Гваделупа

               

Где эта Гваделупа, маленький Димка и знать-то не знал, да мамке всё равно было не до него:
- Вот я и говорю, - гневно продолжила она, -  у нас ведь Россия, а не какая-нибудь там… - и опять повторила то смешное словечко. – Должны же мы друг дружке помогать?
- Х-ху! – недовольно хрюкнул дядька. – А я не помогаю?  Везу ведь?! – и шлёпнул ладонью по баранке. – Да и Аркашка, поди, не отказал бы! - крутнул лысой головой в сторону удаляющейся автобусной остановки, где осталась стоять  зелёная легковушка с каким-то Аркашкой.
- Он-то не отказал, да кто с ним поедет? …За рублевку   удавится! 
- Ну-ну… - подтрунил  дядька. Много, мол, вас таких справедливых! И рассудительно пояснил: - У Аркашки-то «Волга»! Жрёт, как корова… У меня - жигулёнок! Вот и могу скинуть полтинничек… Особенно, если пассажиров мало. Дрянь ведь погода!
- Почему? – опешила мамка и потёрла ладошкой запотевшее стекло двери. - Тепло сегодня, хорошо… А-а-а, - наконец-то догадалась, - вам всё мороз подавай. Тогда любой в такси лезет!
Но дядька не обратил внимания на поддёвку. Он лишь скрипнул сиденьем и ткнул пальцем в Димкин живот:
- Ишь ты, какой! Нажевал пузо-то… Как зовут?
- Димкой.
- Димоном, значит… И сколько ему?
- Третий год...
И она принялась натягивать на ручонки сына перчатки. Только это не получалось:  Димкины пальцы то сжимались в тугие кулачки, то растопыривались  мутовкой. Да ещё и сумки ему мешали: валялись рядом, норовя отдавить ножонки. 
Дядька заметил  это и с сердцем рыкнул на багажник, в который лишь запаску да пару ключей всего  и сунешь! Потом забыл о багажнике и бросил уже другое: варежки, мол, пацанёнку бы надо, а не перчатки. Не велик модник!
- Ладно уж... – отмахнулась мамка. – Хорошо, что это нашлось. …В Доме ребёнка не до выбираний!
- В каком, в каком  доме? – не понял дядька. - Приёмыш что ли?!
- Почему приёмыш? Свой! – и мамка хотела было ругнуться, да не ругнулась, а только всхлипнула. - Родной папа Коля его туда отправил. Как в печку бросил! …Убила бы насмерть!
«Началось, - подумал Димка, - опять мамка будет про его приключения рассказывать. То тётке, которая помогала тащить сумки до остановки, перечисляла свои беды, теперь вот этому дядьке. Димка-то, кстати, и сам бы ему всё рассказал, вставил бы   букву, да кто его спрашивает?». 
- Кого бы убила? …Мужа что ли?
- Сожителя! – мамка негодующе боднула головой воздух. – Где   сейчас мужей-то взять? …Все помоложе ищут. 
Она бы, поди, ещё  чего-нибудь ввернула в  том же духе, да дядька окинул взглядом её фигуру  и удивлённо спросил:
- Куда уж моложе-то? …Тоже не старуха! Лет двадцать пять, не больше?
- Больше… Тридцать!
Из которых она, по её словам, четыре года прожила с папой Колей в  малосемейке на Олимпийской, а он, рыжая башка, все время пил, как заводной. А раньше ещё и дрался…
Ладно хоть, какой-то боксёр рядом с ними жил! …Услышит шум – сразу бежит. У них ведь тоже ребёнок. Начистит, бывало, Кольке морду – и две неделю тишина в доме. Жалко, что они уехали: купили квартиру в Восточном микрорайоне и смотались. А Колька…
- Погоди-погоди! – перебил дядька. – Я ведь тоже  такого вот рыжика однажды до Олимпийской возил! Он, поди, и был твой папа Коля. …А тебя не Нинкой зовут? …Вот он тебя  всю дорогу и материл. Пьяный, конечно…
И дядька прибавил, что у него племянник такой же   баламут. Трезвый - ничего, а напьётся – дурак дураком.
