Высоко в небе пел жаворонок. Солнце только-только собиралось приступать к делу – сушить землю после ночных рос; жары пока не было, но по всему чувствовалось, что ещё немного и душный зной зальёт всё вокруг: и поле, и можжевеловую пустошь, сползающую в глубокий лог, и сосновый бор на той стороне лога. На свежескошенном поле люцерны стоял высокий сухощавый старик; белая рубаха его с закатанными выше локтей рукавами была темна от пота. Левой рукой он держал лезвие косы, уткнув её косовищем в землю, в правой руке у него был точильный брусок. Старик пытался найти взглядом звонкоголосого певца, но разглядеть в небесной лазури птаху, висевшую против светившего во всю солнца, было никак невозможно.
– Ат, ведь, махонький какой, а звенит во всё полюшко, - покачал головой старик и взялся точить косу.
Вжик – вжик - вжик, сухо покашливая, залетал брусок по металлу.
Дойдя прокос до полевой дороги, за которой простиралось начавшее уже желтеть ржаное поле, старик остановился, оглядел покос, и, видимо решив, что на сегодня хватит, стал сгребать кошенину легкими деревянными граблями в копну возле мотоцикла. Копна получилось довольно таки большая. Удовлетворённо улыбнувшись, старик погрузил люцерну на деревянную площадку, установленную на мотоцикле вместо коляски, закрыл её куском брезента и связал верёвками, закрепив к специальным кольцам на крайней доске площадки. Воткнув косу и грабли, в уложенный воз и тоже укрыв их брезентом, он достал из висевшей на руле сумки солдатскую флягу и не торопясь стал пить из неё. Напившись, старик одел брезентовую куртку, шлем и принялся заводить мотоцикл.
Мощный «Урал» не капризничая, завёлся с первого же толчка кик-стартера; двухтактный мотор мотоцикла работал ровно и уверенно. Старик, проехав поле, стал подниматься на большак – асфальтовую дорогу, ведущую к селу. Дорога был пустынна, асфальт поблёскивал на солнце, создавая иллюзию водной поверхности; солнце уже палило немилосердно.
Сержант милиции Онопко и старшина Гвоздев - инспекторы дорожно-патрульной службы на патрульном «Москвиче» возвращались из областного города, куда ездили за запчастями, в свой райотдел. Всё сложилось как нельзя лучше; запчасти получили за каких-то полтора часа, чего раньше никогда не случалось. Съездить мог, конечно, и один Гвоздев, но Онопко напросился с ним, чтобы в городе купить себе стереомагнитофон, о котором мечтал с прошлой осени. Настроение у обоих было замечательное; в открытые окна «Москвича» залетал с поля свежий ветер, и в салоне не ощущалось стоявшей на улице жары.
«Дорога, дорога, осталось немного, я скоро приеду домой» - пела магнитола голосом Николая Расторгуева.
– В тему, да Никола, - обратился, сидевший за рулём, Онопко к старшине. Гвоздев, дремавший на пассажирском сиденье с откинутой спинкой, кивнул, не открывая глаз; всю прошлую ночь он провёл у своей подружки Верки Милёвой и теперь пытался хоть немного поспать.
Машина вдруг сбавила ход, Онопко включил сирену и автомобиль остановился.
– Чего там? – Спросил дремлющий с фуражкой на глазах старшина.
- Дед, вон какой-то на мотоцикле, поворот не показал, когда с поля выезжал.
– Тарасик, мы ведь не на маршруте, поехали, фиг с ним с дедом.
– Да, я сейчас, воспитаю крестьянина по-быстрому и поедем. Спи пока.
Старик, подчиняясь сигналу гаишного «Москвича» остановился и заглушил двигатель.
– Инспектор дорожно - патрульной службы сержант милиции Онопко, - представился гаишник. –Почему нарушаем? Почему поворот не показываем? – Постукивая полосатым жезлом себя по руке, строго спросили Онопко.
– Миленькой, дак не заметил я, прости Христа ради. Дорога пустая была, кады я с поля-то выезжал, откель вы взялись - не заметил, – стал оправдываться дед.
