Повесть об отце-2. Глава 22. Сёстры

Валентина Колбина
  Нюра с Фёклой скучали, общаясь теперь от случая к случаю. Раньше сёстры встречались часто, несмотря на занятость, ходили друг к другу в гости. Обе жили почти в центре посёлка, ходу – пять минут. После переезда в новую квартиру видеться стали реже, ходить в такую даль почти к стадиону было трудновато, тем более, у Фёклы уже давно начались проблемы со здоровьем: мучило давление, головные боли, и совсем пропал слух. Разговор понимала чаще по губам и жестикуляции.  Дети и внуки со временем привыкли разговаривать громко, и даже если не было необходимости, говорили на повышенных тонах.
  Дочь Валентина частенько приходила в гости к тёте Нюре, центральный телеграф был почти рядом. Сразу после школы она устроилась на почту телеграфисткой, а потом была переведена на коммутатор. Так и проработала всю жизнь на одном месте.
  Только раз решила сменить место жительства и подалась в город. Была она у начальства на хорошем счету, поэтому работу в Ижевске получила сразу, зарплата устраивала, единственное, что огорчало всех: с жильём пришлось туговато. Обещали помочь, но не сразу, поэтому на первое время пришлось снимать квартиру.  Переезжали все с неохотой.

  Полуподвальное помещение в частном доме квартирой можно было назвать с большой натяжкой. Две комнатки и кухонька, маленькие сенцы не могли устроить большую семью. Дети в то время были ещё малы: Сергею – семь, Оле – пять. Хозяева, которые жили наверху относились к своим жильцам добродушно, плату за съём жилья назначили по-божески.
  Когда Валентина с Леонидом уходили на работу, все заботы по ведению хозяйства и присмотр за внуками брала на себя Фёкла. Убираться в доме и готовить обеды – это ещё ничего, а вот ходить в магазин за продуктами было большим испытанием. 
  Спустя время Валентина поняла, что какими бы хорошими ни были отношения с начальством и коллегами, квартиры им не видать. Нерешённые жилищные проблемы, съёмная квартира в полуподвале, где окна были вровень с тротуаром, никак не способствовали нормальной жизни молодой семьи, поэтому после двух лет мытарств вернулись в родной посёлок. Мать была рада: её младшая сестра и соседи как будто ждали этого возвращения. 

  Леонид сначала работал участковым милиционером, а позднее устроился на почту связистом. Жили дружно до той поры, пока он не стал выпивать. Постоянные разъезды по деревням, которые были за ним закреплены, ссоры, вспыхивающие между супругами по любому поводу, никак не укрепляли семейную жизнь. Но Фёкла сглаживала все недоразумения. С зятем они жили дружно, и она всеми силами пыталась сохранить мир и спокойствие в семье молодых.  Даже к старшей дочери Людмиле, которая после возвращения с Дальнего Востока жила на родине муже в Балакове, не ездила ни разу. Сначала была работа, домашние проблемы, а потом переключилась на внуков. Дома все привыкли, что порядок, горячий обед и чистое бельё – это норма. Бабушка успевала делась всё.

  Когда появлялось время, и Фёкла приходила к Нюре, они подолгу сидели за чашкой чая и делились новостями и своими проблемами. На зятя никогда не жаловалась. Наоборот, если появлялись какие-то недоразумения, во всём винила свою дочь, хотя неприятности возникали чаще по вине Леонида. Видимо, прожив нелёгкую жизнь соломенной вдовы, не хотела, чтобы её Валентина хлебнула такого «счастья». Зятя считала нормальным мужем и отцом: деньги в дом приносил, с детьми иногда занимался, что-то делал по хозяйству.  Правда, со временем стал холодно относиться к старшему сыну, и чем ему не угодил Серёжка, никто так и не мог понять. Так продолжалось до самой его смерти. Младшую Олю любил и нежил.
  А вот Михаил к Серёжке привязался. Нашёл родственную душу. Он брал пацана с собой на рыбалку, учил всяким рыбацким премудростям, рассказывал, на какую наживку ловить ту или иную рыбу, не упускал возможности рассказать про особенности подлёдного лова.

