ТЕАТРАЛЬНЫЙ РОМАН
(записки покойника)
…по мотивам М. Булгакова.
Инсценировка М. Овсяникова.
Голос - Сергей Леонтьевич Максудов никакого отношения ни к драматургии, ни к театрам никогда в жизни не имел, оставаясь тем, чем он и был, маленьким сотрудником газеты «Вестник пароходства», единственный раз выступившим в качестве беллетриста, и то неудачно – роман Сергея Леонтьевича не был напечатан. Хорошо зная театральную жизнь Москвы, принимаю на себя ручательство в том, что ни таких театров, ни таких людей, какие выведены в произведении покойного, нигде нет, и не было. Впрочем, что же требовать от человека, который через два дня, после того, как поставил точку в конце записок, кинулся с Цепного моста вниз головой.
«КОЕМУЖДО ПО ДЕЛАМ ЕГО…»
Эпизод первый – Роман и Рок.
Дождь, гроза.
Автор – «Сим сообщаю, что браунинг № … забыл номер (смотрит, записывает)… такой-то, я украл у Парфёна Ивановича… фамилия… угу-угу-гу… № дома… угу… улица…» Всё, как полагается (приставляет к виску).
Умирать страшно (смеётся). Представляю себе наш коридор… «Пароходство»… как с грохотом будут ломать дверь…
Внизу заиграл граммофон («Но мне бог возвратит ли всё!?)
Батюшки! «Фауст!» Ну, уж это, действительно, вовремя. Однако подожду выхода Мефистофеля. В последний раз. Больше никогда не услышу.
Оркестр играет. Берёт книгу.
Мой роман… Он зародился однажды ночью, когда я проснулся после грустного сна. Мне снился родной город, снег, зима, гражданская война… Во сне прошла передо мной беззвучная вьюга, а затем появился старенький рояль и возле него люди, которых нет уже на свете. Во сне меня поразило моё одиночество, мне стало жаль себя. И проснулся я весь в слезах…
При всяком удобном случае я старался уйти со службы… Подобно тому, как юноша ждёт часа свидания, я ждал часа ночи. Проклятая квартира успокаивалась в это время. Я садился к столу…
Каждую букву на листе можно было разглядеть без всякой лампы.
Конец зиме, конец вьюгам, конец холоду. За зиму я растерял все свои немногие знакомства, обносился очень, заболел ревматизмом и немного одичал. Но брился ежедневно.
Глянем правде в глаза. Роман никто не читал, ибо мой издатель исчез, явно не успев распространить книжку,… Что я поведал человечеству???
Оркестр играет, тенор поёт всё громче: «Проклинаю я жизнь, веру и все науки!»
Сейчас , сейчас.… Но как быстро поёт…
Гром, молния. Гаснет свет. Властный стук в дверь.
Автор – (пряча револьвер) Войдите…
В дверях человек в пальто и блестящих калошах.
Человек – А нельзя ли зажечь лампу?
Автор – К сожалению, не могу этого сделать, так как лампочка перегорела, а другой у меня нет.
Человек достаёт лампочку.
Вы всегда носите лампочку с собой?
Человек – Нет. Простое совпадение – я только что был в магазине.
Комната осветилась. Из угла слышен вежливый кашель. Оказывается в комнате ещё один человек.
Человек – Я прочитал ваш роман.
Автор – А как же вы его достали? Видите ли… Книжка…
Человек – Вы Гришу Айвазовского знаете?
Автор – Нет.
Человек – Гриша Айвазовский заведует литературной частью в Кагорте Дружных.
Автор – А что это за Кагорта?
Человек – Кагорта – это театр! Вы никогда в нём не были?
Автор – Я ни в каких театрах не был. Я, видите ли, недавно в Москве...
Человек – Гриша был в восторге. И дал мне книжку. Прекрасный роман. И знаете ли, какая мысль пришла мне в голову? Из этого романа вам нужно сделать пьесу. Вы Мишу Панина знаете?
Автор – Нет.
Человек – Это я. Заведующий литературной частью Независимого театра.
Автор – Ага. А... (олядываясь на другого человека).
Панин – Вы напишите пьесу и мы её поставим. И знаете ли,чем чёрт не шутит, вдруг старика удастся уломать? А? Как, вы и старика не знаете? Иван Васильевич! Он стоит во главе Независимого! Ну и ну!
У молодёжи пьеска разойдётся, лучше требовать нельзя. И, если старика удастся переупрямить, то чего доброго, не пошла бы она не только на Учебной, но и на большой сцене! А? А какие сборы?
Автор – (думая про себя) Он сблазняет меня, но почему-то совсем не то говорит. Право, не важны эти сборы, а важен этот мир, это чрезвычайно загадочный интересный старик, которого надо переупрямить и уламывать для того, чтобы пьеса пошла... (вслух) Это мир мой...
Панин – А?
Автор – Нет, это я так.
Панин направляется к дверям вместе с загадочным спутником.
Спутник – Осип Иваныч?
Панин – Ни-ни.. (тихо хохочет).
Спутник – Вообще старейшыны...
Панин – Не думаю.
Спутник – Да ведь на одних Галиных да на пособляющих не очень-то...
Панин – Простите, я давно утверждаю, что пора поставить это вопрос на театре!
Спутник – А как же Сивцев Вражек?
Панин – Да и Индия тоже неизвестно, ка отнесётся к этому дельцу.
Спутник – На кругу бы всё поставить. Они так с музыкой и поедут.
Панин – Сивцев!.. (автору) Мы вас убетильно просим, Сергей Леонтьевич, чтобы пьеса была готова не позднее августа. Нам очень, очень нужно, что бы к началу сезона её уже можно было прочесть.
Исчезают. Гром, молния.
Эпизод второй – Пьеса.
Автор – Вьюга рабудила меня однажды. Вьюжный был март и бушевал, хотя и шёл уже к концу. И опять, как тогда я проснулся в слезах! И опять те же люди и опять, и опять дальний город, и бок рояля и выстрелы и ещё кто-то поверженный на снегу.
Мне начинало казаться, что из белой страницы выступает что-то цветное. Присматриваясь, щурясь, я убедился в том, что это картинка и не плоская, трёхмерная. Как бы коробочка, и в ней сквозь строчки видно: горит свет и движутся в ней те самые фигурки, что описаны в романе.
Ах, какая это была увлекательная игра.
Возникает звук рояля, его сменяют, сквозь вьюгу, звук гармошки, тоскливый и злобный, слышен терзающий душу свист, топот копыт. И опять вьюга. Скрип снега, прерывистое дыхание. Бежит по снегу человек. Сверкнуло сзади. Охнув, человек падает навзничь. А в высоте луна, а вдали цепочкой грустные, красноватые огоньки в селении.
Всю жизнь можно играть в эту игру... А как зафиксировать эти фигурки, что бы они не ушли уже никуда? Как их описать? А очень просто. Что видишь, то и пиши, а чего не видишь писать не следует.
Загорается, расцвечивается картинка. Вечер, горит лампа. На рояле ноты. Играют „Фауста”.
Нравится картинка. Так и пишу: картинка первая.
Смолкает „Фауст”. Начинает играть гитара. Входит персонаж с гитарой. Напевает.
Пишем – напевает. Я не помню, как кончился май. Стёрся в памяти июнь. В июле была страшная жара. Но я сочинял пьесу. Мои герои разрослись, уходить они никуда не собирались, события развивались, а конца им и не виделось...
Пошёл дождь, настал август. Тут я набрался храбрости и ночью прекратил течение событий. В пьесе было тринадцать картин. Я отослал её Панину.
Эпизод третий – Театр.
Автор, проходя читает надписи: Табакъ Похороню Никитинъ, Бандажы и корсеты,
(большой серебристый венок с надписью на ленте)
Любимому Независимому Театру от московских присяжных.
(под венком стоит Княжевич Антон Антонович)
Княжевич – А, товарищ Максудов. А мы уже вас поджидаем, поджидаем! Слышал, слышал, слышал о пиэсе. Прэкрасная пиэса! Правда, таких пиэс мы никогда не ставили, ну, а эту вдруг возьмём, да и поставим... и разбогатеете до ужаса. В карэтах будете ездить! Да-с, в карэтах! Мы вас отправим к Гавриилу Степановичу, прямо ему, так сказать, в руки передадим, в руки! Чудеснейший человек Гавриил-то Степанович… Мухи не обидит! Мухи! (звонит, входит мальчик-посыльный)
Мальчик – Гавриил Степанович ещё не прибыли в театр (уходит).
