Нобелевский плагиат, не так ли?

Игорь Шап
                «НОБЕЛЕВСКИЙ  ПЛАГИАТ», НЕ ТАК ЛИ?
                (Антология версий шолоховского ляпа)

   В данной работе детально изучается один «музыкальный» ляп в тексте «Тихого Дона». Как известно, за это произведение в 1965 году Михаилу Шолохову была присуждена Нобелевская премия по литературе. По ходу статьи коснёмся и других случаев, говорящих, что текст романа является чужеродным по отношению к советскому «классику». Но сначала необходимая предыстория.

                I.  «ТЫ ПОМНИШЬ, КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ…»

   «Тихий Дон» начал выходить с января 1928 года в ежемесячном журнале «Октябрь», редактором которого с ноября 1926 был писатель Александр Серафимович (А. С. Попов). В девяти номерах подряд были напечатаны 5 частей романа (две книги). Третья книга (6-я часть) стала выходить в 1929 году — с января по март увидели свет 12 глав продолжения романа.
 
   И тут всё застопорилось из-за волны поднявшихся слухов о вероятном плагиате. Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП) создаёт комиссию, дабы прояснить ситуацию. Экспертную группу молодых писателей (Л. Авербах, B. Киршон, В. Ставский, А. Фадеев) возглавил «дядька» Александр Серафимович…, видимо, чтобы рапповская молодёжь случайным образом не вышла на путь истины. Но услуги мэтра не понадобились — всё завершилось в форсированном режиме. Подробностей о работе той комиссии по плагиату (под председательством сестры Ленина — М. И. Ульяновой) до нас дошло мало, но, судя по всему, дело тогда было «спущено на тормозах» и тщательных разбирательств с рукописями не было, хотя Шолохов и утверждает, что его черновики комиссией изучались. Важные детали той истории изложены в публикации поэта Андрея Чернова «Письмо из Орла. Как было закрыто дело о плагиате Шолохова».  https://wp.me/p2IpKD-4sH

   В итоге «разбирательств» в воскресном номере «Комсомольской правды» 24 марта 1929, а через пять дней в «Правде» (29 марта, № 72) было опубликовано «Письмо в редакцию» за подписью вышеперечисленных РАППовцев. Вот его концовка:

   «Обывательская клевета, сплетня являются старым и испытанным средством борьбы наших классовых противников. Видно, пролетарская литература стала силой, видно, пролетарская литература стала действенным оружием в руках рабочего класса, если враги принуждены бороться с ней при помощи злобной и мелкой клеветы. Чтобы неповадно было клеветникам и сплетникам, мы просим литературную и советскую общественность помочь нам в выявлении «конкретных носителей зла» для привлечения их к судебной ответственности».

   Посыл дошёл до всех — говорить о плагиате стало опасно не только для здоровья, но и для жизни (критиковать идеологическое содержание романа пока дозволялось и даже поощрялось, но недолго). И потому обсуждение проблемы авторства «Тихого Дона» покинуло публичное пространство почти на полвека — до относительно «травоядных» времён середины 70-х. Да и то шептались только по кухням...

   Счастливо отделавшись от «обывательской клеветы», Шолохов столкнулся с новой проблемой — продолжение романа перестали печатать. Как говорится, «осадочек остался» у многих.
   Полагаю, Сталин сам остановил и сам же возобновил публикацию романа. В письме 9 июля 1929 редактору «Рабочей газеты» Ф. Я. Кону в своей излюбленной иезуитской манере генсек пишет:

   «Знаменитый писатель нашего времени тов. Шолохов допустил в своем “Тихом Доне” ряд грубейших ошибок и прямо неверных сведений насчет Сырцова, Подтелкова, Кривошлыкова и др., но разве из этого следует, что “Тихий Дон” — никуда негодная вещь, заслуживающая изъятия из продажи» (Сталин И. В. «Сочинения». Т. 12. М., 1949, стр. 112).

   И хотя широкой общественности и самому Шолохову это письмо стало известным лишь 20 лет спустя, но, несомненно, сталинский посыл (своеобразное вето) был доведён «ответственным товарищам» своевременно. Из продажи роман не изъяли, но переиздавать прекратили. За продолжение  издания "Тихого Дона" Шолохов бился лбом в двери всех центральных редакций, но безрезультатно. Ему удавалось протащить отдельные главы из 3-й книги лишь в нескольких районных малотиражных газетах, что, конечно же, его мало устраивало. Уверен, что и главред «Октября» Александр Серафимович быстро узнал о «негласном послании» Сталина. Поэтому он и уволился из журнала в августе 1929, ведь пошёл на эту должность ради издания произведения своего друга Фёдора Крюкова, пусть и под чужим авторством (см. приложение 1).

   Началась лайт-опала Шолохова на разных уровнях. Руководитель Северо-Кавказской ассоциации пролетарских писателей (СКАПП) Александр Бусыгин, называя Шолохова непролетарским писателем, говорил о «тоске самого Шолохова по старому казацкому быту». Обвиняли Шолохова и в «идеализации кулачества и белогвардейщины» (литературный критик Лидия Тоом).
 
   Подкинули дровишек в «топку опалы» и белоэмигрантские издания: «Даже советский писатель устанавливает, что самостийная идеология являлась, в сущности, единственной идеологией, противостоящей идеологии большевистской» (Ф. Воропинов в журнале «Вільне козацтво», сентябрь 1929).

   (Экранизация первых двух книг «Тихого Дона», начатая весной 1929, не останавливалась: немой фильм, озвучен в 1933, режиссёры И. К. Правов и О. И. Преображенская.)

