Отправляясь в интереснейшее путешествие по дорогам памяти, все дальше и дальше погружаясь в прошлое, внутренний взор касается различных событий, некогда случившихся с автором этих строк.
Безусловно, многое из того, что было прожито в воспоминаниях, максимально отдаленных от нынешних дней моей истории, соткалось из причудливой вязи рассказов тех, кто был свидетелем моих первых попыток пойти, моих первых произнесенных слов и фраз. Из чувствования тех дней, когда мои глаза еще только начинали видеть предметы, людей и животных мира, в котором я появился на свет. И все эти рассказы, истории еще не принадлежали мне одному. Точнее, они сплетались в единый хоровод из цветастых костюмов, платьев, башмаков, куплетов и напевов, которые звучали на разные голоса. Их глаголили исполины, окружающие меня. Мать, отец, сестра, бабушка, дед, деревья, растущие в нашем дворе, река, которая протекала за городом и дорогу к которой я помню очень и очень смутно, но лишь до странности уверенно помня направление куда идти.
Ясное бескрайнее небо над нашим городом, в которое мы со старшей сестрой запускали самолетики, сложенные из тетрадных листов в крупную клетку. И некоторые из них, подхваченные ветерком, улетали вдаль над улицами и рядами зеленных аллей жаркого азиатского края, в котором мы жили. И пока не исчезали из виду, бесконечно долго притягивали и притягивали к себе взгляд.
Все было большим, важным и главным без исключения!
Что во всем этом случившаяся явь, что таинственная, спутанная временем легенда из множества глав и персонажей, ведущих свою замысловатую игру, можно лишь догадываться. Однако, занырнув в самую глубину внимания, пронзающего прошедшие дни, мне счастливым образом удается обнаружить то, что было увидено именно мной. То, свидетелем чего я был, как актер, игравший и сжившийся со своей ролью. И как сторонний наблюдатель, разделенный с кинолентой, которую он смотрит, но который ясно видит и механику построения картины, и приемы, которые закладывал в свое творение режиссер.
***
Богаты недра человеческой памяти! Это неиссякаемая кладовая пророчеств на будущее, занимательных происшествий, праздников, испытаний, разочарований и, конечно же, чудес!
Мне было 24 года. Однажды я заглянул в один книжный магазин, располагавшийся в аккурат напротив старого автовокзала. На стенде у входа мне на глаза попалось объявление интригующего содержания.
«АЛЬФА И ОМЕГА ВОИНСКИХ ИСКУССТВ». Тайцзи-цюань - ключ к познанию природы человека.
Были указаны адрес, место занятий, телефон и расписание.
Сила слова необычайно велика! Но куда важнее время, место, а также состояние читающего или слышащего его. Иной раз случается, что самая точная подсказка не слышима и не видима тобою… А тут!
Стоило только взгляду ухватиться за таинственное слово в содержании, как будто ключ провернулся в замочной скважине и дверь отворилась. В памяти всплыли сюжеты передачи «Клуба путешественников» из далекого детства.
Горы Китая, монастыри и пагоды в предрассветной мгле. Шумный хор тысяч стрекочущих цикад и глубокий голос ведущего, рассказывающий незабываемые по наполнению истории прошлого. Плавные движения людей на фоне пейзажей далекой страны сменяются резкими взрывными импульсами силы и вновь превращаются в струящийся поток. Их лица навсегда отпечатались где-то в самой глубине памяти. Такие умиротворенные и одновременно сосредоточенные. Мог ли я предположить, что каких-то шесть лет спустя я все это увижу своими собственными глазами? Пройду по этой далекой земле и прикоснусь к этому нематериальному достоянию человечества в самой сердцевине носителей традиции древнего искусства.
Последний день зимы выпал на воскресенье. Двадцать девятое число месяца февраля, года високосного, предопределившее дальнейший ход жизни.
Сколько это все могло еще длиться, известно было лишь небу, под покровительством которого всяк человек вкушает радости, горести и открытия жизни.
В тот день в голове прозвучал отчетливого голос:
«Если ты не пойдешь сегодня, ты не пойдешь никогда!»