Княжевич – А не прибыли, так прибудет, не пройдёт и получаса, как прибудет. А вы, пока суд да дело, погуляйте по театру, полюбуйтесь, повеселитесь, попейте чайку в буфете да бутербродов – то, бутербродов – то не жалейте, не обижайте нашего буфетчика Ермолая Ивановича!
Автор – (тихо) Этот мир мой…
Княжевич – А?
Автор – Нет, я так.
Княжевич – Да! И вот что. (пишет) «Достопочтенный Филипп Филипыч! Будьте добры обязательно устроить автору «Чёрного снега»… Ваш душевно, Княжевич».
Автор - …?
Княжевич – Это называется конрамарка (уходит).
Автор идёт мимо буфетчика. Тот даёт ему чашку чая и бутерброд.
Эпизод четвёртый – Контрамарка.
Администраторская. Окно. Телефоны, которые бесперестанно звонят.
Слышны голоса невидимых за окном просителей(описание их – стр. 40).
Просители – Я приехал из Иркутска, уезжаю ночью и не могу уехать не повидав „Бесприданницу”.
- Я Экскурсовод из Ялты...
- А я представитель делегации...
- Петухов, помните?..
- Филя, а Филя, устрой!...
- В любую цену, цена мне безразлична...
Старуха (прорываясь в окно) – Зная Ивана Васильевича 28 лет, уверена, что он не окажет мне...
Ф.ФИЛ. – Дам постоять.
Группа – Нас восем человек...
Ф.ФИЛ. – На свободные.
Молодой человек – Я от Арнольда Арнольдовича!
Автор (тихо) – Дам постоять.
Ф.ФИЛ. – Ничего не могу-с.
Мол.чел. – Но Арнольд...
Ф.ФИЛ. – Не могу-с!
Полный гражданин – Мы с женой...
Ф.ФИЛ. – На завтра?
Полный – Слушая.
Ф.ФИЛ. – В кассу.
Громадный мандат - ...
Ф.ФИЛ. – Через пять дней, на утро.
Автор – Вот меня к вам...(подаёт записку и трёт виски) Дикая мигрень.
Ф.ФИЛ. – (даёт контрамарку, а затем пакетик из коробочки) Водой запей.
Дамочка в слезах – Вчера пришла домой с Дон-Карлоса, ан сумочки и нет. В сумочке было 175 рублей, пудренница и носовой платок.
Ф.ФИЛ. – Очень плохо, гражданочка. Деньги надо на сберкнижке держать, а не в сумочке (отдаёт ей сумочку).
Мальчик-посыльный – Покойник прибыл, Филип Филипыч.
Играет оркестр, ывезжает грузовик, обвитый красной лентой. На грузовике лежит пожарный.
Каска сверкает у него в ногах.
Ф.ФИЛ. беззвучно отдаёт прказания, музыка обрывается, грузовик уезжает, Ф.ФИЛ. уходит.
Эпизод пятый – Галёрка.
К автору подходит человек и представляется
Человек – Пётр Бомбардов, актёр независимого театра. Слышал о вашей пьесе. Не хотите ли посмотреть нашу галерею портретов?
Автор – Благодарю вас.
Бомбардов – Сара Бернар; Севастьянов Андрей Пахомович, заведующий осевительными приборами театра.
Автор – А! Это Мольер.
Бомбардов – Людмила Селиверстовна Пряхина, артистка нашего театра.
Автор – А это, виноват, кто же?
Бомбардов – Император Нерон.
Автор – А почему?..
Бомбардов – По приказу Ивана Васильевича. Нерон был певец и артист.
Автор – Так, так, так.
Бомбардов – Грибоедов; Шекспир; Плисов, заведующий поворотным кругом в театре в течении 40 лет; Живокини; Гольдони; Бомарше; Стасов; Щепкин; покойный генерал-майор Клавдий Александрович Комаровский-Эшантар де Бионкур, командир лейб-гвардии уланского его величества полка.
Автор - ?...
Бомбардов – Необыкновенная история. Как-то приехал в Москву и попал в театр. Не помню какую пьесу играли, но с генералом что-то сделалось. Сидит в первом ряду, глаза утирает. После спектакля пошёл в кабинет Аристарха Платоновича и сказал глухо и страшно: „Научите, что делать”.
Автор – Виноват, а кто это Аритсарх Платонович?
Бомбардов – Во главе нашего театра стоят двое директоров – Иван Васильевич и Аристарх Платонович. Вы, простите, не мосвич?
Автор – Нет, я – нет. Продолжайте, пожалуйста.
Бомбардов – Ночью генерал послал в Петербург телеграмму такого содержания: „ Петербург. Его величеству. Почувствовав призвание быть актёром вашего величества Независимого театра, всеподданейше прошу об отставке. Комаровский-Бионкур.”
Автор – И что же было дальше?
Бомбардов – Александру 111 подали телеграмму, прочитал и 2 минуты не смог ничего сказать. Потом побагровел и начертал на телеграмме:”Чтобы духу его в Петербурге не было. Александр”. И генерал на другой день в визитке, в брюках пришёл прямо на репетицию.
Автор – Какие же роли он играл?
Бомбардов – Царей, полководцев, камердинеров в богатых домах. Манеры у нас, сами понимаете... А он всё насквозь знал, даме ли платок, налить ли вина, по-французски говорил лучше французов... И была ещё у него страсть: до ужаса любил изображать птиц за сценой. Когда шли пьесы, где действие весной в деревне, он всегда сидел в кулисах на стремянке и свистел соловьём. Вот такая странная история!
Автор – Нет! Я не согласен с вами. У вас так хорошо в театре, что будь я на месте генерала, я поступил бы точно также...
Бомбардов – Каратыгин; Гальони; Екатерина вторая; Карузо; Феофон Прокопович; Игорь Северянин, Бастистини; Эврипид; заведующая женским пошивочным цехом Бобылёва...
Мальчик-посыльный – Гаврила Степанович в театр прибыли.
Бомбардов – (автору) Будьте тверды... (уходит).
Эпизод шестой – Договор.
Кабинет, входит автор. Портрет.
Автор – (представляется) Максудов (смотрит на портрет).
Г.С. – (читает бумагу) Извините… (молчание). Что ж договорчик, стало быть, надо подписать? (взглянул на портрет). Только уж не знаю как его подписывать, не согласовав с Иваном Васильевичем? Не было б беды?
Автор – Значит это портрет Ивана Васильевича.
Г.С. – Ну, уж для вас разве! (передаёт автору договор).
Входит дама.
Дама – Августа Менажраки!
Автор – Максудов(читает договор). «Автор не имеет права передавать свою пьесу в другой театр Москвы,.. не имеет права… Ленинграда… РСФСР… УССР… печатать пьесу… не имеет права… требовать… протестовать… Автор обязуется… беззаговорочно, незамедлительно… изменения, добавления, сокращения… (думает). Играйте мою пьесу, мне же ничего не надо, кроме того, чтобы мне было предоставлено право приходить сюда ежедневно, вдыхая этот запах и мечтать… (читает). Вознаграждение…
Г.С. – А какое вознаграждение вы считали бы для себя премлемым?
Автор – Антон Антонович Княжевич сказал, что мне дадут 2 тысячи рублей.
Г.С. – Так! Эх, деньги, деньги! Сколько зла от них в мире! Всё мы думаем о деньгах, а вот о душе подумал ли кто? 400 рубликов? А? Только для вас? А?
Автор – А может быть, можно 1800? Княжевич говорил…
Г.С. – Популярности ищет.
Входит посыльный, вносит поднос.
Менажраки – Вы отнесли пакет Ивану Васильевичу?
Посыльный – Я, Августа Авдеевна, в буфет бегал, а с пакетом Игнатов побежал.
Менажраки – Я не Игнатову приказывала. Он глуп, что-то перепутает, не так скажет… Вы что-же, хотите, чтобы у Ивана Васильевича температура поднялась?
Г.С. – (холодно)Убить хочет.
Менажраки – Поставь здесь!
Г.С. – (посыльному) О душе, о душе подумайте, Клюквин! (автору) 425. А?
Автор – А может быть 1300? Мне, право неловко, но я сейчас не при деньгах, а мне портному платить…
Г.С. – Вот этот костюм шил?
Автор – Да.
Г.С. – А сшил то, шельма, плохо. Гоните его в шею!
Автор – Но, видите ли…
Г.С. – У нас как-то и прецидентов-то не было, что бы авторам деньги при договоре выдавали, но уж для вас… 425!
Автор – (бодрее) 1200! Без них мне не выбраться… трудные обстоятельства…
Г.С. – А на бегах не пробовали играть?
Автор – Нет.
Г.С. – У нас один актёр тоже запутался, поехал на бега и выиграл 1,5 тысячи. А у нас вам смысла нет брать. Дружески говорю, переберёте – пропадёте! Эх, деньги! И зачем они? Вот у меня их нету и так легко у меня на душе, так спокойно… (Выворачивает карманы).