   Шолохов перед поездкой в Германию (затем он планировал приехать в Италию к Горькому, но не сложилось из-за отсутствия визы) добивается первой аудиенции со Сталиным. Не сомневаюсь, что такую встречу могли организовать только кураторы «пролетарского писателя» из ОГПУ. Связь Шолохова с чекистами была озвучена ими самими, нам остаётся это лишь показать:
 
   "В 1923 году работал в 4 отделении ЭКУ ОГПУ у Миронова..." — из донесения Степана Болотова (начальник Донецкого окружного отделения ГПУ) Ефиму Евдокимову (полномочный представитель ОГПУ СКК и ДССР) от 4 сентября 1928 года.
 https://wp.me/p2IpKD-1Ej

   Факты в донесении Болотова изложены со слов самого Шолохова, с которым чекист беседовал семь часов в квартире райуполномоченного ГПУ под конец своего отпуска в последних числах августа 1928, когда заезжал в Вёшенскую станицу.

   Итак, в период «необъявленной немилости» Шолохов осознавал, что его судьба (а то и жизнь) зависит только от одного человека…, и что время не терпит. Их встреча состоялась в кремлёвском кабинете вождя 28 ноября 1930. Они разговаривали тет-а-тет более одного часа (с 14-50 до 16-00, согласно записи в тетради секретарей кремлёвского кабинета Сталина).

   Судя по дальнейшему развитию событий, ничего хорошего ему Сталин тогда не пообещал…, и дал понять, что у Михаила Александровича «времени на раскачку нет». Информация о деталях этой встречи мне на глаза не попадалась, видимо, Шолохов до конца жизни помалкивал о конкретике своего разговора с вождём, отделавшись фразой: «Беседа дала мне очень много, поощрила на осуществление новых творческих замыслов». Можно предположить, что именно тогда Шолохов заверил «лучшего друга писателей», что сумеет сочинить повесть о коллективизации.

   То, что Шолохов безуспешно пытался пробить возникшую стену, задействовав даже Горького (встречался с ним в апреле 1931, пересылал машинопись 6-й части, писал ему 6 июня 1931, где жаловался на «ортодоксальных вождей РАППа»), это неоспоримо. Но и здесь наворочено много лжи. Существует устойчивый псевдофакт о встрече то ли в июне, то ли в июле 1931 года Сталина, Шолохова и Горького на даче последнего в Краскове, но это миф, созданный шолоховедами с подачи самого Михаила Александровича в 1972 году. Видимо, Нобелевский лауреат решил, что за давностью лет можно приврать даже о Сталине и Горьком, не учтя, что это быстро проверяется. Тем более, что все шолоховские проблемы после той псевдовстречи никуда не исчезли.

   И лишь только 28 декабря 1931, показав в Кремле Сталину готовое начало «Поднятой целины», Шолохов доказал вождю, что может что-то сочинять самостоятельно. В тот день «писатель» получил индульгенцию на продолжение публикации «Тихого Дона». Чекисты вздохнули с облегчением, ведь в своё время Шолохов «провёл вокруг пальца» и их, мастерски скрыв свою малограмотность, когда те подыскивали подходящего автора для «Тихого Дона». (Перед этим было предложено А. Серафимовичу» заняться рукописями Крюкова, но тот отказался «поставить подпись» под произведением своего земляка).  https://wp.me/s2IpKD-navashin
 
   Промашка московских чекистов могла им дорого обойтись, но вовремя вынырнувшая «Поднятая целина» спасла всех причастных к проекту «писатель Шолохов — пролетарский гений» и в первую очередь самого Михаила Шолохова — его могли просто ликвидировать, как уже отработанный материал: «нет человека — нет проблем».

   «Когда начинался проект «писатель Шолохов», никто не думал, что это будет долгоиграющее дело. Тогда это была сиюминутная акция…» (из интервью лингвиста Зеева Бар-Селлы журналисту «Lenta.ru» Алексею Сочневу в 2015).

   Если кто-то ещё сомневается в том, что советский «классик» не умел сочинять и максимум на что был способен, так это переделывать чужое, то прочитайте его очерк «Тракторист Грачёв». Эта бездарная работа, вышедшая 7-го ноября 1931 в праздничном номере вёшенской районной газеты «Большевистский Дон», истинный писательский потолок «пролетарского гения». (Как раз в то время Шолохов должен был работать над «Поднятой целиной».) Количество ошибок и ляпов зашкаливает даже после двойной правки — редакторской и корректорской. Зеев Бар-Селла в «Литературном котловане»  (РГГУ, 2005) разобрал «по косточкам» текст «Тракториста Грачёва»: «3 грамматические ошибки, 3 — стилистические, 2 — орфографические, 12 — синтаксических! И всё это на жалкие 36 фраз — размер школьного сочинения» (гл. 6 «И мы пахали»).

   Полагаю, что в 1920–30 годах обрабатывать чужие тексты Михаилу Шолохову помогала его более образованная супруга Мария Петровна (род. в 1901, в дев. Громославская) со старшим братом Иваном (род. в 1900, учился с 1917 по 1919 в Донской духовной семинарии в Новочеркасске).
 
   «Он любил, когда я была рядом, даже когда писал. Случалось — переписываю, найду что-нибудь не так, по моему мнению, или выражение какое не понравилось: «Я бы не стала так писать». Поспорим, поговорим — иногда оставит, как есть, иногда и согласится. Или рядом попадаются подряд несколько одинаковых слов. Сидит задумавшись. «Что задумался?» — «Да вот тут слово и тут. Какое предложение лучше снять — это или то?» Давай думать. Хорошо — я так скажу, он этак, глядишь, и приходим потом к общему» (из воспоминаний Марии Шолоховой, записанных в 1987 г. журналистом Натальей Владимировной Троепольской).

   7-я часть «Тихого Дона», также принадлежащая перу писателя Фёдора Крюкова, обрабатывалась довольно долго — до 1937, а значит, основательно. Полагаю, переработку текста делал тот, кто ранее написал повесть «С кровью и потом» (В декабре 1931 по просьбе редакции «Нового мира» она была переименована в «Поднятую целину».) К 1940 году он же по заказу сочинил 8-ю часть «Тихого Дона», опираясь на язык предыдущих текстов, хотя очевидные «провалы» в языке налицо. Его имя мне уже известно, и это вовсе не А. Серафимович, но его почитатель, земляк, знавший мэтра лично. Коллегам–исследователям о находке уже сообщено, чтобы они учитывали этот момент при своих изысканиях, а для широкой общественности его имя открою позднее.
 
