4
«Ему хотелось фантазировать, с какой бы он хотел жить девушкой. И она представлялась ему: тонкая, аккуратная, отзывчивая, заботливая. И что-то и в ней было не так, как я понимал. Но ведь это, должно быть, какая-то мелочь?» - так я записал в своём новом дневнике, состоявшем из нескольких листов пустой рецептурной книжки.
Уже неделю, как Раиса не замечала исчезновения той книжицы, а также исчезновения замусоленного карандаша. Мне требовалось вести записи. Это помогало выживать. Это воодушевляло вроде старой семейной фотографии, где я был бы с любимыми людьми.
Рисунок из чёрточек с ножками - ручками, держащимися вместе… Под образом ее, - надуманной мною девушки, - сдерживаясь несколько раз, я не преминул поставить имя - Анна.
«Анна? Почему Анна? Я не знал, и не догадывался даже. Ничего в голову такого… Только оно как-то созвучно было моему имени. Борис и Анна».
«Ах, и вовсе нет».
Нет, я не мог проговорить вслух эти имена – на меня вдруг находили какие-то бурные ощущения, физически ощутимые - вполне. Моя тройственность пресловУтая замирала. И это повторялось опять и опять. Странно и странно.
Раечка стала мало уделять мне внимания. После того случая и вследствие, что я прИнял свою задачу: терпеть, ждать, плыть, ненавидеть в глубокой тайне.
Раечку, похоже, устраивало. Она меня не трогала. И моих занятий не прерывала.
- Ну, - говорила, - люки обнЮхал?
Я отмалчивался, но как-то признался, что действительно меня интересует преступная запертость их.
«Почему?»
Однако о нити секрет - содержал.
«Это мой секрет».
Но и тут же находил с этим последним случаем истории моей с нитью более никаких знаков оттуда, то есть, изнутри - из люка. Все стихло. И, мне казалось, Раиса тому виной.
Да, она не уделяла времени мне, даром же – зачем?
Особенностям моего характера интересоваться?
А я-то, вот, пожалуй, сумел скрыть безобразие свое, – своё упрямство в достижении цели. Сквозь туман сознания, нетрезвость мысли я цепко держался за одну и ту же идею – достать, достать бы ключ от запертого люка.
Правдой? Правдой ничего не добиться. И силой тоже.
Хитрить!
И вот однажды пришёл шанс, - моя Раиса выпила тройную дозу алкоголя плюс я подмешал концентрат, предназначенного для меня того наркотического чая.
Она крепко уснула. Та ночь, единственная была моей ночью. Я понимал, что больше возможностей не будет. И, очевидно, за моим проявленным поступком может ждать очень, очень жёсткое наказание – заточение в один из грузовых отсеков с овощами, пропАХшими фруктами, крысами. Там, где невыносимо воняло капустой и огурцами из дубовой бочки.
И так ведь было уже.
Но в ту ночь, уснувшей моей царевны, я перелез аккуратно через неё и тихо пробрался к выходу. За дверью нашёл сейф. Рая не успела его запереть. Там были все ключи. Меня удивило обстоятельство, что ключей по сравнению с количеством закрытых люков было как-то намного меньше вроде. Они разделялись на типы, - длинные, сложные, сувальдные, перфорированные. Последних - было два. А всех их насчитал двенадцать. Я взял всю связку, но, опасаясь любого разворота событий, отстегнул один из первого типа ключей, и сунул глубоко в карман. Не знаю точно – что-то почувствовал заранее.
«Свободу?»
«Дух ее?»
Со всей остальной связкой поднялся наверх. Стояла жуткая темень. Нос танкера взламывал огромные волны и фонарь, который я прихватил с собой, несколько раз у меня, увы, выпадал из рук. От тряски, от волнения.
Когда я добрался до цели, – люка, из которого мне когда-то ответили, я понял, что стекло моего световОго помощника полностью было разбито, и зеркальный конус из него уже выпадал. Океан шумел. Волны бились неохотно.
Платформа не успела остудиться от жаркого дня. Но все меня лишь развлекало. Стоило чутко прислушиваться к общей атмосфере тысяча тысячной ночи – стошнит ли? Нужно было сосредоточиться на задаче вскрытия люка.
Я не оглядывался - нарочно. Чтобы заранее не пугаться.
Фонарь окончательно потух мой в моих руках. Наощупь мне все же удалось подобрать ключ и с чувством воодушевления, посетившим меня впервые за месяцы-годы неопределённости, наконец что-то определённое случилось, - ключ провернулся в замке.
Дрожащими руками я схватился за выемки и поднял крышку, и заглянул. Млечным завихрением полупрозрачные алюминиевые капли торопились проникнуть в мёртвый распахнутый зев затишья.
- Э-эй! – Непозволительно громко крикнул я.
Вниз вела железная лестница и оттуда мерцал свет. Вся связка ключей, фонарь, разбитый на части – все вдруг внезапно, выскользнув, полетело вниз.
Вариантов – спускаться вниз.
Я опустил ногу. Здесь была иная атмосфера. Нащупав лестницу, трясясь всем телом, едва попадая в перекладины ладонями, я продОлжил действия. Прикрыл за собой люк.
«Теперь полностью в западне!» - понял я, и, тем не менее, это радовало.
Или освежающий воздух, синеватый свет ли снизу, льющийся из глубины трюма, словно синхронизировали выдуманности Треличию. На ум вдруг потянулись сдобные листочки моего начатого дневника и тот рисунок, и имя - Анна. Я остановил движение, поражаясь, как, на самом деле, это имя близко мне кажется.
Вовсе не созвучием: Борис – Анна. Оно было прекрасно само по себе: АННА, и реальностью того лица той Анны, которое, кажется, вот-вот я умел разглядеть…
Но. Но времени нет, мне нельзя было задерживаться. Я просто подумал, что когда вернусь – обязательно, обязательно дополню новыми записями свой дневник, наслаждаясь новыми тайнами.
Несколько лестниц я прошёл, туго впиваясь ногами и кистями рук в перекладины, дабы не опрокинуться. Меня все больше поражало какое-то чудесное просветление в уме. Будто до сих пор все было сон, и тот сон – это лишь сон. И я понимал сейчас это как никогда.