Автор - Тысячу.
Г.С. – Эх, пропади всё пропадом. Пусть меня потом хоть расказнят, но выдам вам 500 р. Подписывайте!
Подписание договора, процедура прощания.
Автор выходит и встречает Ф.Стрижа.
Стриж- Ищу вас по всему театру. Режиссёр Фома Стриж. Всё в порядке, не беспокойтесь, пьеса ваша в хороших руках. Договор подписали?
Автор – Да.
Стриж – Теперь вы наш. Вам бы заключить с нами договор на всю вашу грядущую продукцию! На всю жизнь! Что бы она вся шла к нам, Ежели желаете, мы это сейчас же сделаем. Плюнуть раз! Ставить пьесу буду я. Мы её в два месяца обломаем. 15 декабря покажем генеральную. У меня твёрдая договорённость с Иваном Васильевичем! (кричит)А ежели кто подкоп подведёт, то я в Индию напишу! Заказным, ежели уж на то пошло. Дайте сюда экземпляр.
Автор – Пьеса ещё не переписана.
Стриж – Об чём же они думали? Вы у Поликсены Торопецкой в предбаннике были?
Автор - …
Стриж – Не были? Завтра же захватите экземпляр, идите к ней, моим именем действуйте.
По мреж (голос) – В репетиционный зал прошу, Фома Сергеевич! Начинаем.
Стриж – Завтра же в предбанник. Моим именем!
Эпизод седьмой – Афиша.
Автор – Через два дня был прекрасный день, шёл осенний дождик. Решил позавтракать. Какая ветчина была, какое масло! Минуты счастья. Я спешил в Независимый.
У теаральной тумбы читает афишу.
Репертуар, намеченный в текущем сезоне.
- Эсхил – АГАМЕМНОН
- Софокл – ФИЛОКТЕТ
- Лопе де вега – СЕТИ ФЕНИЗЫ
- Шекспир – КОРОЛЬ ЛИР
- Шиллер – ОРЛЕАНСКАЯ ДЕВА
- Островский – НЕ ОТ МИРА СЕГО
- Максудов – ЧЁРНЫЙ СНЕГ
Отходит в сторону и наблюдает какое впечатление производит афиша на прохожих.
Агапёнков – Гм...
Ликоспастов – Нет, вы видели, Егор Нилыч? Что же это такое? Да они с ума сошли!
Агапёнков – Да откуда он взялся? Да я ж его и открыл... Тот самый... Гу-гу-гу.. Жуткий тип...
Ликоспастов – (увидя автора) Ну, брат, ну, брат! Благодарю, не ожидал! Эсхил, софокл и ты! Как ты это проделал, не понимаю, но гениально! Ну, теперь ты, конечно, приятелей узнавать не будешь! Где уж нам с Шекспирами водить дружбу!
Автор – (робко) А ты бы перестал дурака валять!
Ликоспастов – Ну, вот слова уже сказать нельзя! Экий ты . ей богу! Ну, я зла на тебя не питаю. Давай почеломкаемся, старик! На учебной сцене, конечно играть будут?
Автор – Не знаю, говорят, что на Главной.
Ликоспастов – Ну что ж, давай бы. Давай, давай. Может быть тут тебя постигнет удача. Не вышло с романом, кто знает, может быть с пьесой выйдет. Только ты не загордись. Помни: нет ничего хуже, чем друзей забывать!
Агапёнков – Мою последнюю книгу читали?
Автор – (похолодев) Нет, не читал.
Ликоспастов – Где уж ему читать... у него времени нет современную литературу читать... Ну, шучу, шучу...
Агапёнков – (веско) Вы прочтите! Хорошая книжица получилась.
Все раскланиваются. Автор, уходя, слышит…
Ликоспастов – Бьёшься... бьёшься, как рыба об лёд... Обидно!
Эпизод восьмой – Предбанник.
Бомбардов – (автору) Во главе Независимого театра стоят двое директоров: Иван Васильевич и Аристарх Платонович, он сейчас в Индии. Что касается предбанника… Это актёрская шутка. Так прозвали комнату перед верхним директорским кабинетом, в котором работает Поликсена Васильевна Торопецкая. Она - секретарь Аристарха Платоновича.
Автор – А Августа Авдеевна?
Бомбардов – Ну, натурально Ивана Васильевича.
Автор – Ага, ага.
Слышны крики и рыдания из предбанника.
Бомбардов – (прислушиваясь) Ага-то она, ага!
Скандал в предбаннике.
Дикий крик – Поликсена Васильевна! Поликсена Васильевна! Не подписали ещё! Завтра подпишут. Завтра, говорят , приходите в 12 часов.
Женский голос (Поликсена) – Это подло! Вы поступили подло! Подло! 4 путёвки выдали, а племяннику Аристарха Платоновича забыли подписать?
Голос – Поликсена Васильевна! Путёвки в Сочи, на октябрь...
Женский голос (Поликсена) – Это нижние подвели интригу под Аристарха Платоновича, пользуясь тем, что он в Индии, а вы помогли им!
Страшный голос – Поликсена Васильевна! Матушка! Что вы говорите! Чтобы я под благодетеля своего..
Женский голос (Поликсена) – Ничего не хочу слушать, всё ложь, презренная ложь! Вас подкупили!
Крики, грохот, обвал, истерика.
Голос – Поли... Поликсена!
Мимо Автора и Бомбардова пробегает человек. В кабинете воцаряется тишина.
Бомбардов – Вот что, я вам очень советую, постарайтесь произвести на Торопецкую хорошее впечатление.
Автор – Да я не умею!
Бомбардов – Нет, уж вы постарайтесь! (уходит)
Автор – Это мир чарует, но он полон загадок... (дождавшись, пока не начал слышать стук ма шинки, входит. С достоинством, но сдавленно). Максудов... Я направлен сюда, чтобы диктовать пьесу.
Поликсена – (вежливо) Садитесь и подождите.
Автор рассматривает портрет Аристарха Платоновича.
Автор – Простите, а кто эта дама на портрете...
Поликсена – Это – муза.
Автор – А-а! (рассматривает фото вокруг портрета)
Поликсена – (печатает не поднимая головы) Да, да Аристарх Платонович с Тургеневым на охоте.Аристарх Платонович и Островский. Четверо за столом и сзади фикус: Аристарх Платонович, Писемский, Григорович и Лексов. Лев Толстой.
Автор – Не может этого быть...
Поликсена – Да, да. Гоголь читает Аристарху Платоновичу 2 часть „Мёртвых душ”.
Автор – Сколько же лет Аристарху Платоновичу?
Поликсена – (с вибрацией в голосе) У таких людей, как Аристарх Платонович, лет не существует. Вас, по-видимому, очень удивляет, что за время деятельности Аристарха Платоновича многие имели возможность пользоваться его обществом?
Автор – (испуганно) Помилуйте!.. Совсем наоборот!.. Я... (тихо) Нет, мне не удалось произвести на неё хорошее впечатление. Увы! Это ясно!
Входит дама.
Пряхина – (с переливистым смехом) Нет, нет! Неужели вы не видите?
Поликсена – А что такое?
Пряхина – Да ведь солнышко, солнышко! Бабье лето! Бабье лето!
Поликсена – тут анкету нужно будет заполнить.
Пряхина – Какую ещё анкету? Ах, боже мой! Боже мой! Только что я радовалась солнышку, соредоточилась в себе, что-то только что нажила, вырастила зерно, чуть запели струны, я шла, как в храм... и вот... Ну, давайте, давайте её сюда!
Поликсена – (тихо) Не нужно кричать, Людмила Сильверстовна.
Пряхина – Я не кричу! Я не кричу! И ничего я не вижу. Мерзко напечатано. Ах, пишите вы сами, пишите, я ничего не понимаю в этих делах! Ну, Пряхина, Пряхина, ну Людмила Селиверстовна! И все это знают, и нечего я не скрываю!
Поликсена – Когда вы родились?
Пряхина – (шепотом) Пресвятая богоматерь! Что же это такое? Я не понимаю, кому это нужно знать, зачем? Почему? Ну, хорошо, хорошо. Я родилась в мае, в мае! Что ешё нужно от меня? Что?
Поликсена – (тихо) Год нужен.
Пряхина – Ох, как бы я хотела, чтобы Иван Васильевич видел, как артистку истязают перед репетицией.
