ИЗ КНИГИ "По кому палка плачет.Рассказы о рязанских юродивых".
Юродивый Николай Чернеевский. Николай Савельевич (Савельев?). Род. в 1843 г. в Новгородской губернии в семье зажиточного крестьянина. С 1873 г. подвизался близ Николо-Чернеевского монастыря в селе Старое Чернеево Шацкого уезда Рязанской губернии.
Скончался 11 апреля 1881 года. (Здесь и далее даты до 1917 г. приводятся в старом стиле). Погребён на приходском кладбище Старое Чернеево Шацкого района Рязанкой области.
* * *
Запылённый, босой странник, водимый чудным желанием, шёл по щекочущей босые ступни, теплой песчаной дороге, в Успенскую Вышенскую пустынь. Легка летняя дорога. Ласкова в полях шевелящаяся с каким-то тайным шепотком рожь. Чисты и непорочны цветущие богородичным цветом васильки. А ведь это сорные растения. Но у Бога и сорняки прекрасны! Идёт странник и славит Создателя – «Слава Тебе, сотворшему небо и землю. Слава Тебе сотворшему райскую красоту и даже по изгнании из рая не лишившему нас этой красоты…».
– Мил, человек, погодь-ка! – послышался из придорожного куста грубый надтреснутый голос.
Странник остановился и увидел идущего к нему странного мужика со всклокоченной бородой, похожей на тот куст, из-за которого он вышел.
– Ты не на Вышу ли путь держишь?
– Да, к Заступнице нашей, Богоматери Казанской.
– Так и мне туда. Я из далёка иду, вот прикорнул под кустиком, а потом чую – путник по дороге ногами шебуршит. Тебя увидел, обрадовался. Вдвоём-то веселее идти, так ведь?
Путник промолчал. Было видно, что он не совсем согласен с таким утверждением. Мужик, подошёл к нему. Выглядел он непонятно как – не то с похмелья, не то с жестокого недосыпа.
– Здорово мил человек, – поприветствовал мужик странника – Как тебя зовут-величают?
– Николкой кличут.
– Нет такого имени! – взъярился вдруг мужик, - Коль поминаешь того, во имя кого назван, то поминай с уважением, да ещё прибавляй родителя, который тебе жизнь дал.
– Тогда, значится, я – Николай Савельевич Круглов.
Неожиданный знакомец нашего странника то ли улыбнулся, то ли покривился:
– А меня зовут Евпсихий, что значит благодушный.
Пути до Вышенской пустыни оставалось совсем немного и Николай не очень огорчился соседством со странным Евпсихием, который всю дорогу старался доказать ему, что верующий человек ежедневно обязан переносить какие-либо страдания.
Когда же они прибыли в монастырь и Николая поселили в одной комнате вместе с Евпсихием, то на душе у него словно кошки заскребли. Хотелось хоть немного отдохнуть, но его новый знакомец продолжал горячо доказывать необходимость страдания.
– Христос страдал, – утверждал Евпсихий, – и мы должны страдать. Он претерпевал заушения и бичевания, и мы должны претерпевать. Ведь мы во Христа крестились во Христа и облещись должны. Сами должны стать Христами, и по его слову создать внутри себя Царствие Божие.
– А может мы должны не становиться Христами, а должны хотя бы подражать ему? - осторожно возразил Круглов.
Что тут сделалось с благодушным Евпсихием! Отшвырнув в сторону табуретку, он заорал:
– Так, ты позорище для человеков, не хочешь стать Христом?!
Николай Савельевич растерянно молчал.
– Отвечай, хочешь ли ты стать Христом!? – ещё сильнее завопил Евпсихий.
Николай молчал, поняв, что имеет дело с каким-то сектантом, наверное, с хлыстом. А тот ещё больше разъяренный молчанием вдруг схватил валявшуюся на полу табуретку и ударил ей Николая прямо по голове! Несчастный закричал от боли, его услышали находившиеся в коридоре гостиницы паломники, и стали стучаться в дверь, закрытую на крючок.
