Но вот архимандрит благословил строить во дворе монастыря купель святого источника. Прибыв для святого дела во время утренней Литургии, бригада мужиков, среди которых были узбеки, шумно зашли на подворье, втаскивая свои инструменты и спрашивая вратника:
- Где тут ваш главный поп? Пусть показывает работу!
Бывший сам из мирян, Родион понял, что трудяги совершенно далеки от веры, и их интересует лишь предложенная работа, и миролюбиво ответил:
- Главный поп сейчас на службе. А купель будет строиться вон там…
И не успел он договорить, как вдруг на весь двор раздался гневный голос Татьяны, которая как раз шла на службу:
- Это что такое?! Вы что себе позволяете?! Как вы вошли и как себя ведёте?!
Вратник опешил, а бригада работников с интересом уставилась на моложавую тётку в тёмно-серой блузе, длиннополой чёрной юбке и в белом платке в синий горошек, какие носят бабушки.
- Да вы же ни лба не перекрестили, ни поклона не положили при входе в монастырь! Служба идёт, а они галдят на весь двор!.. – буквально орала она, указывая пальцами то на кресты храмов, то на его двери, то куда-то в небо.
- Татьяна! – прервал её голос спешащей матушки Елены к работникам, и она маханула на неё рукой: - Иди, куда шла! – и обратилась, было, к работникам: - Так…
- Я вас не понимаю, матушка! – оборвала её Татьяна и выставила кучу претензий, указывая на опешивших мужиков и их инструменты: - Люди врываются во двор во время службы, устраивают гам и бардак! Тем более, среди них неверные!..
Отлично понимая, что она имеет ввиду, узбеки заморгали и даже, было, оглянулись на врата, а православные мужики не выдержали!
- А что, узбеки не люди?! – хором вступились они за товарищей и чуть не матом разнесли всех подряд: - Или, ёлки зелёные, нам лучше уйти?! Нам время не хватает, другой работы полно, а мы тут должны выслушивать всякие бредни!..
- Вы как разговариваете?! – едва не завизжала Татьяна и потрясла над головой пальцем, указывая на кресты: - Вы в святом месте находитесь перед самим Богом!..
- Да хоть перед самим чёртом! – явно, дразня её, ухмыльнулся небритый мужик.
Ему тут же было грозно отвечено, не давая слова рвущейся что-то сказать матушке:
- Побойтесь Бога!! Охальник!! – и Татьяна перекрестилась широченным крестом.
- Так, замолчи и иди, куда шла!!! – жутко вспотев, в конце концов, грубо прикрикнула на неё матушка, схватила под руку и волоком погнала прочь от бригады, вполголоса гневно выговаривая на ухо: - Ты кто такая, чтобы указывать в монастыре?! Сейчас они психанут и уйдут, кого мы поставим на строительство купели?! Сам благочинный их прислал сюда, как лучшую бригаду! А ты что творишь?! Стройку объекта срываешь?!
- Но почему их не научили даже лбы крестить перед входом в святое место?! Вы бы видели, с каким грохотом и ором они ворвались во двор?! И это такие нехристи будут строить святую купель?! – до предела возмутилась Татьяна.
- Татьяна, это простые люди из мирской жизни, откуда ты пришла такая же, а сейчас ведёшь себя хуже их! – одёрнула её матушка.
Отскочив от неё, Татьяна даже выдернула руку, остановилась и с гордо поднятой головой с обидой объявила:
- Я хуже?! Я, к вашему сведению, возле общежитий на лавочке не сплетничаю, а денно и нощно молюсь!
- Вот иди и молись дальше! – нетерпеливо отмахнулась от неё очумевшая матушка и, дорожа временем, побежала к работникам.
- Я этого так не оставлю! Я сейчас к архимандриту подойду! – крикнула Татьяна ей вслед и быстро пошла в храм. В ней всё клокотало кипятком! Однако её перст, поднятый флагом, так и не достиг неба.
Когда на крестоцеловании она подошла к архимандриту, лобызнула крест и затеяла разговор, святой отец грубовато её оборвал и посоветовал:
- Занимайтесь своими послушаниями, матушка Татьяна! В остальном мы разберёмся сами, - и, коснувшись её темени крестом, протянул его следующему прихожанину.
Татьяна, однако, не собиралась уступать. Уйдя после службы на обед в трапезную, она устроила там натуральный бунт протеста, объявляя обедающим трудникам и монахам:
- Вот так! Дожили! Святую купель в храме строят нехристи, и им нельзя замечания сделать на то, как они врываются на святое подворье! Ворвались, как стая псов во время самой Литургии!.. – она не договорила, увидев, как матушка ведёт в трапезную бригаду рабочих.
- Вот здесь у нас, так называемая, столовая, - ввела она мужиков в помещение и радушно пригласила за стол, где уже уселась Татьяна: - Располагайтесь, пожалуйста. Я сейчас вам кушать подам.
Мужики полезли за стол, а Татьяна бросила обед и пулей выскочила из трапезной. На неё демонстративно никто не обратил внимания. Все продолжали обедать. Татьяна же быстро шла в общежитие и полоумно возмущалась в голос:
- Это сама матушка им ещё и прислуживает! – и бесконечно на всеобщее обозрение широко крестила лоб, гремя о придуманной беде набатной рындой: - Господи, прости нас грешных!! Полный монастырь нехристей напустили, и все помалкивают!! Да кто мы после этого?! Кто?! В рай все стремимся! А получим ли после такого прощения?!! Да нам даже шага до врат не позволят ступить!!!
Следом воительница устроила бунт, когда на следующий день, придя в трапезную, увидела накрытый стол с салатами под майонезом, с кастрюлей запашистого мясного борща и расставленные тарелки вторых блюд с картошкой пюре и толстыми сардельками. До конца Петрова поста была ещё целая неделя, и Татьяна растерянно спросила у поваров, подозревая их ответ:
- А для кого это такой скоромный стол?
- Так отец Феогност распорядился кормить строителей купели, - ответили ей и пояснили: - Сказал, что при их работе им нужны силы и хорошее питание.
- Прости, Господи!.. – только и произнесла ошарашенная Татьяна и демонстративно вымелась из трапезной прочь.
продолжение следует..........