Поликсена – Нет, Людмила Селиверстовна, так невозможно. Возьмите вы анкету домой и заполняйте её сами, как хотите (звонит телефон). Да! Нет товарищ! Какие билеты! Никаких билетов у меня нет! Что? Гражданин, вы отнимаете у меня время! Нет у меня ника... Что? Ах! Ах! Простите, я не узнала голоса! Да, конечно! Конечно! Прямо в конторе будут оставлены. И программу я распоряжусь, чтобы оставили! А Феофил Владимирович сам не будет? Мы будем очень жалеть! Очень! Всего, всего, всего. Доброго! (вешает трубку. Пряхиной) Из-за вас я нахамила не тому, кому следует!
Пряхина – Ах, оставьте, оставьте всё это! Погублено зерно, испорчен день!
Поликсена – Да, заведующий труппой просил вас зайти к нему.
Пряхина – Зачем же это я понадобилась ему? Это крайне интересно!
Поликсена – Костюмерша Королькова на вас пожаловалась.
Пряхина – Какая такая Королькова? Кто это? Ах да, вспомнила! Как не вспомнить эту Королькову, которая испортила мне подол? Что же она наябедничала на меня?
Поликсена – (ласково) Она жалуется, что вы её ущипнули со злости в уборной при парикмахерах.
Пряхина – Меня сживают со свету! Бог господь! Бог господь! Бог господь! Да взгяни же хоть ты, пречистая матерь, что со мной делают в театре! Подлец Пеликан! А Герасим Николаевич предатель! Воображаю, что он нёс обо мне в Сивцевом Вражке! Но я брошусь в ноги Ивану Васильевичу! Умолю его выслушать меня! Оставьте меня! Оставьте меня! Низкие люди! (выбегает)
Заиграл рояль, мощный голос запел:” ...и будешь ты ца-арицей ми-и-и-ррр-а-а...”
Поликсена – Ну-с, я освободилась, приступим!
Далее всё происходит, как в немом синемотографе под аккомпонемент тапёра. Автор диктует, Торопецкая печатает. Действие время от времени прерывается от телефонных звонков.
Поликсена – (отвечая на звонок и одновременно печатая)
- Да, да! Говорите, товарищ, скорее, я занята. Нет вы не сюда звоните. Никаких билетов у меня нет...(печатает) Я застрелю тебя!
- У меня нет контрамарок... (печатает) Этим ты ничего не докажешь.
- Да. Да! Калькутта, Пенджаб, Мадрас, нет адрес не даём. (печатает) Распевал испанские серенады под окном моей невесты...
- Уменя никаких билетов нет... (печатает) Анна – Он застрелится.
- Товарищ Бутович, вам будут оставлены билеты у Фили в конторе. Всего доброго. (печатает) Бахтин – Не застрелится.
- Здраствуйте! Да, с нею. Потом Андоманские острова. К сожалению, адрес дать не могу, Алберт Альбертович. (печатает) Не застрелится. Роняет пистолет... кровь течёт...
Входит Актриса. Поцелуи, сюсюкание. Автор в изнеможении опускается на стул.
Актриса – Здраствуйте, душечка, Поликсена Васильевна! Я вам цветочки принесла!(даёт четыре желтоватых астры). Обо мне нет ли чего из Индии?
Поликсена достаёт конверт, читает. Мы как бы видим А.П. с супругой в рюкзаке за плечами на фоне индийского пейзажа. Звучать индийские мотивы.
А.П. –„Скажите Вишняковой, что я решил загадку роли Ксении...”
Вишнякова – Ах, ну, ну!
А.П. – „Я был с Прасковьей Фодоровной на берегу Ганга, и там меня осенило. Дело в том, что Вишнякова не должна выходить из средних дверей, а сбоку, там, где пианино. Пусть не забывает, что она недавно лишилась мужа и из средних дверей не решится выйти ни за что. Она идёт монашеской походкой, опустив глаза долу, держа в руках букетик полевой ромашки, что типично...
П.Ф. - ...что типично для всякой вдовы...”
Вишнякова – Боже, как верно! Как глубоко! То-то мне было неудобно в средних дверях.
Поликсена – Погодите тут ещё есть.
А.П. – А впрочем, пусть Вишнякова выходит, откуда хочет! Я приеду, тогда всё станет ясно. (жене)Ганг мне не понравился, по-моему этой рек чеего-то не хватает...”
Вишнякова – Поликсена Васильевна! Напишите А.П., что я безумно, безумно ему благодарна. А мне нельзя ему написать самой?
Поликсена – Нет. Он изьявил желание, что бы ему никто не писал, кроме меня. Это его утомляло бы во время его раздумий.
Вишнякова – Понимаю, понимаю (расцеловавшись удаляется. Автор встаёт, приготовившись диктовать дальше, но тут же появляется артист Елагин.)
Елагин – Новый анекдот слышали? Ах, вы пишете?
Поликсена - Ничего, у нас антракт.
Склоняются над столом. Слышны отдельные фразы – „... одна дама... и как только... а в это время в гостинную возвращается муж...” – взрыв хохота.
А.П. – „ Перередайте Елагину, что он больше всего должен бояться сыграть результат, к чему его всегда очень тянет. Скажите ему, что в сцене вечеринки у генерала он не должен сразу здороваться с женой(этюд с П.Ф., делающей ему знаки из-за спины А.П.) полковника, а предварительно обойти стол кругом, улыбаясь растерянно. У него винокуренный завод, и он ни за что не поздоровается сразу, а...”
Елагин – Не понимаю. Нет, не чувствую я этого... Мне неудобно. Жена полковника передо мной (ставит перед собой автора), а он чего-то не пойдёт. Не чувствую.
Поликсена – (ехидно, ледяным голосом) Вы хотите сказать,что вы лучше понимаете понимаете эту сцену, чем А.П.?
Елагин – Нет, этого не говорю, но посудите...
Поликсена – Я думаю, что в ножки следовало бы поклониться А.П. за то, что он из Индии...
Елагин – Что у нас всё в ножки, да в ножки.
Автор – Э, да он молодец.
Поликсена – Вы выслушайте, что дальше пишет А.П.
А.П. – „А впрочем, пусть он делает, как хочет. Я приеду и пьеса станет всем ясна.”
Елагин пародирует последнюю фразу А.П.
Автор – Какой актёр!
Поликсена – Я попросила бы вас!
Елагин – А впрочем, не понимаю. (уходит)
Поликсена – Ох, уж эти середняки. Ничего святого. Вы слышали, как они разговаривают.
Далее опять этюд с печатанием и телефонами, но теперь уже всё, как в немом кино.
Автор – Бабье лето кончилось и уступило место мокрой осени. Править пьесу – чрезвычайно утомительное дело. Требовательные герои вносили необыкновенную заботу в душу. Каждый требовал нужных слов, каждый старался занять первое место, оттесняя других. Я и не заметил, как мы с Торопецкой переписали пьесу. И не успел я подумать, что будет далее, как судьба сама подсказала это.
Бомбардов вручает письмо автору.
Автор – „Глубочайше уважаемый Леонтий Сергеевич!”... Почему им хочется, что бы я был Леонтием Сергеевичем? Впрочем это удобней выговаривать... Не важно... „Вы должны читать вашу пиэсу Ивану Васильевичу. Для этого вам надлежит прибыть в Сивцев Вражек 13-го в понедельник в 12 часов дня. Глубоко преданный. Фома Стриж.”
Бомбардов – Как пройдёте большой серый дом, повернёте налево в тупичок. С улицы входа нет, повернёте за угол во дворе. Там увидите человек в тулупе, он спросит вас-„Вы зачем?” Вы ему скажете одно слово-„Назначено”
Автор – Это пароль? А, если человека не будет?
Бомбардов – Он будет. За углом вы увидите автомобиль без колёс на домкрате и человека, что будет мыть автомобиль.
Автор – Вы сегодня там были?
Бомбардов – Я был там месяц тому назад.
Автор – Так почему же вы знаете, что человек будет мыть автомобиль?
Бомбардов – Потому, что он каждый день его моет, сняв колёса.
Автор – А когда же И.В. ездит в нём?
Бомбардов – Он никогда в нём не ездит. И.В. приезджает в театр два раза в год на генеральные репетиции, и тогда ему нанимают извозчика Дрыкина.
Автор – А зачем извозчик, если есть автомобиль?
Бомбардов – А если шофёр умрёт от разрыва сердца за рулём, а автомобиль возьмёт да и въедет в окно, тогда что прикажете делать?
Автор – А если лошадь понесёт?
Бомбардов – Дрыкинская лошадь не понесёт. Она только шагом ходит. Напротив человека с ведром – дверь. Подниметесь по лестнице. Там дверь. Войдёте и тут к вам выйдет фельдшерица и спросит: „Вы куда?” Ответите...
Автор – Назначено.
Бомбардов – И.В. вас спросит первым долгом, кто был ваш отец. Он кто был?