   Кстати, у Шолохова было столько много рукописей Крюкова, что их хватило для использования не только в «донских» рассказах*, но и в «Поднятой целине» — обрабатывая текст «литпомощника», Шолохов, как сеятель разбрасывал крюковский материал без разбора направо и налево. Потому там и обнаруживается отсутствие всякой связи пейзажей с настроением героев, с окружающими событиями, чего нельзя сказать о тексте «Тихого Дона». Пейзажи в «Поднятой целине» свободно переставляемы. Это ещё давно подметил А. И. Солженицын.

*И. Шап «Ветром надуло» (ещё одна шолоховская кража из черновиков Крюкова)
 https://wp.me/p2IpKD-5mK

   Перепали записи Крюкова и роману «Они сражались за Родину». Проще простого переделывать описания боёв Первой мировой войны в сражения с германскими войсками через четверть века. Кстати, внимательные читатели заметили, что в тексте «Тихого Дона» имеется провал в сюжетной линии пребывания главного героя на полях сражений с осени 1914 по осень 1916. Настоящий автор не мог изъять из фабулы произведения столь большой период — это дело рук плагиатора. Очевидно, содержание изъятого текста с головой выдавало шолоховское «не авторство». (Неужели там были события на Турецком фронте, где Крюков находился с конца 1914 г.?)

   Читаем в романе Михаила Шолохова «Они сражались за Родину»:

   «Звягинцев услышал СМЯГЧЕННЫЙ РАССТОЯНИЕМ гул моторов, РАЗНОГОЛОСЫЙ РЕВ идущих в атаку немецких солдат <...> нечто такое, к чему Звягинцев уже ПРИВЫК».

   А это из очерка Фёдора Крюкова (он находился в составе санитарного отряда с ноября 1915 по февраль 1916 в Галиции близ линии фронта):

   «Но к орудийной перекличке, несколько СМЯГЧЕННОЙ РАССТОЯНИЕМ, к зубчатым трелям пулеметов, к ружейной перестрелке слух наш ПРИВЫК…» («У боевой линии», 1916).

   Рассмотрим выделенное капслоком словосочетание «смягченный расстоянием». Национальный корпус русского языка (НКРЯ) фиксирует до наших дней всего 13 случаев его употребления в произведениях русской литературы, включая у Короленко (дважды), Арцыбашева, Крюкова, Горького, Набокова. Понятно, что работы Фёдора Крюкова в НКРЯ представлены далеко не полностью, и потому там приведён лишь один пример этой пары слов, хотя на самом деле их у него в семь раз (!) больше.

   Теперь обратимся к «разноголосому реву». В НКРЯ зафиксировано всего пять случаев его употребления в литературе, причём, до выхода «Они сражались за Родину» — три: у Чехова («Детвора», 1885–86), у Крюкова: «Как хор ребят-школьников без учителя издает лишь разноголосый телячий рев, так и мы... навыка нет» («Мельком», 1917) и у Фадеева: «Где-то беспомощно и дико плакали ребята, и в общем разноголосом реве плач их был странно тонок и жалобен» («Разлив», 1923).

   Добавим к этому анализу слово «привык», которое присутствует в обвязке обеих фраз, а также смысловую параллель «услышал // слух». Сюда же припишем концовку абзаца из «Они сражались за Родину», где подразумевается орудийная стрельба, упоминаемая во фразе Крюкова»:
 
   «… он мог теперь защищаться, а не сидеть сложа руки и не ждать в бессильном отчаянии, когда какой-нибудь одуревший от жары, невидимый немец–наводчик прямо в окопе накроет его шалым снарядом».

   Иными словами, вербальное и образное наполнение «шолоховского» военного романа указывает на то, что «автор/ы» (обработчик) «Они сражались за Родину» имел под рукой рукописи Крюкова.

   Как оказалось, не всё «чисто» и с шолоховским рассказом «Судьба человека». Впрочем, имея опыт исследований работ за подписью Шолохова, я бы очень удивился, если бы там всё было безупречно с авторством. Об этом читайте в статье исследователя Алексея Неклюдова «Кто написал рассказ “Судьба человека”»  http://tikhij-don.narod.ru/Glushkov.htm
 
   Где, когда и при каких обстоятельствах будущий Нобелевский лауреат мог пересечься и завербовать молодого журналиста поработать на себя? Вариантов несколько. Они могли встретиться в мае–июне 1930 в Ростове-на-Дону, где жена Шолохова рожала сына Александра (род. 18 мая 1930). Там 11 июня проходил литературный вечер — встреча Шолохова с молодыми авторами, организованная Северо-Кавказской ассоциацией пролетарских писателей (СКАПП) в «Рабочем Дворце» им. Ленина. Не будем исключать и сентябрь 1930, когда Шолохов совершил поездку в Усть-Медведицкую станицу в гости к Серафимовичу, где тот вполне мог их познакомить.

   Осведомлённый читатель непременно спросит — а как быть со свидетельством* А. Л. Ильского, который по поводу «Поднятой целины» пишет совсем иное? Развёрнутое объяснение дам, когда назову имя «помощника» советского «классика», а пока скажу коротко: видимо, Шолохов в 1929 г. заказал своему другу и бывшему однокашнику Константину Каргину написать повесть на колхозную тему (известен факт о готовности летом 1930 его повести «Бахчевник», пока найден лишь малый отрывок). Вот её Шолохов и мог принести в редакцию «Роман–газеты» в 1929 или в самом начале 1930 (ещё до увольнения Ильского из «РГ» в апреле 1930). В редакции «Роман–газеты» эту повесть забраковали и «завернули», мол, поработай серьёзней. Тот дорабатывать «недодел» не стал и вернул повесть Каргину.

*«Александр Лонгинович Ильский рассказывает»  http://www.philol.msu.ru/~lex/td/?pid=012133&oid=0321

   Сообщение Ильского, что А. Фадеев и Ю. Либединский были направлены РАППом в Вёшенскую переделывать «Поднятую целину», не соответствует фактам. То, что пишет «свидетель», это нонсенс — «Пробыли они там почти год и привезли новый вариант «Поднятой целины».
 
