Не пойду, говорит фриц на своём немецком. Кляп выплюнул, орать на всю округу как полоумный начал
Получив новое назначение, я не особо обрадовался. Ещё раньше был наслышан от предшественника, который руководил той разведывательной ротой до моего назначения, что дела с подчинёнными ладились у него не всегда гладко. В голове моей на этот счёт роились подозрения: "он убит? Может ранен? За что отстранили? Ничего не понятно!"
В первый же день на новом месте службы я выслушал приказ: "принимайте командование, осваивайтесь, готовьтесь к важной операции. Подробности позже!" Ни сроков, ни направления, ни задач... Лишь одно понятно наверняка и сомнению не подлежит: всё очень и очень серьёзно. Принять командование дело не сложное, другое дело найти общий язык с подчинёнными, а это как я заподозрил, будет совсем не просто. Во что бы то ни стало я должен был добиться этого, иначе никак: без доверия не будет слаженности в боевом коллективе.
Всё вышло в точности как я и предполагал: разведчики встретили меня холодно, приказы выполняли, но без особого рвения. Никогда бы не поверил, что при моём предшественнике, Сердюкове, было то же самое.
Я решил, что мне стоит его навестить. Разузнал в штабе дивизии, что после последнего из заданий он оказался в госпитале. Выжил, но всё могло сложиться для него и хуже.
До госпиталя я добрался на телеге знакомого селянина. Всю дорогу лежал на свежескошенном сене и с удовольствием вдыхал его аромат. Мы беседовали "за жизнь", радовались пришедшей весне.
Временный медсанбат располагался в здании колхозного клуба. Койка Сердюкова стояла у дальней от входа стены, прямо возле окна. Когда я вошёл Сердюков лежал, читал книгу. На тумбочке рядом лежало ещё несколько, стопкой, судя по всему уже прочитанных. Как следовало догадаться, таким образом он коротал время.
— Здравствуй, Борис! — я протянул руку для рукопожатия.
— Ничего себе, кто пришел! — удивился Сердюков, приподнимаясь на шконке. — Привет-привет! Какими судьбами?
— Пришёл перенимать опыт, — признался я начистоту. — А ты, смотрю, с головой погрузился чтение?
— С детства люблю книги, — улыбнулся Борис, — вот и пользуюсь случаем, раз таковой подвернулся.
Он на минуту притих, а следом задал вопрос, догадавшись:
— Неужели тебя, Сергей, вместо меня, в мою бывшую роту командиром назначили?
— Да назначили, — кивнул я, — но сказали, что это временно. До тех пор, пока ты не выздоровеешь.
Я соврал, на самом деле мне этого не говорили.
— Но как же так? — удивился вдруг Сердюков, — У меня есть заместитель, почему он меня не заменит?
Не зная, что ответить, я пожал плечами.
— Значит, планируется что-то серьёзное, раз поставили такую шишку как ты! — пробормотал Сердюков задумчиво.
— Я сам толком ничего не знаю, — пожал я плечами. — Мне приказали принимать роту и навести там строгость и порядок, но что будет дальше и к чему готовиться не уточнили. Сказали, что известят позже.
— Понятно, секретничают, — пробормотал Сердюков, — большое наступление, как видно, готовится. Ты представляешь... — добавил он с досадой, — как всегда все грандиозные дела без моего участия! Ответь мне, где справедливость?
— Тебе тоже будет чем заняться, ещё навоюешься, война закончится не скоро. — попробовал я его успокоить. И добавил, выражая искренне участие в его судьбе: — Как ты умудрился угодить в такую вот неприятность?
— Не поверишь, Серёжа, на пустяке проблему словил! — невесело усмехнулся Сердюков. — Взяли мы языка, унтер-офицера, потащили к в сторону "колючки", а он "в позу встал". Не пойду, говорит, на своём немецком. Кляп выплюнул, орать на всю округу, как полоумный, начал. Пришлось мне как старшему лечь на проволоку, чтобы ребята протащили языка через меня, а то заметившая нас немчура уже по нам стрелять начала.
Сердюков продолжал, вспоминая:
— В госпиталь меня притащили, перевязали, а у меня всё нагноилось, от колючки до расположения ведь двое суток ходу. Гноя первое время по стакану в день сливали. От мазей дышать не мог, до сих пор лежу как тяжело раненый! Порезы от колючки рваные, заживают ох-как медленно.
— Скажи, Борис, твои люди надежны? — переменил я тему, приступая к главному. — Положиться в важном деле на них можно?
— Ты говоришь мне такие вещи, словно обидеть хочешь, — насупился Сердюков не на шутку. — Как ты думаешь, пойду я на разведку с ненадежным человеком? — Сердюков чуть помялся, а затем заговорил с ещё большим запалом: — Да я уверен в каждом из ребят больше чем в самом себе! А почему ты спрашиваешь? — насторожился он вдруг. — Неужто сомневаешься в ком-то из них?
— Приняли меня "не очень" — покривился я, выдавливая из себя неприятное признание. — Вроде слушаются, в вроде и нет, как будто в пол уха.
— Это хорошо, — Сердюков улыбнулся, — значит от прежнего командира не открестились. Я же говорил, что ребята надёжные!
— Надёжные то они, надёжные... — согласился я как бы нехотя. — Да вот только "надёжность" эта распространяется не на всех.
— Не боись, Серёжа, — улыбнулся Сердюков совсем по-дружески. — Будут и у тебя дела в полном порядке! — он хлопнул меня по плечу, потом по-свойски придвинулся ближе и заговорил полушёпотом, почти по-заговорщицки: — Есть в моей роте сержант, его фамилия Малайчук. Он моя правая рука во всём, что касается общения с подчинёнными. Подойди к нему, скажи, что я передавал большой и пламенный привет. Он всё поймет, ты после этого станешь для него как родной. Только к заму за помощью обращаться не вздумай, он в тылу хорош, как снабженец, в военных вопросах совсем не авторитет.
— Кстати, — Сердюков улыбнулся, — Меня навещаешь не ты один. Завтра вот опять из роты наведаться собирались. Это ревность своего рода, ты на них не серчай, я всё-таки для них свой, а ты пока что во многом чужой. Но ты не тушуйся, скоро всё у тебя наладится. Дело у нас с тобой одно, общее, и задача одна: фрицев бить. Впереди большое наступление!