Автор – Вице-губернатор.
Бомбардов – Э... нет, это , пожалуй, не подходит. Вы скажите так: служил в банке.
Автор – Вот это мне не нравится. Почему я должен врать с первого же момента?
Бомбардов –А вам всё равно. Потом он спросит, как вы относитесь к гомеопотией. Скажете, что принимали капли от желудка в прошлом году и они вам очень помогли.
Прогремел звонок.
Бомбардов – Это сигнал к антракту.
Далее очень быстро.
- Мишу Панина вы не знаете, родились в Москве.
- Насчёт Фому скажете, что он вам не понравился.
- Когда будете насчёт пьесы говорить, то не возражайте.
- Там выстрел в 3 акте, так вы его не читайте...
- Выстрела не читайте! И насморка у вас нет!
Автор – Как не читать, когда он застрелился?
Бомбардов – Не читайте...
Голос помошника режиссёра: „ Господа! Антракт 10 минут!”
Эпизод девятый – Сивцев Вражек.
Из-за кулис слышен голос:”Вы зачем?” Автор:”Назначено”.Большая дверь. Перед ней автор. Из-за двери выглядывает женщина в белом халате и маске.
Женщина – Вам что?
Автор – Назначено.
Женщина – На дворе холодно?
Автор – Нет, хорошая погода. Бабье лето.
Женщина – Насморка у вас нет?
Автор – Нету, нету.
Женщина – Сюда и входите.
Автор входит. Кровать. На подушках лежит большой жирный кот. Над кроватью висит большой портрет Ивана Васильевича. Автор оглядывается –никого в комнате нет.
Голос:”Очень приятно, прошу садиться”. Это говорит портрет. Автор садится.
И.В. – Ваше имя и отчество?
Автор – Сергей Леонтьевич...
И.В. – Очень приятно! Ну-с, как изволите поживать, Сергей Пафнутьевич?
Автор – Покорнейше благодарю вас. Хорошо.
И.В. – Простуды не чувствуете?
Автор – Нет.
И.В. – А здоровье вашего батюшки как?
Автор – Мой отец умер.
И.В. – Ужасно. А к кому обращались? Кто лечил?
Автор – Не могу сказать точно, кажется професор Янковский.
И.В. – Это напрасно. Нужно было обращатся к професору Плетушкову, тогда бы ничего не было. А ещё лучше гомеопаты. Прямо до ужаса всем помогают. Вы верите в гомеопатию?
Автор - ... конечно, хотя многие не верят...
И.В. - !5 капель и вы перестанете что-нибудь чувствовать. А ваш батюшка, сергей Панфилыч, кем был?
Автор – (в сторону) Да не буду я врать! (И.В.) Он служил вице-губернатором.
И.В. – Так, так, так. Ну-с, приступим.
Автор – (начинает читать) „Огоньки вдали, двор, засыпанный снегом, дверь флигеля. Из флигеля глухо слышен „Фауст”, которого играют на рояле...” (в сторону) Смутило меня то, что он не разу не улыбнулся, хотя уже впервой картине были смешные места. Актёры очень смеялись. И.В. не смеялся. Всякий раз когда я поднимал взор, видел одно и тоже: уставившийся на меня золотой лорнет и внём немигающие глаза. В полной тишине слышался только мой монотонный голос, было похоже, что дьячок читает по покойнику.
Появляется женщина. Указывает на часы. Подаёт И.В. рюмку с лекарством. И.В. выпивает, Женщина кланяется древнеруссим поклоном и надменно уходит.
И.В. – Ну-с, продолжайте. (телефонный звонок) Извините, это меня по важнейшему делу. (в трубку) Да. Гм...Гм... Это всё шайка работает. Приказываю всё держать в строжайшем секрете. Вечером у меня будет один верный человек, и мы разработаем план...
И.В. вернулся, сделал знак рукой автору, но вдруг... хлопнула дверь, послышался громкий фальшивый плач, потом крик. Кот осатаневший от страха, вцепился в занавеску и полез вверх. И.В. уронил лорнет и в комнату вбежала Пряхина c закрытыми глазами, прижав кулак со скомканным мокрым платком ко лбу, а в другой руке держа платок кружевной, сухой и чистый. Опустившись на одно колено, наклонила голову и руку протянула вперёд, как бы пленник, отдающий меч победителю.
Пряхина – Я не сойду с этого места, пока не получу защиту, мой учитель. Пеликан – предатель! Бог видит всё!
И.В. – Брысь! (коту)
Пряхина – Что я слышу?! Что я слышу?! Неужели мой учитель и благодетель гонит меня? Боже, боже! Ты видишь?!
И.В. – Оглянитесь, Людмила Сильвестровна!
Старуха (в дверях) – Милочка! Назад! Чужой!
Пряхина открыла глаза, увидев меня, слёзы у неё высохли. Она вскочила с колен…
Пряхина – Господи… (выскочила из комнаты).
И.В. – Ну-с, как вам это понравилось? Пропала занавеска к чёрту. Вас, конечно, поражает эта сцена?... Это мы репетировали. А вы, наверное, подумали, что это просто скандал? Каково? А? Мы любим так иногда внезапно освежить в памяти какую-нибудь сцену… этюды очень важны. А насчёт Пеликана вы не верьте. Пеликан – доблестейший и полезнейший человек! Ну-с, продолжим!
Входит старушка.
И.В. – Тётушка моя, Настасья Иванова.
Н.И. – Как ваше здоровье?
Автор – Благодарю вас покорнейше, я совершенно здоров.
Н.И.- Зачем изволили пожаловать к И.В.?
И.В. – Леонтий Сергеевич сам сочинил пьесу!
Н.И. – А зачем?
Автор – Как зачем? Гм…гм…
Н.И. – Разве уж и пьес не стало? Какие хорошие пьесы есть. И сколько их! Начнёшь играть – в двадцать лет всех не переиграешь? Зачем же вам тревожиться сочинять?
И.В. – Леонтий Леонтьевич современную пьесу сочинил!
Н.И. (встревожено) – Мы против властей не бунтуем.
Автор – Зачем же бунтовать.
Н.И. – А «Плоды просвещения» вам не нравятся? А ведь какая хорошая пьеса. И Милочке роль есть (поднялась уходить). Поклон батюшке, пожалуйста, передайте.
И.В. – Батюшка Сергей Сергеевича умер.
Н.И. – Царство небесное, он, чай, не знает, что вы пьесы сочиняете? А отчего он умер?
И.В. – Не того доктора пригласили. Леонид Пафнутьевич рассказал мне горестную историю.
Н.И. – А ваше-то имечко как же, я что-то не пойму. То Леонтий, то Сергей. Разве уж и имена позволяют менять? У нас один фамилию переменил. Теперь и разбери-ко, кто он такой!
Автор – Я – Сергей Леонтьевич.
И.В. – Тысячу извинений, это я спутал.
Н.И. – Ну, не буду мешать.
И.В. – Кота надо высечь. Это не кот, а бандит. Нас вообще бандиты одолели, не знаем, что и делать! Продолжим-с!
Автор – «Бахтин» (Петрову) Ну, прощай! Очень скоро ты придёшь за мною…Петров – Что ты делаешь? Бахтин стреляет себе в висок. Падает, вдали послышалась гармонь.
И.В. – Вот это напрасно. Зачем это? Это надо вычеркнуть, не медля ни секунды. Помилуйте! Зачем же стрелять?
Автор – Но он должен кончить самоубийством.
И.В. – И очень хорошо! Пусть кончит и пусть заколется кинжалом!
Автор – Но, видите ли, дело происходит в гражданскую войну… Кинжалы уже не применялись…
И.В. – Нет, применялись, мне рассказывал этот… как его… забыл… что применялись. Вы вычерните этот выстрел!
Автор (читает) - …гармоника и отдельные выстрелы. На мосту появился человек с винтовкой в руке. Луна…
И.В. _ Боже мой! Выстрелы! Опять выстрелы! Что за бедствие такое! Знаете что, Лео… Знаете что, вы эту сцену вычеркните, она лишняя.
Автор – Я считал эту сцену главной… тут видите ли…
И.В. – Форменное заблуждение! Эта сцена не только не главная, её вовсе не нужно. Зачем это? Ваш этот, как его?
Автор – Бахтин.
И.В. – Ну да… ну да, вот он закололся там вдали, а приходит домой другой и говорит матери – Бехтеев закололся!
Автор – Но матери нет.
