай этот был одним из самых замечательных событий, совершившихся в тогдашнем Париже.

    Для того, чтоб дать французам посмотреть хорошенько такую небывалую диковинку, послов просили въехать в Париж в воскресенье и притом около полудня. Опалинский охотно принял это предложение, и в назначенный день потянулся по улицам Парижа его длинный поезд.

    И хозяева и, гости старались в этот день превзойти друг друга щёгольством и пышностью, но в настоящем случае и французы и поляки поразили друг друга резкою противоположностью своих вкусов. Поляки до такой степени изумили своим богатством и своей тяжёлой восточною роскошью, что тогдашние французские учёные пустились в серьёзные розыскания о том, не происходят ли приехавшие к ним издалека гости от мидян и древних персов, которые оставили в истории память о своих диковинных, почти баснословных богатствах.

    В свою очередь, поляки, напротив, дивились бедности французов. В глазах поляков, привыкших к множеству драгоценных камней, к массивным серебряным и золотым изделиям, все принадлежности щёгольских французских нарядов: банты, ленты, шитьё, перья и кружева, которыми так тщеславились французы, казались никуда негодными тряпками.

    Спутники Опалинского даже дивились между собою тому, как можно было выставлять напоказ такие безделушки перед иностранными гостями.

    Поляки въехали в Париж через предместье св. Антония. Здесь во дворце Рамбулье ожидал их герцог д’Эльбёф с двенадцатью придворными чиновниками. Здесь же Опалинский поставил в порядок свой поезд, который под предводительством французского церемониймейстера двинулся в самый Париж.

    Шествие открывалось пешей хоругвью воеводы познанского. Перед ней, на превосходном коне чистокровной турецкой породы, ехал начальник воеводской хоругви, в жёлтом атласном жупане, в пунцовой шёлковой ферязи, подшитой дорогими соболями. Соболья шапка ротмистра с золотой тульёй была украшена дорогой пряжкой из рубина и белыми страусовыми перьями; ножны его сабли были густо усажены бирюзой. Седло и чепрак были вышиты золотом, а стремена и вся отделка сбруи были серебряные. За хоругвью шли 30 человек пехоты в жупанах из красного сукна и в таких же плащах, у каждого пехотинца было на плаще по восьми больших серебряных пуговиц; серебряные ножи, секиры и мушкеты на плече составляли вооружение этого отряда.

    Было бы слишком долго описывать в подробности всю пестроту и всё великолепие посольского поезда, который перемежался с отрядами конной французской гвардии. Атласные и бархатные жупаны и ферязи всевозможных цветов — белые, жёлтые, красные, фиолетовые, литые золотые и серебрёные пояса, сабли с отлично вычеканенными рукоятками, и с ножнами, осыпанными бирюзой и множеством драгоценных камней, брильянтовые пряжки на дорогих собольих шапках и золотая сбруя безостановочно в продолжение нескольких часов мелькали в глазах удивлённых французов.

    Особенно поразила парижан ближайшая прислуга воеводы познанского. Она состояла из двадцати четырёх человек, ехавших на отличных арабских и турецких конях. Каждый из всадников, одетый в богатый наряд, имел за спиной лук и колчан, наполненный стрелами. В поезде участвовали также шесть герольдов или трубачей, они были одеты в гербовые цвета рода Опалинских и с гербами этой фамилии, вышитыми серебром и золотом. За герольдами два конюха вели под узды белого турецкого коня, на котором ездил иногда сам воевода. Седло и чепрак на этом коне были отделаны золотом и множеством бирюзы; вся сбруя была из чистого золота; на лбу у коня сверкала большая рубиновая бляха, а широкая сбруя имела столько золотых кистей и золотой бахромы, что весь конь Опалинского, казалось, был покрыт золотой попоной, унизанной драгоценными камнями. Подковы коня были золотые.

    Богатство поезда увеличивалось, однако всё более и более, по мере того, как приближались послы.

    Наконец показался и сам Опалинский, как будто весь, с головы до ног, залитый в золото и обсаженный драгоценными камнями. У коня, на котором ехал теперь Опалинский, даже вся сбруя была отделана бриллиантами. Конь этот был приучен к тому, чтобы стать на колени при появлении королевской фамилии.

    С жадным любопытством зевала толпа на все рябившие в её глазах богатства: что же касается собственно парижанок, то они засмотрелись не только на посольский поезд, но и на самого посла.

    Опалинскому, было в это время, с небольшим тридцать пять лет. Его важная осанка и лихая посадка на коне, приятный взгляд его больших чёрных глаз, выразительные черты и свежесть его лица, а также длинные, густые усы воеводы чрезвычайно понравились француженкам.