   Что делал Либединский в тот период — я не знаю, но мне достаточно того, что Фадеев был главредом «Октября» ровно два года, начиная с сентября 1929, и по своему статусу и личному отношению к Шолохову (тогда отнюдь не дружескому) не мог на него «пахать», сидя в Вёшенской. К слову, уйдя из «Октября», Фадеев надолго «завяз» в общественных делах, что в конечном итоге и привело к его трагическому концу:
   «…Меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел» (из его предсмертного письма ЦК КПСС).

   Мне ещё предстоит находить в библиотеках тексты шолоховского «помощника» и изучать их, хотя особых надежд на какие-то «открытия» я не питаю — беллетристику он избегал, а сухая «советизированная» публицистика мало что даст для исследований. Кстати, он был вычислен при изучении писем А. Серафимовича*, и, если кто желает, то может сам повторить путь моего поиска — большого труда это не составит, но будет интересно. Спойлер: журналист по своей молодости решил «засветиться» перед мэтром, резонно полагая, что его повесть, уже отданная Шолохову (какова цена сделки?), больше ему не принадлежит и будет обработана основательно.

*Серафимович Александр Серафимович. Письма.  http://az.lib.ru/s/serafimowich_a/text_1948_pisma.shtml

   И всё же, уже на первой странице одной из найденных его работ времён войны видим такое:

   «Дует с низовья сухой ВЕТЕР, он рябит Волгу, ПРИЧУДЛИВО МЕНЯЯ БЛИКИ на глади воды».

   А это из романа Шолохова «Они сражались за Родину»:

   «Легкий ВЕТЕР шевелил листья яблони. По траве скользили ПРИЧУДЛИВО МЕНЯЮЩИЕСЯ светлые БЛИКИ».

   Единое авторство этих строк мало у кого вызовет сомнение. Но, повторюсь, пока выявлена лишь фактическая сторона, и изучение текстов ещё только предстоит. Кстати, полагаю, что к роману «Они сражались за Родину» в разное время «приложилось» несколько литераторов.

   В официальной библиографии шолоховского «помощника» присутствуют исключительно публицистические работы. В середине 30-х он занимался подготовкой агитационных брошюр к различным комсомольским конференциям и пленумам. Неплохо разбирался в «сельхоз» и экономической тематике — его работы написаны с хорошим знанием предмета. Во время войны служил военкором — был коллегой «классика» по «Красной Звезде». Во второй половине 50-х получил возможность выезжать за границу, написал ряд книжек об этих поездках. Весьма странно, что за всю свою жизнь он ничего не создал из беллетристики… под своим авторством.

   Кстати, «творчество» Михаила Шолохова после довольно ранней смерти его «помощника» и вовсе затормозилось. Получив в 1965 году Нобелевскую премию, лауреат почти «отписался» — лишь в 1969 была издана примерно 1/5 часть так и не законченного романа «Они сражались за Родину». Видимо, это было написано ещё ранее, а «классику» уже давно пора было хоть что-то показать «новенькое». До конца жизни Шолохова (за 20 лет) вышел только десяток небольших газетных статей за его подписью. Вполне очевидно, что нанимать нового «работника» было бессмысленно, да и чревато разоблачением.

   Идеологической и литературной обработкой «Тихого Дона» в числе других занимался редактор Гослитиздата Юрий Борисович Лукин (1907 – 1998). Он редактировал роман с 1932 по 1947. По словам Лукина, Шолохов просил его стараться «избавиться от перенасыщения языка в своем произведении местными речениями. Тут тоже я старался помочь ему, как мог».

   Записка Шолохова:  "Авторскую корректуру 3 кн. «Тихого Дона» в гранках и листах доверяю т. Лукину.  М. Шолохов  31/XII-32".

   Эта записка изготовлена Шолоховым постфактум, для формальности, ибо Юрий Лукин к тому времени уже подготовил первое издание 3-й книги (тираж 15 тыс.) — сдано в набор 10.12.1932 г.

   Андрей Чернов пишет мне в личном письме:

   «С Лукиным, редактором "Тихого Дона" меня на каком-то выезде писателей-ветеранов познакомил мой отец. Это то ли конец 70-х, то ли 80–81-й. Лукин комфортно себя чувствовал, купаясь в облаке ветеранского почтения. (Как будто он не он, а сам Шолохов.) Дело было зимой, на природе. Мы всего лишь поручкались, но этот взгляд я запомнил. Проникающий, сканирующий взгляд. После я такой встречал только у чекистов».

   Читаем в воспоминаниях Юрия Лукина:

   «Началом был 32-й год. Был я тогда еще молодым редактором и работал в том издательстве, которое позже стало называться «Художественная литература», а тогда это был Гослитиздат. Вот там мне и поручили редактировать третью книгу «Тихого Дона». Дело в том, что писатель сдал в издательство сразу и третью книгу «Тихого Дона» и первую книгу «Поднятой целины». «Поднятая целина» пошла другому редактору, а мне достался «Тихий Дон». Так появилась книга, на титульном листе которой значится 1933 год. И есть там автограф:
   «Дорогому т. Лукину с благодарностью за работу над книжкой и с этакими наитеплейшими дружескими чувствами.   М. Шолохов   31-Х-33».
   Так началось. Потом было редактирование вместе с ним первой и второй книг «Тихого Дона».