  Фёкла была уже не рада, когда видела, сколько всяких рыболовных снастишек и причиндалов занимают место в их тесном чуланчике, но помалкивала.
Обе сестры были рукодельницами и хорошими стряпками. И та, и другая пекли такие пироги, что некоторые соседки, учуяв запах свежей выпечки, старались найти хоть какое-нибудь заделье и частенько забегали в гости. Знали, что угощение будет обязательно.
  Племянница нередко приходила к Нюре в обеденный перерыв или после работы, на свою жизнь не жаловалась, а вот про мать говорила, что та стала часто болеть. Иногда поднимается с трудом, но всё равно кухарничает, как и прежде. Немного спасают лекарства, но и тут проблема: всё стоит денег. Пенсии, что заработала Фёкла, с трудом хватало на жизнь. Откуда было взяться здоровью, если всю свою жизнь ей пришлось в одиночку тянуть на себе большую семью. Делить заботы, пока не подросли дети, было не с кем.
  А когда они подросли, быстро выпорхнули из родительского гнезда: Люся уехала на Дальний Восток, Юрка после армии женился, потом развёлся и стал искать лучшей доли где-то на стороне, далеко от родного дома. Так и пришлось Фёкле доживать свои годы со средней Валентиной.
***
  В этот раз к сестре Нюра отправилась одна, Людмилку увезли родители: её надо было определять в детский сад. 
Новую квартиру племянницы она уже видела: пару раз там была. Однажды ходили с Михаилом, и ему новое жильё не понравилось: коридор тесный, кухня маленькая, а все три комнаты – просто клетушки. «Настроили скворечников», – буркнул он, когда оглядел все углы.  По площади новая квартира чуть превышала старую, но радости от такой тесноты не было. Одно название: трёхкомнатная. И огорода рядом нет. Даже грядку лука негде посадить. Хорошо, что позднее обзавелись тремя сотками своей земли в каком-то садовом товариществе.
  В небольшой комнате, именуемой залом, стоял круглый стол с парой-тройкой стульев, диван и старый сервант. Больше туда ничего нельзя было вместить. А две спаленки были и того меньше.

  Свою комнату Фёкла делила с внучкой Олей. Пара небольших кроватей стояли разделённые небольшим шифоньером, у двери притулился старый сундук, с которым она не расставалась со времён своей молодости.
В кухне была пристроена небольшая плита с духовкой, её надо было топить дровами. Фёкла, любительница печь пироги и шаньги долго сетовала, что нет русской печи, к которой она привыкла, где вся стряпня получалась румяной и духовистой. Тут же получалось одно горе, как любила говорить, глядя на бледные постряпушки.
    
  Хозяйка обрадовалась приходу гостьи, хотя для неё визит сестры не стал неожиданностью. Она напекла пирогов и шанег, сварила немудрящий супец, достала домашнего вина. Дружно посидели, поговорили о внуках, которые так быстро растут, о детях, которые успели разъехаться в разные края страны, вспомнили своё детство и юность. Всё же хорошо, что у той и другой рядом надёжные Валентины. С ними и доживать приходится. Попутно посетовали на то, что пенсии у обеих малы и хватает их лишь на самое необходимое. Если бы не дети да не швейный промысел выжить было бы совсем трудно.
  Сёстры долго не могли наговориться. Разговор о сегодняшнем дне сменялся воспоминаниями из своего детства и юности. И хотя всё было говорено не раз, они вновь и вновь возвращались в прошлое. Не могли обойти и военные годы. Обеим тогда хватило лиха. По три рта на каждую и мужей рядом нет. Но как-то выживали, не умирали с голоду и не ходили разутыми-раздетыми.  Постепенно заговорили о родителях, и Фёкла, с трудом сдерживая слёзы, вспомнила, как родная мать напророчила ей такую судьбу.
 
