фото автора перевода , Норвегия, Хамарёй, август 2008
Кнут Гамсун
АЛЕКСАНДР И ЛЕОНАРДА
Была в наших краях протока Глимма. И жил в наших же краях цыган по имени Александр. С Александром мне довелось как-то беседовать в крепости Акерсхюс, куда его заточили за разбой. Недавно я прочел в газете, что опасный преступник умер, не вынес душной тюремной камеры. А мне он поведал о том, как однажды погубил девушку…
Сегодня я размышлял об этой истории и в смятении начал рассказывать ее с середины. А лучше начать с самого начала.
В Нурланне много рыбаков, зажиточных и победнее. Зажиточный рыбак – могущественный человек в здешних краях, у него кошельковый невод для ловли сельди, своя пристань и дом – полная чаша. Он ходит в просторной одежде из добротной ткани, отчего кажется еще более внушительным, - признак того, что в еде он себе не отказывает. Он с легким сердцем платит налоги – священнику и всем остальным, а на Рождество покупает целую бочку спиртного. Его усадьба всегда на виду, дом обшит досками и выкрашен в красный цвет, а оконные рамы и дверь – в белый. Его сыновей и дочерей сразу узнаешь в церкви по нарядной одежде.
Однажды на пристани такого вот рыбака, Енса Олаи, появился большой цыганский табор. Было это ранней весной. Цыгане приплыли на своей лодке, их вожак – старый Александр, по прозвищу Перекати-поле, - был настоящий богатырь, ростом в три аршина. С лодки сошел также молодой парень лет двадцати и прямиком направился к дому Енса Олаи попрошайничать. Это был молодой Александр. Случилось это всё в моем детстве. Мы, дети, узнали Александра, он играл с нами несколько лет назад, когда был моложе, и мы менялись с ним блестящими пуговицами и разными железками.
Енс Олаи, человек гордый и степенный, никому ничем обязан не был, потому велел цыганам убираться восвояси; но Александр, он был дерзкий и бесстрашный, уступать ему не захотел.
- Ты можешь получить работу, - сказал Енс Олаи.
- Какую работу?
- Будешь чистить котлы и кастрюли. Кроме того, помогать по хозяйству моей жене и дочери, когда мы, мужчины, уйдем в море.
Александр пошел к лодке спросить совета у своих соплеменников. Вернувшись, он сообщил почтенному Енсу Олаи, что согласен поступить к нему на службу. Видно, что в этой усадьбе есть чем разжиться.
Прошло немного времени. Енс Олаи и его сыновья ушли в море, в усадьбе остались только его жена и дочь Леонарда. Ей было всего двадцать лет.
Молодой Александр вел себя вполне благопристойно. Он взялся приглядывать за коровами и лошадьми, лечил их от разных напастей. Вскоре жена рыбака начала выказывать ему особое свое расположение, хотя ей было уже под сорок. Но цыган отшучивался, у него, дескать, в отцовской лодке осталась возлюбленная и ни о ком другом он не помышляет. Раздосадованная жена рыбака начала шпионить за дочерью, боялась, как бы у той чего не вышло с цыганом. Едва успел сойти снег и земля немного оттаяла, стала она посылать Александра копать торф на болоте, подальше от дома. С болота, где он смиренно отбывал свою повинность, доносились его непонятные песни. Он был рослый и могучий, этот язычник.
Леонарда говорила с ним редко, он вообще мало что значил для нее, дочери самого Енса Олаи. Но весна – время опасное, и когда стало по-настоящему тепло, глаза у Александра засияли, как звезды, и, проходя мимо Леонарды, он все норовил задеть ее. Из ее сундука каким-то непостижимым образом стали пропадать вещи, хотя замок на нем был исправный. А потом обнаружилось, что у него отстает дно, и Леонарда обвинила во всем Александра.
- Да не крал я у тебя ничего, - сказал он. – Но обещаю, все будет снова на месте, только не закрывай вечером дверь в спальню…
Она взглянула на него и сказала:
- А не лучше ли завтра тебе убраться подобру-поздорову из нашего дома?
