de omnibus dubitandum 7. 253

Лев Смельчук
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ (1590-1592)

    Глава 7.253. ПРИНЕСШЕГО СУРОВЫЕ ОБЕТЫ И НАДЕВШЕГО ВЕРИГИ…

    Поскольку в череде выдвигаемых против Бориса Годунова (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста А. Балабухи – Л.С.) обвинений это является, несомненно, самым тяжким, остановимся на нем особо.
Однако прежде, чем заводить речь о подробностях угличской драмы, стоит хотя бы вкратце остановиться на самой персоне младшего отпрыска Ивана IV (на самом деле Симеона-Ивана Бекбулатовича – Л.С.).

    Приходится признать (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.), что пылкой любовью современников он стал пользоваться исключительно посмертно.

    Оно, впрочем, и неудивительно, ибо в Дмитрии сызмальства проявились все худшие черты отцова нрава. Конрад Буссов (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.), опричник, наемник из немцев, оставивший любопытные мемуары, озаглавленные «Московская хроника», пишет: «…в царевиче с ранней юности стал сказываться отцовский жестокий нрав. Так, он однажды приказал своим товарищам по играм, молодым дворянским сынам, записать имена нескольких князей и вельмож и вылепить их фигуры из снега, после чего стал говорить: „Вот это пусть будет князь такой-то, это – боярин такой-то“ и так далее: „с этим я поступлю так-то, когда буду царем, а с этим эдак“ – и с этими словами стал отрубать у одной снежной куклы голову, у другой руку, у третьей ногу, а четвертую даже проткнул насквозь.

    Это вызывало <…> страх и опасения, что жестокостью он пойдет в отца и поэтому <…> хотелось, чтобы он уже лежал бы подле отца в могиле. Особенно же этого хотел правитель [т.е. Годунов. – А. Балабуха] (а его снеговую фигуру царевич поставил первой в ряду и отсек ей голову), который подобно Ироду считал, что лучше предупредить события, чем быть предупрежденным ими…».

    Что касается чувств и намерений Годунова – оставим это (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.) на совести герра Буссова: по оценке подавляющего большинства продажных горе-историков, он к числу сторонников и доброжелателей царя Бориса ни в малой мере не относился. Но факты – опять же по всеобщей оценке (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.)  – приводил, безусловно (по мнению историка-фантаста - Л.С.), достоверные.

    И вот однажды (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.), на пятом году царствования Федора Иоанновича, вышеописанный (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.) злопамятный, мнительный, мстительный и до садизма жестокий [Не имея по малолетству возможности добраться до ненавистных князей и бояр, царевич, набираясь опыта на будущее, вместо них с удовольствием пытал и казнил кур, кошек и собак (что, впрочем, никоим образом не помешало впоследствии причислить его к лику святых – замечу, дает комментарий А. Балабуха, - в этом он не первый и не последний, в том числе и среди тех персонажей, о ком у нас с вами уже шла речь…)] мальчишка при невыясненных обстоятельствах погиб в Угличе, куда, как вы помните, были сосланы под бдительный надзор Нагие [Осуществлять этот надзор было доверено человеку весьма исполнительному, надежному и безоговорочно преданному и государю, и лично Борису Годунову, но, по признанию многих современников, совестливому и глубоко честному – дьяку Михаилу Битяговскому].

    Дело (фальсифицированное боярином Василием Шуйским и его приспешниками – Л.С.) было так.

    В полдень 15 мая 1591 года (при Федоре Ивановиче – Л.С.) вдовствующая царица Мария села обедать, отпустив сына поиграть в компании четверых сверстников в небольшом заднем дворе – там, где сходились углом дворцовая стена и крепостная стена угличского кремля. Бдительный пригляд за детьми осуществляли мамка Василиса Волохова (племянница дьяка Битяговского, им же к делу приставленная), кормилица Жданова и еще одна нянька. Едва царица вкусила супу, как со двора донеслись вопли, да столь отчаянные, что все опрометью кинулись туда, и глазам их предстала жуткая картина: на земле лежал мертвый, истекший кровью царевич.

    Материнское горе Мария Нагая проявила весьма активно: схватив полено, безутешная царица принялась, что было сил колотить им Волохову по голове, беспрестанно крича, что царевича зарезал сын мамки, Осип.

    Обвинение, рожденное жгучей ненавистью к государевым да правителевым надзирателям, на деле означало смертный приговор Битяговском и всей их родне.

    Как водится, ударили в набат. Угличане традиционно – безо всякого суда и следствия – тут же растерзали всех, кого Нагие обвинили в злокозненном умерщвлении царевича.

    Впоследствии продажные историки нарекут эти зверства народным восстанием…

    Затем, после этой краткой, но кровавой вакханалии хорошо науськанного [В первую очередь усилиями царицына дяди, боярина Михаила Нагого] стихийного насилия (как всегда, бессмысленного и беспощадного, по исчерпывающему определению классика) город замер в ожидании грядущих событий. И события последовали.

    Через два дня из Москвы прибыла назначенная Боярской думой следственная комиссия во главе с 28-летним сыном (вы****ком) Ивана V Ивановича молодого и второй жены Ивана Васильевича «Грозного» Марии Темрюковны - князем Василием Шуйским – в состав ее также входили окольничий Андрей Петрович Луп-Клешнин, дьяк Вылузгин и Крутицкий митрополит Геласий.