   – Знаю, что не послушалась маменьку. Но зачем она так прокляла меня? Знала ведь, что материнские слова самые сильные. Чего хорошего я в жизни видела? В Кизнер за вами поехали, думала, что тут Иван образумится. Не деревня ведь. Живо приструнят, и махаться не станет. А он и здесь нашёл друзей-собутыльников. Работать смолоду не привык, насильно не заставишь.
  Что на это могла сказать Нюра? Она очень жалела старшую сестру. Так получилось, что Ванька Вяткин как был беспутным в деревне, так и остался. Работу менял, нигде подолгу не задерживался. Пил, не переставая. Ещё и с друзьями неблагонадёжными связался. А где пьянка – там и скандалы. Себя никогда ни в чём не винил, оправдывал и кутежи, и свою бесхозяйственность. А чему удивляться? Вырос в семье, где труд никогда не был в почёте. Жили как голь перекатная, ни кола, ни двора, ни гусиного пера. 
 
  Мать его, бесхозяйственную Фроську, звали вертопрашкой. Ни дома прибраться, ни обед сготовить, ни сшить, ни постирать. Ни к чему годной не была. Только по соседям шлялась да сплетни собирала. В деревне, где каждый был на виду, её осуждали. Но хозяин – барин. Каждый сам строит свою жизнь. Вот и Ванька по материным стопам пошёл. Мужского воспитания он не получил: рос безотцовщиной.
  Даже появление старшей Люси не образумило молодого отца. Обмывал пяточки новорожденной с друзьями несколько дней. Когда родилась Валентина, мог неделями где-то пропадать, и всё доставалось бедной Фёкле. Однажды в порыве гнева на замечание жены о том, что пора бы остепениться, схватил табуретку и ударил её по голове. Отлежалась бедная, еле отошла, но спустя время, стала замечать, что со слухом появились проблемы. К врачам сразу не обратилась, всё некогда было, надеялась, что пройдёт само собой. Потом стало хуже, а под старость лет совсем оглохла.
 
  Ивану нравилось быть приходящим мужем и отцом. Придёт – накормят его, обстирают. На девчонок своих посмотрит, а потом опять куда-то сгинет. Помощи от такого блудного мужа-отца не было никакой. Зато в 43-м Юрка родился. Так и пришлось брошенной жене троих тянуть. О рождении сына узнал, когда мальчишке было уже года три-четыре. Непутёвый отец просто скрылся от семьи. Непонятно по какой причине на фронт его не взяли. Где был, где жил – непонятно. Фёкла сначала его искала, боялась, что попал в какую-нибудь компанию, а там и до беды недалеко. А потом поняла, что ушёл от семьи, от забот к какой-нибудь вдовушке.
  Никто не знал и не догадывался, что перекочевал Иван в соседний посёлок, что находился от Кизнера в десяти километрах. Много лет спустя, когда Михаил работал на крахмалопаточном заводе, и они жили в Ягуле, Нюра встретила своего зятя на улице и узнала с трудом, так изменился предатель: постарел, поседел, сгорбился. Годы своё взяли.  Спросила, что знает он о  семье, о том, что Люся живет в Балакове, что у Вали двое детей, что Юрка отслужил срочную в Венгрии, женился и работает в посёлке.
 
  Но беглого отца и мужа ничего не интересовало. Завёл на новом месте семью, живут вдвоём с женой и в ус не дуют.  Даже рассказ о внуках воспринял холодно и равнодушно.
  Если старшей дочери Люсе повезло с мужем, и жили они в достатке, любя, во взаимном согласии и уважении, то средней Валентине повезло меньше. Чтобы купить что-то в дом, приходилось строго экономить, сойдясь когда-то по любви, оба стали замечать, что взаимные чувства куда-то уходят, а потом их совсем не стало. Жили по привычке, как живут многие семьи.