– Нет, дед, знаешь, сколько случаев, когда вот так же, как ты с поля выезжают на асфальт и под Камаз попадают; калоши только одни целыми остаются, понял.
Правильно всё говорил сержант, слышал дед про такие случаи, но ведь обошлось с ним-то всё без последствий.
– Ну, прости сынок, Христа ради, - снова попросил он инспектора.
– Эх, дед, ладно давай трояк и езжай, а нет права заберу, они, кстати, у тебя где?
Дед полез в сумку, висевшую через плечо, достал из неё целлофановый пакет, обмотанный синей изолентой, и достал из него права.
– Вот, - протянул он их сержанту.
– Так, так, хорошо, ну, а трояк где? Или права забрать, потом ведь в ГАИ надо будет ехать, - напомнил гаишник.
– Может, простишь, для пензионера три рубля деньги как - никак.
Онопко, смотрел на деда, не мигая, прав не отдавал.
– Не простишь, значит? - уже другим голосом спросил старик, - ну, на вот, возьми, - протянул он зелёную трёшку инспектору и ещё что-то пробурчал себе под нос. Сержант только разобрал слова «немощь мою», остальное не расслышал, да это его и не интересовало, главное - трояк дед ему передал.
–Забирай, дед, свои права и не нарушай больше. А чё ты так на меня зыркаешь ? – Почувствовав на себе колючий взгляд старика, разозлился инспектор, - езжай давай.
– Дорога, дорога, - мырлыкая себе под нос, сержант захлопнул дверку автомобиля.
Гвоздев проснулся, - Чего ты там? С кем разбирался?
– Вон с дедом, - показал головой Онопко на стоявшего на обочине возле «Урала» старика, - поворот понимаешь не показал, когда с полевой дороги выезжал.
– И что?
- Что, что: наказал крестьянина.
– Как наказал?
–А, вот, - вытащил из нагрудного кармана зелёную купюру Онопко.
- Фьюю, - присвистнул Гвоздев, - ты знаешь кто это?
– Кто? Герой советского союза? – нахальным голосом спросил сержант.
– Круче. Это Чемодун, - сказал старшина неодобрительно и, вроде как сочувствующе, посмотрел на Онопко.
–Что за Чемодун?
– Это колдун - знахарь по-нашему, - усаживаясь и поднимая спинку сиденья, пояснил Гвоздев.
Онопко служил в областном городе срочную службу, познакомился там со студенткой медучилища Светкой Собиной. После демобилизации съездил домой на Украину, вернулся и женился на Светке. Пожили они со Светкой в общаге какое-то время, а как только она окончила училище, переехали в райцентр, где у неё жила мать, одна в собственном доме-пятистенке. Тарас со Светкой, несмотря на молодость, оказались людьми ухватистыми - завели скотину и неплохо зажили для молодожёнов.
Всё у вас тут по-своему, - повертел рукой возле лица сержант, - другой раз и не поймёшь о чём речь, - уже возмущённо добавил он.
–Есть такое, - зевнул во весь рот Гвоздев, - привыкнешь.
–А, что, ты, вроде как удивился, что я трояк с деда сорвал? – Полюбопытствовал сержант,- завидно, что-ли?
- Да чему тут завидовать? Ладно, меня Чемодун не заметил, - Гвоздев посмотрел в окно, будто, желая убедиться, что дед никак не мог увидеть его на пассажирском сиденье.
– А то бы что? – Округлил глаза в деланном испуге Онопко.
– А то бы и мне досталось чего-нибудь на халяву, - задумчиво сказал старшина.
– Что бы досталось? – посерьёзнел в лице сержант, - поподробней, пожалуйста, с этого места.
Поподробней говоришь, - бросил на водителя оценивающий взгляд собеседник, будто взвешивая, стоит ли отвечать не вопрос напарника. - Ты, ведь, Серёгу Клюева знаешь?
- Ну, кто его засранца не знает, - улыбнулся Онопко. Участковым у нас служит, да? - Уточнил, видимо, на всякий случай сержант, - а то Клюевых тут полрайона.