И теперь при странном схождении, теперь - я пробуждался.
Ступив на тяжёлый пол, я огляделся. Глаза не могли так скоро привыкнуть к сирЕни нового вида. Ультрамарин - так непривычен. Передо мной плыло облако пространства более различимого. А дальше точно - сумрак.
«Раз я уж оказался тут - рассуждал, - мне нужно продолжать движение».
Не было за что ухватиться в помощь. Расплёскивая руками по сторонам, под грозный треск металла под ногами, и наблюдающих за мной блестящих анфАсов заклёпок стали, я проделывал шаги вперёд и вперёд, - неизвестность. Войдя во мглу, я остановился и услышал шорох впереди себя.
- Эй-и, ты кто? – Спросил женский голос.
Я молчал. Ком в горле не давал произнесть ни слова. За многие декады, месяцы, годы я впервые слышал женский голос не жены – не Раи. Сглотнув ком, наугад я двигался дальше.
- Стой же, говорят тебе! – Предупредили.
Это был снова он – женский звонкий голос.
- Стой же, тебе говорят! – Предупредили ещё раз.
И я разглядел решётку, перед собой женщину за решеткой, находящуюся в чудном месте чудным образом: на высоком, двухъярусном стуле, пригнувшись к боковой стенке, она глядела на меня круглыми глазами. Ее поза была совсем неестественна. Она изгибалась каким-то неимоверным способом.
- Это вы там стучали мне? – Спросила она.
- Это я…, - ответил, и тут же мой глаз самопроизвольно природно стати мужской, - сам собой, стал оценивать весьма стройную эффектную фигуру незнакомки.
«Она была похожа бы на Анну, эфемерию? Которая снилась мне?»
- Значит, вы тот человек, - продолжали мне, - тот человек, который живёт сверху?
- Да, это я. Я и моя жена.
- Твоя жена? – Женщина посмеялась.
- Что тут вообще происходит? – Задался я.
- Ты лучше стой-ка на месте, пока нас тут обоих не раздавило, - последовал совет.
- Но-о…, - я рискнул сделать шаг вперёд, сообразно своему, скажем, противоречивому, не легкому характеру. И тут же ощутил стреляющий пульс в висках. Я взметнул руку к голове, не понимая, в чем дело!
- Ага! – Ответили мне, - я ж говорила: стой на месте. Н-назад давай! Или нас обоих раздавит, черт ты стоеросовый!
На этот раз я послушался и отступил назад.
- Я не знаю насчёт энергии – распределиться ли она на двоих, ,ну вот если расплющит, так расплющит, мало не покажется.
Вследствие поступка занЯтного благоразумия, меня мгновенно отпустило, - мою стреляющую боль.
- Вы, кто? – повторил я вопрос.
- Я? Рада!
- Я тоже рад, - механически ответил.
- Моё имя - Рада. Впрочем, может быть, я могу… я что-то путаю. Мое имя Женя.
- То есть: Женя, Рада, не пойму? И как вы здесь очутились? Откуда? Что вы тут делаете? Вы точно не знаете своего имени? – Куча моих вопросов. - Почему вы находитесь в таком виде? - Ух, какой огненный. Это интересно. Тебе многие могут позавидовать сейчас, эх, если бы ты знал…, - не отвечая ни на один заданный вопрос, верещала девушка, - но я не знаю, стоит ли?
- Кто – многие? И о чем вы говорите?
- Насколько ты здесь долго, чтобы я успеть могла тебе что-то рассказать, а?
- Я? Я свободен на всю ночь, Рада. Вы не представляете…, - меня вдруг стали одолевать неизвестные искрометные эмоции, я чувствовал перед собой что-то подлинное, не лицемерное, что-то чистое и задыхался этим свежим пришествием, - необычное что-то, о чем можно было только мечтать. Я задыхался – это странно. Что-то чуткое, древнее, родное прикасалось ко мне впервые - извне. И это был не Океан.
- Стоп, стоп, стоп, стоп! У тебя не может быть, наверное, много времени. Здесь на корабле каждый знает время по-своему.
- Кто вы? Как вы тут…? - Не понимал я.
- Ах, меньше бы слов. Почему так много слов существует, не знаете? Ведь можно одним чувством столько много передать. Одним словом – всю Вселенную. Меньше слов, меньше бы слов... Ах, простите, мне нелегко, я заговариваюсь.
Мы помолчали. Я привыкал к темноте и рассматривал детали происходящего.
- Я вижу, да, - ты хороший человек. И мы, может быть, попробуем выбраться отсюда вместе, а? Только теперь не то еще время. Еще не совсем то. Это я чувствую. Тебе нужно уходить сейчас. Она - найдёт тебя.
- Кто?
- Жена.
- Рая?
- Рая. Она тревожится. И это Нечто, что содержит нас здесь, ее будит.
- Да, но…
- Иди же, сказала!
- Какая ерунда все… разве мы: вот, я и вы, - разве мы не стоим того, чтобы объясниться тихо, мирно, спокойно.
- Прошу, иди, иди вон!
Лицо девушки, странная поза ее еще более деформировались, исказились.
- Сделай копию ключа и возвращайся ровно через три дня,- крикнула она мне на прощание.
- Рада?
- Иди, иди, возвращайся. Я думаю, ты успеешь.
Я прочёл неподдельную мольбу в ее горящем лице, разЗорившемся лице подлинной паники. Я видел последнее сочувствие в ее больших красивых глазах. Теперь я смог различить перламутрово-серый цвет их.
Я видел, как молодая женщина пытается из всех сил сохранять чудную, странную, неестественную позу. Я видел, как это ей сложно.
«Зачем?»
И, тем не менее, удаляясь к лестнице, чтобы подняться, мои вопросы, общее возбуждение в организме таяло, таяло, испарялось, уходило.
Я поднимался по лестнице.
Чистое чутье того воодушевления стало покидать меня - вот. Я и понимал и то, что оставаться никак нельзя, вернуться к той девушке, но и туда, в Ад так - сложно.