  Фёкла немного завидовала младшей сестре: замуж вышла за любимого, Александр с первых дней жалел свою жену, после переезда в Кизнер она не работала, один за другим появились дети, хоть большого достатка в семье не было, но хозяйство велось экономно, муж зарабатывал достаточно, чтобы содержать большую семью. Дома всё делал своими руками: смастерил мебель всем на загляденье. Шкаф, стол, стулья с резными спинками служили долго и после его гибели. И с новым мужем, как все считали, Нюре повезло. Михаил принял сирот.
  Куда бы ей деться с тремя детьми. А тут приехал бравый мужик и недолго думая, посватался к солдатке с таким-то довеском. Что иногда творилось в семье, Нюра никому не рассказывала. Все завидовали, что вдове-солдатке посчастливилось стать женой офицера, пожить где-то далеко на краю света чуть ли не в раю. Жили тогда, действительно, безбедно.
 
  А старшей сестре была уготована иная судьба. Она и в детстве работала за двоих. Сколько пар носков и варежек связала, сколько полотенец вышила, и по дому маменьке помогала. Пока братья с отцом в лесу да на поле работали, она была всегда рядом с матерью: и у печи, и во дворе. Хозяйство большое – времени жить беззаботно не было.
  И потом всю семью тащила на себе. Не имея образования, всю жизнь проработала техничкой. Сначала на почте, потом в магазине. Труд тяжёлый. Порой приходила домой, а там орава голодная. Правда, на работе Фёклу Васильевну уважали. Была она чистюлей, каких свет не видывал. Всё прибрано, всё на месте, всё сделано вовремя. Но зарплата технички была такой маленькой, что тянуть от зарплаты до зарплаты приходилось с трудом. Хорошо, что Валентина после школы сразу пошла работать.
 

  А войнаА Как пережили то время?
   – Помнишь, Нюра, как мы с бабами в Чабью ходили рожь молотить? – разговор коснулся того времени. – Это ж надо было по пятнадцать километров шлёпать, чтобы принести котомку продуктов. Работали до упаду, казалось, ноги и руки отказывают, а домой возвращаться надо. Помнишь, в какую ночь-полночь приходили?
   – И рожь помню, и лён помню. А сколько картошки пришлось убирать. Хорошо, хоть председатель продуктами не обделял. Зерно, муку получали. Посчастливится, так и мяса давали, когда в колхозе забой был. Хоть это, в основном, были ливер и обрезь, но всё не пустой суп получался. Здорово выручали нас эти продукты. И тащили эти котомки на себе столько вёрст. – Нюра взгрустнула, припомнив то время. – До повёртки, бывало дойдёшь, и силы кончаются. А впереди ещё десяток километров. Зато у Лаки силы появлялись. Знали, что дома ребятишки ждут. Да, было время, не приведи Господи.
 
  Сёстры замолчали, вороша в памяти эти горестные воспоминания.
   – Как сейчас помню, раз остались ночевать в Чабье. Уработались до упаду. Сколько нас тогда было, баб кизнерских? Ты да я, да с соседней улицы пятеро. Так и завалились гурьбой к одинокой старухе. Мужа у неё не было, три сына на фронте. Дом большой, холодный. А нам тогда всё равно было, где прилечь, лишь бы под крышей. Напоила хозяйка пустым чаем, да на лёжку снарядила: кому на пол, кому на полати. Легли тогда, а не спится. Всё думали, как дети одни. Ведь мал-мала меньше. Старшим-то нашим Люсе и Игорю было семь-восемь лет. Другим и того меньше. Хорошо, что соседки присматривали. В ту пору люди друг друга выручали.  – Нюра глубоко вздохнула. – Нам ещё повезло с бабушкой Иконниковой. Помнишь, горбатая, шустрая старушка, что по соседству жила. Даже не знаю, сколько лет ей было. Придёт, проверит ребятишек – и обратно. Печь проверяла, чтобы закрывали вовремя. Не дай Бог, угаром отравятся.
 