   Отмечу, что Ю. Лукин сопровождал своего «подопечного» на нобелевских торжествах в 1965 году. Кстати, Юрий Борисович (Сырбор — так называл его Шолохов) был в числе немногих посвящённых в шолоховскую «тайну» места сокрытия черновиков «Тихого Дона» — тех самых, что были предъявлены комиссии РАПП по плагиату в 1929 году. О «полишинельных секретах» рукописей Шолохова читайте в моей работе «Нетайные тайны шолоховских рукописей»   https://wp.me/p2IpKD-5uu

   В своей книжке «Запрещённый классик»  А. Чернов пишет:

«Но самой главной тайной «черновиков» Шолохова (то есть подделки черновиков и беловиков, изготовленных семейством Громославских в 1929 году) было то, что их никогда и никому нельзя было показывать. И Шолохов это понимал лучше, чем шолоховеды. Поэтому осенью 1941-го он проигнорировал отчаянные призывы из действующей армии своего друга Василия Кудашева: «Вызови меня в Москву, я должен передать тебе рукописи „Тихого Дона“». И даже после обвинений в плагиате, выдвинутых Ириной Медведевой-Томашевской, он, прекрасно зная, где и у кого находятся его «рукописи», даже не посмотрел в сторону маленькой московской квартирки, в которой жила вдова бывшего его друга».

   Итак, после 33-х месяцев «блокады» в печатных изданиях Шолохов с подачи Сталина прорывается к читателю. Всё в том же журнале «Октябрь» начинает выходить продолжение романа — с XIII главы 6-й части. Но новый главред журнала Фёдор Панфёров проявил чрезмерную «партийную бдительность» и вычистил на его взгляд всё лишнее — в тексте были сделаны существенные купюры и правки. Естественно, Михаила Шолохова, получившего «высочайшее покровительство», это крайне возмутило, и он вскоре приостановил издание романа в «Октябре» до решения возникших проблем.


                II.  «ПЕДАЛИ ГАЗА ДО ОТКАЗА»

   Мы подошли к тому моменту, которому хочу уделить особое внимание. Эта длинная «подводка» сделана для того, чтобы читатель увидел мелкие детали не только «под микроскопом», но и на «общем плане», смог представлять картину в широком диапазоне событий.
 
   На склейке картинок слева фрагмент текста из XVII главы 6-й части (3-я книга) «Тихого Дона»*, подготовленной Юрием Лукиным в 1933 году. (Все последующие довоенные издания идентичны этому.)

* М.: ГИХЛ, 1933, стр. 130 (подписано к печати 1 ноября 1933 г.)

   Сначала посмотрим на подчёркнутое красным «не так ли», и ещё раз перечитаем начало фразы:

   «Гармонист–красноармеец НЕ ТАК ЛИ режет “саратовскую”…».

   Что за смысловая нелепица? Откуда пришло это «злокачественное новообразование» «не так ли»? XVII глава 6-й части впервые увидела свет в журнале «Октябрь» в январе 1932, и там это «выламывающееся из контекста выражение» отсутствует. Каким образом оно могло оказаться в отдельном книжном издании 1933 года, которое подготавливал Юрий Лукин?

   Не буду голословным и покажу скриншот той страницы журнала* (на склейке справа). Здесь «не так ли» нет.

* Журнал «Октябрь», январь 1932, стр. 16.

   Андрей Чернов объясняет причину разницы текстов:

   «Значит, в 1933-м текст перепечатывали не с «Октября», а с какой-то машинописи, сохранившей «косячные» чтения первокопииста.
   А в первоиздании корректор убрал выламывающееся из контекста выражение. А последующее отдельное издания делалось вновь с машинописи, где было это «не так ли» (то есть испорченное, неразобранное копиистом выражение, графически напоминающее то, что ему помстилось)».

   Всё так. На разные редактуры указывает не только «не так ли», но и написание «до отказа» и проставленные двоеточие/точка после «бабы–соседки».

   Присутствующее в книжном издании «не так ли» — это результат непонимания чужого почерка в протографе «Тихого Дона». Но что же там могло быть изначально? Чуть ниже мы займёмся подробным обсуждением вероятных версий.

   А пока обратим внимание на следующий пассаж в тексте:
 
   «а за табачным дымом никоМУ не видать».

   Довольно странная конструкция…, так и напрашивается вопрос — «чего не видать?» с ответом «ничего». Полагаю, здесь не совсем корректная, хотя и очень близкая смысловая подмена краткого причастия «не видно» (вполне самостоятельного — «мне не видно») на инфинитив «не видать», который подспудно требует конкретизации — чего именно не видать. У того же Крюкова в рукописях большого очерка «На тихом Дону» (1898) читаем законченное предложение: «Кому, может быть, НЕ ВИДНО, а мы видим».

   Если уж оставлять инфинитив в нашей фразе как есть, то правильней будет «никого не видать». Шолохов на пару с женой любил подыскивать замену крюковским словам и потому нередко попадал впросак. Как написал мне А. Чернов, «это хорошая иллюстрация к языковой глухоте Шолохова».

   Вызывает вопросы и написание «ДООТКАЗА выбирая меха». Скажу сразу, что в слове «мехА» буква «а» выдержала много изданий, и только с книги 1953 года стало печататься «мехИ». Как писать правильно — у писательского сообщества единого понимания нет до сих пор. В произведениях русской литературы «меха» и «мехи» (гармошки, гармони и баяна) разделились примерно поровну. Поэтому заострять внимание на этом не будем.

   А вот со слитным написанием наречия «доотказа» надо разбираться. Кстати, в «Научном издании “Тихого Дона”» (ИМЛИ РАН, 2017) мы видим и «мехи», и раздельное «до отказа». В комментариях на стр. 818 (2-й том) сказано так:
   «... третья книга «Тихого Дона» печатается по тексту ее первого отдельного издания (М.: ГИХЛ, 1933) с большим количеством исправлений, которые стали следствием как накопившихся ошибок, так и цензурной правки романа».

   В рассматриваемом нами абзаце в «Научном издании “Тихого Дона”» есть лишь два исправления — «мехи» и «до отказа», а вот с остальными «пьяными» местами имлийцы явно не справились…, и даже их не прокомментировали (не заметили?). И это называется «научное издание»? Что здесь от науки?

   Итак, почему слитное «доотказа» и откуда оно появилось?

   Сочинец Александр Вепрёвский, библиофил, собравший в своей коллекции огромное количество старых и редких изданий, помог разобраться в этом вопросе, отыскав и сделав фотоснимки нужных мне мест в разных книгах. 