    За послами нескончаемой вереницей тянулись кареты и ехали французские и польские всадники. Поезд замыкался длинным рядом возов с вещами, принадлежавшими послам. Чтобы понять, как огромен был весь этот поезд, надобно заметить, что хотя он вступил в Париж в самый полдень, но тянулся до самых поздних сумерек, так что когда послы проезжали около королевского дворца, на балконе которого сидел восьмилетний Людовик со своей матерью, то уже почти ничего не было видно.

    В Париже для жительства послам был отведён вандомский дворец, владетели которого были в ту пору изгнанниками. Первая аудиенция была назначена Опалинскому на другой день, т.е. 31 октября. Она происходила с чрезвычайной пышностью и здесь поляки изумили французов богатством своих нарядов.

    Миновав длинный ряд великолепно убранных покоев, они вошли в аудиенц-залу. Здесь король и королева были окружены множеством придворных кавалеров и дам, которые в своих пёстрых и ярких нарядах казались полякам живыми цветами и из которых приглянулись им очень многие.

    Людовик XIV и его мать, сделав один шаг навстречу послам, благосклонно выслушали краткие речи, произнесённые епископом и воеводою, и приняли от них верительные грамоты, присланные Владиславом IV. После этого, королю и королеве были представлены знатные польские шляхтичи, сопровождавшие послов на аудиенцию.
По окончании аудиенции, послы отправились в неверский дворец, к королевской невесте. Окружённая множеством принцев и принцесс Бурбонского дома, Мария-Людовика (Людовика Мария Гонзаго)* чрезвычайно вежливо встретила послов у самых дверей залы.

