Драматургия считается самым сложным литературным жанром, а вот драматургов товарищи-«смежники» человеками-творцами не признают — «люди, которые пишут для театра»! При том, что драматургу театр найти так же «просто», как саженками доплыть до Австралии! Не потому что нас шибко много — нас мало! - но режиссура то выполняла социальные заказы, то открывала для себя Запад, то наперебой новаторски осваивала «Гамлета». Режиссерам хватает классики, в чем они честно признаются надоедливым современникам. Современники, конечно, тоже все разные, мне и самой приходилось перелопачивать тонны графомании. Иногда это даже веселило - ремарками - « в комнате не было никого, кроме двух аккуратно застеленных кроватей», ситуациями, какие в ясном уме не придумаешь, и образами из гипсокартона. А потом наступал черед самого трудного — объяснять автору, что лучше б ему заняться вышиванием. Авторы — по себе знаю — люди ранимые, а многие полагают, что пьесу написать это не фиг делать! Никаких тебе пейзажей — свел героев в одном пространстве, и они болтают, о чем хочется автору. Иногда при этом клеят обои — в течение всего первого действия, а иногда совершают подвиги: капитан-лейтенант в открытом море, в сильнейший шторм забирается на мачту, чтобы распутать флаг корабля, падает на палубу, разбивается, и экипаж в гордом, горестном молчании долго стоит над телом героя. Если учесть, что «коробку» в шторм кувыркает с борта на борт, то как, интересно, они там стояли, да еще и толкали речи? Ничего, это условность, нас к ней приучали десятилетиями! Партии и правительству требовался пафос, конфликт между «хорошими» и «отличными», цензура придиралась к каждому слову и в, конце концов, определила список тем, на которые дозволялось писать. Было их не то пять, не то шесть. Партия и правительство объяснили, что писать надо не про реальную жизнь, а про ту, какой она должна быть! Тогда жизнь такой именно и будет! В перестройку во главу угла ставились пьесы на производственную тему. Это был кошмар всесоюзного значения! Положительные и отрицательные герои бились, как за Родину за банку краски и кило колбасы, а зрители не понимали, где они — в театре или на профсоюзном собрании. Поэтому так любили зрители оперетты и мелодрамы со счастливым концом. А потом пошел откат — нишу соцреализма заняли пьесы чернушные, после которых публике оставалось только лезть в петлю. Все-то у нас не так, все «или — или»! Но случались и проблески в сознаниях, или же дух протеста ломал рамки требований эпохи. «Собаку на сене» с удовольствием смотрели по много раз, с нетерпением ждали новогодних сказок. Сказки допускали свободу творчества! Но это — при Леониде Ильиче! Когда перестройка развязала руки и языки, и поэты и писатели дали себе оторваться, но драматурги, за малым исключением, так и остались не востребованы. ( Из тех, кто стал исключением, ни о ком ничего не слышно сегодня. Так она проходит, земная слава!) А самой презираемой прослойкой литературного мира оказались так называемые местные авторы. Само словосочетание звучало, как оскорбление. Рассказывали ребята с Дальнего Востока, как на заседание худсовета попытался проникнуть Вампилов с пьесой «Старший сын». Он был очень скромным человеком, вдобавок — не славянской наружности, его и на порог не пустили, оттолкнули и захлопнули дверь перед его носом. На вопрос из зала, кто это был, художественный руководитель отмахнулся:» А! Не обращайте внимания! Местный автор!». Конечно, автор автору рознь, в том числе и местный. Мой киевский товарищ в бытность завлитом в тяжкие мгновения жизни перечитывал пьесу старенького адвоката о современной молодежи, это всегда поднимало ему настроение. Современная молодежь оказалась невероятно учтива:» Что-то вы, сударь, сегодня бледны-с». Впрочем, и молодежь, и жизнь как таковая должны быть не такими, как есть, а такими, как надо! Кому надо? Вопрос риторический. В девяностые, когда к власти пришел криминалитет, «героями нашего времени» стали бандиты и проститутки, на их образы переключились те, кто еще недавно воспевал борцов за банку краски, уворованной со склада подлым завхозом. Изменился масштаб, в оный склад превратилось все как бы народное хозяйство, а тут и «американщина» подоспела с их героями на зависть отечественным богатырям. Падает их герой с высоты небоскреба, а на вопрос:» Ты как?» отвечает с улыбкой, что с ним все