Он подошел к Леониду, успокаивающе погладил его по предплечью, подтянул к себе стул и, аккуратно усевшись и сочувственно заглянув в глаза пациента, произнес:
- И снова здравствуй, Леонид.
Марк Абрамович, с которым Адашкин дружил семьями, был, естественно, в числе приглашенных на юбилее классика. Разумеется, он присутствовал при инциденте, но самого падения и удара о ту злосчастную дубовую ножку стола не видел (поскольку, будучи некурящим, в общей толпе в кабинет Леонида не пошел), в деятельность бригады «Скорой» не вмешивался - люди и без него вполне квалифицированно справились. Но вчера, еще во время работы бригады, как раз он и позвонил главе Департамента здравоохранения Москвы и попросил содействия в размещении друга семьи в хорошей травме, а со своей стороны, пообещал тоже, если потребуется, просоответствовать. И теперь, когда у его старинного приятеля случилось нечто по его профилю, Гольдберг сам напросился поучаствовать в диагностике как невролог и давний друг семьи Хомякова/ Адамантова, а в качестве эксперта-психиатра предложил своего давнего хорошего знакомца Каца Семена Израилевича – заведующего клиникой первого эпизода в ПКБ №1 имени Алексеева, в просторечии именуемой психбольницей Кащенко или Канатчиковой дачей. Семен Израилевич занимался как раз лечением пациентов с психотическими расстройствами, которые впервые столкнулись с данными состояниями. Ну, вот такому небольшому, но мощному и серьезному «вражескому» отряду спецов предстояло противостоять Леониду. И он должен был их победить, вернее – убедить в истинности своего надуманного «недуга». От этих двух доброжелательных, искренних друзей и высококвалифицированных специалистов исходила, конечно, серьезная угроза для всего замысла Леонида. Впрочем, во-первых, отступать уже не хотелось, а, во-вторых, даже в случае полного провала Леонид может просто громко рассмеяться и на весь свет объявить о своем дружеском розыгрыше, который он как бы сам себе «подарил» на юбилей.
- А? Да, добрый день. Мы знакомы? – неплотно прикрыв глаза, завел свою, теперь почти постоянную, «песню» Леонид. – Видимо, да. И, наверное, уже давно, если мы на «ты», так ведь?
- Давно, давно… - проговорил Марк Абрамович, внимательно вглядываясь в лицо Леонида и пытаясь понять, что в действительности произошло с его старым приятелем. В выражении лица, мимике и телодвижениях Леонида наблюдалась некоторая скованность и замедленность, что можно было отнести на счет успокоительных средств и все же имевшего место легкого сотрясения мозга в результате травмы. Относительно утраты памяти – ну, тут Семену Израилевичу и карты в руки, его профиль. А с точки зрения неврологии и невропатологии у Марка вопросов не возникало – ничего существенного он не наблюдал, да и томография никаких патологий не выявила. Поэтому ему-то, строго говоря, здесь особо и делать было нечего – разве что немного морально поддержать Леонида и создать для него условия, чтобы, так сказать, вспомнить себя. Заглянув в затуманенные глаза пациента, Марк чисто по-человечески ему посочувствовал, и никаких сомнений в правдивости поведения Леонида у него, как у невролога, не возникло. Да и многолетний личный опыт общения с писателем не давал ему никаких оснований предполагать какой-то скрытый смысл или некие тайные намерения в его поведении. Так что первые реакции приятеля Леонид просчитал на все сто. Тут из санузла с чисто вымытой посудой вышла красотка-медсестра и предложила врачам по чашке кофе, на что они с благодарностью согласились, завистливо поглядывая на пациента и красноречиво покрякивая. Тина, захватив поднос и пустой кофейник, вышла из палаты и удалилась на кухню, где стоял термос с кипятком. Быстро заварив полный кофейник дорогим молотым кофе, она дала напитку хорошо настояться, поставила кофейник на поднос, добавила три чистые чашки, молочник со сливками и сахарницу и аккуратно внесла поднос в ВИП-палату Леонида. По дороге она, пройдя мимо поста, попросила дежурную медсестру организовать еще три стула для врачей, что и быстро (буквально через две минуты) произвели два молодых практиканта.
Пока Тина отсутствовала, Марк Абрамович представил Леониду психиатра, и его бесстрастную ассистентку. Семен Израилевич, внимательно наблюдая за реакцией пациента на задаваемые им вопросы, начал неторопливо опрашивать Леонида о происшедшем несчастном случае, перемежая конкретные вопросы о месте падения, силе удара, ощущениях после полученной травмы, общими расспросами о его имени и фамилии, месте рождения, профессии, последних событиях жизни. Все вопросы Семен Израилевич задавал ровным, безэмоциональным, но все же доброжелательным и спокойным тоном, который внушал доверие и свидетельствовал о неподдельном интересе доктора к проблемам собеседника. В общем, доктор не зря ел свой хлеб… с маслом.