– Правильно, - тоже улыбнулся Гвоздев, - а знаешь, почему он засранец? Потому, что прошлой осенью у этого Чемодуна самогон конфисковал, - не дожидаясь, сам ответил на свой вопрос старшина.
– А при чём тут это? – Непонимающе пожал плечами Онопко.
- А при том, что Клюев в прошлую осень забрал у Чемодуна четверть самогона – банку трёхлитровую, если тебе непонятно опять. Сказал, что анализ сделать надо, не отрава ли дескать какая. Чемодун спорить не стал, сказал только: -«Смотри не обосрись, когда анализ делать будешь»
- Притащил Клюев самогон в отдел, выпили после работы в гараже с мужиками, и я там был, пил самогон этот, - продолжил Гвоздев, - всем ничего, а Серёга с той поры раз пять – шесть за день на толчок бегает. Вот, так вот.
– И чё? Хочешь сказать дед это ему набожил? – Недоверчиво посмотрел Онопко на старшину.
– А то! Тут и к бабушке ходить не надо, - уверенно подтвердил свой рассказ старшина.
– Руки мыть надо, крестьяне, мать вашу так, - поёрзал на сиденье Онопко, - а то ишь, нашли причину, ха, дед набожил. Давай, рассказывай сказки, товарищ старшина милиции. А ещё комсомолец, наверное, - стебанулся над рассказчиком, воспрявший духом от своей догадки Онопко.
Весь день Тарасик, бывший на выходном, крутил новый магнитофон. Колонки он поставил на окна, выходящие в сад.
Лёгкий ветерок колышет листву, яркое, щедрое на тепло летнее солнце, в синем небе барашки облаков неспешно плывут, раскидистые яблони, вишни в саду, музыка, выдаваемая мощными колонками, что ещё надо для отдыха молодому не убитому работой парню? Светку бы потискать, но всему своё время: Светка придёт с работы в пять, посидят на веранде с молодой супругой, отметят покупку, а потом сладкая ночь. Ах, да, коньяк забыл, не пить же самогонку по такому случаю. Моментом сгонял в магазин Тарасик, не удержался, в одиночку опрокинул пару стопок. Маловато будет, а коньяка жаль – убывает. Ладно, пока можно и самогон употребить. Самогон тёща выгнала, на закуску сало – сам солил, кабанчика сам растил. Ну что не жить, что не жить! Праздник у Тарасика.
Светка пришла в начале шестого; еле дождался супругу молодой супруг. Обрадовалась жена, они, ведь, вместе деньги собирали на такую дорогую вещь – стерео, четыре колонки, всё блестит, а звук какой! Праздник в семье. Светка салатов накрошила, благо в теплице и огурчики и помидорчики поспели; ну, лук, укроп - само собой.
Тёща к сестре в соседнюю деревню видаться уехала, обещала дня три там пожить. Одни молодые в доме. Хорошо.
Стол накрыли на веранде. Веранда с северной стороны к дому пристроена; молодец тесть -царствие ему небесное, знал толк в строительстве. Окна, двери открыли – сквознячок лёгкий, прохладно на веранде, хорошо. Удалась жизнь у Тараса, жену себе нашёл красивую, хозяйственную, дом со всеми удобствами (спасибо тестю, царствие небесное). Вот теперь можно и детей заводить.
Выпили коньяка, закусили, музыку потише сделали, разговор за жизнь промеж молодыми, как вода в ручейке льётся, журчит на перекатах, хорошо.
И что вдруг Тарас вспомнил старика утрешнего на мотоцикле? Никак из головы не идёт, всё перед глазами стоит. Говорит Онопко с женой о том, что детей пора заводить, или на машину пора деньги собирать, а старик всё, будто, за спиной стоит; Тарас даже оглянулся невольно.
– Кого это всё выглядываешь там? – не выдержала Светка, - вертишься, как сорока на колу.
– Да, так, мерещится что-то, - отмахнулся муж. Выпили ещё, пожевали салатики. А разговор больше не клеится что-то, будто, интерес кончился – переговорили всё.