   Слитное «доотказа» легко списать на небрежность типографского наборщика, но… не тут-то было. Такое написание повторилось и в изданиях (М.:ГИХЛ) 1935, 1937, 1941 годов (фотоснимки у меня есть — типографский набор книг там разный). Только в 1953 году исправили на «до отказа». Грешить на Шолохова не будем, он писал/списывал наречие правильно — эти места в черновиках 6-й части до нас не дошли, но в рукописях 4-й части везде написано раздельно. Здесь претензия к нему лишь в неписательском отношении к редакторским правкам — он не перечитывал исправленные тексты и соответственно не задавал вопросов*.

*«Летом 1955 года Суслов вызвал И. Черноуцана (заместитель заведующего отделом культуры ЦК КПСС. — И. Ш.) к себе в кабинет, где уже сидел Шолохов, напомнил, что времена были сложные и потому в “Тихом Доне” от издания к изданию многое изымалось. И теперь нужно восстановить то, что уже можно восстановить. Вместе с Шолоховым И.Черноуцан отправился в Вешенскую, прожил там больше месяца. По различным изданиям он сводил за день листа два (речь об авторских листах, где лист — 24 стандартных машинописных страницы — А. Ч.), этот сводный текст перепечатывался на машинке, утром Игорь Сергеевич приносил очередную порцию на подпись Шолохову. И Шолохов подписывал машинопись, не читая» (Владимир Радзишевский. Заложник «Тихого Дона» // Литературная газета, 1995, № 21, 24 мая).

   Слитное и раздельное написание наречий — одна из самых трудных тем в грамматике. Там довольно много правил с исключениями, которые надо просто запомнить. К нашему случаю подходит следующее правило: «Наречие пишется раздельно, если между существительным и предлогом можно вставить определяющее слово». Сюда можно вставить: «до самого отказа».

   Кто мог так править 6-ю часть изначально, ещё до Лукина? Пришла мысль проверить по НКРЯ — писал ли слитно «доотказа» кто-либо из литераторов? Выяснилось, что имеется десять таких случаев (плюс три раза «доотказу»), и издано это всё в период с 1924 по 1956 (Правильных написаний «до отказа» насчитывается по НКРЯ более тысячи.) Впрочем, из профессиональных литераторов неправильно писали только двое. Нетрудно догадаться, что среди тех, кто был не в ладах с этим наречием, оказался А. С. Серафимович.

   Не берусь судить в каком классе гимназии проходили наречия (в первый класс могли поступать, только имея начальное образование, то есть после 10 лет). Учёба в гимназии не была «лёгкой прогулкой», требования предъявлялись довольно высокие. Даже отнюдь не «последний» гимназист А. С. Попов оставался на второй год во 2-м классе в 1876 году. Это видно из фрагмента «Исторической книги…», размещённого в приложениях диссертации Светланы Юрьевны Гречко. Оттуда мной сделана склейка записей данных по четырём гимназистам (эту картинку можно увидеть по ссылке, которая будет размещена под конец этой публикации).

   По этой информации у Ф. Д. Крюкова серебряная медаль не значится, хотя у некоторых других выпускников Усть–Медведицкой гимназии в правой колонке есть записи о медалях. Но это ещё надо уточнять — данная «Историческая книга…» хранится в ГАВО. Ф. 104. Оп. 1. Д. 9. 218 л.

   Как видим,  друг Фёдора Крюкова — красный командарм Филипп Миронов осиливал два класса за 3 года (сумел ли?), а затем был исключён по § 34 (что гласит этот параграф?). В нижней графе младший брат А. Серафимовича — Вениамин Попов, он тоже писатель. (Крюков с конца 1912 года, заведуя отделом беллетристики журнала «Русское Богатство», содействовал обоим братьям в продвижении их сочинений.)
 
   Кстати, у Шолохова за плечами было неполных три класса среднего образования (гимназия г. Богучара Воронежской губернии, ещё полгода занятий в Вёшенской — под большим вопросом). Весной 1918 ему пришлось прервать учёбу и уехать домой к родителям в хутор Плешаков — уже к концу апреля вся территория Украины и часть прилегающих российских территорий оказалась под контролем немецкой и австро–венгерской армий после подписания Брестского мира. Недостаток образования и является причиной малограмотности «советского классика».

   Мать Шолохова крайне сожалела, что Михаил не захотел продолжать учёбу  — она лучше всех знала реальную образованность сына. Общаясь с его издателем  — Евгенией Левицкой (та гостила у них дома в Вёшенской с 29 июля по 6 августа 1930), Анастасия Даниловна со слезами на глазах говорила:

   «…Пусть бы переезжал в Москву, разве я не понимаю, что ему еще много надо учиться, надо с умными людьми встречаться. Пусть бы на лето сюда приезжал, а зиму — в Москве. Повлияйте на него, Евгения Григорьевна, может, он вас послушается» (Е. Г. Левицкая «На родине “Тихого Дона”. Записки»).
 
   Вернёмся к изучению «доотказа».
   На фрагменте снимка статьи с воспоминаниями Серафимовича «Из истории “Железного потока”»* читаем: "...переписываю заново, и опять разукрашиваю ДООТКАЗА".

*А. С. Серафимович «Собрание сочинений в 10 томах» (Худлит, 1848, том IX, стр. 192).

   Эта публикация Серафимовича появилась в 1930, а в собрании сочинений 1948 года проставлены такие даты работы над ней: 1929 – 1948. В собр. соч. в 7-ми томах (1960) наречие написано раздельно — «до отказа». В собр. соч. в 4-х томах (1980) слитно — «доотказа». Но для нас важны прижизненные издания (он умер 19 января 1949), а там везде прописано слитно.

   Проверяем книжное издание 6-й части «Тихого Дона» (М.:ГИХЛ. 1933,) дальше. Оказалось, что «доотказа» есть и во всех других местах текста. Вот фрагменты:

   "стоял, доотказа вытянув на недоудке голову" (XXIII гл., стр. 166);
   "доотказа откидываясь назад, вытянул вперед правую руку" (XXVIII гл., стр. 186);
   "доотказа вдыхая терпкий дым" (XXXIV гл., стр. 209).

