Дом стоял на монолитных бетонных опорах.
Главный вход - с материка. Один подъезд.
С этой же стороны, люди большинством жили, спали, обедали, ходили на работу. В части, где дом выходил нестандартно удлинёнными балконами на вид острова и черным выходом туда же, сдавалось жилье. Но в данное время был не сезон, и львиная половина квартир вообще пустовали.
Я жила с видом на остров. Мне не было страшно, никакой паники.
Буйные ветра по ночам бились в окна, принося с собой песчаные бури и шепча на разный лад разные слова, кои, если вслушаться, можно было разобрать. В них не было угроз – нет, и чертовского ничего не было. Ходило поверье, что это ТОТ именно доносил,- тот, чей статус лучше не произносить вслух.
Со стороны города – шум протекторов, звон утреннего молочника, созывающего постоянных покупателей, долгая дорога в туристический посёлок, откуда все, собственно, и добирались.
Излишняя настойчивость, приписываемая частым гостям в задор сезона, не казался мне неудобным, отнюдь. Я всегда готова и обожала - любое общение.
Ах, если бы только…
Если бы только слышали, как на самом деле я держусь тем, что мне не было страшно и - никакой паники. Это была особенность некой революционной индивидуализации – так я себе сама ее определила. Она исходила из того, что некоторые привычки и даже какие-то элементы миросозерцания больше не могли служить прежней верой и правдой.
Они же, окружающие, меня не слышали.
И даже удивляло то самое состояние жильцов, принимающих и своих гостей, и меня же, назначавших свидания на длинных платформах открытых тех террас, и меня же – на свидание… Как скоро они покидали перспективу на 377. А это был такой прекрасный рай, оскомина скалы, возвышающаяся до белой мерзлоты снега.
Мне нравилось особенно в солнечный день, когда узкой линией горизонта блестела лентой кайма 377, будто пряталось за грядой массивной горной системы. Мне так это нравилось, - состояние, сцена катастрофически потрясающего распада отражений моего, моего внутреннего чувства и чувства чуть-чуть стороннего – озера чувств - 377.
Я раньше и не подозревала подобного ландшафта даже во снах и потому, как только давался свободный час, глядела-глядела вдаль, - завораживающее приволье, где кто-то в это час начинал искать выход из глубин осинников озера 377.
Да, следует отметить - искушением всякого путешественника был одиночный поход к берегам. За спиной – швейцарский рюкзак, поигрывающий стальными замочками, полный провизии. Неспешный ход.
Если ты взялся тщательно спланировать дорогу, то это удавалось именно поодиночке – твое возвращение непременно будет удачным: ты ничего в себе не поломаешь, не натрёшь мозолей, сыт и доволен останешься. Ты меньше будешь думать и больше наслаждаться. И эта куча мусора, которая питает Эго – разве не там можно было за сим проследить? Каким-нибудь кустом разглядеть Его, когда ты распахиваешь рюкзак и – голоден-голоден - давишься едой, зрачки шастают в опасности, следящего за тобой хищника… Это - игра, игра 377.
Если же взять с собой пару-тройку друзей, то, как правило, кто-нибудь обязательно исчезал. Его не спешили искать - нет. Спасательную бригаду тоже не снаряжали. Одиночество, страх при возвращении тому, испытавшему 377, возвращающемуся чаще к вечеру, вознаграждалось громкими аплодисментами, тёплой встречей товарищей. И ему следовало рассказать сюжеты одиссеи.
Как жутко было испытывать то природное одиночество там, - эти вне компании, которую нужда вдруг накрывала оставить, ах, это было ещё то ощущение.
Бегство могло произвестись различными приёмами. Вот, шнурок развязался – задержался, а потом - в заросли, и будь таков. Бывало - живот скрутит, отойдёшь в сторонку и тоже – бегом-бегом напропалую, куда глаза. Это странное чувство – избегать надёжных, годами апробированных друзей. Это - странное. Но кто-то что-то вдруг услышал, у кого-то что-то замыкало в уме, и он не мог не задаться бегством.
Я никогда ничего не слышала и не находила плохого в том временной промежутке изолированности, и меня вовсе не трогали известные сюжеты уединения. И, более того, - я давно привыкла спать на лунной стороне здания, в тишине церемониальной ночи.
