Галина Щекина. Аномалия

Нина Писарчик
Название книги, скорее всего, связано с поставленным автором вопросом (идеей) -- почему активная и самодостаточная женщина, делающая так много для других, остаётся одна и не имеет по жизни помощников? Ответ очевиден -- потому что она сильная. Кто везёт, на того и грузят. Сильного человека, как правило, окружают слабые, предоставляющие ему право быть сильным. Равноценно-сильные уходят, чтобы не соперничать, как это сделала дочь героини Медина. Вторая, Камилла, повторяет поведение властной бабушки Лиды, и уже её дочь желает сбежать от неё (возобновляется семейная история и трагедия).
Остаются слабые. Сильному человеку не на кого опереться. Он должен искать помощи только у Бога -- автор интуитивно подвигает героиню на посещение монастыря, и она чувствует облегчение. Но затем возвращается на круги своя -- к материальной жизни, и весь её интерес на обыденном уровне: приготовить, накормить, убрать, вынести мусор, не опоздать на работу, потому что нужно зарабатывать, ну, и помочь кому-то, кто тормозит этот жизненный поток... Потому что другие не желают помогать ближнему, а она-то сильная. Сильная, потому что вся предыдущая жизнь, начиная с детства, её не баловала, а закаляла. Зато она теперь всех балует: и детей, и внуков, и мужа, и стариков-родителей, способствуя их слабости... В результате все садятся ей на шею, чему она не препятствует, потому что сильная. Тоня -- абсолютно правдоподобный слепок советской женщины, которая обязана была и специальность получить, и работу иметь, и замуж вовремя выйти, и детей родить, жильём их обеспечить, прокормить, образование дать, и супругой верной быть, и родителей старых не забыть. Такие перфекционистки -- массовое советское явление. Учились, куда родители направили. Замуж выходили за первого, кто сделал предложение. А родив детей, меняли розовые костюмы на домашние халаты и становились «тётками». Тоня -- очень «материальный» человек, главная её мечта -- построить дом для семьи. Потому-то из учительницы она превращается в дорогую «элитную» няню, а заодно в сторожиху и уборщицу. А муж вкалывает на стройках и в командировках. В результате и дом есть, и дача, но ни любви, ни здоровья, ни тёплых отношений в семье. Какие-то постоянные склоки и разборки, остающиеся за кадром. И не факт -- что не по инициативе Тони. Та же ссора с иногородней сестрой, на свидание с которой Камилла бегает втайне от матери. Ох, непроста эта Тонечка! Автор пытается сделать её «голубой героиней», но характер-то сильный: «От сестры не так легко было отделаться» -- властность мамы Лиды проявляется и в дочери Тоне, пусть помягче... Но тотальный контроль каждого члена семьи ею обеспечен -- это факт. Перфекционистка Тоня хочет для своих детей самого лучшего, от выбора имён до выбора женихов. Кстати, об именах: Медина Антоновна и Камилла Антоновна -- пока они были Динкой и Милкой, имена не звучали диссонансно с окружением, но в сознательном возрасте, безусловно, каждая из них перенесла психологическую травму из-за несоответствия имени с отчеством. Может, тут и заложен конфликт матери с детьми? Да и со вкусом у Тони не всё ладно. «Розовое платье, ужас какой, – шептала Мила, -- рынок наголимый, цыганщина. Откуда это у неё?» -- это о детском платье, купленном бабушкой Тоней, а взрослая женщина, учительница (Тоня-молодая) в розовом бархатном костюме -- на занятиях в школе?
Отрадно, что героиня находит утешение от семейных неурядиц -- она наряжает старых советских кукол, шьёт им новые наряды и даже создаёт собственный музей. Конечно же, это компенсация, своеобразное возвращение в детство, в котором была недолюблена родителями, да и кукол недополучила. Творчество радует не только её саму, но и многих других, не принося заработка (исключительно расходы), главное, раскрывает духовный потенциал героини, поднимая исключительно низкую её самооценку.

В книге достаточно несуразностей, не замеченных ни автором, ни издателями:
«...соседи, увидев пламя, сообщили в сельсовет. Мать была в полях» (учительница?)
«...делала блюдо сельдь под шубой идеально, мелкодисперсно, воздушно, размером тридцать см в диаметре». (30 см -- нарезка ингредиентов, может, 30 мм?)
«Я даже звала её по имени-отчеству. Фелисата Петровна... Но они же дворяне, из волжских дворян... Вот этот прадед, которого раскулачили, бабушки Фелисаты отец... Так вот, я нашла эту церковь, где он был старостой двадцать лет. Вот почему его раскулачили» (раскулачивали богатых крестьян, но не дворян; до революции существовало официальное сословное деление: дворянство, духовенство, купечество, мещанство и крестьянство -- дворяне во время революции были лишены сословных привилегий, их имущество было конфисковано)
Глава 19, «Предчувствия»: Тоня почему-то оказывается в квартире, пусть и двухуровневой, но «старого длинного дома», общего с соседями, хотя по сюжету жила в особняке с садом.

Абсолютно инородная вставка в текст, и по языку, и по манере изложения, тем более что описывается игра ребёнка дошкольного возраста:
– Давай уж доиграем... – шепнула Лилиан. И Джо, видимо, не понял её. И они мялись, бродили вокруг зелёного стола. Джо тормозил. – Может, по чашке чая? – намекнула Лилиан. Джо катал шары, и она вдруг взяла и села прямо на стол, нога на ногу.
– Ладно, я положу шары снова... – буркнул он наконец.
– Шары кончились. Может, повторим партию, Джо?
Джо тормозил. Они кружили вокруг стола. Лилиан была то дальше, то ближе. Джо был зелёный и мускулистый, Лилиан в красном и очень тонкая. Тут Лилиан поняла, что пора. Пока Джо скучал, кружа вокруг Лилиан, он увидел, что её талия не толще его руки. Тонкая, тонкая талия, надо же... И отвлёкся от бильярда. Лилиан делала вид, что не понимает. И что ей интересны только шары.
– Не так! Зайди отсюда! – бросал он реплики, поворачивая Лилиан в нужную сторону. Но Лилиан не только закатывала шары, но и сама закатывалась от смеха. Джо таращился, но ничего не предпринимал... И когда она решила тоже закатить шар, Джо просто вскипел: полное нарушение правил! До него стало доходить, что она сюда пришла не только ради бильярда... Мало того что она без конца болтала, так ещё на стол забралась с ногами... Но юбка на ней было короткая до не могу. Он лупил по шарам, вылупив шары. Настроения не было. Наконец, и бильярд им надоел...