- Ты обещаешь мне - придёшь? – Крикнула Рада еще раз, когда я, теряясь уверенностью в последовательности будущих событий, – насколько они выгодны, хватался за последние перекладины лестницы.
- Да-да, конечно, - ответил я, - я обещаю.
Подняться наверх стоило чуднЫх прерывистых ощущений: иногда пальцы настолько ослабевали, что могли просто раскрыться и отпустить мое тело в свободном падении.
Я не испытывал подобной амбивертности, наверное, никогда в жизни.
И вот, на палубе оказавшись, я автоматически нервно и нехотя передвигал ноги, шагая к трюму спальни с Раисой. Моё сознание поочередно мутилось. И Лица, Три Лица, о которых я имел какое-то мнение, навязчиво рассуждал о них, исчезли тоже.
Их смысла, на самом деле – был ли? Я – один. Цельный и просветленный. Отчетливо понимал свои намерения, считал шаги, да сейчас мне нужно было вернуться назад, к Раде.
Мне удалось незаметно пробраться к двери спальни, удалось вернуть и связку ключей на место, в железный сейф, за вешалкой. Я пробрался через тело спящей жены и всю ночь, всю ночь так и неё смог уснуть, не смыкая глаз.
Навязчивое ощущение потери чего-то, что медленно исчезало, таяло из памяти, тревожило меня до утра. Когда я пробудился, я не помнил, как изаснул. И в общем - смутно: то, что было этой ночью.
Ощутил боль на губах, а когда открыл глаза, увидел перед собой Раиску.
Притронувшись к лицу своему, я рассматривал пальцы и увидел кровь.
- Прости, - улыбнулась Рая, - я так крепко спала, что случайно ударила тебя рукой, прости.
- Да-да, я понимаю все, - вышло из меня.
«Сном ли то все то было?»
«Нет, не может быть».
«Раиса? Она действительно, в разбитом состоянии. После моего того тайного крепкого чая».
- Ты, умывайся, - сказала она, отталкиваясь от меня, взбалтывая основание нашего ложе, - приходи на завтрак. А губу? Губу потом прижжём йодом. И соду приложим.
- Как же ты так неаккуратно могла меня ударить, интересно?! – Сетовал я, ощущая всЕ большую боль.
- Что-о? Да ты не в настроении, что ли? Я же сказала: слу-чайно! И в первый раз ли, а?
В моем взгляде я выдал гримасу обстоЯтельного неудовольствия, и сполна вЫдал, давая понЯть, что больше, больше не позволю, что больше такого не повторится никогда. Издевательства.
Она посмеялась.
- Я наблюдаю в тебе этакие какие необратимые свершения! – Заявила, - а ты знаешь, это даже интересно, но вот учти, если я возьмусь за тебя, по-настоящему, о-о-о! Что будет-то, а? И ты, знаешь ли, всЕ шутки шуточками пока. Не будешь на своём месте – попадешь под лопасти, учти. Поймёшь, пробудишься так и пропадёшь. Я - твоя настоящая защитница и жена тебе совет даю мудрый. Я есть хранительница твоего существования и гарантия свободы. Что ты все еще мечтаешь, о чем? Я же вижу по глазам. Ну, а так, на всякий случай: твое дело! Но не пожалей же!
Рая развернулась и ушла.
Я поднялся с кровати. Все тело ныло, ныло от ночных похождений? Подошёл к зеркалу и увидел изувеченную, рассечённую надвое нижнюю губу.
«Не-ет, так больше не может продолжаться, никогда! Неприкрытые издевательства, унижения - отвратительно! Я сделаю копию ключа и вернусь в тот сон ли явь, что бы то ни было - я вернусь через три дня!»
И тут я вспомнил две одинаково реальных версии, - что связку ключей вернул назад, за вешалку, в сейф. И вторую версию, что они у меня сейчас лежат в кармане и карман тянул вниз огромным своим весом.
Я обратился к брюкам и нащупал ключ, - нет, не связку, который снял предварительно, с общего собрания.
«Да, он был. И все, значит, случилось!»
«Из чего делать копию и зачем, когда он у меня уже есть?»
«Я его украл. Украл законно».
«И почему эта мысль так сладка?»
«Из того, что осталось на вешалке, что Рая может заметить отсутствие дубликата? И что? Я украл законно. Имею же я право хоть раз что-нибудь украсть? И тут еще время играет: успею - нет, повезет – нет: сделать копию».
Умылся, прижёг губу. Вышел наверх, пошатываясь на плато танкера.
Воздушно капельным путем во мне передвигалась кровь – медленно, и океан, Океан способствовал тому движению и всякому моему дыханию помогал. Горизонт прояснился. Альбатрос, одиноко повисший над палубой в полЕте, перекликАлся, будто со мной своей душой – Desert Eagle [ ДиСЕРТ ИГЛ], с моей – живой и счастливой - Large/Long Range. [ЛАРЖ ЛОНГ РАНЖ]
5
- Да-с, - сказала мне в тот же день Рая, - что-то наши морячки-то запаздывают.
- Да-с, - вторил я, насколько мог пошевелить разбитой Губой.
Она поглядела на меня с открытой печалью.
- Простил? – Спросила.
Я махнул:
- Да, ничего…
- Это, правда, случайно. Сама не знаю, как так получилось. Со всего размаху – да эдак по самой морде!
- Аг-га, - вторил я, выбрав позицию со всем, со всем соглашаться.
- Дай-ка посмотрю-ка!
- Нет-нет, спасибо, - я отошёл в сторону, не в силах, чувствуя, держать эту рамку необходимой хитрости да и говорить, говорить от кровоточащей боли не хотелось больше.
Она подумала, переминаясь с ноги на ногу и верно решив, что именно, все-таки боль заставляет меня быть не тем, каким она привыкла меня видеть.
- Ты, вот, что, мужик, разбираешься в насосах?
- Насосах?
- Поможешь? – Она сощурилась, - черт тебя знает, чем ты там занимался-то в мирное время? Не только в постели же мастер, а? На что-то же ещё годен?
Я ждал.
- Там внизу, я дам ключи тебе - имеется два помещения – носовое и центральное. Палубные трубопроводы и все такое. Ещё, черт знает что – я не разбираюсь. Ну, так если, одним словом: шипит – гремит, нужно поглядеть: в чем проблема и почему глохнет линейная система, понятно?