   Кроме того, там же отыскалось и «доотказу» (XIX гл., стр. 133).

   Невольно напрашивает вывод: здесь присутствует редакторская рука А. С. Серафимовича. 

   Теперь на основании имеющихся у нас текстов «Тихого Дона» разных изданий попробуем сделать реконструкцию последовательности редакций 3-й книги. На нашем конкретном абзаце всё и продемонстрируем.

   В 1928 году М. Шолохов и «семейная бригада» Громославских заканчивают готовить 6-ю часть романа, и машинопись отдаётся в журнал «Октябрь». В ней прописано: «не так ли», «до отказа», двоеточие после «бабы-соседки». Главред журнала А. Серафимович берётся лично редактировать 6-ю часть, ибо остался недоволен предыдущей работой своих корректоров с первыми частями «Тихого Дона» — в номерах журнала оказалось много «недоразумений». В процессе коррекции третьей книги он пишет наречие слитно — «доотказа». Машинистка журнала печатает эту редакцию в нескольких экземплярах для наборщиков типографии, главреда, автора.

   В трёх номерах журнала с января по март 1929 года выходят 12 глав 6-й части. После комиссии РАПП по плагиату издание романа в «Октябре» останавливается. В августе Серафимович покидает пост главреда и, уходя, вероятно, забирает экземпляр машинописи для Шолохова, хотя допускаю, что свою копию «автор» мог получить и раньше.
 
   28 декабря 1931 года Сталин даёт добро на продолжение публикации «Тихого Дона», и Шолохов относит ранее отредактированный Серафимовичем текст 6-й части в «Октябрь» (не исключено и то, что экземпляр машинописи оставался в редакции журнала), где главредом после А. Фадеева уже стал Ф. И. Панфёров. Фёдор Иванович снова редактирует текст, но более внимательно — изымает несуразное «не так ли» и разделяет наречие «до отказа». В январе 1932 «Октябрь» начинает публиковать «Тихий Дон» с XIII главы 6-й части.

   Во второй половине 1932 в «ГИХЛ» решили издать 6-ю часть отдельной книгой. Шолохов отдаёт редактору Гослитиздата Юрию Лукину свой экземпляр — «октябрьский» (от Серафимовича).  Лукин, редактируя текст, прошёл мимо «не так ли» и «доотказа» (не заметил или намеренно оставил, чтобы многим всё было ясно про авторство романа?), двоеточие заменил на точку.

   В итоге смысловая туфта «не так ли», сделанная переписчиком протографа, переползла в выпущенные в 1933 году книги и пошла «гулять» далее по всем следующим изданиям «Тихого Дона», благополучно добравшись до наших дней. Поразительно!

   Но не будем до отказа пенять Серафимовичу на написание «доотказа». В 7-й части романа (она вышла с большой задержкой в 1937 г. в № 11 журнала «Новый мир») ничего не изменилось, там по-прежнему слитно. Значит, отведём небольшой процент «греха» и на «Сырбора» Лукина. Впрочем, 7-ю часть вполне мог первично (до 1933) редактировать Серафимович, продолжая  содействовать своему протеже. И всё же маркер «доотказа» надо помнить при исследованиях.


               III. «БУДЬ ЖИД — И ЭТО НЕ БЕДА, / БЕДА, ЧТО ТЫ ВИДОК ФИГЛЯРИН»               

   Если заглянуть чуть дальше «нашего» абзаца, то там можно прочитать строчки, как на той «вечеринке» красноармейцев танцует «взводный 13 кавалерийского» и на него смотрит Григорий Мелехов. В «Октябрьской» (1932) редакции Панфёрова (творческий псевдоним Марк Солнцев) написано так: «НЕ КАЗАК, а ловкий!» — решает про себя Григорий».

   А в книжном издании 1933 года Григорий думает чуть по-другому: «ЖИД, а ловкий!».
   Подозреваю, что у Марка Солнцева были еврейские «корни», потому он и решил заменить «жид» на нейтральное «не казак», тем более что автором перед этим был дан портрет взводного в красках, отнюдь не симпатизирующих персонажу: «… лицо: оно исчерна смугло, лоснится потом, как круп вороного коня, круглые ушные раковины оттопырены, губы толсты и обвислы». Явно не Ален Делон…

   Это сейчас слова «жид, хохол, кацап » приобрели «…фобский» оттенок, вульгарную интонацию, но в дореволюционной России это были вполне нормальные обиходные выражения — НКРЯ приводит их в произведениях русской литературы тысячами. Возьмём пример из работ Крюкова, где эти слова буквально обрамлены тонким понимаем национальной души людей и даже любовью к отечеству:
               
   «Прислушавшись, можно было угадать, в какой роте поют ХОХЛЫ, в какой — КАЦАПЫ: у одних песня звучала мягко и нежно; умело, с пониманием, со вкусом подбирались голоса; даже выбор песен намекал на народность с тонким эстетическим чувством.
Против милого двора стал-остановился,
Чи не выйде дивчинонька с черными бровями...

   Другие просто шумели, ухали, гикали, подсвистывали, не очень заботясь о гармонии, но стараясь, чтобы вышло так, как требует основной параграф солдатской словесности: «Хо-ди веселей!»
Не журися, Царь наш белый,
Мы Рассеи не дадим...

   Горы откликались веселым эхом на молодые голоса, смягчали их и сливали в один спутанный, но могучий и красивый хор русской песни, в которой чувствовалась именно Русь — беспорядочная, спутанная, широкая и громкозвучная» (Очерк «За Карсом (На турецком фронте)», 1915).

   Итак, 6-я часть «ТД», печатавшаяся в журнале «Октябрь» с января 1932, отличается в большей степени от оригинала, нежели книжное издание 1933 года. Выходит, что Юрий Лукин сохранил здесь авторский текст лучше, чем Фёдор Панфёров. За что ему и спасибо…, хоть так. Изучать 6-ю часть с XIII главы по первому изданию в «Октябре» не советую. Лучше — сравнивать.