Но озверевший Евпсихий не обращая на это никакого внимания, набросился на Круглова и с какой-то горячкой бормотал:
– Вот, милок, ты и становишься Христом. Помнишь, как его палками по голове били? А сейчас я исполосую тебя плетью, как его полосовали, а потом ребро пробью. А ещё лучше – глаза выколю.
Николай, оглушенный табуреткой, был не в силах сопротивляться. Но, молча, про себя взмолился Небесной Заступнице: «Богородица помоги! Твоему сыну было больно и мне тоже!». И в тот же момент крючок с двери неожиданно слетел, в комнату ворвались мужики и связали разбушевавшегося Евпсихия.
Николай от его побоев сильно заболел и слег. Не стонал он от боли, не жаловался, жалел только, что на богослужения ходить не мог. Лежа в кровати, Круглов вспоминал, как его избивал отец, как чудесным образом сменил гнев на милость и отпустил странствовать по святым местам, хотя и чуял родительским сердцем, что назад он уже не вернётся.
– И ради чего я терпел его побои…. Ушёл бы не спросясь, да и дело с концом. А впрочем, видать крест у меня такой, от Бога данный. И надо мне его нести с терпением. Не люди ведь бьют меня, а бесы, которые через них действуют.
Через неделю нашёл он в себе силы подняться и придти в храм. Сильная головная боль не давала молиться, но Круглов твёрдо верил, что в храме ему будет лучше, даже если он просто посидит там, в уголке, на скамеечке. После службы Николай, превозмогая сильную головную боль, подошёл к иконе своего небесного покровителя и припал к ней местом, на которое пришёлся удар табуретки. Поднимаясь, он задел лампаду, висевшую пред иконой святителя. Она наклонилась, и масло пролилось Николаю Савельевичу прямо на голову. Боль мгновенно прошла. Круглов вернулся в гостиницу. А вскоре и совсем выздоровел. Так Господь, посылая своему избраннику скорби, послал ему и благодатную помощь.
Через некоторое время, чудное желание странствовать подвигло его идти в Рязань. Помолился в Казанском храме, благословился у игуменьи и вновь отправился в Шацк. Шел и размышлял о том, как был неожиданным образом побит Евпсихием, а еще думал о странности своего желания. По большому счёту он и сам не знал, чего хотел. Ощущение какого-то большого, важного дела, которое он должен был выполнить, но не выполнил, влекло его в дорогу. «Мало того, что не сделал, да ещё забыл, что надо сделать…», – с горькой усмешкой думал Николай Савельевич, проходя по глухой лесной дороге. – А может Евпсихий мне память отбил? И чего он тогда так разъярился? В чём я был виноват?».
Много разных мыслей роилось в голове. И вдруг одна из них по-пчелиному зажужжала в ушах и больно-пребольно ужалила Круглова прямо в мозг! «Лаять и кукарекать обещался, а сам, неблагодарный, даже о святителе забыл!». И в тот же миг Николай Савельевич без сознания рухнул на землю.
Очнулся в небольшой крестьянской избушке. Около него возился какой-то крестьянин.
– Очнулся, милок. Ну и слава Богу. Ишь, как тебя разбойники-то побили. Шваркнули по голове дубиной, сознания лишили. Думали хоть что-то найти у тебя в суме. А там только хлеб да вода были. Хорошо наши мужики чернеевские заприметили нехристей и выручили тебя из беды. Так что благодари помощника путешествующих Миколу Угодника за спасение, тем паче его обитель здесь, недалеко.
– Так я у Чернеевского монастыря нахожусь?
– У него самого, милок, у него самого.
И тут Николая осенило: «Так вот что я забыл сделать! Поблагодарить Божьего Угодника за исцеление на Выше! Добре, добре, что он меня дубиной разбойничьей вразумил. А то, ишь, какие думки завелись, зароились – не знаю, мол, за что меня бьют-избивают, в чём я, дескать, виноват? Да ни в чём. И отец мой не виноват и Евпсихий не виноват. Просто на мне Божьи чудеса свершаются. А я вместо того, чтобы Господа благодарить, возроптал. А ведь когда-то в благодарность Ему за избавление от женитьбы кукарекать, лаять, скакать и прыгать обещался. Ой, спасибо Микола Угодник, вразумил ты меня».