- Я? – Вырвалось у меня и я тут свёл брови, углубляясь в режим обдумывания ЯКОБЫ.
«А разве это не тот ли счастливый случай сейчас? Мне нужно было получить доступ хоть к чему, - свободный, лёгкий доступ».
Жена подумала ещё минутку, не сразу решаясь даже на то, - своё предложение, которое выскочило из ее уст.
- Нет, - наконец, утвердилась, - надо ! Все же надо тебе посмотреть-ка: кто знает, чем все это может закончиться, пока ещё - те мастера прибудут. Пойдём-ка за мной.
Я покорно следовал.
Я летел на крыльях, точнее сказать. Я … Сама судьба дарит мне билет к железкам, - к разным всяким железкам, где могут быть нужные инструменты, чтобы изготовить копию ключа от люка раз и навсегда, где происходили бы мои свидания с Евгенией или Радой, освободить ее от плена зиждилось в моих планах.
И в голове стучало: нужно, нужно скорее-скорее вернуть-вернуть оригинал ключа на место!
Мы прошли к сейфу.
Рая открыла его, сняв с груди крохотный ключик.
«Ломом бы давно поддел и всю, - думал я, - ещё раньше поддел бы, пока она полностью доверялась мне».
- Что? – спросила Рая.
- Ничего, - помотал я головой, отводя глаза.
- Ладно, - она потрясла гремящей сворой ключей. Среди них я узнал тот, которым воспользовался прошлой ночью. Он и мой был – один в один. И теперь старался изучить его наиболее тщательно, исключительно, мысленно сравнивая с тем ключом, который находился у меня в наличности.
«Один ли в один?»
В наличности ключ – значение которого я ещё не распознал вполне.
Рая выбрала из связки, протянула мне.
- Вот. Куда идти знаешь, герой?
- Ну, не запутаюсь: один, вот, ключ для одной двери, - рассудил я, тыкая пальцем в ободок ключей, не показывая и виду, что один из связки ключ исчез, - другой – от другой двери…
- Ну, другой тебе пока рано. Знаешь ли, ещё доверия к тебе не так очень, но секрет скажу: здесь много таких отпорчиков, которые отворяют разные люки.
Ну, а этот, - она ткнула пальцем в мой зажатый кулак с ключом, которым посвятила меня – только к машинному отделению. И только! Так что никуда более его не суй, понял?
Неожиданно для нас обоих я разразился в нервном каком-то смехе.
«Нервы!»
Абсолютный я предоставил ответ – мне казалось: чуть-чуть сумасшедший. Все – по правилам моего сознания. Это должно было ее удовлетворить сполна. Рая, впрочем, удивилась, как хорошо у меня получилось.
Она замедлила действия, раздумывая все же ещё о чем-то, потом таки махнула рукой, толкнула в плечо.
- Иди!
Я старался не спешить, делал вид , что де торопиться, собственно, некуда. Соблюсти полное равнодушие, безличность, бесстрастность – первейшая моя задача теперь! Соблюдать ровный, ровный, ровнейший шаг…
Но как только я выбрался наверх, - на палубу, меня закачивало от пьянящей радости, триумфа - почти до обморока. Я ускорил, ускорил шаг как мог.
Насосное отделение нашёл быстро. Открыл.
Оттуда - неимоверный шум.
Множество перемычек нужно было преодолеть, пока перебрался, как можно дальше от входа, и сыскал то прежде всего, что мне нужно было: огромный неподъёмный ящик с множеством инструментов. Съёмники, плоскогубцы, молотки, надфили, куски арматуры, даже ёмкие тиски были.
Это безусловная, счастливейшая, судьбоносная удача!
Вынул украденный ключ из кармана. Не ориентируясь во времени, забыв обо всем, события упуская, зажал в тисках заготовку, которую сумел найти среди подходящих кусочков металла.
Час, два, три я трудился – не помню. В поту, не взглянув и не выходя наверх. К заклИнившим пОршням, которые продолжали свой нещадный гром, которые вполне выглядели, ВПОЛНЕ работоспособными, я приблизился лишь раз. Ничего, не понимая в том, - насосных делах, я нашёл банку масла, и влил в пазухи корпусов все, чем было, равномерно распределяя между двумя шагающими поршнЯми.
Это все. Все, увы, на что я был способен.
К обеду я вылез и явился в камбуз. Рая, казалось, не обращала на меня внимание. Я ел с особенным аппетитом.
Она подливала мне горячего, я взамен издавал «вкусные-вкусные» звуки из себя.
Еда как всегда была пересолена, но это было, это совсем было не важно.
Все теперь было не важным.
- Молодец, какой, смотри-ка! – Поощряла хозяйка, - жена моя, поглядывая на желвАки, мощно катАвшиеся, потрескивающие в моих скулах, - я и не знала, что ты эдакий мОлодец! МолодЕц эдакий - на все руки! Думала – интеллигЕнтишка засратый, а ты, видишь ты, моторист настоящий! Молодчинка!
После обеда я, не подозревая ничего дурного, вернулся в новую мою мастерскую и продолжил труды над изготовлением ключа, раня пальцы, портя несколько примерок.
«Это – ничего».
Я понимал одно: мозг работает в пол оборота, и даже если так. И если риск и если я что-то делаю Алогично – все-равно, - одно: требовалось спешить.
Рая? Рая, наверное, меня с кем-то путала. Никакой я не молодЕц. Может быть, с тем мужчиной, которым она в тайне от меня встречалась по ночам? Это было тоже неважным сейчас. Отмычка, свобода Жени, Рады – кто бы она ни была – один животворящий мотив.
К вечеру у меня кое-что получилось. Копия ключа выглядела отменно. Я вертел ее в руках. Я вернулся совершенно изморённым к ужину.
Передал ключ от машинного отделения Рае - подлинный.
- Ну, вот, я в тебе и не сомневалась. ХорОш! - Объявила, - лицо загорело как! И меньше скорби в нем, а то - шумишь-шумишь, как баба, честное слово. Возьми-ка ключ, вот, - она сняла с шеи - от сейфа, - пока мои ручки заняты: открой и повесь свой назад, и запри. Я думаю, пришло время теперь тебе запирать его, а?