И.В. – Нужно обязательно! Вы напишите её. Это не трудно. Сперва кажется, что трудно – не было матери, и вдруг она есть. И вот старушка рыдает дома, а который принёс известие… Назовите его Иванов…
Автор – Но ведь Бахтин герой! У него монологи на мосту. Я полагал…
И.В. – А Ивонов и скажет все монологи! У вас хорошие монологи, их надо сохранить. Иванов и скажет – вот Петя закололся и перед смертью сказал то-то, то-то и то-то… Очень сильная сцена может будет.
Автор – Но как же быть И.В., ведь у меня же на мосту массовая сцена… там столкнулись массы…
И.В. – А пусть они за сценой столкнутся. Мы этого видеть не должны ни в коем случае. Ваше счастье, Сергей Леонтьевич, что вы не изволите знать некоего Мишу Панина!... Это, я вам скажу, удивительная личность! Вот он нам пьесочку доставил, удружил. «Стенька Разин». Я приехал в театр, издали слышу – грохот, свист, ругань, палят из ружей! Лошадь едва не понесла, я думал, что бунт в театре. Ужас! Оказывается, это Фома Стриж репетирует. Я говорю Августе Авдеевне: «вы куда же смотрели? Вы хотите, чтобы меня расстреляли самого? Ну как Стриж спалит театр, меня по головке не погладят!» Августа Авдеевна, доблестная женщина, отвечает: «Казните меня, И.В., ничего со Стрижем сделать не могу!» Этот Стриж – чума у нас в театре. Увидите его- бегите за версту. Ну конечно, это все с благословения некоего Аристарха Платоновича, вы его не знаете, слава богу. А вы – выстрелы! За эти выстрелы знаете, что может быть Ну-с, продолжим...
Автор – «Конец».
И.В. – Очень хорошо, теперь вам надо… начать работать над этим материалом. Сестру надлежит превратить в мать. Но у сестры был жених, а у 55-летней матери… мм… Антонины жениха не могло быть, то роль надо вычернуть…
Далее всё происходит, как в тумане. И.В. рассказывает. Появляется Н. И. и подаёт капли. Проплывает перед глазами автора афиша. Фома Стриж (выпустим через 2 месяца и на кругу все пустим) и Миша Панин(хохочет), Августа Авдеевна (я предупреждала) и Пряхина (учитель, учитель) проплывают в каком то диком хороводе…
И.В. – Вот вам бы какую пьесу сочинить. Колоссальные деньги можете заработать в один миг. Глубокая психологическая драма… судьба артистки. Будто бы в некоем живёт артистка, и вот шайка врагов её травит, преследует и жить не даёт… А она только воссылает моления за своих врагов..
Автор – Богу воссылает моления И.В.?
И.В. – Не богу, а искусству, которому она глубочайше предана. А травит её шайка злодеев, и подзуживает эту шайку некий волшебник Черномор. Он в Африку уехал и передал свою власть некоей даме Икс. Она на всё способна. Сядете с ней чай пить, она вам вместо сахара положит в чаёк… что вы хлебнёте и ноги протяните. А ещё ужасный злодей Стриж… то есть… один режиссёр… Вы, как видно упрямый человек.
Автор – Просто я далёк то артистической жизни.
И.В. – А вы его изучите. У нас в театре такие персонажи, такие расхаживают, что так и ждёшь, что он тебе финский нож в спину всадит… или сапоги из уборной стянет.
Автор – Это ужасно.
И. В. – Я вижу, что это вас не увлекает… вы человек неподатливый! Впрочем, пьеса ваша хорошая, теперь только стоит её сочинить и всё будет готово…
Автор откланивается и оказывается на улице. Ветер рвёт шляпу, дождь брызгает косыми струями.
Просцениум: Автор и Бомбардов.
Автор – Как вам нравятся такие проекты: мать, Петя и монологи героя, кинжал…
Бомбардов – Бред! Не надо было спорить, а отвечать: „я вам очень благодарен, И.В. за ваши указания, постараюсь исполнить”.
Автор – Но как же не читать выстрел? Как его не читать?
Бомбардов – Ну вот прочитали и пожалуйста. На Сивцев Вражке не возражают.
Автор – Никто и никогда не возражает? А если он скажет, что мой герой уехал в Пензу? Или мать Антонина повесилась, или поёт контралттовым голосом? Или эта печка чёрного цвета?
Бомбардов – Не возражал, не возражает и возражать не будет.
Автор – А Аристарх Платонович не может ему ничего сказать?
Бомбардов – А.П. не может ему ничего сказать, т.к. А.П. не разговаривает с И.В. с 1885 года! Они поссорились и с тех пор не стречаются и не говорят друг с другом даже потелефону.
Автор – У меня кружится голова! Как же стоит театр?
Бомбардов – И прекрасно стоит. Они разграничили сферы. Если И.В. заинтересовался вашей пьесой, то к ней уж не подойдёт А.П. и наоборот. Нет почвы, на которой они могли бы столкнуться. Мудрая система.
Автор – Ведь нельзя же иметь дело с человеком, который никого не слушает!
Бомбардов – Он слушает трёх лиц: Гаврилу Степановича, тётушку Настасью Ивановну и Августу Авдеевну. Если кто-либо другой вздумает повлиять на И.В., И.В. поступит наоборот. Он никому не доверяет.
Автор – Хорошо, я понял. Раз для того, что бы пьеса шла на сценееё надо искорёжить так, что в ней пропадает всякий смысл, то не нужно, чтобы она шла! Я не хочу, чтобы публика увидев, как человек 20 века, имеющий в руках револьвер, закалывается кинжалом, тыкала бы в меня пальцами!
Бомбардов – Если бы вы вели себя тихо, слушались советов, согласились бы с кинжалами, и с Антониной, то ваш герой застрелился бы, как всякий нормальный человек. На всё существуют свои приёмы и пути.
Автор – Какие пирёмы и пути?
Бомбардов – Их знает Миша Панин!
Автор – Значит, всё погибло?
Бомбардов – Трудновато, трудновато... (Исчезает)
Появляется курьер и вручает...
Курьер – Приглашение пожаловать завтра в 4 часа в театр.
Эпизод десятый – Театр, совет старейшин.
Голос: „Немедленно впустить!”
Менажраки(с большим бриллиантовым крестом на шее и с огромной связкой ключей на черном лакированом поясе) – Сюда!
В комнате И.В., Пряхина, Гаврила Степанович, Настасья Ивановна, Ипполит Павловлович, Фёдор Владимирович, Дама в соболях – основоположники.
И.В. – А, Лео...
Гаврила – Сергей Леонтьевич!
И.В. – Гм... милости просим! Может угодно пообедать или позавтракать? Мы подождём... Или ситро, нарзану? Клюквенного морсу? У нас достаточные запасы клюквы! (Менажраки) Прошу вас строжайше проследить за этим!
Входит М. Панин.
А-А! Почтеннейший Михаил Александрович! Милости просим! Позвольте вас познакомить. Это наш драгоценнейший М. А., исполняющий у нас важнейшие функции. А это...
Гаврила – Сергей Леонтьевич!
И.В. – Именно он. Ну-с, приступим! Кто желает высказаться? Ипполит Павлович!
И.П. – Ваш роман, э-э… Лео… Сергей Леонтьевич, очень хорош. Он исполнен психологической глубины, верно очерчены образы… Что касается описания природы, то в них вы достигли почти тургеневской высоты. Эти звёздные ночи, украинские… потом шумящий Днепр… э-э… как выразился Гоголь… э-э… Чуден Днепр, как вы помните… а запахи акации… Всё сделано у вас мастерски. В особенности впечатляет описание рощи, сребристых тополей листы… вы помните?
Дама – Я помню. До сих пор у меня в глазах эти картины ночи на Днепре, когда мы ездили в поездку.
И.П. – Ничего, кроме комплементов… э-э… но, вы меня простите… сцена имеет свои законы! Вам не удалось передать весь аромат вашего юга, этих знойных ночей…
Дама – О, эти знойные ночи…
И.П. – Роли оказались психологически недочерченными, что в особенности сказалось на роли Бахтина… и… я не знаю… её играть нельзя, простите. Простите!
Общий шум, все пытаются высказаться. И.В. помалкивает, ухмыляясь, разводит руками.
Автор – (аппарт) Дело в том, что в романе моём не было ни акаций, ни серебристых тополей, ни шумящего Днепра, словом, ничего этого не было. Он не читал моего романа. Между тем позволяет себе говорить о нём! Зачем они меня сюда позвали?
И.В. – Кто ещё желает высказаться?
Ф.В. – Эхо-хо…
И.В. – Вы хотите сказать, Федор Владимирович?
Ф.В. – Нет, нет, нет!
И.В. – (автору) А может быть, вам что-нибудь угодно?
Автор – Насколько я понял, пьеса моя не подошла, и я прошу вернуть её мне.