Людовика Мария Гонзаго худ. Шарль Бобрун

*) Мария Луиза де Гонзага (фр. Marie Louise Gonzaga de Nevers; 18 августа 1611 [Maria Ludovica Gonzaga // RKDartists (нидерл.)], Париж [Deutsche Nationalbibliothek Record #104321350 // Gemeinsame Normdatei (нем.) — 2012—2016] или Невер — 10 мая 1667 [Maria Ludovica Gonzaga // RKDartists (нидерл.)], Варшава) — королева Польши (под именем Людовики Марии), супруга последних королей династии Ваза — Владислава IV и Яна II Казимира. Дочь французского герцога Шарля де Невера из дома Гонзага (с 1627 — герцога Мантуи) и Екатерины де Майенн (племянницы знаменитого герцога Гиза).
Мария-Луиза Гонзага (польская: Людвика Мария; 18 августа 1611 - 10 мая 1667) была королевой Польши и великая княгиня Литовская в браке с двумя королями Польши и гран d князья Литовские, братья Владислав IV и Иоанн II Казимир. Она родилась в Невере у Карла I, герцога Мантуанского, и Екатерины де Гиз.
Активная и энергичная женщина, она была решительным сторонником монархии и религиозных убеждений. преследование, за которое ее не любил очень демократический польский двор и польское дворянство. Тем не менее, ей удалось оставаться вовлеченной в политику Содружества, что привело к основанию первой польской газеты, а также других государственных учреждений.
Вместе с Боной Сфорца она считается одной из самых влиятельных и могущественных королев Королевства Польского и Жечи Посполитой. Мария Луиза Гонзага родилась 18 августа 1611 года в город Невер, Франция – ее отец Карл I, герцог Мантуи, и мать Екатерина де Гиз, умершая в 1618 году. Мария Луиза должна была выйти замуж за Гастона, герцога Орлеанского в 1627 году, но король Франции Людовик XIII решительно выступил против брака и во избежание этого заключил ее в крепость Венсен, а затем в маленький монастырь.
Первое предложение выйти замуж за новоизбранного Короля Польши и великого князя литовского Владислава IV Ваза было оглашено в 1634 году, но в конце концов Владислав женился на Цецилии Ренате Австрийской, дочери Фердинанда II, императора священной Римской империи и Марии Анны Баварской. Это решение было очень неблагоприятным для Франции и сильно разозлило Людовика XIII из-за недавно установленного союза между Австрийской империей и Жечью Посполитой.
В 1640 году 29-летняя Мария Луиза познакомилась с братом Владислава, Яном Казимиром, с которым у нее был ранний роман. Позже она пригласила принца Яна Казимира во Францию на свой ежегодный литературный салон, организованный в Париже. 
После смерти Сесилии Ренаты в 1644, кардинал Жюль Мазарини был полон решимости ослабить и разрушить союз между польской династией Ваза и австрийской династией Габсбургов, соперниками французского государства и возможной угрозой для Франции в будущем. Мазарини настаивал на том, чтобы Мария Луиза вышла замуж за овдовевшего короля Владислава IV Ваза, и жестоко, но целенаправленно позаботился о том, чтобы она была единственным кандидатом.
Рис. Церемония заключения брачного договора между Владиславом IV, королем Польши, и Луизой Марией Гонзага, принцессой Мантуанской, в Фонтенбло офорта Авраама Боссе из собрания Национальной галереи
Под давлением французского правительства и других западных народов 5 ноября 1645 года Мария Луиза Гонзага, наконец вышла замуж за Владислава по доверенности. Настоящая свадьба Марии Луизы и Владислава IV состоялась в Варшаве. 10 марта 1646 г. Польский парламент (Сейм) и очень ревностная знать вынудили ее изменить свое имя с Марии Луизы на Людвику Марию, чтобы брак состоялся, так как в Польше имя Мария в то время считалось зарезервированным только для Марии, матери Иисуса.
Два года спустя, 20 мая 1648 года, Мария Луиза овдовела из-за внезапной смерти Владислава IV. Иоанн Казимир был в конечном итоге избран парламентом следующим королем Польши и женился на ней 30 мая 1649 года. Во время 18-летнего брака с Яном Казимиром она родила двоих детей, Марию Анну Терезу и Яна. Сигизмунд, умерший в младенчестве. У нее также было несколько выкидышей.
С того момента, как она снова официально стала королевой, Мария-Луиза сразу же сосредоточилась на влиянии на политические взгляды своего нового мужа. Мария Луиза считала, что она могла лучше контролировать Яна Казимира, чем его умершего брата Владислава, который описывался как чрезвычайно упрямый, эгоцентричный и подавляюще поддерживающий дворянство, которое Мария Луиза выступала против и стремилась уменьшить власть дворян в парламенте. Умная, стойкая и с сильным характером, она не раз не только поддерживала Яна Казимира, но и руководила им на протяжении всей политической и нескольких военных кампаний. Это заметил бранденбургский дипломат по имени Ховерберк, заявивший в своих дневниках, что «непрекращающейся настойчивостью, приставаниями, жалобами и другими уловками контролировала бедного короля и, следовательно, всю злосчастную страну». В отличие от своего мужа, Мария Луиза, как сообщается, не сочувствовала слугам, крестьянам и низшим классам, но стремилась достичь поставленных целей и была полна решимости укрепить польскую нацию в случае войны с могущественными и опасными восточными империями - Турецкая империя, Шведская империя и Руская империя.
Мария-Луиза была активной и энергичной женщиной с амбициозными экономическими и политическими планами в отношении Жечи Посполитой. Польская знать была возмущена политическим вмешательством королевы, считая, что ни одна иностранка не должна вмешиваться. Тем не менее, она сыграла важную роль, руководя поляками в отражении шведов во время шведского вторжения в Польшу, широко известного как «Всемирный потоп». Она хотела изменить систему голосования в польском сенате и предоставить королю больше власти. Однако она не смогла этого сделать, поскольку такие действия приведут к восстанию высших и богатых классов, которое, возможно, может разрушить экономику Содружества. Она без колебаний добивалась своих целей. Мария Луиза выступала против политики Польши в отношении религиозной терпимости. Она считала Польшу «прибежищем еретиков» и хотела, чтобы их сожгли на костре.