в порядке! Это вам не с мачты в шторм навернуться! Нашим персонажам такое долго было слабо, но теперь и мы знаем, что герой в огне не горит, в воде не тонет, и выходит победителем из всяких разборок. За него не надо переживать, но и отождествлять себя с ним не надо! Для реального человека плохо это закончится. Впрочем, реальный человек не дурак, так собой дорожит, что лучше сделает селфи на фоне мирового катаклизма, чем полезет спасть кого-то или оказывать помощь! Он сначала сделает фотку, чтобы выложить в сеть, а уже потом вызовет «скорую». Или не вызовет, понадеявшись на других, уберется смотреть, не случилось ли где еще чего-нибудь интересного — ДТП со смертельным исходом, свирепой уличной драки, прыжка с крыши высотки… Ад земной поймет только тот, кто его прочувствовал. Шкурой и нервами. Паренек, прибывший по ранению в отпуск, не в состоянии общаться со своими вчерашними друзьями. Он их возненавидел за то, что они сидели в кафе и барах, знакомились с девчонками, пока он брал под огнем окопы. А ведь они — то самое гражданское население, которое он защищает, и имеют право порадоваться жизни, пока это еще возможно! Кстати, радоваться стало проблематично, даже опасно! Теперь не в живую знакомятся, не лицом к лицу — через сеть, где мошенников, что бактерий в луже, и милая девушка легко может оказаться бородатым мужиком! Девушки, с которыми пытался в городе знакомиться молодой фронтовик, на него смотрели, как на придурка:» Ты откуда такой взялся? Кто теперь так знакомится? Теперь все — через Сеть!». Он вышел в Сеть, и его тотчас же развели, после чего он, так и не долечившись, вернулся на «передок»: там все и проще, и понятней! Естественней! Ё мое, на какое замечательное время пришлась моя молодость — не было Сети! Может, потому и сохранились друзья. Но я отвлеклась от темы. Про новое время писать будут новые авторы, в том числе — местные, потому что время каждый познает на своем клочке пространства. Быть честным автором трудно, а порой и недопустимо, но такие все равно появляются, а поскольку новое это еще и хорошо забытое старое, то, возможно, когда-то потребуется не только Шекспир, но и Кальдерон, и Вампилов. Не потребуются ни проститутки, ни воры, ни бездари, эти пусть сегодня наслаждаются звездным часом, если кто его сподобился, а мы с Кальдероном подождем очередного рассвета.
Все выше написанное — лишь мои допущения и впечатления от жизни, а они, как известно, у каждого свои, субъективные.
Этот не шибко оптимистичный материал хочется закончить повеселее. Рассказом человека из былого сообщества. Время - оно. ( Оно все такое!) Труппу собрали в зале, и режиссер предоставил сцену автору с пьесой, которую тот только что завершил. Коллектив решит, брать ли пьесу в репертуар. Пьеса оказалась длинной. Автор читал ее долго и вдохновенно. В некоторых местах хихикал, призывая собравшихся посмеяться с ним вместе. Когда он, наконец, закончил, в зале воцарилась тоскливая тишина.
- Товарищи! - воззвал режиссер к собравшимся. - Вот — автор. Он прочел пьесу. Пьеса называется «Мед пить — не дрова рубить». Какие будут мнения?».
Зал продолжал безмолвствовать, и режиссер занервничал:» Товарищи, вот автор, вот — пьеса, высказывайтесь, товарищи!».
Желающих высказаться не обнаружилось, и главреж рассердился:» Это, наконец, неприлично! Человек два часа читал пьесу! Пьеса называется «Мед пить — не дрова рубить! Автор ждет. Я жду. Ну же, кто-нибудь! Скажите же что-нибудь!»
Встал пожилой заслуженный актер, тяжело вздохнул:» Ну, что я могу сказать? Мед пить — не дрова рубить, а пьесу писать — не жопу честь!». Воистину, так! Во-первых, с этим надо родиться, что не каждому дано, а в-главных, надо очень много работать, видеть всех своих героев в движении, слышать их речь, находиться и в каждом из них и — над сценой, контролируя процесс в целом. А еще нужны те, кто в зале. Их реакция, обратная связь. У меня ее не случилось, но были те, кто читал. Они — вдохновляли. Их уже нет, но потребность в людях осталась. Все, что мы делаем для себя, мы делаем для других, потому и рискую загрузить вас пьесой, которая когда-то нравилась современникам. Пьесой на вечную, но не на любовную тему. Время Оно понятие неделимое, так что смысла нет искать какие-то параллели. Просто развлекитесь немножко, потому что пьеса еще и прикольная. По крайней мере, так думалось предыдущим современникам.