И.В. – Мы дружески говорим, что играть вашу пьесу – это причинить вам ужасный вред. В особенности если за неё примется Фома Стриж. Вы сами жизни не будете рады и нас проклянёте…
Автор – В таком случае я прошу вернуть мне её.
Г.С. – У нас договорчик.
Автор – Но ведь ваш театр не хочет её играть. Зачем она вам?
Все наперебой – Неужели вы понесёте её в театр Шлиппе? Ну, что они там наиграют? Ну, будут ходить по сцене бойкие офицерики. Кому это нужно? На основании существующих законоположений и разъяснений её нельзя давать в театр Шлиппе, у нас договорчик?
Автор – Вы играть её не хотите, но в другой театр отдать нельзя. Как же быть?
И.В. – Мы хотим спати вас от страшного вреда. От вернейшей опасности, караулящей вас за углом!
Наступило зловещее молчание. Через минуту автора в театре не было.
Автор – В тот же вечер я послал Бомбардову телеграмму. Принимать её не хотели, и приняли после того, как я пригрозил пожаловаться в «Вестник пароходства».
Эпизод одиннадцатый – Дом.
Автор и Бомбардов сидят за столом. Выпивают и закусывают, постепенно пьянея.
Бомбардов – (читает телеграмму) „Приходите поминки. Без вас сойду с ума, не понимаю”. Мысль устроить поминки мне нравится.
Автор – Я теперь успокоился.
Бомбардов – Вам бы жениться нужно, Сергей Леонтьевич! Жениться на какой-нибудь симпатичной, нежной женщине или девице. Хотя это теперь проблеммм-ааа...
Автор – Это разговор уже описан Гоголем, не будем же мы повторяться. Скажите мне, что это было?
Бомбардов – Ничего особенного не было, было совещание И.В. со старейшинами театра.
Автор – А кто эта дама с соболями?
Бомбардов – Маргарита Петровна Таврическая – Потёмкина, артистка нашего театра, входящая в группу старейших или основоположников. Известна тем, что покойный Островский в 1880 году, поглядев на игру М.П. – она дебютировала, скалал:”Очень хороша”.
Автор – Скажите, неужели моя пьеса так плоха?
Бомбардов – Ваша пьеса – хорошая пьеса и точка.
Автор – Почему же произошло всё это странное и страшное для меня в кабинете? Пьеса не понравилась?
Бомбардов – Наоборот! Понравилась чрезвычайно.
Автор – Но Ипполит Павлович...
Бомбардов – Больше всего она понравилась иенно И.П.
Автор – С ума можно сойти...
Бомбардов – Не надо сходить. Пьеса понравилась до того, что вызвала даже панику. Лишь только с ней познакомились, а старейшины узнали про неё, тотчас наметили даже распределение ролей. На Бахтина назначили И.П. Петрова задумали дать Валентину Конрадовичу.
Автор – Но позвольте!Ведь...
Бомбардов – Ну, да... И.П. – 62 года. В.К. – 61. Вашему герою Бахтину сколько лет?
Автор – 28.
Бомбардов – как только старейшинам разослали экземпляры пьесы, то и передать вам нельзя. Что произошло. Не бывало у нас этого в театре за 50 лет его существования. Они просто все обиделись.
Автор – На кого ? На распределителя ролей?
Бомбардов – На автора. Группа старейшин рассуждала так: мы ищем, жаждем ролей, мы рады показать всё свое мастерство в современной пьесе и... здраствуйте, пожалуйста. Приходит серый костюм, приносит пьесу, в которой действуют одни мальчишки! Значит игратьмы её не можем!?
Автор – Я вовсе не притендую, чтобы мою пьесу играли основоположники. Пусть её играют молодые!
Бомбардов – Иш ты, как ловко! Пусть, стало быть, Аргунин, Галин, Елагин, Благосветов, Стренковский выходят, кланяются – браво, бис! А основоположники, мол, уже не нужны. Нас можно в богодельню. Ловко!
Автор – Всё понятно.
Бомбардов – Ведь И.В. сказал же вам, что невесту надо переделать в мать, тогда играла бы М.П. или Н.И.
Автор – Одно только скажите, кого они хотели назначить на роль Анны?
Бомбардов – Натурально, Л.С. Пряхину.
Автор – Что? Вы смеётесь?
Бомбардов – А что такое?
Автор – Сколько ей лет?
Бомбардов – А вот этого, извините, никто не знает.
Автор – Анне – 19 лет. !9! Понимаете! Но это не главное. Она не может играть!
Бомбардов – Анну?
Автор – Вообще ничего не может!
Бомбардов – Позвольте...
Автор – Нет, позвольте! Актриса, которая хотела изобразить плач угнетённого и обиженного человека и изобразила его так, что кот спятил и изодрал занавеску, играть ничего не может.
Бомбардов – Кот – болван. У него ожирение сердца, миокардит и неврастения. Целыми днями сидит в постели, людей не видит, ну, и и спугался.
Автор – Кот - неврастеник, согласен! Но у него правильное чутьё, и он прекрасно понимает сцену. Он услыхал фальшь. Омерзительную фальшь.
Бомбардов – Накладка вышла. Наложили двое – А.А. и Н.И. Первая не предупредила , что вы будете, а вторая прежде чем пускать Пряхину, не проверила, есть ли кто у И.В.
Автор – Не может ваша Л.С. играть. Она изображает плач и горе, а глаза злятся. Смеётся, а у слушателя мурашки в спине. Она не актриса!
Бомбардов – А москвичи утверждают, что она игала прекрасно, в своё время. Она 30 лет изучает знаменитую теорию И.В. о воплощении...
Автор – Не знаю этой теории. Она ей не помогла.
Бомбардов – Может и И.В. не актёр?
Автор – А.Нет! Только он показал, как Бахтин закололся, я а ахнул: У него глаза мёртвые сделались! Сколько можно судить по этой краткой сцене, он величайшее явление на сцене. Я только не могу понять, что он говорил по содержанию пьесы.
Бомбардов – Всё мудро говорит. Как только вы открыли тетрадь, он перестал вас слушать. Он соображал, как распределить роли, чтобы разместить основоположников так, чтобы они разыграли вашу пьесубез ущерба для себя. А вы выстрелы какие-то читаете. Единственный раз выстрелили в нашем театре в 1901 году, и то неудачно. В пьесе… забыл… известный автор… чахоткой болел ешё… ну неважно. Н.И. сделалось дурно, Л.С. закатила истерику. В пьесе сделали изменение. Герой не стрелял, а замахивался лейкой и кричал: «Убью, негодяй!» Автор обиделся, 3 года не говорил с директорами, но И.В. остался твёрд.
Автор – Если пьеса не расходится у них, почему не хотят, чтобы я отдал её в другой театр?
Бомбардов – Хорошенькое дело!Очень интересно нашему театру, чтобы рядом поставили новую пьесу, которая будет иметь успех! Да вы написали в договоре, что не отдадите в другой!
Автор – Будь он проклят! Гавриил Степанович! И ведь какой тихий, всё о душе говорит.
Бомбардов – Орёл! Кондор! На скале сидит, на 40 км. кругом видит. Лишь покажется точка, взвивается и камнем падает вниз! Жалобный крик, хрипенье... и вот он уж взвился в поднебесье, и жертва у него!
Автор – Вы поэт!
Бомбардов – А вы злой человек! Эх, С.Л., трудновам придётся...
Автор (зевая) – Значит, пьеса моя не пойдёт! Всё пропало!
Бомбардов – Готовтесь претерпеть всё. Не стану вас обманывать. Она не пойдёт. Разве, что чудо...
Автор – Я новый! Я неизбежный! Я пришёл!
Бомбардов – Но позвольте!
Автор – Прошу не противоречить мне! Вы притерпелись! Я новый, мой взляд остр и свеж! Я вижу сквозь неё... и никакая теория не тпоможет!не бывает никаких теорий!
Эпизод двенадцатый – Дым.
Автор(сидит в одеяле) – Дожди прекратились, неожиданно ударил мороз. По вечерам из-под полу доносился вальс, который порождал картинки в коробочке.
Картинки в кородочке сцены из пьесы автора. И дым, дым. Стук в дверь. Посыльный передаёт 100 рублей( из театра гонорар), журнал и конверт.
Автор (читает журнал „Вечерняя Москва”, раздел „театральные новости”) – „Известный писатель Измаил Александрович Бондаревский заканчивает пьесу „Монмартские ножи”, их жизни эмиграции. Пьеса, по слухам, будет предоставлена автором Старому театру”.
„Известный писатель Е. Агапёнков усиленно работает над комедией „Деверь” по заказу Театра Дружной Кагорты”.