    Было проведено дознание – тщательное, по всем правилам тогдашней криминалистики. Нагие (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.) не уставали твердить об убийстве, настаивая, что царевича зарезали родичи главного угличского дьяка Битяговского – сын Данила, племянник Никита Качалов и муж племянницы Осип Волохов.

    Однако, обвинения обвинениями, а дело делом.

    Скрупулезно протоколируя, члены следственной, опросили всех, кто мог сообщить хоть что-нибудь по существу – и даже не слишком по существу – дела. В результате было выяснено, что царевич в припадке падучей [То есть, по сегодняшней терминологии, эпилептическом] упал и напоролся горлом на нож, которым перед тем играл со сверстниками в тычку (во времена моего детства эту игру называли «в ножички») [Заслуживает внимания и второй вывод комиссии: Нагие безосновательно побудили народ к убийству ни в чем не повинных людей. По окончании работы комиссии дело было отдано на суд патриарха и других духовных лиц. Те обвинили Нагих и «углицких мужиков», но окончательное решение их судеб передали светской власти. В итоге царицу Марию сослали в отдаленный монастырь на реке Выксе (близ Череповца) и там постригли в монахини. Братьев Нагих отправили в ссылку – по разным отдаленным городам. Виновных в учинении беспорядке угличан кого казнили, кого сослали в Пелым, вследствие чего Углич, если верить преданию, порядком опустел].

    Впрочем (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.), хотя этот вывод подтверждался показаниями восьми свидетелей, верить комиссии упорно не хотели – и не только потому, что опальные Нагие даже в ссылке продолжали гнуть свое.

    Дело в ином: слишком сильна в людях (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.) привычка усматривать за любой случайностью проявление некоей разумной силы – либо руку Провидения, либо (и несравненно чаще) руку злокозненного заговора, таинственной и могущественной закулисы, которую смерть как хочется назвать и сделать явной.

    В нашем отечестве (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.) привычка эта укоренена особенно прочно – недаром же ни одна другая страна не знала такого обилия самозванцев, причем отнюдь не только во времена Смуты, сгубившей (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.) злосчастную династию Годуновых.

    О том, сколь укоренены были, сомнения в ненасильственной смерти царевича свидетельствует любопытный факт.

    Вторым по значению членом следственной комиссии был упоминавшийся выше окольничий Луп-Клешнин. Человек, которого Иван Грозный (Федор Иванович – Л.С.) отличал особым доверием, «дядька» царевича Федора, впоследствии он стал активным сторонником и сподвижником (природного наследника престола, сына Федора Ивановича – Л.С.) Годунова и неоднократно выполнял ответственные поручения правителя.

    Вскоре после окончания работы комиссии этот влиятельный сановник принял постриг в отдаленном Пафнутиев-Боровском монастыре под именем Левкия, причем не просто инока, но принесшего суровые обеты и надевшего вериги схимонаха [Схимонах – монах, пребывающий в монастыре в безвыходном затворе].

    Не будем судить, что побудило Луп-Клешнина поступить таким образом – в монастырь уходили многие и по разным причинам, особенно под старость, Андрей Петрович же был далеко не молод. Но вот что интересно.

    В 1605 году (природный наследник престола, сын Федора Ивановича – Л.С.) царь Борис тайно навестил его в обители. Если легенда справедлива, (природного наследника престола, сына Федора Ивановича – Л.С.) Годунова мучил вопрос, так сформулированный Алексеем Константиновичем Толстым в трагедии «Царь Борис»:

Борис: Дай мне ответ по правде: в Углич ты
На розыск тот посылан с Шуйским был;
Дай мне ответ – и царствием небесным
Мне поклянись: убит иль нет Димитрий?

    То есть и сам (природный наследник престола, сын Федора Ивановича – Л.С.) Годунов сомневался в выводах комиссии, хотя уж он-то доподлинно знал, что убийц к царевичу не подсылал. Но это – он сам. А если кто-то? И, не дай Бог, его именем?..

    Словом, «кровавый мальчик (Дмитрий - Л.С.)» и впрямь стал и прижизненным, и посмертным проклятием (природного наследника престола, сына Федора Ивановича – Л.С.) Годунова.

    И все же.

    Как писал С.Ф. Платонов [Платонов Сергей Федорович (1860–1933) – историк, академик РАН с 1920 г. и АН СССР с 1925 г. Председатель Археографической комиссии (1918–1929). Автор «Очерков по истории Смуты в Московском государстве XV–XVII вв.» и курса лекций по русской истории; занимался изданием русской публицистики конца XVI–начала XVII вв. Подвергался репрессиям в начале тридцатых годов XX в.], «если внимательно разобрать отзывы [современников. – А. Балабуха] о Борисе, то окажется, что хорошие мнения о нем <…> положительно преобладали.

    Более раннее потомство (правильнее, наверное, писать "его современники" – Л.С.) ценило Бориса, пожалуй, более, чем мы. Оно опиралось на свежую еще память о счастливом управлении Бориса, о его привлекательной личности.

    Современники же Бориса, конечно, живее его потомков чувствовали обаяние этого человека, и собор 1598 года (фантазиями романовских фальсификаторов, их верных продолжателей, современных дипломированных продажных горе-историков и историка-фантаста  А. Балабухи – Л.С.) выбирал его вполне сознательно и лучше нас, разумеется, знал, за что выбирает».