Я не пресекала, но ожидала всякий вечер испытывать вновь и вновь горячие чувства к считанным минутам захода за скалы пламенного солнца, недалёкий всплеск птичьей стаи - там, желающей мне покойной ночи.
В те минуты приходило особенное возбуждение какое-то от якобы даром прожитого дня, но это было иллюзией. Идея меня задерживала едва ли не физической нуждой – глаз не оторвать плюс масса вопросов – роем наседала. Где-то в тех минутах происходила сходка духовного и материального, наверное, где-то в середине груди.
Где-то там начинало и заканчивало функциональность того минимального, но плАтинового остатка заряда нещадно безвременно прошедших суток. Там - равнодушие теряло силы и хотелось прыгать, скакать, кричать, размахивать руками в точном ожидании, когда, наконец, придёт ВТОРОЕ СОМНЕНИЕ вторым дыхание, дабы вызвать третье.
Я не доверяла до конца чувствам к Никону, часто гостившему у меня. Он был не просто друг, его просто не хотелось иметь во врагах. Это было колдовство и в том - ПЕРВЫМ сомнением. Второе – обязано было развеять, в диалектике отрицания отрицание. Но отрицание не приходило. И я всегда останавливалась на мысли, что люблю таки его.
Но это было ли так?
Старое сознание с большой территорией владений нынешних волочил прежнюю «всесильность», но ведь она таковой, как раз привычно и не являлась другой, хотя бы в оппоненты. Даже не потому, что не было отрицания, как дОлжно было быть в системе, но потому, что колдовство во мне твердило: «он тебе не враг, и не друг, он – для тебя что-то иное». Этот нотный стан – я на нем застряла…
Меня по-прежнему тянуло познать крепость притяжения к этому парню.
Это как коньяк VS или VSOP – большая разница.
И забава, соответственно, состояла в том, что или не хватало решительности (крепости, основательности) высказать ему все в подробностях, или вновь он так умело уходил от серьёзного разговора, или так - просто – время было неподходящим. Любовь – занятие многогранное.
И вот синхронность моего мироощущения и того ощущения СНАРУЖИ, - 377, требовалось, во-первых, систематизировать. Во-вторых, синхронизировать с самою собой, чтобы выйти, выйти, в конце концов, к упомянутому ВТОРОМУ СОМНЕНИЮ, в чем существовала некая опора сопротивления, и дальше - восхождение к новой жизни, - к новым обстоятельствам действительности, манящие меня после того ещё, - самого первого знакомства с цветом берегов озера 377.
***
Я не сказала бы, что нашла в соседе напротив моего номера нечто интересное. Да, он был кардинально не похож на Никона, и разве только этим.
Не стоило обращать пристального внимания на незнакомого мужчину, это никогда к хорошему не приведёт.
Внешность его, впрочем, чем-то увлекала: ровный тонкий нос на сером серьёзном лице, впалые щеки, напоминающие какого-то артиста, а – будто бы он просто сидел на диете или есть не было что. Возможно, болел.
Мне были знакомы желудочные боли, которых я лет пять избавилась.
Хронический гастрит иногда отдаёт в спину или даже - сердце. Мне было чем посоветовать этому молодому человеку составом определённых недорогих лекарств, но я сильно сомневалась, что тут, в наших краях они в свободной продаже. Для этого требовалось посещение терапевта. С этим тут строго.
«Наверное, он плохо питался».
«Какая разница?»
Он возвращался в квартиру поздно вечером, и ранним утром я уже слышала, как щелкал его замок. Говорили – где-то раньше работал на фуникулёре инженером. С тех пор, когда механизм был чудовищно разворован, в зимний период, мужчина устроился сторожить то, что ещё осталось.
Однажды мы встретились на площадке. Он и не думал приветствовать меня так, как я привыкла, - с восхищением моей молодости, миловидностью, наконец. По крайней мере, можно было бы чуть задержать на мне вид.
«Он ли был женат?»
«Ведь нет».
Насколько я помнила – всегда один. Глядя на посторонних одиночек, тебе становится не по себе, - тот одиночка – не правильный одиночка, он – не в себе. Я никогда не верила, что человек может обойтись сплошным пусть условным изолированием.
