У Евгения Ивановича ушла жена.
Жена была плохая, дерьмо, а не жена, но всё равно ему было обидно.
«Васисуалий Лоханкин, бля», - думал он и сплевывал. «Старая б…!» - бормотал он и снова злобно сплевывал.
Прожили они с Надькой, как в сказке, тридцать лет и три года. Сын Павлик жил с тещей. Внучке был годик.
Когда Евгений Иванович представлял себе, что теперь скажут родственники и соседи, лицо его наливалось кровью.
Жена уже давно заводила предательские разговоры – то, сё, пятое, десятое – то ей не так, другое не этак, жизнь у неё прошла, стиралки нет, на море не были двадцать лет – задолбала! Евгений Иванович не обращал на это нытье внимания, только изредка скажет: «Хобот завали!», или, под хорошее настроение, когда выпивши: «Подь сюда, ляща дам!»
Он не хотел знать, куда ушла жена, ему на это было наплевать, он и так знал, что это какой-нибудь колхозный бык, жлоб, с немытыми граблями и грязными ушами, на каком-нибудь корыте типа «Ланос». Конечно, нормальную бабу снять не может, так старушек 50-летних соблазняет. «Геронтофил, бля!» - бушевал про себя Евгений Иванович.
Когда он уставал бушевать, неприятные мысли посещали его: кто теперь будет варить жрать, мыть полы, а главное, стирать – стиралки ведь в натуре не было?
«Старая сволочь! Полуживотное! Сука, б…!» - опять вскипал он.
Но на самом деле не это волновало его.
Десять лет у них с Надькой не было секса, исключая те редкие случаи, когда, подпив, он склонял её, а больше принуждал, к совершению противоестественных оральных действий.
Собственно, с сексом у них не заладилось с самой свадьбы – Евгений Иванович сразу кончал, а Надюха была долгоиграющая девка, она стонала, неудовлетворенная, и даже плакала. А потом пошли чужие бабы и с ними у него было гораздо лучше, временами он даже чувствовал себя сексгигантом или мачо.
И теперь Евгения Иваныча невообразимо мучило, что кто-то другой его жену удовлетворяет от и до, и, может быть, кончает с ней одновременно!
Бормоча про себя ругательства, он собирал тормозок с салом на работу. Евгений Иванович работал сторожем. Конечно, для жены было бы лучше, если бы он пахал в три смены где-нибудь в каменоломнях или во вредном цеху, но, к сожалению, у него не было на это здоровья. У Евгения Иваныча была больная спина, скакало давление и временами стучало сердце. И было сумеречное душевное состояние. А печёнка иногда болела так, что хотелось сдохнуть. Так что, к сожалению, он не мог пахать как ломовая лошадь. «Ну, извините!» - ядовито произнес вслух Евгений Иванович, выходя со двора. «Ну, ничего, - шипел он как змей, втискиваясь в трамвай, - когда вернёшься, я тебе устрою… Юшкой у меня умоешься!»
Но ночью, сидя в своей сторожевой будочке и куря одну за одной, вдруг с тоской подумал: «А если не вернется Надежда?..»