Откладывать было уже нельзя! Это как предать свою мечту — ты откладываешь на потом, на потом, на потом, но наступает время и ты либо выбираешь, либо предаешь голос, живущий внутри тебя.
И тогда случается маленькая смерть, забирающая у тебя часть сердца.
Я сделал шаг в новое, и жизни ручей понес мой кораблик к огромному океану, доселе невиданному.
— Здравствуйте, — я обратился к старой женщине, выходящей из подъезда жилого дома. — Подскажите, как пройти ко второму лицею?
Держа в руке листок с адресом, я начал читать название нужной улицы.
— Вам туда! — и ее указательный перст пронзил пространство невидимым лучом. — Пойдете прямо до забора, потом правее. Увидите шпиль башни католического прихода, затем, не сворачивая между частными домами, до дороги, и выйдете как раз к нужному месту.
Пространство старого спортивного зала было заполнено людьми. Человек около двадцати расположились по залу тут и там. Молодые девушки и парни. Мужчины постарше и женщины среднего возраста. Заурядная обстановка с обшарпанными стенами, со старым дощатым полом, на котором была истерта краска. Отсутствие душевых и раздельных раздевалок. Ни что это не останавливало пришедших сюда. Невероятная увлеченность процессом отметала все внешние неудобства! Я убедился в этом позднее множество раз.
Кто-то разминался перед занятием, кто-то разговаривал, кто-то молча ждал, сидя на скамейке.
Тогда я впервые увидел искусство Пурпурной бабочки. Женщина в черном костюме выполняла грациозные движения с красным веером в руке. Хлопок — и веер раскрывался в изящном движении женской кисти. Выпад, разворот — и вот уже веер закрыт. Мягкий шаг, будто по опавшей осенней листве, с усилием, таким невесомым, что и не слышно хруста сухих листьев под ногами. А затем плотный твердый выброс, и снова хлопок-притоп. Большая раскрытая ладонь веера всеми пальцами снова гладила воздух.
И этот взгляд! Да, это нельзя спутать ни с чем. Спокойный и одновременно сосредоточенный.
Ко мне подошли. Пара тройка вопросов, скорое знакомство с руководителем занятий, и вот я уже в строю.
«Кунь, Цянь, Кань, Ли, Сунь Джень, Гень, Дуй».
Восемь триграмм.
Упражнения с шестом и короткой палкой, деревянная сфера, меч Дао и Цзянь, веер, гибкая лента, парные взаимодействия по борьбе, классическая форма тайцзи-цюань Лао Цзя: все это и многое другое стало своим разнообразием заполнять тренировочные дни.
На одном из первых занятий мастер читал краткую лекцию.
Одетый неброско мужчина, среднего роста, коротко стриженный, полноватый, но при этом умеющий так виртуозно управлять своим телом, что при первом взгляде и не подумаешь, будто он может делать такие искусные вещи.
«Мастерство – это импровизация, положенная на базу», — говорил он, осматривая всех присутствующих.
«Поэтому так важно шлифовать простые навыки», — он выдержал внушительную паузу.
«И это основная сложность для многих. Постоянное отвлечение на второстепенные и броские вещи и явления, отношения и дела. Желание привнести свое видение в жизнь, самомнение и горделивое “я” не дают человеку познать имеющееся».
«Суметь стать свидетелем того, что происходит с тобой и с тем, что вокруг тебя, возможно лишь если ты можешь быть наблюдателем. Это приводит к мудрости».
«Есть то, что существует вне нас. Оно устроено настолько гармонично, что, наблюдая за этим, можно увидеть и открыть многое».
«Наблюдая, можно свидетельствовать. И это база! Это то, что необходимо каждому. Этот навык необходимо формировать. Стать свидетелем. Чутким, восприимчивым, внимательным».
«И важно помнить», — мастер поднял указательный палец вверх, будто акцентируя внимание всех.
«Важно помнить: с той стороны наблюдаемого вами явления или объекта, тоже есть свидетель. Подумайте об этом».
***
На занятиях я познакомился со многими интересными людьми. Но один из них стал мне очень дорог. Он подарил мне сокровище одного единственного вопроса.