Даже после трудного рабочего дня, через трое суток, человеку необходима пектоза социума в виде просматривания телепередач, Интернета, пустого разговора по телефону.
Интернета в наших краях никакого не было. Телефон ловил в городе. Горы, горы, дикие воды, дикие звери, встающие на пути работников и ремонтников услуг связи.
«Это вам не прогулка».
Все мы здесь жили либо как страстные любители природы, впрочем, вооружённые стилетами, пневматикой.
Либо тут находились в качестве гостей, прибывающими из разных регионов страны – перевести дух.
Озеро 377 – разумный выбор.
Как никогда усугубиться внутрь своей шаманской тени, осознавая дурачество навязыванием разных цветных ленточек на деревьях. Мало кто понимал да и задумываться к чему? Сие безобидное занятие может привести к результату того, кто направляет на него все внимание. А здесь - курорт.
Но он, - парень напротив, однажды остановился, именно в случай «однажды» - на площадке.
Я не заметила особых эмоций по отношению к себе. Сказать – правилом было, что он остановился, дал дорогу, пройти.
«Кавалер».
То расстояние, которое мне предоставили, было излишне большим, огромным. Я минула парня и заметила, как он заинтересованно поднял на меня глаза впервые. Глаза эти защитно-серые и почти пустынные. Мне вдруг захотелось раз и навсегда разоблачить его для себя, - просто так, - разочароваться. Ему стоило лишь открыть рот и ляпнуть какую-нибудь чушь.
Разумеется, оценка, - внешняя оценка не застигла б его врасплох.
«О, да, я умею быть благодарной!»
Однако, по натуре девичьей, по искусству природному умею и быстро переключить внимание на какие-либо мельчайшие-мельчайшие «мельчульки», - детали и - опрокинуть с ног на голову владельца.
Данные сомнения – не духовные – вполне материальные, питающиеся от ума и опыта юного, были не того свойства, отнюдь, которых разобраться я постановила. Но вот произошло то, что свойства изменили.
Он произнёс мне в спину:
- Вы, кажется, тут давно живете?
- Да, - ответила я, для начала даже не оборачиваясь.
«Добро» в данных обстоятельствах выстрелить могут и в паузу и за паузу. Например, когда я стану спускаться по лестнице – бросить прощальный вид. Не спешила.
- Вы – хозяйка рафта? – Спросил он.
- Чего?
- Это ваша надувная лодка в подвале? Я хотел бы ее арендовать, - заявил парень.
- Не знаю, нет, не моя, - мой ответ.
- Жаль. А не знаете ли…?
- Я вообще воды боюсь, - опередила.
- Три вида ресурсов, - продолжал он, - и вы - боитесь воды?
Он смеялся. Нескромно, не нагло. Смеялись его глаза. Что-то бОльшее в нем было, на что я не рассчитывала.
***
«Наблюдать за своим дыханием и замечать потрясающие изменения, выУживая содержание тех изменения из богатства собственного опыта, - думала Ирма, - покрывалом – это «семейственность». То есть, то, что может служить опорой для равновесного состязания еще не раскрытых, но, вот, уж свершающихся, преждевременных событий. В том и по сей день - нравственность устойчивых отношений с Никоном».
«Если что-то не так или плохо – думай о нем, думай о Никоне, как единственном мужчине в твоей жизни,» - постановила она.
Лодка шла, занимая покой озера. Денис сидел на вёслах.
- Я думал – здесь хоть какой моторчик имеется, - говорил он, прощально глядя мимо плеч девушки на уходящий берег.
Она сидела напротив, держа ровно спину. Ей казалось, что так, как они подтягивали лодку к берегу могло подорвать ее позвонок.
- Машину следовало бы вернуть, - Ирма в пол оборота оглянулась, замечая, как мельком Денис поднял на неё глаза.
- Это недолго, - ответил он, продолжая грести, - час-два, и - домой.
- Можно было пройтись и пешком. Те же: час-два, - заметила девушка.
- Час, два – это чтоб добраться, а лишний раз бродить по берегам нет желания. Это может быть небезопасным.
- Но на та часть озера, - продолжала Ирма, - там мало, кто бывает.
- Вот поэтому мы и направляемся. Будет, что рассказать.