Так и прибился Николай Савельевич к Николо-Чернеевскому монастырю. Поселился в избушке села Старое Чернеево, у того самого крестьянина, у которого отлеживался после нападения разбойников. По утрам и вечерам будил округу петушиным криком, а когда мимо его дома проходил злой человек, то начинал на него лаять. Крестные ходы он встречал, скача и подпрыгивая.
Местные мужики ругали его:
– Ты Савельич чего, как козёл скачешь? Что ты перед народом позоришься?
А юродивый отвечал всегда одно и то же:
– Это я от радости пляшу и скачу пред Господом моим, а коль это позор, то пусть его народ видит. Пусть!
Многие понимали Николая Савельевича, зная о скакании псалмопевца Давида пред ковчегом Завета и помня слова апостола Павла, об учениках Христовых, что они – позорище для человеков.
– Божий это человек, – говорили они, – блаженный…
Виктор Иванович Бахрушин, местный крестьянин, относился к нему особенно тепло. Потому как на себе познал прозорливость Савельича.
«Вот ведь, как этот «козёл-скакун» может быть Богу угоден, – часто размышлял Бахрушин. – Какой дар прозорливости иметь! Ведь до мелочей смог предугадать обстоятельства, в которые я попадал». И вспоминал, как однажды, прежде чем пойти в паломничество, в Успенский Вышенский монастырь, зашёл к Савельичу.
– Богоугодное дело ты задумал, – сказал тогда ему Николай – только дорогой не обижайся на тех, кто будет насмехаться над тобой. Да обязательно возьми с собою сапоги.
И действительно, Виктору пришлось по пути в монастырь перенести насмешки, которые могли бы помешать ему достойно причаститься. Но, вспоминая наказ юродивого, Виктор претерпел искушение побранить насмешников.
По дороге из Шацка попал Виктор под дождь, и ему очень пригодились сапоги, которые он захватил по совету Савельича.
Сегодня Бахрушин прибыл из Воронежской губернии, куда ходил на заработки. И там всё произошло так, как предсказывал ему юродивый.
– Что ж, – сказал ему перед уходом Николай, – дело доброе. Сто двадцать рублей заработаешь, да ещё в монастыре побываешь. А я, кажется, к твоему приходу откукарекаю. «Сто двадцать рублей очень хороший заработок» – подумал Бахрушин и отправился в путь. Действительно он заработал ровно сто двадцать рублей, а на обратном пути побывал в монастыре, где встретил прозорливого старца Алексия. Старец этот жил вне монастыря, в землянке и выходил из неё крайне редко. Алексий сам подошёл к Виктору Ивановичу и показывая палочкой в сторону Николо-Чернеевской обители сказал:
- Знаю я, что живёт там Николай, хороший человек - всем Николаям Николай! Да только недолго кочетку осталось кукарекать.
И вот сегодня, придя из Воронежской земли, Бахрушин узнал, что Савельич в последнюю неделю Великого поста умер. Эта новость поразила его. Ведь Савельич был еще не старый. Но и он сам и старец Алексий знали, что кукарекать ему осталось недолго.
Крестьянин, у которого первое время жил юродивый Николай рассказывал, что умер юродивый в монастырской келье. «Такие вот дела, брат Виктор, – сказал он. – Я когда заходил его проведать, то мне казалось, что все раны и побои, которые Николай Савельевич претерпел за свою жизнь, обрушились на него разом. Такие сильные боли у него были. В это время в церквях вспоминались страдания Иисуса Христа, а в убогой келье, в страшных судорогах от мучительных болей катался по полу Его последователь, раб Божий Николай. Всю страстную неделю он страдал вместе со Христом. В Великую субботу исповедовался, причастился, а когда зазвонили к Пасхальной заутрени, мирно отошёл к Тому, ради которого жил и страдал».