Федор, необычайно одаренный человек! При первом нашем знакомстве я увидел пышущего здоровьем, улыбчивого парня. Когда же дело касалось занятий, смешливость и улыбка превращалась в сосредоточенность. Он будто бы становился замкнутым где-то глубоко в себе, но очень легко мог так же открыто улыбаться и переключаться на общение со всеми вокруг. Являл собою открытость миру и всему в нем. Если улыбался, то так широко, что его улыбка буквально освещала все и всех вокруг.
И впоследствии, благодаря этому, получил прозвище Boca (на португальском означает - рот). Федор без сомнения являлся душой компании! Была у него одна забавная черта: он впадал в краску, когда начинал волноваться. Щеки покрывались алыми неравномерными пятнами, и он превращался в красноватый помидор! Это выглядело очень мило и по-детски естественно, но так контрастировало с возрастом и характером, что вызывало улыбку у всех вокруг. В него влюблялись все девушки. Именно он затащил меня на уроки танго.
— Дружище, ты многое теряешь! Хлопал меня по плечу и принимался во всех красках рассказывать о музыке, движениях и о том, как это здорово — уметь танцевать.
— Да не умею! — отвечал я, отмахиваясь.
— А я умею что ли? Ну ты даешь!!! Это же процесс! А девчонок знаешь сколько там? Приходи в понедельник к семи.
Он пользовался уважением у всех мужчин, с которыми мы тогда общались. В свои молодые годы уже был чемпионом страны по борьбе, вел тренировки для вновь пришедших. Но, несмотря на все умения, титулы и опыт, был тактичен и немногословен в процессе.
Мы сдружились с ним практически сразу. И вот по прошествии некоторого времени у него умер отец. Ребята по группе подошли в один из вечеров и сказали: « У Феди папа скончался. Скидываемся».
Можно только догадываться, что переживает человек во время утраты близкого.
Представьте весенний лес в начале марта. Голые ветви, не тепло еще, но солнце изредка одаривает иным светом землю. Где-то, случается, подтаивают лужи. Кое-где лежит свалявшийся снег, уже почерневший местами. Виднеются прогалы, как родимые пятна на коже новорожденного чистого тела. Земля чернеет из-под снега вперемешку с прошлогодними листьями. Уже темными, мокрыми, смешивающимися с водой и почвой, в которой уже разгоняются соки. Новые соки в жилах корней. Скоро все будет по-новому и вновь повторится в тысячах и миллионах распустившихся почек, цветов и листьев. А пока сугробов еще полно. В небе носится ветер. Иногда жалящий, пронзительно холодный, иногда затихающий и еле уловимый. Холодный, но уже с нотками тепла, и воздух другой. А погода вроде и ни туда ни сюда. Остановка и снова движение. Остановка. И вроде уже поменялось все безвозвратно-неотвратимо, но память о предыдущем еще длится и длится во всем. И еще лежащий повсюду снег свидетельствует о прошлом суровом феврале и праздничном январе, и декабре, сменившем долготу дня и ночи.
Или, например, когда жаркий июль, который стремительно может переключиться, как свет в комнате, одним щелчком. Небесный перст нажимает на клавишу, и облака закрывают яркое солнце, и ливень бьет по листьям, головам и плечам, пытающихся убежать поскорее в укрытие людей. Но застигает всех. Пронизывает до самого исподнего на теле.
У всех это происходит по-своему.
Федор не бросил тренировок, и никогда не упоминал это событие в дальнейшем, и, казалось, не изменился совсем.
Как-то мы вместе работали на общественных началах за городом. Убирали территорию от мусора. Приводили все в порядок. Никогда до этого он не задавал мне таких вопросов, наделенных каким-то сверхсмыслом. Отличающихся особой важностью и не решающих сиюминутных бытовых задач.
Поднимая почерневшую, толстую, тяжелую доску с земли с одного края, он посмотрел в мою сторону. Соотнеся мое усилие со своим, выпрямился. На «раз», «два» мы понесли старый кусок дерева в общую кучу.
— Дружище, как ты думаешь, когда человек творит, он создает что- то новое или списывает это с мира?
