МНЕ ЗДЕСЬ ЛУЧШЕ
Как пришёл Костя Ивашкин из армии, так сразу дядька Филипп и охомутал его -- к себе взял, на работу в лесничество; лесником его сделал: "Ты ж погранец, с лесом знаком же ж.. Короче, ель от дуба отличить могёшь и ладно!" Кордон показал, то бишь, границы его участка, все полагающиеся прибамбасы-причиндалы; рассказал что полагается леснику, чего ни в коем разе делать не следует, хлопнул по плечу: "Воюй, сержант!" и укатил.
Недолго Костя "воевал". Ровно через год его участок признали неперспективным... Дядька, конечно извинился: "Ничего не попишешь, племяш; я хотел как лучше, а оно вон как... Что ж, начальству виднее." И, как лесник Ивашкин ни тужился, как ни упирался -- сократили Костю... Не в прямом, разумеется, смысле; ничего в нём не уменьшилось: каким был таковым и остался: роста чуть выше среднего, плечистый, голубоглазый... Просто ему сказали: "Уходи, парень! Ты нам не нужен." И он ушёл. Ушёл, и значит, лишился возможности зарабатывать себе на жизнь. Стал искать источник заработка... Увы! нигде не берут: везде он лишний. Пометался, пометался да утихомирился, стал ждать счастливого случая. Заскучал без дела. Правда, в деревне скучать некогда да и стыдно! Тут ежель ты работу не находишь, она тебя отыщет непременно! Но всё равно не то... Да и какие зимою в деревне дела -- так, скука одна. Вот и взял Костя в руку правую ручку шариковую. От скуки взял. Он и прежде баловался но всё больше в стол и то не всегда, а тогда, когда на него "находило". Вот и нынче "нашло". Обознался Константин -- то не Муза была, иначе с чего бы она, едва переступив порог, утекла так скоро. Капризная бабёнка! И вновь Костя сник.
-- Ну что ты страдаешь! -- видя сыновьи муки, качает головою мать, а у самой такая скорбная мина. -- Занялся бы чем-нибудь полезным...Торговлей, что ли?
-- Ну и чем мне торговать, мамуля?
-- Тем что в огороде выросло...
-- С бабушками?! Ну нет, спасибо -- это не моё.
-- Э, милок, есть торгаши и помоложе тебя... Да-да! А ты... А тебе б семьёй пора обзавестись...
И Костя сдался. Первый раз он появился на рынке накануне празднования 8 Марта. Утро субботы выдалось тихим, солнечным, с лёгким морозцем. Костя принёс в рюкзаке с десяток морковок, три редьки, столько же корешков хрена и два кочана капусты. Продавцов было мало, покупателей ещё меньше... "Это пока, -- сказала бабушка соседка -- ишо придуть покупцы, погодь." "Покупцы" и впрямь вскоре пришли. Ещё сонные, они ходили вдоль рядов, приглядывались, щупали, торговались... Костя поднял воротник и надвинул на глаза шапку... Больше всего он боялся, что его увидят здесь однокласницы -- Людмила или Верочка -- они где-то тут, в посёлке; Людмила -- в столовой невесть кем, а вот Верочка... О, Верочка сделалась птичкой высокого полёта -- в прокуратуре она, и на базар вряд ли придёт. А вдруг придут, причём в один час и обе!, придут и скажут: "Что же ты Костик, так хорошо учился, так любил сочинять и вот ты тут, торгуешь хреном... Тебе не стыдно, Костик?" Может они и не скажут, но подумают непременно. Так размышлял он, пока к нему не подошёл покупатель -- бородатый, но совсем не старый мужчина, а подойдя спросил почём "вот этот" качан капусты. Костик буркнул в ответ и бородач ушёл с покупкой, а Костик опустил в карман денежку -- первую за столько месяцев безденежья. Подходили ещё и ещё... И Костя, напрочь отринув свою боязнь, свою застенчивость, стал таким же "торгашом" как и рядом стоящие бабушки, тётушки, дядюшки со своими редьками, морковками, капустками да кореньями хрена; он даже зазывать начал...
Распродал свой товар Костя, всё распродал, ничего в рюкзаке не осталось! И сам не ожидал. В кармане шуршало... Деньги! Целых четыреста рублей! И пошло-поехало. Он уже начал мечтать сколько построит теплиц -- на треть огорода! -- и тогда... Тогда, накопив денег, он подведёт к избе газ и поставит уличный фонарь... нет, лучше два фонаря: один у дома, а другой на въезде в деревню, а ещё вышку -- чтоб телефон "брал"...