Мария Луиза использовала взяточничество и ложные обещания аристократии. Она привела к польскому двору из Франции множество знатных дам, которые должны были выйти замуж за воевод, князей и богатых землевладельцев и в конечном итоге послужили защитным щитом, если высшие классы решат восстать против правительства, одного из наиболее известные примеры - ее любимая Клара Изабелла Пакова. Мария Луиза также строго следовала французским культурным образцам и ввела новые французские обычаи в Содружество. Она была известна тем, что всегда носила французскую одежду и собирала небольшие памятные вещи, такие как монеты, украшения и флаконы для духов - это было обычной практикой во время правления Людовика XIII, а впоследствии Людовика XIV.
Все черты Марии Луизы, настойчивость и решительность в сочетании с большим усердием и храбростью были особенно подчеркнуты во время шведского вторжения. Как сообщается, она рисковала своей жизнью на передовой и после поражения, вынужденная покинуть столицу, она не потеряла веры в победу и отправилась в Силезию; оттуда направила армию на борьбу с захватчиками. Она живо пыталась установить контакт со всеми гражданами, сопротивлявшимися шведам. Мария также развернула обширную дипломатическую кампанию, направленную на получение помощи от других европейских правителей и монархов. Чтобы получить помощь Габсбургов, она, не колеблясь, отдала бы польский престол после смерти Яна Казимира. Она участвовала и работала над установлением мирных условий со Швецией - Оливский договор.
Во время вторжения королева достигла пика своей популярности, но это быстро прошло после представления проекта реформы; усиление королевской власти и избрание vivente rege (латинское значение «для жизни короля»). Сначала она использовала разные методы для создания партии, собравшейся вокруг двора, и начала пропагандистскую кампанию, направленную на реформирование общественного признания дворянства. В то же время она решила, что ее племянница - Анна Генриетта Баварская, мужем которой должен был быть Анри Жюль, принц Конде, - должна стать женой следующего избранного Короля Польши и великого князя литовского. Это привело в ярость имущие классы и знать, которые обвинили ее во вмешательстве Польши во французскую политику, враждебную Англии, Швеции, союзной Австрии и Росии.
Начало успеха было несомненным, потому что большинство сенаторов поддерживали ее планы и выступали против Ежи Себастьяна Любомирского и более широких масс дворянства. Это также повлияло на крестьян и низшие классы, и их отношение было отражено в известной поговорке и рифме «Bij Francuz;w bij, wzi;wszy dobry kij, wal Francuz;w wal, wbijaj ich na pal!» (Бить французов, пронзить французов...). Однако выбор между судом и оппозицией происходил не на словах, а на поле боя. Так называемый Сейм Любомирского приговорил Любомирского к позору и приказал конфисковать его имущество. Гордый магнат, считавший, что он будет избран следующим королем, Любомирский отверг предложение о примирении и открыто бросил вызов королю Иоанну II Казимиру. В 1665 году Любомирский объявил восстание, и его армия вступила в Содружество. 13 июля 1666 года он столкнулся с королевской армией под командованием самого короля в Мотви. Войска Любомирского одержали победу.
После битвы элитные полки королевской Польской армии были казнены повстанцами (в общей сложности армия потеряла почти 4000 своих самых опытных солдат). 31 июля в деревне Леговице король и Любомирский подписали договор. Ян II Казимир и Мария Луиза были вынуждены отказаться от своих планов реформ и объявить амнистию мятежникам, а Любомирский подписал письмо с извинениями.
Большие усилия, прикладываемые для стабилизации экономики, и последующая политическая катастрофа остро сказались на здоровье королевы, которая страдала от лихорадки, сильной потери веса, постоянного кашля и кровотечения из носа. Она умирала, зная, что ближе к концу она не успела выполнить хотя бы небольшую часть своих амбициозных, но почти невыполнимых планов. Лежа на смертном одре, она запретила слугам и охранникам вызывать ее мужа, который в то время был занят на одном из важных заседаний польского парламента. Мария Луиза неожиданно скончалась в Варшаве 10 мая 1667 года и была похоронена в Кракове в Вавельском соборе. Ян II Казимир, потрясенный внезапной смертью своей жены и глубоко опечаленный, через год отрекся от польского престола, так как не смог самостоятельно справиться с тяжелым бременем ответственности польского правителя.
Мария Луиза основала первую польскую газету , Merkuriusz Polski (Польский Меркурий, 1661) и первый польский женский монастырь Ордена явления Святой Марии (1654). Она поддерживала Тито Ливио Бураттини, итальянского эрудита (одного из первых египтологов), который также проектировал «летательные аппараты». Он жил в Польше с начала 1650-х годов. Как бывший салонный художник во Франции, она открыла литературный салон в Польше, первый в стране. Она была покровительницей следующего короля, Яна III Собеского, который последовал примеру попытки реформировать правовую систему Польши, также без особых успехов.
Слухи указывали на нее как на мать. о ее преемнике на посту королевы Мари Казимир в результате супружеской неверности, но эти слухи не подтверждаются. У нее определенно были близкие отношения с Мари Казимир, которую она обучила политическим вопросам и, по словам Роберта Нисбета Бэйна, испортила ее в процессе. После того, как Мари-Луизе пришлось отказаться от своего проекта по приезду герцога Энгиенского в Польшу, она сосредоточила свои надежды на Собеском и браке между двумя своими протеже (что и произошло).
Долгое правление Марии Луизы Гонзага - это строго оценивается как современниками, так и историками. Вместе с Боной Сфорца она, без сомнения, была самой энергичной и самой важной польской королевой современности, сыгравшей важную роль в отражении шведских армий во время Потопа, но это было ее упрямым характером и амбициозные планы реформ, которые привели к ее кончине.