–Давай, Тарас чай пить будем, - предложила Светка, солнце вон уж садится, хватит пить, да и коньяк кончился, а самогон я не пью, и тебе не надо бы. Ты ночью, небось, любви захочешь, а с пьяным с тобой я возиться не стану.
– Точно, давай чай пить, - согласился супруг, мысленно соглашаясь со Светкой –«Всему своё время, правильно Светлана говорит. Умная всё-таки дивчина она у меня».
За чаем разговор тоже что-то не шибко оживился. Не выходил проклятый старик из головы.
- Слышь, Светик, что это за Чемодун у вас тут такой в селе? – отставив чашку с чаем, спросил Тарасик.
Светка уже собирала тарелки со стола. То ли вопрос мужа её так удивил, то ли неловко посуду держала она, только выпала из рук белая фарфоровая – бабах! И разбилась тарелочка.
– Фу, ты нелёгкая, - огорчилась Светка, - и что это он тебе на ум, вдруг, пал?
– Да, Гвоздев сегодня болтал, когда в машине ехали, что, вроде, он как колдун на всю деревню, - опять оглянувшись, - ответил супруг.
– Так и есть, правильно сказал, - собирая осколки, подтвердила Светка.- Только он не зловредный, не пакостничает, ежели его не трогают. Друзей у него особо нет, нелюдимый он какой-то. Не вредный, но кое- что может, и знает что-то такое , что остальным не ведомо.
– Как это? Что знает? – Полез рукой в затылок Тарасик.
- Да вот, например, пожар был у нас тут, сгорело шесть домов в улице. Лето сухое стояло, жаркое. От молнии загорелся сарай у Селюниных, ветер-то на деревню как раз дул, ну, дома и, давай, один за одним гореть. Подряд шесть домов в улице и сгорело, у Чемодуна седьмой, так он взял икону из дома и прямо в огонь с той иконой кинулся; огонь в момент остановился, метрах а двадцати от его сараев, и ливень хлынул как водопад Ниагарский. Сама я не видела, в городе была, мам моя бегала смотреть. Вот, такая история. А что уж как, да почему – объяснить никто не может толком.
Тарас слушал внимательно, не сводя со Светки глаз.
-Даааа, - с сомнением, протянул он, - сказка какая-то.
– Мама приедет, у неё спроси, - присаживаясь на стул, сказала Светка, - она сама всё видела. - Так чего ты его вспомнил-то?
- Да, так, сказал ведь, что Гвоздев рассказывал про него в машине утром. Ладно, я пойду, покурю в саду.
Звякнула щеколда на калитке, кто-то входил во двор.
«Кого там принесло?» - подумал Онопко, откидывая штору на окне.
С корзиной наперевес во двор вплыла полнотелая, ещё не старая теща Тараса - Маргарита Егоровна.
- Тю, мама, чего это так рано? – Встретил зять тёщу, - обещали три дня, а сами день только гостевали.
– Да, вот, что-то нудит в душе – надо домой и всё тут. Да и жарко у сестры, душно, дом у них маленький: четыре окна в улицу, а там дорога, пылища – окна не откроешь. Попозже буде съезжу. Светлана где?
-Та, дома, убирается, - мы сегодня покупку обмывали маленько.
Тёща прошла в дом мимо Тараса, а тот отправился в сад
- Тараас, - мало погодя, позвала из дома Светка, -пойдём с мамой чай попьём.
– Так только что пили же, - затушил сигарету о ставень Тарас.
– Мама черничного варенья привезла,- соблазняла мужа Светка, - помнишь, мы с тобой в общаге у меня пили, когда только поженились, тебе тогда понравилось.
Опять накрыли стол на веранде, поставили вазу с вареньем. Тёща принесла самовар. Самовар хоть и электрический, но всё же намекал на чаепитие серьёзное с чувством, с толком, не то что чайник на подставке. Да и варенье черничное не каждый день бывает на столе.
«Ну, это надолго, - подумал Тарас, - значит, разговор какой-то сейчас заведут, как пить дать».