Я двинулся исполнять данное желание, даже не подняв и вид на заданную интригу жены.
Действительно, я устал.
Мало ли что она подразумевает под непривычным тоном своего задания, например?
«Мало ли?»
Да, она в курсе всего, по-другому быть не может. Она в курсе полного количества всех ключей. И мне не стоило бы с этим шутить. Но – так получилось. Ловко получилось и следовало вернуть на место и мой украденный отвор, так как копия уже была у меня.
После того, как я совершу обряд закрытия, жена обязательно проверит и перечтёт связку.
«В этом нет сомнения. Доверие доверием, а проверка проверкой».
Я вернулся с высоко поднятой головой, передавая ключ от сейфа.
- Слышу, и насос вроде гудеть перестал. Очень сильно раньше гудел, - лукавый бросила на меня взгляд.
- Да, я там кое-какие гайечки подкрутил, смазал там, - отвечал я, невольно густо краснея.
- Ну-у, что сказать? Иди. Иди, отдыхай, - воля!
Я уходил с чувством удовлетворения, смыслом жизни дня, но и, чувствуя, одновременно обременённость усталостью небывалой работой мышц. Как нелегко все же удалось мне проделать сие дельце – удивительно!
Вот только за спиной ощущал я что-то неладное, нехорошее.
«Я устал, устал, устал, просто устал, и мне многое может мерещиться. Скоро, скоро, очень скоро в моей жизни, наверное, многое и непременно изменится!
***
В ту третью обещанную ночь, - третью ночь расставания с Женей- Радой, когда тогда я шаг за шагом крался к люку, и минута моего замешательства – я все ясно помнил… Но мне показалось, что на палубе возник странный свет. Он исходил из капитанской рубки, капитана, которого никто никогда не видел.
И сейчас, в мою святую ночь, когда выбрался наружу, и Рая спала, этот свет вновь объявился. Я остановился, спрятавшись за одной из пустых бочек, присел на корточки и долго всматривался: что бы значил этот свет?
Но ничего не случилось, ничего не произошло, ничего не изменилось.
Все так же шумел океан, так же шелестели волны о борт. А свет?
Внешние события иногда не замечались мною: все новым могло, просто померещился. Но вот стоило мне выйти из укрытия, как, лишь бросив взгляд себе под ноги, отскочил, словно ужаленный в сторону. На полу - лежала капитанская фуражка.
Белая тулья, эмблема в форме якоря, обвитый сложным гербом, жёлтый рант, чёрный козырёк. Я не верил глазам.
Я поднял ее - фуражку, поднёс ближе. Провёл пальцами изнутри. Она была влажна. Казалось, она только что слетела с человека, - того невидимого капитана, четвёртого неизвестного, который был, кроме меня, Раи, Рады-Жени на этом танкере.
Я не понимал, терялся, что мне делать со всем этим. Осознавал - Рая точно заинтересуется данной находкой. А если?
«А если».
Если обнаружится связь глубокой ночи, моей тайной и знака падения фуражки, то мне станет непросто.
Исходя из этого, фуражку я оставил на том же месте, где нашёл. Моя задача первостепенной – открыть люк и встретиться с запертой девушкой.
***
Итак, я вновь. И так я вновь здесь, - у заветного люка.
Несколько минут ковырялся в замке отмычкой. Она не работала. Не работала, чертова вещица! И я уже отчаялся и отмычка искривилась. Кажется, надежда угасала, но замок все же провернулся. Я открыл люк и стал спускаться.
Вниз - на железную лестницу с ледяными перекладинами: все так же.
Осторожно, медленно делал шаги. Как в прошлый раз, как глаза мои привыкли в темноте, я различил тусклый свет, льющийся из-за решётки, за которой была моя девушка. И, как прежде, она находилась на металлической тумбе в той же неудобной изогнутой форме. И этот раз я наблюдал тяжело ей, - ее неловкие изгибы тела, как - ей даются.
- Рада? – Позвал я.
- И я рада, - ответила она.
- Как дела? – Проделал вперёд в ее сторону смелых несколько шагов.
- Стой-й! Стой там!
- А! Стою, - замер, ощущая на своём лице нестерпимую улыбку долгожданной усладой встречи.
- Моё имя Евгения, - произнесла девушка, стараясь приспособиться в нещадной позе.
- Ты представилась Радой вроде сначала, - напомнил я.
- Нет, теперь я точно вспомнила. Радой, хм. Странно. Что за дурацкое такое имя! Евгения, Женей меня зовут – это точно. И вот, что, ты меньше перебивай своими предположениями. У нас очень в обмаль. Времени – граница, понимаешь?
- Почему ты не выровняешься как положено? Что с тобой? Давно ты здесь так стоишь, с каких времён сюда являешься, а? И где живёшь там?
- Ох, много у тебя вопросов. Где живу, почему стою… Ах, у тебя так много вопросов, Боря! Тебе повезло, что это твоё настоящее имя. И она, на самом деле, настоящее. Как это тебе удаётся?
- А вы меня знаете откуда-то?
- Да, и не понаслышке.
- Откуда же? Вы слышали, как меня называет жена?
- Я говорила: не жена она тебе. И ты – не ты. Разве только имя твоё. Присядь-ка, пожалуйста, вон там, - Евгения кивнула на деревянную табуретку у стенки.
Я прошёл, присел.
- Ну, что скажешь новенького? – Услышал.
- А что сказать? От меня ведь ничего тут не зависит. Я итак едва понимаю, что и как происходит. И вот, встретив вас, надеюсь…
- Что чувствуешь ты сейчас? – Спросила она.
Я подумал, ответил, что - на уме.
- Странное ощущение такое… Будто тут подвал, закрытое помещение, а дышится легко, свободно как. Там наверху - дУшит.
- Вот-вот. А теперь следующим созрело: почему я в такой позе корчусь.
- И? – Я поднялся с места.
- Нет, ты пожалуй, сядь на место. Тебе оттуда легче будет понять.
Я присел обратно.