В тот момент, несмотря на достаточно тяжелую работу при дневном пекле солнца, закрываемого иногда облаками, дающими нам передышку от летней жары, чувства приобрели особое звучание. Вся восприимчивость, казалось, оголилась в один момент. Стала необычайно тонка и вкрадчива. Я почему-то остановился. И выпалил в ответ:
— Конечно, он создает что-то новое!
Сказал — и осекся, будто спохватившись, боясь пропустить важное, только что проявившееся в самом вопросе.
— Но ты знаешь, Федь, — и я замолчал. — Я должен подумать.
Не было тягостной тишины между нами в том момент. Я не спешил с ответом, а он не тяготился появлением на свет оного в ближайшем будущем. Мне передалось лишь четко уловимое звучание важности значения самого вопроса для него. Мы что-то нащупали в тот момент оба, но каждый свое.
***
Жизнь подобна реке. Двигаясь по течению, смотришь на берега и видишь сменяющиеся картины существующего рисунка бытия. Случаются противостояния, когда необходимо плыть против течения, чтобы перебраться в другой рукав русла, став сильнее. И тогда напряжение от работы веслами утомляет, забирает силы, но совершаешь свой рывок в нужном направлении. Потом возвращаешься к потоку и снова вниз по течению. В те моменты, когда познаешь любовь. Чувствуешь огонь и трепет тела.
И сам становишься течением, быстрым и стремительным, медленным и ласковым. И внемля твоему естеству, сама жизнь нет-нет да поведает тебе древнюю вечную легенду.
Гора распахнула объятья, целуя в снежные густые волоса. И по склону бархатной щеки, ниспадая, мягкий локон появил вдруг русло медленной реки.
Тоненьким ручьем прохладной влаги, прикоснувшись к тонкой шее белоснежного хребта, устремился в дивную долину.
Там вздымались к небу снежных два холма!
Дополняясь этим нежным соком, что стекает вниз с вершин, вздымающихся ввысь, между ними речка, протекая, пела песню, исполняя сладостный каприз ярких звезд — прекрасных глаз вселенной.
Отражая в зеркале воды всю красу ночного неба…
И прекрасней не было весны!
И, достигнув наконец долины, очертаньем берегов пронзая горизонт, сделав плавные изгибы, устремилась в глубь земных лесов.
Меж ветвей и тонких стеблей, проникая солнце в глубину, подарило радость дивного рассвета.
Родниками наполняя чистоту, разделившись надвое бежала переполненная жизнью теплая вода.
И притягивая взгляд, так трепетно дышала.
В океан впадая не спеша…
***
Прирастая новым опытом, каждый становится свидетелем праздника жизни. И бывает полностью уверен, что многое понятно, ясно и однозначно. Но вот происходит доселе неведомое событие, и человек, если открыт и восприимчив, может искренне удивиться, насколько загадочна эта женщина. Имя которой — Жизнь.
Перелистывая страницы книги памяти, вспоминаю ее имя. Светлана.
Я ручаюсь, что все мною рассказанное далее в самом деле было, и не приукрашено для придания рассказу какой-то остроты .
Мама Света. Мама моей супруги. Так получилось, что слышал ее голос только однажды, разговаривая по телефону.
После очередного случившегося выбора в жизни, мне посчастливилось отправиться жить в другой город. Туда впоследствии привез за собой свою любимую. Родителей ее я не уведомил об этом и даже не встретился с ними ни разу. Неудивительно, что мать переживала за свою дочь, которая сказала родителям, что после учебы уезжает жить ко мне. И вот, прожив в отдалении ото всех больше года, мы говорили из разных мест планеты, связавшись по телефону.
— Данил, — голос по ту сторону трубки взволнованно дрожал. — Кто она для тебя? Мама Света спрашивала меня о дочери. Я искренне понимал ее состояние, но встретиться мы не могли физически. Они жили очень далеко. А со своей будущей супругой я познакомился, когда она была студенткой и училась в моем городе.
— Она моя девушка, — ответил я спокойно.
— Нет, Данил, она твоя жена, — незнакомая мне лично женщина была далеко и одновременно так близко. Я почувствовал все ее волнение, которое она степенно держала в своем слабом голосе.
— Не волнуйтесь за нее. Она будет со мной. Я ее не оставлю. Не переживайте, – ответил я, насколько мог на тот момент убедительно. То, что мать тяжело болеет, я знал из рассказов моей дорогой. Эта болезнь очень скоро забрала ее жизнь.