  Потом разговор перешёл на старших детей, которым наравне со взрослыми досталось хлебнуть из горькой чаши войны.
   – С утра опять на работу, хорошо, если обувка просохнет. У некоторых просто лапти были. Мне тоже сплели пару. Удобно и легко. Только в грязь нельзя было носить.  Свёкор как-то приехал, привёз мёду, пару караваев хлеба, да молока четверть. А потом с улыбкой достал из своей сумы эти лапоточки. Маленькие, как на девчонку. Так и ходила в них целый сезон. Домой тогда шли с полными котомками. Даже молока по бутылке выдали. А дома крик и плач: маму потеряли. Кто же знал, что придётся остаться на ночь. А потом привыкли. Не часто случалось, но, когда работали в дальних колхозах – было.
  Печальные воспоминания, но это пройденная жизнь. Всё это осталось позади. А что ждёт дальше? Возраст у обеих приличный. Нюре под семьдесят, Фёкла немногим старше.
   – Досталось ребятишкам. Только первая трава появится, они уж тут как тут. И гусиный лук едят, и кисленку с лугов таскают, и шишки еловые-сосновые в ход идут.  А летом вообще из лесу не вылазили.  Сколько ягод таскали да на станции продавали. Игорь на рыбалку с соседом стал похаживать. Сначала приносил одну-две рыбёшки, а потом навострился. И на жарёшку хватало, и на пирог оставалось.
Как бы тяжело не жили, а дети подрастали, бегали на танцы, дружили, влюблялись. А матери только вздыхали: «Хоть бы войны не было. Пережили и голод, и нужду, как могли, детей сохранили, пусть будет к ним милостлива судьба. Не привыкли жить в роскоши…
  Фёкла любила вспоминать, как её Валентина прибегали с Диной после танцев голодные и с аппетитом уминали картошку, сваренную в мундире. На стол ставили блюдце с постным маслом, посыпали солью и макали очищенные картофелины. Если в огороде был зелёный лук, Фёкла обязательно приносила пучок-другой.  Ходила сама, дочери не доверяла. Та в спешке могла и полгряды выдрать. С картошкой и луком полкаравая чёрного хлеба исчезали в мгновение ока. 
 ***
  Фёкла была благодарна Михаилу и Нюре. Ведь если бы не они, то неизвестно как сложилась бы судьба старшей Люси. Она после школы начала работать на почте. Работа нравилась, хоть и заработки были небольшими. Матери помощь. Валя к тому времени училась в старших классах, Юрке было семь лет.
Долговязый нескладный паренёк часто болел и был маменькиным сынком. Фёкла всегда жалела своего заскрёбыша. Если дочери что-то знали о своём отце, то Юрка его в глаза не видывал.
 На зарплату телефонистки и простой уборщицы не разбежишься. Хорошо, что у дома разделали небольшой огород. Жили они в то время на Колхозной улице, по которой в непогоду было не пройти не проехать. И огород до лета не просыхал. Болото есть болото.

  Тем не менее, картошка своя, какие-никакие овощи тоже были. Пытались даже держать поросёнка. Но без мужской помощи это оказалось невероятно трудным делом. Старые постройки требовали постоянного ремонта и досмотра, а Фёкле было некогда, да и здоровье не позволяло.
  Где обитал неверный муж, она не знала, хотя, как потом выяснилось, он далеко от посёлка никуда не уехал и в родную деревню не вернулся. Матери к этому времени в живых не было, а дом без досмотра быстро пришёл в негодность: крыша рухнула, окна осели почти до земли, а двор и огород заросли так, что пройти по ним было совсем невозможно.

  На фото: Фёкла Васильевна с женой старшего брата. 1956 год
 
  Продолжение: http://proza.ru/2024/03/01/1186