- Как ты думаешь: танкер пуст? – Спросила Женя.
Я пожал плечами.
- Пуст – не пуст, не знаю. Зачем тогда он – танкер, если он пуст?
- Вот! Я, ты, твоя жена и ещё кто?
- Капитан? – Угадывал я. – Ты, знаешь.., с него слетела шапка, то есть эта…
- Ты его уже видел?
- Нет, я его не видел, но как бы это объяснить…
- Говори.
- Я не видел никакого капитана. Может быть, его и нет, на самом деле. Только я нашёл его фуражку – все. И значит – он существует? Вот, честно, обнаружил сегодня фуражку на палубе прямо.
- Не тарахти, пожалуйста, - попросила девушка.
- Мне показалось - он сам выбросил, - продолжил я медленнее, - сам выбросил ее. Но зачем все это так?
- Да-а, - девушка снова пыталась изменить положение тела на более приемлемое, которое бы не приносило ей таких страданий.
- Скорее всего это так,- говорила, - он существует, да. Скорее, что так. И эта фуражка, наверное - хороший знак для нас обоих.
- Вы мне можете объяснить как-то все поподробнее? Я не могу понять, мне трудно, мозг словно под колпаком, - просил я.
- Сложно объяснить сразу. Но, ты задавай, задавай вопросы.
- Эм-м, - почесал я переносицу, - во-первых, почему вы, Евгения, вчера назвались одним, а сегодня другим именем?
- Каким?
- Рада!
- Тьфу ты, Рада-Рада, забудь! Впрочем, - думала она над ответом, корчась в муках неудобного положения тела, - ну, понимаешь ли, здесь все может быть, на этом танкере. Имена перепутаны… Вот ты сказал, что здесь именно ты чувствуешь себя лучше, чем наверху, да? А понимаешь ли почему?
- Да нет.
- Ты сидишь в том именно месте, где меньше всего воздействие соленоида этого судна, - в наименее намагниченном месте, чем был бы там - наверху. Это измеряется несколькими степенями. Это трудно сразу понять. И я. Я в таком положении потому, что только так могу улавливать своё психически нормальное и уравновешенное состояние. Собственное, личное, мне принадлежащее по закону рождения, состояние, понимаешь?!
- Это как же так?
- Это так же. Видишь ли, как выкручиваться приходится! Эх-х, мне бы… Стоит рукой дать в ту или иную сторону, как в голове – муть какая! Мне бы усесться нормально бы, да поговорить с тобой. Как о том я мечтаю: поговорить с нормальным человеком. Но я могу тут же потерять память: кто и что с тобой, и кто ты, и кто я – забуду в миг.
- Хорошо, - что-то понял я, пошевелился на табурете и заключил, - теперь-то я совсем ничего не пойму.
Евгения бесстрастно, болезненно посмеялась. Горько посмеялась.
- Не спеши. Тут особенно некуда спешить. В этом танкере полно народу. Танкер забит до верху. Здесь, может быть, полтысячи людей.
Если ты думаешь, что на нем находится так называемая твоя жена, и ты, и невидимый капитан - ошибаешься. Нет. Здесь не менее четырёх сот народу точно.
Я сидел недвижимо. По моей спине покатилась холодная капля.
Изморозь жути непредвиденного чего-то коснулась и моих ног, будто здесь стало присутствовать НЕЧТО, - то, с чем я всегда боялся встретиться. Исток того был скрыт.
Полминуты мы молчали.
Потом на все эти речи я издал простой вопрос, который до сих пор стоял колом в моем сознании, в моем полу прозревшем сознании:
- Анна… Это - кто?
6
- Ты имена не спрашивай, не тревожь этим, это бесполезно, - говорила Евгения. - Здесь каждый имеет несколько имён, я говорила, потому что никто не помнит ничего, кроме того, что все мечтают, мечтают о том – рейс когда-нибудь закончится. Если я завтра назовусь другим именем – не удивляйся, не обессудь, я говорила…
- Ну, Евгения?
Девушка задумалась, брови сошлись, в глазах – растерянность.
- Да-да, - ответила, и более уверенно повторила, - Женя, да. Я хорошо помню это имя с детства еще, так звали меня родители. Да, да.
- Так, как же это все можно объяснить, в чем секрет? – Спросил я, - полтысячи народу и я? Наверху, и ещё этот - капитан.
- И твоя сожительница, - напомнила девушка.
- Ну, да, жена.
- Жена! Она не жена, как я – твоя сестра: жена она тебе.
- И?
- Этот танкер - огромный соленоид, вырабатывающий невероятную, необычную энергию магнитных сил каких-то… Этот танкер, энергия…, она что-то делает с нами: с тобой, мной. Но люди не остаются на одном и том же месте. Природа такова.
Здесь происходит перемещение: из трюма в трюм. Регулярно. Если кто-то меняется с кем-то местами, из одного помещения в другое, перемычки переводятся в другое положение и двери сами собой раскрываются. Об этом никто не должен знать только. Только ты и я.
Иначе. Иначе что-то тоже невероятное и бесповоротное случится навсегда. Но случается, что значимой перемены, собственно, и не происходит, и не закрепляется в человеке тем истинным, что наверняка обязано было бы быть, и тогда этот путешественник возвращается назад, на место и смиряется со своей долей…
- Интересненько. Кому, например, все это надо?
- Ты меня спрашиваешь? – Она рассмеялась. - А я. Я вот точно и не знаю! Ты видишь, в какой я невероятной позе, это потому, что я так могу хоть что-то осознавать, что-то хоть вспомнить о себе, - из детства, юности, и вообще хоть как-то здраво мыслить. Я нашла это место сама, - освобождающее место, моё тайное место.
В некоторых других местах, я поняла одно - соленоид малоэффективен или даже бессилен в этих других местах. Потому, потому я здесь. И вот теперь ты сейчас, находишься в таком же месте, где существует энергетический разлом некий такой разлом, и магнетизм ослаблен. Запомни это состояние.
- Эту клетку можно распилить? – Указал я на арматурную решётку, где Женя была заперта.