— Данил, — рыдающий сбивчивый голос в трубке дрожал.
— Что случилось!? — я встал со стула. В ответ рыдания…
— Родная, что случилось?
Люда только ревела и ревела.
— Люда! Люданька! Что случилось? — я повышал от волнения голос.
— Мама умерла, — наконец смогла выговорить она. — Забери меня, пожалуйста, с работы.
Сорвавшись с места, я летел к ней, уже просматривая варианты билетов, чтобы поехать как можно раньше.
Вахта. Коридор. Меня уже без слов провожают в нужный кабинет. Все уже знают. Она сидит на полу.
Обняв как можно крепче, я глажу и глажу голову, плечи, содрогающиеся от всхлипов.
— Ты поедешь со мной? — заплаканные любимые глаза смотрели на меня с надеждой.
— Конечно!
Мы приехали на место на следующий день.
Маму Свету я увидел уже мертвой. После того как с отцом Людмилы мы забрали ее из морга, где я с ним и познакомился. Привезли ее к ним в дом.
Перед погребением гроб поставили во дворе. Все по очереди подходили проститься.
Была зима. Холод. Снег лежал повсюду. Новое место. Новые обстоятельства. Суровое время перемен. Горечь близких.
Я смотрел на потемневшее лицо усопшей женщины, которую не знал, но которую почувствовал тогда, на удалении очень глубоко и искренне понимал.
Все было тихо и без особых застолий. Погребение на кладбище где-то между лесов и полей. И мы все вернулись в дом родных.
Я был там впервые. Мне постелили постель на раскладывающемся кресле.
В незнакомом месте засыпается всегда по-разному. Это и другая постель, и подушка, и запахи. Все другое. Но я был очень уставшим, поэтому уснул быстро.
Шум громкий, будто от сильного ветра, заполнил все вокруг. Стали открываться дверцы шкафа, стучать о корпус. Книги слетали с полок. Появился какой-то шорох, какой-то звон.
Я полностью видел всю комнату в подробностях. Вот дверь на кухню. Дверь в соседнюю комнату. Стол, стулья, комод. Ковер на полу. Вот зеркало на стене. А вот…
Силуэт.
Как будто сбоку подсвечены линия изгиба бедра с переходом на поясницу, часть плеча и щеки.
Она прямо у моего изголовья. НО я лежу! НО будто стою и смотрю на нее.
Откуда взялась в моем голосе гигантская по силе повелительность, но слова прозвучали, казалось, без моего личного участия. Но все же это говорил я.
«ВСЕ! ИДИ! Ни о чем не волнуйся! Я ее не оставлю!»
И все затихло. Я открыл глаза, проснувшись. Тишина. Тикает будильник на подоконнике. Все спят. Я встал и подошел к зеркалу за моей головой. Только что я видел это место и ее. Нет сомнения. Я видел ее.
На каких-то остатках сил она пришла. Будучи еще здесь, постучалась ко мне и посмотрела на меня. Мы все-таки встретились. Это был свидетель встречи, но уже с другой стороны. Свидетель, смотрящий на меня, смотрящего на него.
***
Средняя дочка любит шить и рисовать. Люда, часто с ней вместе рисует красками. Дочурка души не чает в розовом цвете. И все что мы ей покупаем должно быть непременно розовым. Старший сын обожает езду на велосипеде. В парке засматривается на ребят, выделывающих всякие трюки на скейтах и самокатах. Постоянно что-то мастерит. Младшая дочка начала усиленно говорить все подряд. Ей скоро два.
Маленькие ножки семенят навстречу открываемой мною двери. И вот она, встречая у дверей, говорит.
— Папичка, поситай книшку. — и протягивает мне сборник сказок. Смотрит глазами взволнованными и полными ожидания.
Мою руки и сажусь с нею на диван.
— По ту сторону стеклянных гор, где высокие ели упираются в самую гущу облаков, на берегу реки жила была семья медведей.
Дочка внимательно слушает и смотрит на картинку в книжке.Глазами свидетеля, который запечатлевает уже свою жизнь.