Он бы, поди, ещё долго говорил о  племяннике, да мамка то ли обрадовано, то ли испуганно перебила его:
- А когда ты Кольку-то вёз? …Недавно?
- Не-е… - поскрёб затылок  дядька. – Месяца два назад. И усмехнулся: - Вон малец-то как заворочался! У них ведь уши растут, когда взрослые разговаривают…
Тот рыжий уселся, по словам дядьки, в машину у городского сада. Вернее, их было двое: рыжий да ещё какой-то парень. Потом тот  сказал таксисту, чтобы вёз Кольку до малосемеек на Олимпийской и вылез у рынка.
А дядька поехал  в микрорайон. Дорогой Колька чего-то   говорил, потом принялся смеяться, а таксист опасливо оглядывался назад, боясь, что пассажир вот-вот откроет дверку и вывалится на волю.
 Оказавшись на Олимпийской, рыжий долго пялил глаза на   частокол общежитий, но так и не вспомнил в каком из домов он живёт. Но, как говорится, пьяным да малым Бог помогает.
- Вот же она! - воскликнул вдруг.
- Кто?
- Она! – ткнул пятернёй в сторону сидящих у подъезда многоэтажки старух. – Баба Лида Поливцева, соседка. …Я ей сто рублей должен. – И скомандовал: - Поехали отсюда!
- Коне-е-ечно… Выходи!
Ясно-понятно, что старухи не дадут рыжему пропасть.
И дядька, конечно, ещё многое бы порассказал про папу Колю, да вспомнил слова пассажирки о Доме ребёнка и удивился:
- А как он туда попал? 
«Наконец-то и про меня вспомнили! – и Димка заёрзал ножонками. – Я ведь главный в этом разговоре!».
- Как-как… – передразнила мамка таксиста. – Уехал, говорю, боксёр из нашего дома - вот и всё! Кого Кольке стало бояться?  …Вот и избил меня так, что в больницу попала. А сам, подлец, позвонил на другой день в «Скорую:  жил, мол, раньше с женщиной да с её ребёнком, а теперь она всё бросила и сбежала. Вот и определили Димку в Дом ребёнка …Я как узнала про это, оставила   своё лечение и полетела по детским домам. Полмесяца сынишку выручала: всякие справки да бумажки собирала. Теперь вот домой везу.
- Так общежитие-то на Олимпийской, а мы - на Тридцать лет Победы едем! – вставил дядька. – Зачем?
- К матери моей! У неё теперь жить будем…
У неё ведь, кроме Димки, ещё ребёнок  есть. От первого сожительства. Дочка. Живёт на Тридцать лет Победы с  бабушкой и ходит в садик. А бабушке всего пятьдесят лет стукнуло, год назад схоронила отчима, вот и пустила к себе соседа. Неделю  вместе живут. Ничего, говорит, мужик попался, без концертов.
- Одно обидно, - мамка придвинулась к водительскому сиденью и торопливо зашептала чего-то в дядькино ухо. /Но Димка-то всё слышал/, - на учёт нас поставили, как неблагополучную семью.
- Так понятно… – не удивился дядька. – Отец ведь не тот, кто один раз молодец, а кто воспитал! Так и с матерями… - И вдруг   грохнул: - А ты говоришь: Россия! …Где у нас Россия-то? Кончилась! Гваделупа и осталась. …Вот подрастёт твой Димка, соберёт сожителей в кучу, да и устроит разгон! Да, Димка?! …И матери достанется, и бабкам! Без свадьбы ведь только мухи женятся… А свадьба  крепко людей  соединяет, как иначе?! – добавил убеждённо. – Ко мне вон на свадьбу тётка за две тысячи вёрст ехала, корову из-за этого продала! …Как же я  потом разведусь?  Век она  мне ту корову не простит, всю башку протычет! …Вот что значит обычаи! - и отчаянно махнул рукой: да что, мол, с вами говорить?!
И повернулся к Димке:
- Спишь? …Вон твой дом-то!
Но Димке было  всё равно, какой дом стоял напротив машины,  другое интересовало: бабушкин-то сожитель, такой же, как папа Коля? …Или не такой?! Не гваделупский…