- Наверное - да, а наверное - нет. И в этом есть необходимость? Мне кажется, ВСЕМ надо помочь выбраться отсюда, мы ВСЕ кое-что значим. А поодиночке, так - ничто. Но тут важно угадать время, понимаешь ли, угадать, когда это все точно можно сделать. Ошибка - очень дорого стоит.
- Вначале я помогу тебе, правда?
- Вначале, да, мы выберемся с тобой вместе, а потом потянем других. Но твоя дама не должна знать ничего, ни йоты - не должна!
- Это разумеется, само собой. А катер как?
- Катер? Ты знаешь, когда он явится? О-о! Нет-нет, - отреагировала девушка, когда увидела, что я снова поднялся. – Сиди, сиди там, я знаю – тебя тянет. Тянет на приключения. Прошу, сядь. Там лучше будешь понимать.
- Хорошо, да, хорошо, сижу. Ты сказала: человек меняется, и его переводят в другое помещение, и… и что с ними такое происходит? Сознание…
- С кем? – Ей трудно стало говорить.
- С этим, например, человеком, который меняется как бы...
- Он меняется? – Сознание ее мутилось, я видел.
- Ну-у, как это происходит, а?
- А! Не знаю! Догадываюсь. Надо каждую мысль повторять десятки раз, чтобы что-то запомнить. Прости.
- Тебе же удалось как-то выбраться из общих камер. Как?
- Да, мне удалось. И, как видишь, не очень-то до конца. Стоит мне изменить позицию - я забываюсь, забываюсь, словно в яму валюсь. Чувствую – мозг - камень. И главное, что на дверях нигде - ни замков. Нету! Они раскрываются сами по себе ,черт знает коим образом, - в определённое кем-то время. Это секрет. Я лишь догадываюсь…
Мы помолчали. Я сомневался в здравости рассказа всего того. Но мне с Евгенией просто - было хорошо.
- Может быть, - предложил я, - все не так, как ты думаешь, как ты фантазируешь?
- Как не так, Боря?! – Оживилась она, - как не так? Как – по-другому-то? Есть вещи в коих ты начинаешь сомневаться, и остаётся лишь одно, - верить в то, во что ты ещё способен верить. У меня на тебя - последняя надежда. И мне снился один и тот же сон. Я просто видела тебя, именно тебя, в нем. А ты говоришь – не так, не так…
- Ну-у, мало ли…
- Да, сны изменчивы. Когда меня переводили из одного в другой отсек, где меньше людей, качество снов иное там. Чем выше уровень внутри танкера, тем меньше людей, тем лучше соображаешь. И ты имеешь возможность часто оставаться наедине самим собой по-настоящему, что недозволенно в социуме толпы тех на самом деле остро нуждающихся, но бессознательно живущих, и тогда много думаешь-думаешь, - там в одиночестве.
- Мне, вот, интересно: я тебе снился как? Ты же меня никогда раньше не видела?
- Снился и снился. Это точно. Ты - снился. Я увидела тебя в отверстие моей темницы во сне, и поняла, что ты - это ты. Ты же помнишь нить, мои попытки связаться со тобой. Сигналы, помнишь? Я звала тебя тогда. Я звала то, что мне было небезразлично. Снилось, и я знала точно... Наугад звала.
- И все же: каков интересно может быть механизм изменения сознания (чуднО как!) в отдельно взятом человеке, что двери сами по себе даже могут открываются вдруг?
- Сначала мне было жаль себя, - собиралась с мыслями Женя, - жалко тебя было заодно, и за себя жаль, за то, что я могу показаться грязнулей перед тобой, и теперь. Ты прости…
Видеть массу людей, как ты представляешь, что я там – в той нищей духом толпе, - жалко было и - себя, и - тебя… Глупых людей - жутко, беспечных людей, безрассудных, позволившим себя здесь замкнуть, и радующихся даже этой запертой своей существовательности. Будто они не понимают, как плохо здесь, на самом деле. Они не имеют вид с чем сравнить. А я - вот! Не понимали, что наша жизнь – это вовсе и не жизнь…
Люди развлекались, находили забавы, заботы какие-то, самые серьёзные заботы на их взгляд, на их вкус, несмотря на то, что трюмы практически пустынны. Они находили щепки, ломти от Ушедших одежды. Выискивали какие-то камушки, щебёнку, железки и забавлялись ими. Затевали азартные игры, делали ставки, как-будто бы на деньги. Ах, здесь нестерпимо как воняет испражнениями… Мужчины с женщинами совокупляются за жалюзями и там друг за другом всегда очередь.
Но здесь и она существует, - она, - любовь…
Если дверь однажды отопрётся, ты сможешь перебежать в другой трюм…, - она снова путалась в мыслях.
- Там иное, - тише, покойнее, - собравшись, продолжала девушка, - есть кровати вместо лежаков, удобные такие, есть вода для умывания, душ есть. Но еда все та же. Это твоя Раиса так - прескверно готовит!
- Тебе удалось выскользнуть из общей массы, значит, вот как... Без посторонней помощи?
- Капитан… Капитан помог, - ответила Евгения.
- Он говорил с тобой? Ты с ним общалась?
- Он ни с кем не может говорить. Мысленно он помог. Вообще, это какая-то депрессионная личность, кажется. Умная, но жутко унылая личность. Подозрительный человек, я бы сказала. У нас в такое настроение никто не падает.
Я и сама не пойму, - почему он решился помочь мне. Однажды я заметила его в одном из иллюминаторов – его фуражку, как и ты.
- Он бросил ее тебе?
- Да. Я подобрала ее.
- И я. Я видел фуражку!
- Да-да, мы с тобой об одном и том же. Это знак тебе, как и мне, - нам знак, чтобы мы объединились на этом втором рейсе.
- Второй рейс?
- Второй. Я его чувствую всеми жилами. Это именно второй рейс. Когда танкер развернулся в обратный путь – я чувствовала это. Это рейс второй, да. Это, кстати, один из признаков, - чувствовать перемену координаций извне происходящего, когда ты осознаешь, что что-то не так в этом мире. С первого раза может не получиться , но со второго раза… Это второй рейс.
Подавляющее большинство людей, находящихся тут имеют понятие только о первом рейсе и ждут, ждут исключительно его, его окончания. А это ловушка.
