Материнское сердце

Сергей Химочка
     Передо мною на столе лежит фотография на которой запечатлена красивая молодая девушка, одетая в форму бортпроводницы. Это Надя Курченко, стюардесса, заслонившая собою дверь в кабину экипажа самолета, куда рвались бандиты, чтобы заставить летчиков сменить курс и угнать лайнер. Добиваясь своего, подонки расстреляли в упор хрупкое девичье тело.

     Случай угона самолета и смерть молодой девушки потрясли весь мир. Портрет Нади, описание ее подвига были помещены на первых полосах газет.

     Я тогда учился в пятом классе и, хотя с того времени прошло уже более полувека, отчетливо помню, как мы переживали случившееся и вместе с тем гордились Надей. Ведь она была нашей землячкой, родилась в нашем районе в селе Ново-Полтава.

     Когда в школе объявили, что приезжает мама Нади Курченко и придет в школу, чтобы рассказать о дочери, ее учебе, жизни, подвиге, на встречу пришли все учащиеся, учителя,  даже родители.

     В школьном актовом зале места всем не хватило бы, поэтому собрались на  улице, где всегда проходили общешкольные торжественные линейки.

     Всем хотелось увидеть и услышать маму героини-Генриетту Ивановну.
 
     К нам вышла  миловидная женщина среднего роста с простым открытым лицом.  Надо же, - подумал я про себя, - как Надя на фотографии очень похожа на маму. Вот только у мамы были очень и очень печальные глаза.

     Генриетта Ивановна говорила негромко, но стояла такая тишина, что ее голос доходил до каждого.

     - Надя была жизнерадостной, бойкой девочкой, заводилой всех игр, любила учебу и одноклассников. У нее вообще было много друзей, благодаря доброму характеру и чувству справедливости.

     Мы узнали,   чем увлекалась Надя,  о чем мечтала, что ей нравилась работа и товарищи, с которыми она объединилась в экипаж,  как влюбилась  и готовилась к свадьбе.

     Тяжело было слушать,  как она узнала о смерти дочери. Это случилось в вагоне поезда, когда Генриетта Ивановна   ехала к Наде в гости в Сухуми.

     - Я не могла не поехать - дома, за что не возьмусь, все валилось из рук;  на сердце было неспокойно, появилась какая то тревога.  Душа  рвалась к дочери и я, бросив все дела, села на поезд  до Сухими – скорее к родненькой. Помню, в купе проводник занес свежие газеты.  Одну из них взял мужчина, сидящий у окна,  он внимательно стал читать, а затем, оторвавшись от чтения, сообщил о чрезвычайном происшествии: бандиты угнали пассажирский самолет и, вступив с ними в неравную схватку, погибла молодая девушка, стюардесса.

     Услышав это, Генриетта Ивановна почувствовала  как бешено заколотилось  ее сердце.  Ей стало страшно. Она набралась сил и спросила, что это за девушка, кто она?

     Сердце не зря стучало, ответ поверг мать в обморок:

     - Я же говорю, бортпроводница, Курченко ее фамилия – и показал газетную фотографию, с которой на маму смотрела Надя.

     - Я только и смогла произнести: «Это моя дочь» и потеряла сознание. Не помню, как доехала, как сошла с поезда. На вокзале милиционер принял меня, еле стоящую на ногах, за пьяную, стребовал документы. После этого разобрались, кто я  и стали оказывать помощь и всяческое содействие.

     Я, мальчишка, слушал Генриетту Ивановну с навернувшимися на глаза слезами. Оглядываясь, впервые видел, как плачут женщины учителя, как ревут девочки старшеклассницы.

     Генриетта Ивановна рассказала, что часто встречается с молодежью – все просят рассказать о  Наде.  Еще ее приглашали на съемки художественного фильма о дочери. Ей понравилась актриса Ирина Шевчук, которая играла Надю, - она такая же чистая и светлая девушка как доченька. Все расспрашивала меня о ней: чем  жила, какие книги читала, какие стихи и песни любила, как смеялась и даже как хмурилась.

     Со всей съемочной группой у Генриетты Ивановны сложились теплые отношения, за исключением двух мужчин, которые играли отца и сына Бразинскасов, убийц ее дочери.

     - Я понимала, что это артисты, наверняка, хорошие люди, но ничего не могла с собой поделать, не могла смотреть даже в их сторону.

     Я часто думал как это невыносимо тяжело матери вспоминать и переживать заново все связанное с Надей: радость за цветущую, веселую и бойкую девочку, девушку-целеустремленную, влюбленную в молодого человека и свою работу, связанную с небом   и ту трагедию, когда Надя ушла на небеса.

     Встреча длилась сорок пять минут-школьный урок.  Для меня этот урок запомнился на всю жизнь отпечатком, какую мученическую и невыносимую боль приняло на себя сердце Генриетты Ивановны.

     Материнское сердце.

     Передо мною на столе лежит фотография Нади Курченко. На обратной ее стороне автограф Генриетты Ивановны с собственноручной надписью «Мама Нади Курченко» и датой: 30. 05. 71г.