Нервы Татьяны не выдержали совсем, когда дня через три она увидела на Вечери в самом храме двух узбеков из строительной бригады! Узкоглазые тёмнокожие мужики чинно стояли в рядах православных и вместе с ними аккуратно крестили лбы и били поклоны. Татьяне стало плохо!
- Вот о чём я и говорила! Уже заполонили и церковь! – быстрее выходя из храма, ужаснулась она и закрестилась, словно угрожая архимандриту: - И не удивительно будет, если эти нехристи завтра выйдут из самого Алтаря и займут самое высокое место!
Татьяна словно в воду глянула. Только нехристи-узбеки заняли не место архимандрита, а пост пребывающей в отпуске поварихи. Когда на следующий день Татьяна пришла на обед в трапезную, из раздаточного окошка ей с добрейшей улыбочкой подала порцию сверкающего плова узбечка Мая. Ярая христианка отшатнулась от тарелки и голодная в ужасе покинула трапезную. Она прямым ходом пришла в домик к архимандриту и разнесла его, как самого нерадивого школьника-колышника!
- Простите меня, отец Феогност, но я уже не понимаю, где нахожусь! – гневно заявила она и как топором принялась рубить воздух руками: - Куда не войди, везде лица нехристей! Купель строят нехристи! На службе в самом храме стоят нехристи! В трапезной едят нехристи! Они же готовят там свой отвратительный плов! Может, наш монастырь превращается в какую-нибудь, прости, Господи, мечеть?!
- Э-к вас понесло, матушка Татьяна! – терпеливо выслушав разнос, мягко усмехнулся владыка и кротко объяснил: - Видите ли, каждый из нас по-своему приходит к Богу. А уж, кто какой национальности, так для Бога мы все одинаковы, ибо все мы Его творение.
- Ну а как же Иисус Христос гнал язычников из храма, сломал и выкинул их лавки, а вы наоборот их запустили в храм, и они стоят и крестятся православным знамением?! – обличила его Татьяна, идя на крайние меры.
- А как тогда вы входите в храм и о чём думаете, когда над вашей головой прямо у входа находится изображение, где Сын Божий принимает кувшин воды из рук самарянки? – вопросом на вопрос мгновенно озадачил её владыка.
Татьяна глупо хлопала на него глазами и повержено молчала. Он подождал её ответа и, не дождавшись его, назидательно произнёс, как добрый отец строптивому дитю:
- Вот я и говорю, матушка Татьяна, что в гордыне вам надо каяться. Да не рассматривать чужие грехи, а успеть покаяться в своих. А вы ещё и в монахини метите.
Снова ожидая её ответов, он замолчал, но строптивая баба в молчании переваривала услышанное и думала: «Вот это я лохонулась!!! Там же, в храме, такая роспись прямо над самим входом есть!» И сейчас вся воинственность с неё слетела, как овечья шкура с волка. А архимандрит в том же тёплом тоне назидательно проговорил:
- Вот поэтому повремените с постригом в монашеские ряды и вместо этого постойте-ка недельки две перед этим изображением и подумайте, о чём оно гласит.
- Так мне теперь в этом каяться нужно? – в шоке спросила Татьяна, ясно понимая, что её подготовка в монашество опять превратилась в пшик.
- Обязательно, матушка Татьяна. Обязательно! - добренько улыбнулся ей владыка и ушёл обедать в домик.
Наказывать свою паству он ох как умел! Всех пробирало до прояснения ума! Больше Татьяна никуда не лезла, так как ко всему в придачу, стоя на заднем плане, как ей было велено, она выслушивала проповеди архимандрита о пагубной гордыне и чувствовала на себе непроизвольные косяки тех, кого незаслуженно обидела во всё горло. В связи с этим, чуя, что заветной монашеской рясы в этом приходе ей долго ещё не увидеть, она незаметно исчезла из монастыря после законченного наказания перед писанием Иисуса Христа с самарянкой.
продолжение следует.........