Угадал зять; только выпили по чашке, прихлёбывая ложкой варенье из вазы, как тёща, не в силах держать паузу, задала вопрос в лоб. – Так, что тебе там Гвоздев Колька про Чемодуна рассказал?
«Уже разболтала, коза, - рассердился на жену Тарас, - ничего сказать нельзя».
- Да что, он, типа, колдун.
- Михаил Иванович мне троюродным братом по матери приходится. Я тебе тоже самое скажу, и тёща рассказала про пожар, повторив всё, что недавно рассказывала Светка, добавив ещё от себя некоторые подробности.
Тарас слушал, опустив голову.
– Ну и что, слышал я это от Светки.
– Ты сам его видел? – Вдруг строго спросила тёща,- какой разговор у вас был – нет?
– Не было никакого разговора ни с кем у меня, вот привязались, - Онопко вскочил со стула и убежал курить в сад.
Мать переглянулись с дочерью. Светка кинулась, было вслед за Тарасом, но Маргарита Егоровна, поймав за руку, остановила её.
– Погоди, девка, - сказала мать, - пусть подумает, понервничает, ночью спросишь. Взрослая уже, ты Света, похитрей пора уже быть, поняла? Та, подумав секунду, кивнула в ответ головой.
Минут через двадцать вернулся Тарас. Налил себе стопку самогона, опрокинул, закусил, принесённым с огорода огурцом.
– А, катись оно всё, давай, Светка ночевать будем.
– И то, пора, - согласилась жена, - я нам на веранде постелю. Музыку тихую включим, расслабимся, ты как, не против?
– Когда это я был против? - Игриво улыбнулся супруг, - всегда готов.
Тихо, чуть слышно звучал в колонках оркестр Поля Мориа, за стенкой по телевизору шёл какой-то фильм; тёща любила смотреть на ночь кино; так она, с её слов, отвлекалась от забот и лучше засыпала.
-Тарасик, солнышко, ну ты где, иди ко мне, - прошептала Светка, откинув призывно простынь.
Обычно после этих слов молодой супруг, забыв все Светкины просьбы о предварительных ласках, являл весь свой пыл разом. А тут, что-то пошло не так; Тарас сидел на кровати, спиной к Светке и что-то шептал себе под нос.
– Ты чего, милый? – Ласково погладила мужа по спине супруга, села сзади, поцеловала его в затылок. Милый не поворачивался. – Ты, чего? – Переспросила Светка.
– Светик, я что-то не хочу, вернее он не хочет, - держа руку у себя между ног, - прошептал растерянно Тарасик.
– Ну, давай помогу, - предложила Светик и взяла инициативу в свои руки.
Ничего не получилось.
- Устал я за день, - то ли пытаясь успокоить себя, то ли оправдываясь, - сказал Онопко.
– А где это ты милый так ухрястался? – Ласково спросила жена.
- Ну, - развёл руками муж и завис, не найдя что придумать.
–Так, Тарас Григорич, - серьёзным твёрдым голосом, точно так же как тёща спросила Светик, - так что у тебя там вышло утром со стариком этим?
- Я же сказал ничего, - отмахнулся тот.
– Ну, ну, - супруга накинула халатик и ушла в дом. Минут через пять она вернулась с матерью.
Ты сейчас всё расскажешь, или, бляха - муха, после третьих петухов тебе уже никто не поможет.
«Про третьих петухов тёща хорошо приплела, - подумал Тарас, - только я не наивный чукотский мальчик, так вот взял и раскололся».
– На попей, - протянула стакан с водой Светик, - успокойся и расскажи нам свой косяк.
Тарас жадно выпил; вода пришлась кстати – ночь, как и день, была душной, да и выпитое спиртное давало себя знать. Вытерев рот рукой, допрашиваемый хотел сказать, что-нибудь такое, чтобы охладить любопытных женщин, но вместо этого, неожиданно для себя стал в лицах и очень подробно рассказывать, как утром он вымогал деньги у старика-мотоциклиста.
Женщины с выражением тревоги на бледных лицах во все глаза таращились на Тарасика, будто перед ними сидел сам Чемодун, у которого Тарас вымогал деньги. Онопко закончил свой рассказ; на веранде повисла чуткая тишина, не слышно было даже комаров, оживавших к этому времени от жары.