Но уж что-что, а просить цыган умеет, его алые губы, смуглая кожа и глаза хоть кого обольстят. Да и в любовных утехах он непревзойден.
Как-то Леонарда сидела во дворе и вязала, а Александр, проходя мимо, сказал:
- Позволь мне все-таки остаться на торфяном болоте. Я буду стараться, и ни одной дерзости ты от меня не услышишь.
Она взглянула на него и почувствовала, как эти слова прямо пронзили ее. Он снял картуз, и она увидела, что у него густая копна волос и красивый алый рот. И Леонарда сказала:
- Ну да ладно.
И склонилась над вязанием, щеки ее пылали.
Цыган соображал, что делал, когда униженно просил молодую девушку разрешить ему остаться на торфяном болоте. Просто хотел подольститься к ней, ведь он прекрасно знал, что вовсе не она, а мать всем здесь распоряжается.
Дни шли.
Сын местного столяра Конрад был в отъезде, обучался ремеслу отца. Выучился в городе и стал искусным мастером. Жил он на другом берегу Глиммы, и всякий, кому нужен был сундук особо тонкой работы, обращался к нему. Однажды Леонарда решила отправиться к Конраду, и Александр перевез ее на другую сторону.
Она засиделась у юного Конрада, они говорили о новом сундуке, который она приехала заказать, да и о многом другом, ведь они знали друг друга с детства. Потеряв терпение, Александр подошел к дому столяра и заглянул в окно. Но тут же отпрянул и, разъяренный, ворвался в дом.
Все трое уставились друг на друга. Цыган был похож на скакуна с развевающейся гривой и раздувающимися ноздрями.
- Ну ладно, иду, иду, - сказала Леонарда, чтобы успокоить его.
Мужчины смерили друг друга взглядом, оба молоды были. Александр пошарил за поясом, но ножа при нем не оказалось, и взгляд его погас. Цыган беспомощен без оружия, но, если при нем нож, он смел и безрассуден, может и убить.
Это была первая их встреча.
Через неделю столяр Конрад доставил сундук в дом знатного рыбака. Сундук был слажен на совесть, и замок на нем был новый, хитроумный. Как только Леонарда начала перекладывать в него добро, она обнаружила в старом сундуке пропавшие вещи в целости и сохранности.
- Опять ты, - упрекнула она цыгана.
- Нет, не я, - сказал цыган, и снова солгал, просто так, по привычке.
Столяр зачастил к Леонарде, она угощала его кофе. А цыган умудрялся улучить момент и плюнуть в кофейник.
Когда столяр возвращался домой, он шел за ним по пятам как тень.
Мужчины мерили друг друга взглядом, а Александр нащупывал нож.
- Ты зря суетишься, цыган. Сегодня она дала мне слово.
Александр вспыхнул и выхватил нож. Но столяр успел вскочить в лодку и оттолкнуться от берега. А когда оказался в полной безопасности, в нескольких саженях от берега, крикнул, что донесет на бродягу властям.
Дни шли.
Старый Александр, по прозвищу Перекати-поле, снова причалил к пристани на своей лодке, чтобы забрать сына, но молодой Александр не захотел возвращаться и стал просить, чтобы ему разрешили закончить службу, как было договорено. Отцу он наплел, что еще много чего наворует в усадьбе, и цыганская лодка отплыла без него.
Однажды молодой Александр сказал Леонарде:
- Уже ласточки прилетели. Не пойти ли нам с тобой на пристань, прикажи мне привести в порядок бочки и снасти, ведь скоро путина.
Леонарда не понимала еще, что с цыганом шутки плохи, она насмешливо скривилась и сказала:
- Ну что ж, пойдем.
Но на этот раз ее насмешка не была суровой, а скрытый смысл его слов не возмутил ее. Она видела, что любовь цыгана становится все горячей.
Не успели они подойти к пристани, как Александр обнял ее и стал целовать в губы.
- Ты спятил, - произнесла она и высвободилась из его объятий, едва не задохнувшись, щеки ее пылали.
- Ну так что, уходить мне завтра со двора?
На сей раз Леонарда ответила ему кротко:
- Смотря как будешь себя вести.
- Впредь это больше не повторится.