* * *
Минула зима, отшумела весна, клонилось к закату лето... Костя торговал, и довольно успешно. Возвращался с рынка и всегда рассказывал матери: "Нынче лук шёл хорошо, а за кинзой вообще очередь стояла; всю распродал, до единого пучка! Знаешь, сколько взял? Он выкладывал на старый диван кучу мятых ассигнаций и они вдвоём принимались их "сортировать".
-- Сын, ты не очень-то с огородиной, -- опасалась мать, -- и себе оставить надобно, в зиму. А то, вижу, ты всё вынесешь, ежель тебе волю дать.
-- Не вынесу, мамуль, не вынесу! -- успокаивал Клавдию Андреевну Костя, -- у нас ещё ого-го сколько всего!
-- Ладно, -- меняла мать тему, -- бог с ней, с огородиной; скажи, как с твоей повестью: пишется, аль нет?
-- Не пишется, ма...
-- Ну ничего, отдохни, отдохни; зимою засядешь.
Не писалось Косте долго, да и торговля была неважной... А однажды он переступил порог каким-то возбуждённым, восторженным.. Клавдия Андреевна испугалась даже -- и к нему:
-- Что такое, Костенька? Небось на тыщу наторговал? Так вроде не с чего -- всё цело, вижу...
-- На три! -- воскликнул Костя. -- На целых три! Слышишь?
-- Ладно врать-то; а ну, покажь.
Сын вынул из-за пазухи ученическую "в арифметику" тетрадь: "Вот тут. Гляди! Внимательней гляди."
Мать пролистала тетрадку дважды, но из неё так ничего и не выпало...
-- Ты что: решил надо мной посмеяться, да?
--!Как можно, мамочка! Нынче я творил: я написал целых три листа!.. Как же ты не заметила? Ты думала о деньгах, да?
-- Да, сын, я думала о деньгах, а ты... А ты ничего не продал, так ведь... Ты их хоть видел-то, покупателей тех?
-- Не-а, не видел ма, -- сознался Костя. -- сегодня я вообще мало чего видел вокруг себя -- так на меня накатило.
-- И что теперь?
-- Ничего. Всё будет так, как и было доныне...
-- Но ведь сегодня как раз и сталось не так, как было...
-- Не знаю, ма, -- развёл руки Костя.
-- Прочтёшь хоть? -- после недолгой паузы промолвила мать.
-- А как же! -- приобняв её за плечи, ответил Костя. -- Ведь ты у меня самый главный редактор и мой единственный читатель.. пока единственый..
-- Сынок, -- всё ещё держа в руках Костин "черновик" произнесла Клавдия Андреевна, -- а не показать ли тебе твои сочинения... ну хотя бы в нашей районке?
-- Показал однажды... -- вздохнул тот, -- от тебя втайне. Ты спросишь: "И что?" "И ничего!" -- отвечу я тебе. Мелко, сказали, непроблемно... Я психанул даже, говорю им: "От ваших проблемных статеек нормальных дорог в деревне как не было так и нету; позвонить куда -- ту же "неотложку" вызвать -- не дозвонишься; по воду ходим за километр... А людям надоела серость, им бы что-нибудь эдакое цветистое, душевное, говорю им: стишок ли о природе, о любви, рассказец какой... Они мне: "Ну не подходит нам твои рассказцы, парень; да и слог у тебя, товарищ, того... ну, то-есть, ни того, и стилистика никудышняя и вообще..." Я совсем вышел из себя, выкрикнул: "Ну и вы тут не Пастернаки, не акулы пера -- так, мелочь, пескарики...А обо мне вы ещё услышите!" И хлопнул дверью.
-- Выходит, ты им пригрозил?
-- Да вроде того...
* * *
Однажды, ближе к весне, мать прочла в районке объявление: "Газете требуется литсотрудник." Она к сыну: "Вот, взгляни!." Взглянул, прочёл. Спрашивает: "И что?" Клавдия Андреевна ему:
-- Как это "что"? Пойдёшь в сотрудники?
-- Не-а, не пойду.
-- Почему? Ты же хотел...
-- Ма, у меня столько рассады, а ты... Никуда я не пойду -- мне здесь лучше.
И Костя не пошёл. Но его миниатюрки нет-нет да и да и появятся на страницах районки, а в них -- про рассветы-закаты, леса-перелески, в них про родную деревню -- деревню Розовку..
Владимир ХОТИН
16. 12. 2021