– Где трёшка? – Не сводя глаз с зятя, будто опасаясь, что тот очнётся от гипноза, прошипела Маргарита Егоровна.
– Какая трёшка? -Сомнабулическим голосом прошептал тот в ответ.
– Которую ты у Чемодуна забрал? – Подсказала Светик.
-Где, трёшка? – Голосом панночки из гоголевского Вия повторила тёща свой вопрос.
«Подсыпали что-то в стакан, - мелькнуло в голове Тарасика, - да они по ходу, все тут ведьмы и колдуны». Вслух же он произнёс:
- Я её в магазин снёс, когда за коньяком ходил.
Луна, поднявшаяся над садом, неслышно пробираясь вдоль окон, отражалась в каждом стекле. Лица обеих женщин, выдававшие их внутреннее напряжение, в мертвенно-бледном сиянии ночного светила казались неживыми, они сами излучали флюиды какого-то кладбищенского ужаса. Не меньше минуты прошло, прежде чем тёща пришла в себя.
– Так, значит, - потёрла она себя рукой по щеке, - в магазин отнёс.
Маргарита Егоровна что-то напряжённо обдумывала.
– Сидите здесь, ждите, - безоговорочным тоном приказала она молодым, - я скоро вернусь. Через пять минут хлопнула дверь на улицу, но металлического лязга щеколды на воротней калитке, почему-то, не последовало.
– Странно, куда это мать делась? - Удивился Тарас, ворота, ведь, не сбрякали.
– На метле улетела, - ответила с серьёзным видом Светик.
– В натуре? – Испуганно спросил Тарасик, а про себя подумал: - «Точно ведьмы, обе с матерью».
-Кто там опять? Поспать, ведь, не дадут черти, - раздался из-за железных дверей женский голос, затем открылась железная же форточка в двери и в него выглянула Клавка Шмелёва – продавщица сельповского магазина.
– Егоровна, ты с каких это пор по ночам за водкой-то бегать стала? – Не веря глазам, удивилась Клавка.
– Клава, сейчас некогда, помоги мне, время в обрез, - торопливо запричитала Маргарита, - скажи, Тарас наш сегодня у тебя коньяк покупал?
- Покупал, а что отравился что ли?
- Да, нет, он с тобой расплатился?
– Конечно, как положено, а что?
- Трёшка была у него в деньгах? – Спросила Маргарита Егоровна.
- Была, - Клавка скосила глаза куда-то вниз, будто, заглядывая в какие-то записи, - трёшка, пятёрка и две рублёвки, - хорошо помню.
– А инкассация у тебя была сегодня? – Продолжала задавать непонятные вопросы Маргарита.
-Господь с тобой, сегодня понедельник, выручки - то нет, я и не звонила.
– Фуу, - выдохнула ночная гостья, - ради бога, дай мне все трёшки, которые сегодня тебе в магазин принесли, а я тебе другие деньги дам, и сверху ещё дам.
- Подожди, - Клавка скрылась в окошке, и тут же появилась опять, - вот, всего-то четыре только и было; у меня все деньги по купюрам всегда, смолоду,- похвалилась продавщица.
- Точно все?
– Да все, выручка-то всего тридцать два рубля за день, получку пропили, а аванец не скоро, - пояснила Клавка.
Поменяв деньги, ничего не объясняя доброй Клавке, Маргарита побежала домой.
- Собирайтесь живо, прикрикнула она на молодожёнов, - к Чемодуну пойдём.
- Зачем? – Поинтересовался зять.
– Тебя олуха спасать, вот зачем, прикрикнула тёща, - живо давайте.
По залитой лунным светом пыльной деревенской улице троица рысью добежала до последнего дома, где жил Чемодун. Перекрестившись, Маргарита Егоровна взялась за витое железное кольцо на воротах и постучала им по железной пластине. Послышались чуть слышные шаги, и откуда-то сбоку, но не со двора, а из улицы, из-за поднимавшейся тополиной рощицы, там, где раньше, до пожара стояли дома, появился в призрачном лунном свете высокий худощавый старик.