Слова своего он не сдержал. Он все время задевал ее и приставал со своими нежностями.
И сердце Леонарды начало уступать смуглому язычнику. Она уже не задирала нос, ни кичилась. Хотя и не сразу ему удавалось подступиться к ней, но потом взгляд ее становится томным и нежным в его присутствии. Все это случилось в ту пору, когда распускается листва и над Нурланном стоят удивительные светлые ночи. Наконец однажды, на торфяном болоте, она подошла к нему совсем близко – он стоял на самой его середине, - а ведь могла поставить узелок с едой, как и раньше, у края болота. Но ей захотелось подойти к нему поближе.
Мать с ума сходила от ревности, из кожи вон лезла, чтобы дочь как можно скорее вышла замуж за столяра. Леонарда не возражала. Но она была в каком-то радостном опьянении и мало думала о предстоящей свадьбе. Этот бродяга Александр копал торф посреди болота, а она подходила к нему совсем близко, так манила ее молодость его и красота. Бывали дни, когда она и не вспоминала о столяре Конраде, и нельзя сказать, что это были тоскливые для нее дни.
Поздней весной рыбак с сыновьями воротился домой, началась весенняя страда, и помощь цыгана была нелишней. Но к Иванову дню он должен был уйти насовсем. Теперь ему трудно стало встречаться с Леонардой наедине, по наущению столяра за ним следили братья. Да к тому же любовь прихотлива, она гаснет, если не встречает препятствий, и молодой цыган стал надоедать Леонарде. Она начала готовиться к свадьбе с Конрадом.
Александр сказал:
- Знай, если столяр появится здесь хоть раз, я убью его.
Но Леонарде цыган уже порядком поднадоел, и она произнесла с насмешкой:
- Да что ты говоришь! А если два, что ты сделаешь?
На Иванов день в доме столяра устраивались танцы, и Леонарда тоже собиралась туда. И в тот же самый вечер Александр должен был навсегда оставить дом рыбака.
- На прощанье перевези меня на тот берег, - попросила Леонарда Александра.
- Зачем тебе туда?
- Это тебя не касается.
Александр собирался уже покинуть усадьбу. Он сложил пожитки в узелок и сказал:
- Я готов.
Они спустились к протоке и сели в лодку. Глимма разлилась и так бурлила, что плыть стало опасно.
Налегая на весла, Александр спросил:
- Ты выйдешь за него?
- Да, - ответила она.
- Это не я крал твои вещи, - сказал он. – Это твоя мать.
Она долго смотрела на него, а потом вспылила:
- Вздор!
- Она хотела поссорить нас, но я знал, куда она прятала их, и выкрал их для тебя.
- Врешь ты все, - сказала Леонарда, она и впрямь не поверила ему.
Цыган продолжал грести, но совершенно обезумел.
- Я не причинил тебе никакого зла, - проговорил он наконец. – Если бы ты захотела, я бы образумился, бросил бродяжничать.
- А мне-то что, - сказала она, желая поддразнить его. – Куда это ты гребешь? Нас несет на скалу.
Лодка продолжала плыть по воле волн.
Она вскрикнула.
Он с силой взмахнул веслом, как бы повинуясь ей, и оно сломалось.
Теперь они были полностью во власти стихии.
- Ты нарочно сломал весло, - сказала она, впервые по-настоящему рассердившись.
Он ответил:
- Ясное дело, нарочно. Живой ты не сойдешь на берег.
Вслед за этим раздался пронзительный крик, лодку прибило к скале и ударило об нее. Цыган успел вскарабкаться на скалу. Он видел, как Леонарду несколько раз перевернуло, а потом волны подхватили ее и потащили головой вперед. И водоворот увлек ее на дно.
Их заметили с берега, и цыгана сняли со скалы.
Молодого Александра винить было не в чем. Что поделаешь, просто сломалось весло, несчастный случай, только и всего.
Эту историю я услышал из уст самого Александра, который был заточен в крепость Акерсхюс за разбой.
Перевод с норвежского Элеоноры Панкратовой ( опубл. в сборнике Кнут Гамсун. На заросших тропинках, , М, СТАРТ, 1993)