                IV. «ПРЯЧА ПОД СМУШКОЙ КУБАНКИ / МЫСЛЬ О ЗАХВАТЕ ТАГАНКИ…»
               
   Далее обратим внимание на следующее предложение из «нашего» абзаца:

   «Шапка мелкой седой смушки сдвинута у него на кучерявый затылок, на буром лице пот».

   Смушка — это шкурка новорождённого ягнёнка. Так вот, никогда не говорят «седая смушка», а только «серая». Перед нами тот самый «стопятисотый» случай, когда переписчик не разобрался в чужом почерке. Сделать это было немудрено — строчные буквы «д» и «р» во многих почерках похожи. Вот, к примеру, почерк Крюкова (в оригинале текста статьи приведён фрагмент черновика повести Крюкова «Зыбь», 1909). При большом увеличении картинки здесь видим совершенно одинаковое начертание «нижних мачт» букв «д» и «р». А если заглянуть в XLIX главу всё той же 6-й части «Тихого Дона», то там можно прочитать:

   «СЕРОЙ СМУШКИ папаха его была сбита на затылок…».

   На сей раз переписчик в чужом почерке разобрался: здесь, как и ранее, всё то же самое — «серая смушка», «шапка/папаха», «сдвинута/сбита», «у него/его» «на затылок».

Читаем у Крюкова:

   «… зимняя шапка на голове из коричневой, поддельной смушки...» (очерк «Мельком. Дорожные впечатления», 1911).

   Потому смушка и поддельная, ибо коричневая. Такого цвета натуральные смушки не бывают, а только чёрные, серые и очень редко палевые.

   Кстати, это место на скриншоте с почерком Крюкова просто замечательное. Посмотрим на буквы «е» и «с» в слове «если» — они и вовсе неотличимы. Вот потому Михаилом Шолоховым и были допущены ляпы при написании топонимов в 4-й части (2-я книга), где показаны события Первой мировой войны — в тексте романа до сих пор красуется деревня ПорЕк вместо правильного ПорСк. Но об этом будет подробно рассказано в другой раз.


                V. «ЗВУКИ СКРИПОК, ТРУБ И ГОНГА / ОТБИВАЮТ ТАКТЫ ЗВОНКО»

   Займёмся в нашем абзаце самым «пьяным» местом, которое странным образом прошагало по изданиям романа до сегодняшних дней:

   «Гармонист–красноармеец НЕ ТАК ЛИ режет “саратовскую”, до отказа выбирая мехи, раскидав длинные ноги».

   Понятно, что в протографе «Тихого Дона» вместо «не так ли» было нечто другое, но переписчик не разобрался в проблемном почерке писателя. Но что было в оригинале?

   До тех пор, пока протограф романа томится в архивах Лубянки, мы можем только догадываться и строить различные версии. Не сомневаюсь, какая-то из них окажется верной…, но вот какая? (В 90-х, когда открывались многие архивы, уже собирались явить рукописи романа на свет, но семья «классика» настояла не делать этого — устная информация от доверенного источника.)

   Ещё в 2018 году в «Фейсбуке» под постом Андрея Чернова состоялось обсуждение версий появления «не так ли». Итоги «мозгового штурма» вошли в его статью на историческом портале «Несториана» — «О ритме, такте и злокачественных новообразованиях на теле “Тихого Дона”». https://wp.me/p2IpKD-3jZ

   Вот начало подглавка «Ни в склад, ни в лад. Не так ли?..» в этой публикации:

   «Движение в такт и не в такт — в танце ли, в песне, в жесте, женской походке, или в прохождении войска — излюбленная, фирменная тема Федора Крюкова. Призываю ее на помощь, чтобы распутать одно испорченное копиистом место «Тихого Дона».

   Затем А.Чернов приводит целый ряд примеров из малой прозы писателя со словом «такт». Далее читаем следующее:

   «Но что такое «саратовская» и что есть «не так ли» во фразе  «не так ли режет «саратовскую»»?
   «Саратовская» — русская гармонь с колокольчиками.
<…>
   Разумеется, саратовский красногвардеец на саратовской гармошке и играет.
Наталия Введенская предположила, что в оригинале должно было стоять «не в такт режет…».
   Баянист и гармонист из США Стан Прибылов написал мне в ленту «Фейсбука», что, должно быть, «красноармеец по тактам резал звук саратовской гармони на куски. Нас учили именно поддерживать плавность мелодии, аккуратно переходя от такта к такту. Важно было не допустить «рывка», или «всхлипа» на перемене движения «меха». Единственное, я не помню, чтобы учитель употреблял слово «резать»».

   По электронному Национальному корпусу русского языка нахожу три примера на «на такты»:
   «Великую его музыку по тактам растащили другие» [Борис Евсеев. Евстигней // «Октябрь», 2010] .
   «Очень жаль, что Лисицын разделил мелодию по тактам, желая найти в ней симметрию европейского ритма» [Духовно-музыкальные сочинения священника М. Лисицына (2003) // «Российская музыкальная газета», 2003.06.11] .
   «Ни в коем случае не следует членить сочинение по тактам, начиная или обрывая кусок на тактовой черте, приходящейся посредине музыкальной мысли» [Григорий Коган. Работа пианиста (1963)].

   После этого стало понятно, что в оригинале было «…на такты резал «саратовскую».
Разница в трех близких по написанию буквах: «…нЕ так ЛИ режет» — «…нА такТЫ режет».
(Конец цитаты.)

   Блестящая версия! Проверяя эту догадку, заглянем в рукописи Ф.Крюкова и изучим графику букв. Целиком слова «такты» не нашлось, но зато есть похожее — «так ты».

_______________

   Далее в оригинальном тексте статьи следует множество картинок с примерами почерков. В конце концов пришлось усомниться в трактовке этой версии Андрея Чернова и предложить другие варианты, среди которых есть и весьма остроумные.

   Продолжение работы читайте (в pdf) по ссылке в "облаке":
 https://cloud.mail.ru/public/Ptzd/igC7HKFvU