– Припозднились чего-то, - едва различимо прошуршал старик, - луна вон, уж скоро в отвеску встанет; думал уж не придёте.
Тарасик непонимающе оглядывался, не в силах понять - откуда взялся старик; Светик прижималась к нему.
–Михаил Иванович, ради бога прости, мы ведь с тобой сродственники, у нас прадед и прабабка одни были. Тарас приезжий, не знает никого, а так - то он добрый, - запричитала Маргарита.
- Да уж! Добрый, видел утресь , знаю, - перебил он Маргариту. Ладно, - вздохнул старик, - деньгу принесли?
-Вот, - вывернула платок с трёшками, - Маргарита.
–А что так много? Одну ведь взял этот у меня, - ткнул пальцем в Тарасика дед.
– Так, в магазин он её снёс, слава богу, Клавдия деньги не сдавала сегодня; все забрать и пришлось.
– А сам-то что не просит? – Снова ткнул пальцем в Тарасика Чемодун.
Светик толкнула Тарасика сзади, и они вместе упали на колени в пыль перед стариком. – Простите меня диду, ради бога, простите, - залопотал Тарас.
– Вот бог и простит, - глядя на луну, выглянувшую из-за тополей, - сказал Чемодун, затем указал пальцем на одну из купюр, - возьми вот эту.
– Нельзя мне назад брать, что дадено, - обращаясь к Егоровне, сказал дед, - тебе самой придётся делать.
–Мне? - Побледнела та,
- Сама ведь сказала, что у нас один прадед и одна прабабка были, от того прадеда знатьё за нами и вяжется, - глядя в глаза Маргарите, произнёс Чемодун, - кому больше досталось, кому меньше, тебе тоже дадено сколь-то, чувствовать должна. Тёща кивнула головой.
–Идите домой,- продолжил Михаил, - дома на соли снимай, деньгу пусть он сам на сковородку бросит, соли много не сыпь, только чтобы дно чуть закрыло. Как кукожится начнёт бумага, пусть пальцами возьмёт и на свече сожжёт, терпит пускай пока вся не сгорит.
– «Точно, все колдуны, - подумал Тарасик, - может и Светик при делах».
– При делах, - повернулся дед к нему, - при делах, так, что имей в виду.
«Я, что вслух это сказал, - испугался Тарас, - ничего себе. Разводиться со Светкой надо, срочно».
Тёща, будто, услышав его мысли, мельком испытующе и тревожно глянула на него. Тарасик поймал на себе этот взгляд, и ему стало как-то не по себе.
– Никуда он не денется, - глянув исподлобья на троюродную сестру, буркнул старик, - поздно уже.
Ошарашенный Тарасик почти не дышал от страха.
Придя домой, взяв сковороду, соль и свечи, тёща увела зятя в баню. Из трубы над баней вскоре появился светлый дымок, растворяясь в лунном свете, он быстро исчезал в ночном небе. Тарасик пришёл через полчаса, и, не раздеваясь, упал на кровать и уснул мгновенно.
Осенью Онопко перевёлся служить куда-то на юга - нето на Кубань, нето на Украину. Уехали они вместе со Светкой.
Маргарита Егоровна осталась жить одна в доме. Гвоздев перебрался по службе в областной город. Года через три перед самым Новым годом он встретил на вокзале Маргариту Егоровну, в красивой шубе искусственного меха, в нарядной шали и в красных сапогах, с чемоданом в руках, та направлялась к автостанции.
–Егоровна, ты откуда такая красивая? – Вылез из автомобиля ей навстречу Гвоздев, - никак от Светки?
- Ага, Коля, - к детям была, в гости ездила.
– Ну, как они там живут - хлеб жуют?
– Да, хорошо, комнату большую в малосемейке новую, вот, получили.
– Детями не обзавелись ещё?
– Сын растёт, год скоро, да… Из детдома взяли, - задержалась взглядом на Гвоздеве Маргарита Егоровна, - из детдома.