„ Драматург Клинкер в беседе с нашим сотрудником поделился сообщением о пьесе, которую он намнрен предоставить Независимому театру. Альберт Альбертович сообщил, что пьеса его представляет собой широко развёрнутое полотно гражданской войны под Касимовым. Пьеса называется условно „Приступ”.
„Пора, давно пора” – Консультант М.Панин созвал совещание в Независимом театре группы драматургов. Выражается сожаление, что это единственный театр, где до сих пор не поставлено ни одной современной пьесы, отображающей нашу эпоху. А ведь Независимый театр, как никакой другой, в состоянии раскрыть современную пьесу, ежели за это раскрытие возьмутся такие мастера, как И.В. или А.П. А драматурги не удосужились написать пьесу для Независимого театра”
Позвольте, как это никто не написал пьесу? А мост? А гармоника? Кровь на затоптанном снегу?
Замечает конверт, вксрывает его.
„Дорогой Сергей Леонтьевич! Немедленно в театр! Завтра начинаю репетировать „Чёрный снег” в 12 часов дня. Ваш Фома Стриж”
Стук в дверь.
Да!
Бомбардов (входит) – Знаете уже? Я нарочно заехал за вами.
Автор (собирается) – Как это могло случиться?
Бомбардов – Этого даже я не пойму. Никто не поймёт и никогда не узнает. Думаю, что это сделали Панин со Стрижом. Но как они это сделали – неизвестно, ибо это выше человеческих сил. Короче : это чудо.
Эпизод тринадцатый – Чудо репетиции.
Театр. Загораются фонари (Ваня, дай жёлтый). Стучат молотки. Закрывается одна половина занавеса (Гнобин, давай. Гнобин, стоп! Давай!). Закрывается вторая половина занавеса, на которой вышит символ театра – золотой конь. Перед автором возникает дирижёр Романус с оркестром.
Романус – Как вам это нравится? Ударить концертмейстера, женщину, тромбоном в спину! Стриж думает, что музыканты свиньи и их можно загонять в закуту? Как это с писательской точки зрения?
Появляется Стриж.
Фома! Я знаю, как ты ценишь музыку, но я прошу, чтобы… твой помощник не смел издеваться над музыкантами.
Стриж – Верховые! Где Бобылёв? («Бобылёв обедает») Попрошу на меня не кричать!
Романус – Это ты кричишь!
Стриж (артистам) – Давайте, ребятушки! Давайте! Время теряем! Вы мне производственный план срываете!
1 артист – Давно пора обратить внимание на циркачей, которые на штампиках, позорят марку театра.
2 артист – Попрошу не забываться! Я артист Независимого театра, а не кинохалтурщик, как вы!
Стриж – Требую прекращения ссоры! Где Строев? Дайте тревожные звонки Строеву!
Строев – Зачем мне тревожные звонки? Я здесь 10 минут, если не четверть часа… минимум. М-м-м, М-м-м.
Стриж – Прошу лишних со сцены! Начинаем!
Входит Августа Авдеевна с пледом. За ней Пряхина с тетрадкой и кружевным платком. Вносят портрет И.В., накрывают его пледом.
И.В. – Ну-с, приступим (обводит взглядом сквозь лорнет присутствующих артистов. Те пытаются что-то наигрывать) Это никуда не годится. (Пряхина записывает) Что это такое? Какие-то штучки и сплошное наигрывание. Как он относится к этой женщине?
Стриж – Любит её, И.В.! Ах, как любит!
И.В.(артисту) – А вы подумали о том, что такое пламенная любовь? (артист что-то промычал) Пламенная любовь выражается в том, что мужчина на всё готов для любимой. Влюблённый всё делает для своей любимой: ест, пьёт, ходит и ездит… Подать сюда велосипед! (Подают велосипед) Так вот, будьте любезны съездить на велосипеде для своей любимой девушки. (артист пытается ездить) Совсем не то, зачем вы выпучили глаза на меня. Вы ездите для меня? (ездит, повернув голову на девушку, врезаясь постоянно во что-нибудь) Ужасно! Мышцы напряжены, вы себе не верите. Распустите мышцы, ослабьте их! Неестественная голова, вашей голове не веришь. НЕ ВЕР-Р-Р-Ю! Пустой проезд, вы едете пустой, не наполненный вашей возлюбленной.
Этюд – преподнести букет.
Этюд –пересчитывание невидимых денег из невидимого бумажника (считают всё – а вам особое приглашение?-посыльному и тот присоединяется)
Этюд – пожар. Все бегут на авансцену (во главе с Пряхиной)и кричат:
- Ах, боже, боже!
- Где горит? Что горит?
- Спасайтесь! Где вода? Это горит Елисеев!
- Спасайте детей! Это взрыв! Вызвать пожарных! Мы погибли!
- Боже всемогущий! Что будет с моими сундуками? А бриллианты, а мои бриллианты?!
Автор – У меня героиня произносит только: Гляньте, зарево… шесть месяцев… когда же выйдет моя пьеса? Через неделю начнётся мёртвый сезон и репетиций не будет до сентября! Сентябрь, октябрь, ноябрь…
Актёрская реплика: «Я тебя вызову на дуэль!»
И.В. – Принесите рапиры!
Артисты неумело фехтуют.
Стриж – Гениально! (автору) Здесь будет дуэль.
Автор ( в сторону) – Небось у Островского не вписывал бы дуэлей. Не давал бы Людмиле Сильверстовне орать про сундуки!
И тут мои подозрения перешли в твёрдую уверенность. Если теория И.В. непогрешима и путём его упражнений актёр мог получить дар перевоплощения, то естественно, что в каждом спектакле каждый актёр должен вызывать у зрителя полную иллюзию. И играть так, чтобы зритель забыл, что перед ним сцена…
ЭПИЛОГ
Звучит музыка. Посыльный: «Премьера, премьера!» Беготня, третий звонок. Женщина подметает лихорадочно сцену и выбивает пыль из занавеса.
Выбивает пыль из
золотого коня
Конь взмывает вверх и скачет в воздухе. Занавес открывается и мы видим КОРОБОЧКУ автора. Звук метели, скрип снега, лошадиный топот и … выстрелы… гармоника
ПОЛЁТ ЗОЛОТОГО КОНЯ.
Затемнение, голос.
«Принимаю на себя ручательство в том, что ни таких театров, ни таких людей, какие выведены в произведении покойного, нигде нет и не было. Впрочем, что же требовать от человека, который через два дня, после того, как поставил точку в конце записок, кинулся с Цепного моста вниз головой».
«КОЕМУЖДО ПО ДЕЛАМ ЕГО…»
Требования переделок в пьесе мучают Максудова. Его отношения и с режиссёром, и с Иваном Васильевичем окончательно портятся. Но ещё более, чем переделки, Максудова раздражают длительные репетиции пьесы, на которых Иван Васильевич воплощал в жизнь свою теорию. К глубокому ужасу Максудова, после всех этих упражнений актёры играют только хуже, так что драматург начинает сомневаться в самой «теории» Ивана Васильевича.
Роман должен был двигаться дальше примерно по такой канве: драматург Максудов, видя, что его отношения с одним из директоров Независимого театра Иваном Васильевичем зашли в тупик, как манны небесной ожидает возвращения из поездки в Индию второго директора — Аристарха Платоновича. Тот вскоре приезжает, и Максудов знакомится с ним в театре на его лекции о заграничной поездке (эту лекцию Булгаков уже держал в голове и изображал оратора и слушателей в лицах - необычайно смешно)… К огорчению, драматург убеждается, что приезд Аристарха Платорновича ничего не изменит в судьбе его пьесы — а он столько надежд возлагал на его заступничество! В последней незаконченной главе Максудов знакомится с молодой женщиной из производственного цеха, художницей Авророй Госье. У нее низкий грудной голос, она нравится ему. Бомбардов уговаривает его жениться. Но вскоре она умирает от чахотки. Между тем спектакль по пьесе Максудова, претерпевший на репетициях множество превращений и перемен, близится к премьере… Булгаков хотел изобразить взвинченную, нервозную обстановку первого представления, стычки в зале и за кулисами врагов и почитателей дебютанта. И вот премьера позади. Пренебрежительные, оскорбительные отзывы театральной прессы глубоко ранят Максудова. На него накатывает острый приступ меланхолии, нежелания жить. Он едет в город своей юности (тут Булгаков руки потирал в предвкушении удовольствия — так хотелось ему ещё раз написать о Киеве). Простившись с городом, герой бросается головой вниз с Цепного моста, оставляя письмо, которым начат роман…
«Театральный роман» был прерван летом 1937 года ради главного романа жизни Булгакова, ее итога — романа «Мастер и Маргарита».