Ему можно доверится, - рассуждала Ирма. То, возможно – необычное, что она отметила в парне, - парне напротив, - вовсе необычным и не было. Защитно-серые, пустынные глаза и не были так пустынны. Они регулярно наполнялись какой-то внутренней радостью, праздником. Словно в нем существовала некая основа, - незнакомая ей, и качество которой она и приблизительно не понимала.
«Он был напрочь в чем-то уверен», - размышляла девушка, и не теряла самообладания по причине, что не оценивала Дениса, как потенциальную угрозу, опасность. Несколько бойких штрихов и так – для себя: эскиз будущей неудавшейся картины образа парня – увенчан уничижением в скорой степени презрения.
«Да, это не составило особого труда. Никон был лучше».
«В парне напротив, было недостатков, - спокойно допускала Ирма.
Кризис лишь в том, за что мы цепляемся. По жизни – кризис. Если разобраться – никому ни до кого нет дела. Высший закон – закон необходимости, и все, и вся, так или иначе подчиняется ему, даже та же гравитация.
«Следовательно, расслабиться – не значит, отпустить контроль, а напротив, заняться полезным деланием: обогащаться, растить внутренний смысл, что предоставляет тебе данный интервал так бешено мчащихся часов».
Скандал – не приоритет, но устроить можно, если бы на том берегу 377 что-то пойдёт не так.
«Он еще не знает, какая я мегера!»
Ирма - в плотных джинсах и сорочке на основе шелка, шерсти, вискозы. Эдакую вещь так - не разорвать, а вот горло перехватить – легко!
Ей шли самые разнообразные мысли, она отпустила их вволю.
«Не было страшно – главное - никакой паники».
После того, как она увидела Сущность с медвежьей головой, держащую в руке подобие незажжённой свечи – не страшно дальше ничего.
Упала заколка, Ирма долго лежала, купаясь в пороке лености, размышляя, что если теперь ее не поднять, то утром можно поранить ногу или потерять заколку надолго. Несколько минут - прежде чем она поднялась и стала шарить в темноте по полу рукой.
Не найдя ничего, ей пришлось таки опуститься. Опершись на обе руки, но так и не покидая кровать, ее внимание упало под нее. И тогда она увидела ту Сущность. Едва не свалилась вниз.
Коими-то силами взобралась назад и плотно-плотно укрылась одеялом. Глядела в потолок, на длинную полосу вайдового цвета, заканчивающуюся у карниза жёлто-розовым пятном. Иногда ей чудилось, что это пятно движется. И так – до утра. Пока не расцвело, она не смыкала глаз.
Сущности никакой не было. Под кроватью - скопившаяся пыль и два хлопка трухи. Тот день начался с генеральной уборки.
Ей было интересно отправиться с Денисом сейчас, - парнем-напротив, - по нескольким причинам. Первой – проверить и откалибровать свою проницательность, - разборчивость в людях, мужчинах; второе – уточнить подробности той тайны озера 377, о которой в этих местах не прекращалась молва.
Первой, откалибровать – это открыть пропасть подсознания, где, ух-ты, сколько ещё места было! Неустойчивость психики – не повод прекратить борьбу за дальнейшее приобретение опыта. Как-то кто-то говорил, она слышала, что именно в приобретении опыта и есть подлинный смысл жизни. Озеро 377 – в той же тенденции.
Вторым, уточнить подробности – ее интересовал противоположный берег 377 странной эксцентричной не посещаемостью, как постоянных обитателей, так и гостей данной здравицы.
« А если мне суждено пропасть, - рассуждала она, - то пропасть с головой и с телом вкупе. В чьих объятиях – все-равно».
Чувства привязанности к Никону раздражали и истощали. Раньше были силы все забыть, не париться, теперь же эти же силы были направлены против. Она желала разобраться.
Пятно с рыжеватой кометой вайдового цвета – это тоже в расчёт.
Не могло так просто показаться. Та Сущность… Она чувствовала ее присутствие тогда - что ни говори. И если бы, например, ей совершить непредусмотрительный поступок тогда вроде – спустить ноги с кровати или еще раз взглянуть под неё – никакой ведь гарантии в пустынной части дома, где она обитала, не было. И, вот, сосед напротив, «гребущий по волнам», - Денис, - это гарантия. С ним нужно было поддерживать светские отношения – ничего лишнего - ради будущей безопасности.