Надежда ведь умирает последней, правда? Но чудится мне – не в надежде дело. Далеко не все отсюда выйдут, живыми выберутся, и надежды никакой не существует. Нас вводят в заблуждение надеждами, обещаниями. Обещая не смыкаемыми какими-то образами, понятиями.
Нет надежды - есть рейс, который вот-вот закончится. Но он не заканчивается пока. Танкер разворачивается всем этим скрипящим своим телом, воющим корытом в океане и дальше, дальше - все его несёт, несёт, и все повторяется одно и то же.
Девушка помолчала.
- Мне нелегко находится в таком положении, ты видишь. Я хотела бы дотронуться до тебя: какой ты, а? Какой ты есть на самом деле, а? Ах, я хотела бы так удостовериться в том, что ты не снишься мне сейчас. Ах, как бы я хотела! Я вот что: спрыгну-ка с этой тумбы да подойду к решётке. Что будет? Только мгновенно. Брошусь. Это будет лишь мгновение. Как ты думаешь?
А ты. Ты возьми меня за руку, ладно? Только не слушай, не слушай, что я буду говорить.
Я поднялся с места в готовности. Евгения остановила меня жестом и предупредила, что должна сделать шаг первой.
Я ждал.
Девушка, поразмыслив, страдальчески сморщив лоб, распрямилась, села на тумбу, поболтала внизу ногами, спрыгнула.
- Иди сюда - же! – Приказала.
Я соскочил и подошёл к решётке. Евгения протянула руку. Я видел, будто цвет глаз ее изменился, потускнел, угас. На губах – дрожащая улыбка. Я взялся за ее руку, она была холодна.
- Это ты? – Спросила она с придыханием. Поднимая взгляд, она глядела куда-то поверх меня.
- Да - я, - волнуясь отвечал я.
- Я не вижу, сейчас ничего не вижу, но чувствую. Ты рад мне?
- Конечно, - отвечал я, как находил возможным.
Лицо ее исказилось, током пронеслась конвульсия. Интуитивно я схватил крепче ее руку, но она уже желала освободить ее.
- Не трогайте, не трогайте, отпустите!
- Женя, Женя, Евгения, послушай, - трепетал мой голос, - послушай…
Больше ничего не приходило на ум. Мне казалось магнетизм, вырабатываемый этим - тем соленоидом, о котором говорила девушка, стал воздействовать повсюду, и на меня тоже. Мы оба крепко держались рука об руку.
- Не отпускай меня, – шептала, - не отпускай… Что бы ни случилось, как бы ни тяжело: не отпускай. Помни – Анну…
Меня сломило.
- Анну? – Переспросил я, - ты знаешь ее?
- ТЫ знаешь ее, - сделала акцент. - Ты скоро вспомнишь ВСЕ.
Мы молчали.
Мгновением понимая, что в нас обоих нашлось что-то глубокое, исключительно общее. Соленоид, возможно, не обладал такой силой – сверхчеловеческой. Моё сердце прониклось особенным ощущением и кольнуло внутри его.
«Неужели, это и есть настоящая любовь? – Пришло ко мне спонтанно, - это так похоже - на любовь».
- Все, прости. Нам - разойтись, - продолжила шептать Евгения, - но ты не отпускай, не отпускай все-равно, не отпускай. Внутри себя – ты не отпускай. Прости за все, что я сделала до сих пор в отсутствие тебя, прости. Я не находила выход другой. Ты - прости, ладно?
- Не пойму, за что?- Отвечал я, - что ты хочешь сказать?
- Не поймёшь? И хорошо. И лучше, и не знать. Стоит только раскрыть душу, ты знаешь как эт-то, - туда раскрыть ее, как в воронку раскрыть: полетит грязь, тонны грязи, захлебнёшься... Ты, главное, не разочаровывайся в людях. Не разочаровывайся, будь доверчив до конца. И во мне не разочаровывайся. Мы обязаны с тобой выйти отсюда. Это край… нам нужно вытащить…, - речь ее сбивалась, - …каковы ни каковы были бы все … ни были. Даже если эти люди – нЕлюди.
- Но как же, Женя? Зачем? Если им тут хорошо…
- Им не может быть хорошо. Нужно показать, что им не хорошо. Это пройдёт…, - она прямо глядела на меня, но не видела.
Осматривая все лицо попеременно моё, она не видела, взгляд ее был пустым.
– Я вижу тебя, ты хороший. Чувствую - ты необходимый. Я – люблю тебя.
При этих словах рука моя ослабла, и я отпустил девушку.
В ее фигуре возникло беспокойство. Она моргала, смущённо опустила взор, подняла руку ко лбу, зацепившись о прут решётки.
- Что я такое сказала?!
Я молчал.
Она развернулась и пошатываясь направилась к месту прежней дислокации.
Приблизившись к нему, не разворачиваясь ко мне, сказала:
- Иди сейчас, пока.
Потом, придерживаясь края тумбы, и не заходя на неё, шагнула в сторону, тронула дверь, где и исчезла.
Я стоял ещё долго на том одном месте, межуясь в блуждающих ощущениях.
Я чётко осознавал магнетические нити работы соленоида танкера прямо сейчас.
Слова Евгении, наверное, были правдой.
Не помня себя я вернулся на палубу, запер люк и отправиться восвояси. Как во сне, я пробирался к каюте. В темноте увидел фигуру Раисы. Она была не одна. Но мне, мне было все-равно. Мне нужно было вернуться в спальню и только. А там. Что будет, то будет.
- Э-и-эй, мор-ряк! – Крякнула она меня, заметив ход. Фигура, которая была с ней мгновенна бросилась за ближайшие бочки.
- Где тебя носило?
Я бы даже если хотел, не смог ответить. У меня дико стучало в голове, разболелась губа вновь, боль которой волшебным образом исчезла там, - внизу и проявилась тут, явственно и с ещё новой силой.
- А ну-ка, ну-ка, расскажи-ка! – Жена приближалась.
Я почувствовал головокружение, незаметно хлопнул по карману ладошкой, нащупывая ключ, проверяя свою память, и все, все, все. Не ощущая под собой ног, повалился без сознания.